Циркач смотрел Тимура в упор, шевелил губами, тыкал пальцем куда-то, и глаза у него были не человеческие, а лисьи - расчетливые, холодные глаза оборотня.
Страшный, невесть откуда взявшийся шрам алел на щеке у Виктора.
Чего тебе надо? Что ты от меня хочешь?
Ничего.
Отвечал не Циркач. Его лицо и тело растворились в воде, и лишь глаза...
Убирайся! - Продолжал орать Курьев. - Убирайся в свою преисподнюю! Оставь мою душу в покое!
Глупец, - Огненный лис расплескал вокруг себя искры и вновь превратился в златовласую девушку. - Глупец... У вас с Виктором душа одна была. На двоих. И принадлежит она теперь - мне...
Врешь! Врешь, сука...
Не помня себя от ужаса, Тимур начал бить по воде кулаками. Бил долго, исступленно, пока вконец не обессилел - но даже после этого продолжал бить. Внезапно, море вокруг него ожило и, предательски оголив свое дно, отступило, отхлынуло к самому горизонту.
Живописное зрелище увидел перед собой Тимур Курьев.
Повсюду зеленовато-коричневым влажным ковром простирались водоросли. Кое-где возвышались покрытые илом, полусгнившие остовы затонувших некогда кораблей и судов. Беспомощно и жалко раздувала жабры морская живность, не успевшая отступить вместе с волнами.
Внушительных размеров пятнистый, с выпученными глазами, рак, быстро перебирая конечностями, завертелся на месте, ударом хвоста сгреб под себя несколько раковин - и угрожающе поднял вверх массивные клешни.
Испугался? - Презрительно сплюнул под ноги Тимур. - Что, страшно стало?
Не выпуская из виду противника, он присел и нащупал рукой под ногами увесистый, гладкий камень:
Правильно испугался, тварь...
...Вонючий плацкартный вагон переполошился не на шутку.
Курьева успокаивали все по очереди. Сначала это пробовали сделать Сергей Иванович с
Шурэном, потом к ним подключилась дородная, многоопытная тетка-проводница, потом - ещё несколько добровольцев из числа разбуженных посреди ночи пассажиров.
Где она? - Бился в истерике Тимур. - Где эта гадина? Где?
Успокойся ты! Успокойся...
Что это с ним? Что случилось?
Да перебрал немного... бывает! Лежи, тихо... вот так. Молодец!
Ой, да что же это? Он же пакет мой сейчас кинет!
Пакетик отдайте, гражданин... Заберите у него чужие вещи, слышите?
Сейчас, одну минуточку...
Обошлось без транспортной милиции и составления протокола, хотя кое-кто поначалу высказывался именно за такой вариант. Но потом, постепенно, народ успокоился - и обошлось. В конце концов, ну, действительно, что возьмешь с мужика, перепившего по дороге? Наши люди вообще на удивление терпимы и отходчивы по отношению к пьяницам.
А вскоре, все той же теплой южной ночью, поезд прибыл на железнодорожную станцию
Кременчуг, где навсегда распрощался и с Тимуром Курьевым и его спутниками.
... Сергей Иванович не ошибался. Приблизительно в те же минуты, когда пассажиры из
Санкт-Петербурга покидали вагон, в светловодском баре "Ночная гавань" Виктор Рогов-Левшов воплощал в реальность свои немудреные представления о красивой жизни.
Несколько автомобилей, принадлежащих финансовым воротилам районного масштаба и соответствующей "братве", были припаркованы прямо перед входом в бар. В этом выражался своеобразный местный шик - неписаные правила светловодского этикета предписывали "серьезным людям" ставить машины как можно ближе к выходу, чтобы мимо них с трудом мог протиснуться посетитель.
"БМВ" Циркача занимала вполне подобающее место среди остального автотранспорта, а сам Виктор был уже давно, изрядно пьян, и вел себя соответственно: то вскакивал вдруг со своего места, выписывая под музыку замысловатые коленца, то посреди очередного танца возвращался за столик, чтобы рассказать очередной "бородатый" анекдот.
