– А я тебе скажу, почему она держала язычок на привязи. Потому что хвастаться там было нечем. Ее отец закончил свои дни в тюрьме. А в тюрьму родного папочку Иринки засунул наш с тобой уважаемый Осип Осинкин. Какие уж у них там друг с другом были терки, я тебя грузить не буду. Ни к чему тебе это знать, да и не нужно. Но кончилось все тем, что Осинкин присвоил себе бизнес Ирочкиного отца, а его самого конкретно подставил, так что тот поехал в места отдаленные, где благополучно и сгнил от тубика, не отсидев и половины срока.
Вася слушал, пораженный в самое сердце.
– Не может быть!
– Еще как может. Если интересуешься, могу тебе и документы показать. Специально упросил копию для меня сделать. Знал, о чем у нас с тобой разговор пойдет, захватил.
И Чаркин сделал знак одному из своих охранников. Тот шагнул к ним и проворно сунул Васе прямо в руки папку с бумагами. Вася машинально ее открыл и стал читать. Он быстро понял, что это и впрямь ксерокопии старого уголовного дела, в котором главным свидетелем и обвинителем выступал Осип Осинкин, а ответчиком был некий Петр с говорящей фамилией Сидельников. Вася припоминал, что девичья фамилия Иринки была тоже Сидельникова. Совпадение? Но нет, к делу была приложена характеристика с места жительства, в которой указывалось, что у обвиняемого имеется неработающая жена и несовершеннолетний ребенок – дочь восемьдесят девятого года рождения.
Вася глянул на дату суда. Декабрь 1992-го. Самый разгар передела собственности в стране. Что творилось в те годы, лучше не вспоминать.
– Выходит, Осинкин засадил отца Иры за решетку?
– Ну! – важно произнес Чаркин. – О чем я тебе и говорю! Как ты думаешь, могла захотеть Ирочка отомстить обидчику своего папаши?
Вася кивнул. Ясно, что могла. Настроение у него было подавленное.
А Чаркин продолжал:
– Я давно смекнул, что неприятности у Осинкина идут изнутри. То один его проект развалится, то другой. Сначала на дочку думал. Прости меня, парень, но жена твоя покойница была редкой шалавой. Ни одну пару брюк мимо себя не пропускала, всех к себе в койку тащила. Могла случайному любовнику о делах своего отца проболтаться. Но потом подумал, нет, происходящее с моим компаньоном – это не случайность, это закономерность, которая длится больше года. А у Ленки ни один полюбовник так долго не задерживался. Она хотя со всеми подряд и сарафанилась, так что могла где-то или кому-то о планах отца сболтнуть, но только раз, от силы два. На постоянку в роли шпиона она не годилась. Сам знаешь, у Ленки ни один роман дольше месяца-двух не длился. А тут история долгая.
Вася это знал и сам. Но продолжал слушать, что говорил ему Чаркин. А тот не унимался.
– И ведь мужик прямо на глазах разорялся. То одна задумка провалится, то другая. И обстоятельства все такие, что вроде как типичный страховой случай, то потоп на стройке, то пожар на складе, то фуры пропали, то смежники подвели. Один раз – ничего страшного, два – уже некоторая проблема, а когда сплошняком беды идут, впору молебен в храме заказывать. Только я в такие вещи не верю, твердо знаю, за каждой проблемой стоит свой исполнитель. Все руками людей на земле делается, а значит, искать надо было какого-то конкретного человечка, у которого на Осинкина зуб имеется. Только таких много было, потому что, между нами говоря, тесть твой, покойник, большим гадом был. И много желающих имелось, кто ему зла за его прежние проделки желал. Вот я и подумал, если этот человек через кого-то из членов семьи действует, то кого он выбрал? На тебя даже думал, но неприятности у Осинкина еще до твоего жениховства начались. На Ленку, как уже говорил, думал. Но что-то мне подсказало молодую жену прощупать. Я на Иринке остановился и прав в итоге оказался!
– Вы с ней говорили?
– Зачем? Что она мне могла нового сказать? Я с Осинкиным хотел повидаться, предупредить. Хотя он и гад, и меня кинул, как и многих других, но… Но если бы он утонул, я бы своих денег вовек уже не увидел. А так всегда оставался шанс, что деньги свои я сумею из него выжать. Разные ведь методы имеются, чтобы на человека воздействовать. Хотя и не в девяностых живем, а все же…
И Чаркин выразительно посмотрел сначала направо, на одного из своих молодцов, потом налево, на другого дуболома. Увиденным он явно остался доволен, потому что повеселел и закончил уже совсем другим тоном.
– Так что, хотя на Осинкина у меня самого тоже зуб имелся, но разорения я ему не желал. А смерти и тем более. Когда он умер, я даже подумал, что обвел меня старый вонючка вокруг пальца, сбежал, откуда и не достать.