Рядом с ним, уткнувшись в тарелку, сидел Андрей Мальченко по прозвищу Палец. Не обращая внимания на окружающую суматоху, он сосредоточенно жевал, жевал, жевал... в то время, как третий член компании, Данила Московский, вместо закуски предпочитал вдыхать едкий дым ростовской "Примы".
При этом, он то и дело с презрением поглядывал на обкурившуюся травки молодежь из "команды" Шурэна, которая расположилась в противоположном углу бара, за спиной у Виктора. По соседству с ними, под тусклыми лучами дешевого бра, полулежал в мягком кресле местный преступный "авторитет" по кличке Чук.
Славился этот Чук истеричностью, злобным характером, да количеством отбытых сроков за кражи, наркотики и хулиганство. Две юные девицы легчайшего поведения поочередно висли на его шее, без причин хохотали и пили коктейль из ликера, разбавленного пепси-колой. Стоит отметить, что одна из этих малолеток была дочерью заместителя начальника городской милиции.
В прокуренном до синевы воздухе "Ночной гавани" звучали обрывки разговоров:
Беру я этого козла, и... а-джа! Об стену башкой, понял?
А сколько он Еврачке задолжал?
Не он ей, а она ему.
Так почему его-то - башкой?
Чтоб назад не просил! Мы ведь это, типа, её "крыша".
Тогда конечно... братва, может, ещё "дунем"?
А есть у кого? Осталось?
У Гарпуши всегда есть. Эй, братан, подогреешь по-кентовски?
Гарпуша, низкорослый, рыжеватый живчик из шурэновских, самодовольно усмехнувшись, выбросил на грязный стол пакет, свернутый из газеты и перетянутый желтой резинкой:
Пользуйтесь, я сегодня добрый.
Пижон! - Подначил его кто-то. - Довыпендриваешься когда-нибудь со своими приметными резинками. Хапнут тебя менты за задницу - и привет!
Между прочим, могу и обратно забрать...
Но чужие руки уже тянутся к пакету, разворачивают бумагу - и вот по залу поплыл душистый дымок, глаза приятелей засветились, и все вокруг стало чище, прозрачнее и веселее. Дочка милицейского начальника с непривычки закашлялась, хлебнула ещё пепси-колы, закашлялась вновь, затянулась, придерживая в легких дым, шумно выдохнула...
Давай "запаровозим"? - предложила ей подруга постарше.
Давай...
Слышишь, Чук, - окликнул Данила. - Ты, говорят, охотился сегодня?
Сейчас принесут, - кивнул тот в ответ и повернулся к официантке:
Ну, что у тебя там, Лорка?
Уже подаю! Все готово.
Музыка стихла, как по команде. Двери, ведущие в кухню, раскрылись, и под восхищенный гомон посетителей официантка Лора вынесла в зал огромное блюдо жареной гусятины.
Откуда? - удивился Палец, срочно отодвигая в сторону свою тарелку с недоеденным гарниром.
Чук с утра добыл, - пояснил Данила и подмигнул Виктору. Он уже успел рассказать приятелю, что его знакомый, криминальный "авторитет", вовсе не бродит с ружьем по лесам и полям, добывая пернатую дичь, а предпочитает домашнюю птицу, оставленную без присмотра жителями близлежащих сел. При этом, в качестве подручных средств для своей "тихой охоты", он обычно использует палку потяжелее и пару холщовых мешков.
Угощайтесь, господа! - Сделал широкий жест уголовник по прозвищу Чук.
Лорочка, водки всем! - Не остался в долгу Виктор. - Я плачу... так сказать, от нашего стола - вашему столу!
Вот дает Циркач!
Молодец, - одобрила публика. - Конкретный мужчина!
... После того, как тарелки опустели и собравшиеся утерли жир и без того не слишком свежими скатертями, в баре вновь загрохотала музыка.
Народ потрезвее повскакивал из-за столиков и с новыми силами пустился в пляс. Кто-то сразу же спьяну не устоял на ногах и завалился под стойку, кто-то кого-то нечаянно задел, кому-то в ответ по ошибке заехали в ухо...