– А мы…
– С вами, наследниками его, я дел иметь не собирался. Во-первых, знал, что, как Осинкин помер, банки все его имущество описали, крохи вам какие-то остались. Но следить за вашим семейством не перестал, не скрою, любопытно мне было, как дальше события развернутся. И какое-то время мне казалось, что все, Осинкин умер, его враг успокоился. А потом понял, нет, не успокоился. Как только ты сам на ноги немножко встал, все по-новому закрутилось. У тебя ведь в последнее время много проблем в бизнесе нарисовалось?
Вася не стал скрывать очевидное и выдохнул:
– Очень!
– Вот и у тестя твоего перед самым концом проблем навалилось, лопатой не разгрести. Так что делай выводы.
О причинах, которые привели Осипа Осинкина сначала к почти полному разорению, а потом, возможно, и к смерти, Вася слышал уже от адвоката. Так что Чаркину он сейчас верил на девяносто девять процентов. Почему не на все сто? Да просто потому, что доверять таким людям на все сто процентов просто невозможно.
Но оставался у Васи еще один вопрос.
– А с Отаром Ревазовичем вы по какой причине виделись?
– Тебя это не касается.
– Буквально за пару дней до своей смерти Отар мне говорил, что догадывается, кто мог желать смерти Осипу. И говорил, что в одиночку ему не справиться. Намекал, что соберет каких-то людей, которые могут мне помочь. Это он не про вас говорил?
– Встречались мы с ним по другому делу, тебя оно не затрагивает. Но после того, как мы объяснились и о том деле договорились, зашел разговор и про Осинкиных. И Отар мне тогда сказал, что дело Осипа еще не закончилось, что все зашло на новый виток. Он очень боялся. Главным образом Отар тебя и Ленку хотел уберечь. Считал, что дети за грехи отцов отвечать не должны. Ну а зятья тем более. В общем, просил меня помочь вам. Ну, вот главным образом потому я тут с тобой сейчас и разговариваю.
– Вы сами за Отаром заезжали?
– Я к кому-то мотаться лишний раз не привык, за Отаром я своих ребят прислал. Они мне его под белы ручки прямо домой и доставили.
– И вы с ним всю ночь проговорили?
– Зачем так долго? – усмехнулся Чаркин. – За полчаса управились.
– Но Отара увезли в конце рабочего дня. Еще шести не было. А назад он вернулся лишь на следующий день, и то ближе к вечеру.
Чаркин хмыкнул.
– Правильно, вечером Отара ко мне доставили, только подождать ему чуток пришлось.
– Чуток – это целые сутки?
– Ничего, то ему наука была. Если мне что-то нужно, то мне не возражают и со мной не спорят. Когда я что-то прошу, то берут под козырек и делают. А Отар артачиться вздумал. Совесть у него взыграла, что ли. Хотя отродясь я за ним таких странностей не замечал. Капризничать вздумал. Вот я его и поучил уму-разуму. Домой его ко мне доставили, в подвальчик прохладный посадили и ждать велели. А сам я для разговора только на следующий день освободился. К вечеру. Тогда и поговорили. Больше уж Отар не возражал, и мы с ним быстренько обо всем договорились. Он обещал, что все сделает, как я сказал. Все документы подготовит и наследнице на подпись подсунет.
– После того как вы его увезли, за Отаром еще какие-то люди приезжали.
– Знаю, – хмыкнул Чаркин. – Не я один за девчонкой гоняюсь, есть и другие люди. Но Отар понял, что лучше пусть я бизнес к рукам приберу, от меня девчонка хоть попку прикрыть получит. А конкуренты мои ее до нитки ощиплют, голую и босую на мороз выставят.
Теперь Вася наконец понял, о какой девочке идет речь. Отар в разговоре с ним как-то упоминал про дело некоей Анютки о наследстве, в котором наследницей крупного состояния осталась совсем юная девочка, ничего в делах не смыслящая. И есть две силы, которые хотят это состояние теперь прибрать к своим рукам. Под их нажимом назначенные отцом девочки законные опекуны от своей миссии отказались в пользу третьих лиц. И осталась девчонка один на один с двумя силами, мечтающими прибрать к своим рукам ее деньги.
И Вася произнес:
– А чтобы совсем девочку Анютку не трогать и позволить ей бизнесом отца управлять, так не получится?
Глаза у Чаркина зло заблестели.
– Это Отар тебе проболтался? Вот собака! Жаль, мало я его в подвале продержал. Почтительности он у меня так и не научился. Иначе мне надо было с ним поговорить, да теперь уж все равно.
А этот Чаркин вовсе не такой уж добренький дядечка. И Вася невольно поежился. А еще он подумал, а не покажется ли для Чаркина оскорбительным, что Вася сидит в его присутствии? Вдруг это тоже заставит Чаркина провести воспитательные мероприятия в отношении Васи?
А этот Чаркин вовсе не такой уж добренький дядечка. И Вася невольно поежился. А еще он подумал, а не покажется ли для Чаркина оскорбительным, что Вася сидит в его присутствии? Вдруг это тоже заставит Чаркина провести воспитательные мероприятия в отношении Васи?
Потянуло даже подняться со стула и встать в том подобострастном поклоне, в каком застал Вася бедного адвоката. Видимо, ждать Отару пришлось отнюдь не в самых комфортных условиях, отсюда и помятость в одежде, и встрепанность в прическе, и общая взъерошенность облика.
Задумавшись, Вася даже не заметил, как Чаркин сделал знак своим охранникам. С двух сторон они подошли к Васе, забрали у него бумаги, подняли его и собирались вывести вон.
Но Вася успел крикнуть напоследок:
– В консультации у Отара вчера вечером точно были ваши люди. Как раз те, что доставляли Отара к вам домой. Выясните у них, зачем они меня подставили! Очень вас об этом прошу.
Чаркин ему ничего не ответил. А его люди без всякой почтительности выставили Васю за пределы яхт-клуба, награждая тумаками и давая ему понять, что время его аудиенции у данной важной персоны вышло, пора и честь знать.
Глава 8
Из яхт-клуба Вася отправился, сами понимаете куда. Правильно, он поехал к Иринке. Видеть ее было для него теперь жизненно важно. К тому же куда еще он мог отправиться? К маме было соваться нельзя. Она уже позвонила ему и испуганным голосом сообщила, что к ней приходила полиция, интересовалась Васей.
– И мне кажется, – дрожащим голосом прибавила мама, – что один или двое остались дежурить у меня под дверью.
Итак, к маме дорога была закрыта телами полицейских. К себе домой Вася тем более не стал бы соваться. Там его точно должны были поджидать отряженные по его душу оперативники. В гостиницу нельзя, там надо показывать паспорт. А по паспорту его мигом вычислят.
Воспаленное воображение Васи всюду рисовало ему засады и опасности. Может быть, он был не так уж и важен для полиции, чтобы объявлять на него план «Перехват» по всему городу, но Вася рисковать не хотел. Однако и оставаться ночевать на улице тоже был не вариант. Уже темнело, холодало и, честно говоря, очень хотелось кушать. За весь день Вася съел лишь тарелку каши дома у мамы на завтрак. На адреналине он голода даже не замечал. Но сейчас желудок все более властно давал о себе знать.
К счастью, Иринка была дома. Хотя она встретила Васю с легким удивлением и даже сказала:
– Что-то ты ко мне зачастил.
– Ира, есть серьезный разговор, – взволнованно произнес Вася.
– Ну, входи.
И когда Вася вошел, спросила:
– Что за разговор?
– Я виделся с Чаркиным, и он многое рассказал мне про тебя. Оказывается, Осинкин засадил твоего отца в тюрьму. Фактически убил его!
Вася ожидал, что Иринка будет все отрицать или, наоборот, ударится в откровенность, но она произнесла совсем другое:
– Ты голодный?
Вася, сам не отдавая себе отчета, кивнул.
– То-то я и вижу, что ты сам не свой. Мама всегда говорила, что, когда мужчина голодный, с ним дела лучше не иметь. Пойдем на кухню, покормлю тебя.
Иринка всегда отличалась хозяйственностью. И хотя многочисленная прислуга в доме мужа редко позволяла хозяйке самой становиться к плите, но Вася помнил, что приготовленная Иринкой еда всегда была отличного качества и удивительного вкуса. Вот и сегодня Иринка подала ему на закуску запеченный красный сладкий перец и кабачки, залитые густым томатно-чесночным соусом. И пока Вася закусывал, Иринка быстро разогрела грибной суп, поставив перед ним глубокую и полную до краев тарелку.
– Ешь. Из белых грибочков. Одни шляпки положила, должно понравиться.
Васе и понравилось. Он навернул всю тарелку, не забыв добавить изрядную порцию сметаны. Закончив с супом, Вася почувствовал, что жизнь совсем не такая уж скверная штука.
– Второе будешь?
И Вася снова кивнул. Ну что он мог поделать? Да, он подозревал Иринку в причастности к несчастьям семьи Осинкиных. Но все ему поданное на ужин было так вкусно! А он сам был такой голодный. И Вася решил, что подозрения – подозрениями, а ужинать надо.
На второе у Иринки была жареная курочка и опять же грибы, но на этот раз подосиновики.
– Ездила с родителями за грибами.
Вася оторвал наконец глаза от тарелки. Не упоминания о том, что рафинированная обладательница титулов королевы красоты ходит сама за грибами, заставило его это сделать. Она сказала сейчас «родители»? Но всегда Иринка говорила, что вырастила ее мама и бабушка.