Сейчас драться начнут, - шепнула на ухо бармену молоденькая, только что принятая на работу официантка. - Может, ментов надо вызвать?
Не стоит. Сами разберутся. Здесь все свои.
А этот? - Кивнула официантка в сторону Виктора. - Вроде, не наш, не светловодский.
Наш, - устало прищурился бармен. - Люди говорят, он здесь раньше жил. Потом болтался где-то, а теперь обратно приехал...
Ага... Вон, ему уже как звезданули!
Действительно, Виктор схватился за щеку и повалился на стол. Бармен осторожно тронул за плече Пальца, скачущего под музыку возле стойки, и показал - смотри, мол, непорядок с дружком.
Витек, чего это? - Подскочил Палец к Виктору. - Кто тебя?
Нет, все нормально... Зуб, наверное. Сейчас пройдет.
Потерев ладонью щеку, Левшов обернулся к приятелю:
Зуб, кажется, прихватило...
Ни фига себе - зуб! - Усомнился приятель. - Ага, как же - зуб! Да это тебе, факт, кто-то по роже съездил!
Дай зеркало, - повернулся Виктор к сидящей неподалеку малознакомой девице.
Та протянула ему свою пудреницу.
Может, я на улицу выходил... и зацепился? За ветку какую-нибудь? Виктор Левшов удивленно пожал плечами, разглядывая широкую алую полосу поперек щеки. - Смешно.
Чего смешного-то? - Не понял Палец.
Ирония судьбы. Я точно такой же шрам одному деловому на память оставил.
Давно это было?
Не важно. Ерунда. Скорее всего, просто аллергия на водку. Случалось уже...
Давно это было?
Не важно. Ерунда. Скорее всего, просто аллергия на водку. Случалось уже...
От водки запросто может быть! - Согласился Палец. - Водка дрянь у нас. Ты бы пил её меньше? А если кайфа не добираешь, то лучше "травку" кури.
Нет уж, - отмахнулся Виктор. - Курите сами! Я и на зоне-то не баловался, а здесь и подавно не буду.
Не пойму я тебя, Циркач, - вздохнул приятель. - Сам говоришь, что "траву" надо выращивать и собирать. А зачем? Чтобы потом продать, накупить много водки - и в конце концов от аллергии сдохнуть? Не понимаю.
Чего же непонятного... - вяло ответил Левшов. - За деньги не только водку можно купить. И славу можно купить. И уважение... Хочешь, Палец, чтобы тебя все зауважали?
Хочу.
То-то и оно... Вон, хотя бы этот Чук блатной. Знает ведь, что с этой девочкой ментовской по лезвию бритвы ходит, что через неё все его шалости "мусорам" известны - а остановиться не может. Ну, не может! Тщеславие... Кто ещё в городе похвастать может, что дочку чуть ли не самого главного мента трахает? Никто. Или вот, Гарпуша. Ублюдок ведь! Но собой доволен, сумел отличиться - подогрел братву... Ведь ни у кого сейчас "травки" нет! А у него есть. И все об этом знают. И все к нему: тю-тю-тю, сю-сю-сю... ах, как мы тебя уважаем все! Ах, как мы тебя любим! Ему это - бальзам на душу. Даже фирменные резинки завел: знайте, дескать - моя отрава! Я благодетель.
Он, кстати, тоже под Шурэном, - напомнил Палец. - И не только "травкой" своей промышляет. Говорят, Шурэн решил антиквариатом заняться. Взял под себя фирму "Мирина", которая у нас в районе старинное барахло скупает, и Гарпуша постоянно ошивается, вроде как, от него.
Присматривает, чтобы не крысятничали барыги?
Не только. Допустим, находит эта фирма какого-нибудь клиента с дорогой вещицей.
Цену ему, конечно, предлагают смешную. Клиент отказывается продавать. Вот тогда и подкатывает к нему Гарпуша со своими отморозками. И они уже всякими способами обламывают человека, чтобы посговорчивее стал. Говорят, в это дело и милицейская "крыша" подвязана.