– Что смотришь? – улыбнулась Иринка. – Думаешь, я оговорилась? Все правильно я сказала – «родители». Моя бедная мама наконец-то нашла свое женское счастья. Около года назад вышла замуж за дядю Мишу.
– Ты не рассказывала, что обзавелась отчимом.
– Осип не одобрял, когда я тащила в его семью, как он говорил, посторонних. Поэтому я и на свадьбу к маме ходила одна и потом никогда об этом у вас в доме не заикалась.
Вася вспомнил, что и впрямь никогда не видел у них дома в гостях маму Иринки или кого-то из ее подруг. Да и ему самому приводить кого-то не рекомендовалось. Но все-таки он был новенький и всего лишь муж дочери. А Иринка была женой хозяина дома, и женой любимой, почему же с ней обходились так же строго?
– Такой уж Осип был человек. Его либо надо было принимать таким, какой он есть, либо вовсе не принимать. Но я не обижаюсь. Осип с самого начала выдал мне весь расклад, как у нас с ним все будет. Никаких родственников, никаких подружек, ты только моя, принадлежишь только мне, и точка. Видеться с матерью он мне не запрещал, спасибо ему и на этом.
– Наверное, ты чувствовала себя оскорбленной. Еще и за отца тоже.
– Вот уж за него точно нет!
Иринка так громко фыркнула, что расплескала компот, который налила себе. Компот был вкусный, из малины, несколько ягодок выплеснулись из кружки и упали на скатерть. Иринка аккуратно все вытерла безупречно чистой тряпочкой и после этого сказала:
– Мой отец ничем не заслужил какого-то сочувствия с моей стороны. Он очень скверно обошелся с моей матерью, был человеком, у которого отсутствовало понятие морального долга, и совсем не заботился о своих детях.
– Детях? Ты сказала, детях? Что, кроме тебя у отца были и другие дети?
– О! Великое множество, – заверила его Иринка. – Только я сама знаю двоих. А они, в свою очередь, говорили еще о каких-то других братьях и сестрах, которые живут в других городах и даже странах и которых я никогда не видела.
И пока Вася переваривал ужин вместе с новой для него информацией, Иринка продолжала:
– Но всех сближает то обстоятельство, что никому из нас отец не помогал. Что касается меня и мамы, то мы в жизни не видели от него хотя бы копейку. Что там говорить про алименты, он даже встречать маму в роддом не явился.
– Почему же не пришел?
– Занят был, – пожала плечами Иринка. – Отец всегда был занят, и все какими-то грязными делами. Так что исход его жизни был предрешен еще задолго до того, как Осип выступил в суде и по его показаниям папочку засадили за решетку.
– И тебе его совсем не жаль?
– Кого? Отца? Жаль, конечно. Он же мой отец. Как я могу его не жалеть? Но я могу быть объективной в отношении его. Отец заслужил ту участь, которая его постигла. Он сам сформировал обстоятельства таким образом, что оказался за решеткой. А что он там умер, это очень печально. Но… для меня его смерть – это что-то абстрактное, лично ко мне отношения не имеющее. Я ведь его совсем не знала. Мы с ним не общались. И честно говоря, может, это прозвучит и чудовищно, но его смерть была для нас благом.
Вася ушам своим не поверил. В его собственной семье все обстояло совсем не так. И смерть отца до сих пор воспринималась его мамой как величайшая в их жизни трагедия. Фотографии папы смотрели со всех стен. Многие из его вещей бережно сохранялись с тем, чтобы быть впоследствии переданными Васе. Мама и сына своего воспитала в духе почтительной любви к отцу. И пусть мальчик никогда не видел своего отца, но он так много о нем знал и слышал, что считал его лучшим из всех людей на свете.
И вот, пожалуйста, совсем другой случай. Перед Васей сидит молодая женщина, которая уверяет, что смерть отца ничуть ее не огорчила, а в какой-то степени так и обрадовала.
– Хочешь сказать, что так было лучше для вас?
– Лучше!
– Но почему?
– Что же тут непонятного? – пожала плечами Иринка. – Мама растила меня с помощью одной лишь бабушки, своей мамы. Жили на мамину крошечную зарплату. Мы не бедствовали, но каждая копейка у нас была на счету. Так что пенсия, которую мы стали получать после смерти отца, пришлась нам очень кстати. До этого-то мы ничего не имели. Алименты папочка мне не платил, лично тоже никогда не появлялся и не помогал. Зато пенсию по потере кормильца я от государства получала регулярно вплоть до восемнадцати лет. И мои братья-сестры в других семьях тоже. Поэтому, может быть, это прозвучит и кощунственно, но смерть папочки оказалась для нас своего рода подарком свыше.