Интерсная тема... Надо будет с Шурэном потом покалякать. Может даже, вместе чего - нибудь замутим. А пока надо с "травкой" начинать. Деньги зарабатывать.
Деньги? Это хорошо, это я согласен, - вмешался в разговор подошедший за столик
Данила. - Кстати, Шурэн просил, если мы за реку соберемся, остров Змеиный заодно проверить. У него там большой плантарь конопли, и человечек какой-то за хозяйством присматривает.
Что за человечек?
Не знаю. Вроде, местного дикаря. Один живет круглый год, огородик возделывает, рыбку ловит... Лодка у него есть. На веслах.
Раньше даже лошадь была, - добавил Палец. - Недавно подохла от старости, мне Папич рассказывал.
А живет он где? В шалаше каком-нибудь?
В казарме.
Где? - Поднял брови Левшов.
До того, как плотину построили, там воинская часть стояла. Ну, кое-что осталось.
А на чем туда добираются?
На катере. У Чука есть... - Данила обернулся и крикнул, перекрывая музыку:
Слышь, братан! Катер дашь?
Не-а, - отозвался тот, но спросил:
А на кой он вам?
Порыбачить хотим.
Все равно не дам.
Чего жмешься-то, как не родной?
Мотор барахлит. Помпу надо менять.
Вот, чтоб его... - выругался вполголоса Палец и вспомнил:
Эй, Гарпуша, постой-ка! Твой-то "прогресс" на ходу?
На ходу, - кивнул очутившийся рядом со столиком Гарпуша. Был он уже изрядно пьян и на удивление дружелюбен.
Дашь порыбачить?
Без вопросов!
Отлично, кореш! Вот это, я понимаю...
Так, все. Решили. Послезавтра прокатимся.
Глава 2.
Робко выглянуло из-за холмов свежее, чистое утро. Низкорослые домики бывшего села Табурище, а ныне - одноименного района города Светловодска, по большей части ещё дремали, утопая в густых вишневых садах. Вот, скользнул мягкий солнечный лучик по черепице, вяло перекликнулись между собой хозяйские петухи, а по улице Богдана Хмельницкого, вихляясь из стороны в сторону, прогромыхал автобус. Первый, самый ранний...
Автобус притормозил на перекрестке - подобрал рабочих, - и тронулся дальше. Пропустив его, какой-то сгорбленный старичок перегнал через проезжую часть корову:
Пошла. Лысуха! Пошла, тудыть твою мать!
На старичке была простенькая, с погончиками, армейская рубаха, кургузый жилет с разводами от пота и брыль - соломенная шляпа, большая редкость даже в здешних краях.
Дом Левшовых стоял на самом краю Табурищенского района, на выезде из города. Шесть соток приусадебного участка, фруктовый садик, огород... Ветхие хозяйственные постройки, замастыренные, как говорится, из того, что под руку попало. Прямо за сараем вырыта небольшая канава, считающаяся прудом для водоплавающей птицы.
Собственно, водоплавающей птицы у Левшовых в хозяйстве не имеется, и потому на пруду её не видно. Зато куры есть. И коза - белая, безрогая и бестолковая, которая только и норовит залезть в огород или переломать соседскую кукурузу.
Козу купила на базаре мать Виктора. Купила случайно - захотелось вдруг ей, женщине сугубо городской, с какой-нибудь живностью повозиться. Чтобы, в конце концов, была поблизости хоть одна живая душа, а то сына единственного днем с огнем не сыскать: дама появляется редко, все в делах, все в каких-то заботах...
Ты бы хоть к дяде Никону заехал, сынок. Нашел бы время?
А что такое? - Туповато переспросил Виктор.
Все же, родня... Я вон, жену его, Ольгу Ивановну на прошлой неделе в центре видела.
Приглашала она за белым наливом, у них в этом году урожай большой.
Ладно, - Отмахнулся Виктор и побрел в дом. - На днях заеду.
Да уж, тебя дождешься, - вздохнула мать. - Ох, Витенька, не узнаю я тебя! Что с тобой происходит? Не был ты раньше таким...
Каким? - Выглянул из-за двери Виктор.
Колючим, безответственным... эгоистичным! - Высказала сыну давным-давно уже наболевшее мать. - Водку пить начал. Пьяный за руль садишься...
А раньше что - лучше был? Когда крутился торгашом, охранником, прислугой? Или когда на "москвиче" мотался вонючим, вечно грязным извозчиком?
Ты и теперь не чище.
Согласен, - пожал плечами Виктор. - Сейчас пойду, умоюсь. Уж больно ночка тяжелая выдалась.
Левшов подошел к колонке, брызнул себе в лицо пару раз холодной водой, прополоскал горло. Затем приблизился к опечаленной матери и обнял её за плечи:
Ну, извини меня, мама... извини, что наорал тут. Несет меня. Нервы в последнее время стали ни к черту!
Боюсь я за тебя, сынок, - покачала головой мать. - Боюсь. Чувствую недоброе. Еще с тех самых пор, как ты из Петербурга уехал. Не собрался, как следует, никаких вещей не взял. Будто второпях, будто бежал от кого-то! Квартиру, машину - на кого оставил? Здесь новую купил... Дорогая, все говорят! Откуда деньги, сынок?
Заработал, мам. Заработал, - пришлось в очередной раз соврать Виктору. - А квартира - так с ней все в порядке, за коммунальные я заплатил. В конце лета поедешь, проверишь.
А ты?
И я поеду, - заверил Виктор маму. - Вместе поедем. Вот ещё денег заработаю немного, и поедем.
Мать укоризненно покачала головой и напомнила:
Ты к дяде Никону-то все-таки загляни, обещалкин. Он о тебе давно спрашивал.
Поговорить хочет, пообщаться.
Сказал же - заеду, - беспечно кивнул Виктор, и вновь поплелся в дом. Сегодня же вечером, а может, завтра утром. Или вечером... сейчас спать охота.
Наверное, самое полезное, что может сделать для себя человек - это хорошенько выспаться. Кто-то из великих даже изрек однажды: "Сидеть лучше, чем стоять, лежать лучше, чем сидеть, спать лучше, чем бодрствовать... а лучше всего вообще не жить".
Виктор Левшов с этим был совершенно не согласен. И потому, хоть и проспал он, буквально, целый день, но исключительно для того, чтобы вечером снова быть в форме.
Когда Виктор проснулся, стрелки часов уже потеряли потенцию, и безвольно поникли примерно на половине шестого. Он вылез из-под простыни, вышел во двор, от души потянулся - и принялся за хозяйские хлопоты. Закрыл теплицу, напоил козу, убрал из-под ног разбросанный за день садовый инструмент.
Мать ушла в дом, и Виктор услышал, как она включила телевизор. Значит, во двор теперь вряд ли выйдет... Можно было заняться своими собственными делами.
Прежде всего требовалось освободить багажник автомашины.
Минувшей ночью Виктор, в перерыве между прочими шумными мероприятиями, незаметно и без огласки посетил саперную часть на так называемой Лысой горе, в которой "добивали" последние деньки срочной службы несколько его приятелей.
Часть была кадрированной, то есть неполной, и представляла собой несколько гектаров складов и хранилищ всяческого армейского имущества. Все это богатство охранялось ротой полуголодных солдатиков, находившихся под началом майора с метким прозвищем Самогон и нескольких прапорщиков, хозяйственных и трудолюбивых, как муравьи.
Как правило, служба солдат и прапорщиков этой войсковой части сводилась к починке ржавой майорской "волги" или к достройке под неё гаража. При этом, охраняемый объект оставался практически без присмотра, и только небольшая часть личного состава роты сторожила емкости с горючим и "личный бункер" майора - врытое в холм противорадиационное укрытие, приспособленное под склад всего, что в современных рыночных условиях представляло хоть какую-нибудь ценность.