Когда квадроцикл поднялся на гребень, прозвенел звонок, и Гроган с удовлетворением отметил, что прибыл на место. Следуя полученным по рации инструкциям, он сменил азимут 265 на 109, то есть направился вдоль гребня. Энто тревожился, что все эти указания «сверни туда, сверни сюда» его запутают, но в целом понимал, что удаляется от долины, которую выбрал как место заключительного действия, к которой, как он думал, его направит Свэггер, где, послушные его приказу, лежали в засаде спартанцы Джимми, Реймонд и Имбирь.
Отчаяние нарастало по мере того, как время вело неумолимый отсчет и игра приближалась к финалу, но зато Энто наконец смог сориентироваться, по крайней мере так ему казалось.
Он словно находился на Луне: по обеим сторонам хребта простирались до бесконечности однообразные пологие холмы, долины, пересеченные серпами теней, голые желтоватые скалы — зрелище красивое, но не несущее никакой информации. Вдалеке, слишком далеко, чтобы можно было оценить расстояние, виднелись зазубренные горные пики, кое-где даже покрытые снегом. Но вокруг Энто были только заросшие травой бугры и впадины, покрытые пятнами теней.
Энто следовал по указанному азимуту. Он мог бы ехать до бесконечности или, по крайней мере, до наступления темноты, но тут послышался зуммер рации. Энто остановился, переключил передачу на нейтраль и достал рацию. Теперь, когда он немного освоился с наготой, из всей одежды ему больше всего не хватало карманов.
— Картошка?
— Это я, черт побери, — проворчал Энто.
— Остановись. Раз…нись на азимут ноль десять шесть, проезжай одну и … мили и останавливайся. Это будет…
— Сколько миль ехать, черт побери?
— Одну и шесть. Оставайся на скутере, не исче…, ты все по…л?
— Все понял, сволочь.
Как и прежде, голос никак не отреагировал на оскорбление, а просто отключился. Энто перенастроил Джи-пи-эс и двинулся в указанном направлении, бесконечно радуясь, что, судя по всему, приближается к той самой долине.
Одна целая и шесть десятых мили на голом пологом склоне летели быстро, через полторы мили Энто оказался перед крутым подъемом, уходившим к гребню, который со стороны выглядел более высоким, чем окружающие холмы. Двигатель натужно взвыл, борясь с уклоном, и через несколько минут Энто остановился.
Земля обетованная. Энто увидел в обширной долине все, что мысленно представлял, разглядывая топографическую карту. Для ориентации ему потребовалось какое-то время, наконец он сообразил, что находится на южной окраине, то есть справа на склоне скрываются в засаде его дружки, а слева скоро появится Свэггер, чтобы расстаться с жизнью.
Энто не сомневался, что за ним наблюдают, поэтому переборол импульс выразить ликование по поводу успеха своей стратегии, переборол инстинктивное желание еще раз проверить свои расчеты, попытавшись отыскать взглядом спрятавшихся друзей. Энто сохранил внешнее равнодушие, не выразив ни восторга, ни удовлетворения, ничего, кроме сурового безразличия закаленного воина.
Он понимал, что ему придется немного подождать. Свэггер, где бы он ни был, сам только что прибыл на место, ведь, пока Энто мотался по прерии, Свэггер наверняка тайно его сопровождал, перемещался с места на место, проверяя, нет ли преследователей. Ну а сейчас Свэггер изучит долину, проверит каждый клочок земли, каждый ручеек, каждый бугор, каждый куст, каждую впадину, ища признаки того, что Энто каким-то образом сделал именно то, что он и сделал, то есть разгадал место и заранее разместил здесь своих людей. Возможно, на это потребуется час; вот когда от ребят потребуется величайшее мастерство.
Казалось, действительность потеряла связь со временем. Единственным звуком было настойчивое завывание ветра; в остальном ландшафт выглядел совершенно безжизненным, если не считать обнаженного мужчины с раскрасневшимися плечами, верхом на странной четырехколесной машине, напоминающей скорее игрушку, чем что-то серьезное. Птица парила кругами в восходящих потоках воздуха, высматривая добычу — тоже снайпер в своем роде. Вдруг внезапно раздался вой и так же внезапно оборвался — кто-то кого-то съел. Время шло, секунда за секундой. Энто сидел в седле, верхом на двигателе, совершенно голый, как в тот день, когда появился на свет, однако сейчас он уже привык к наготе и нисколько ее не стеснялся.
Наконец в наушниках затрещал голос:
— Видишь ручей, протекающий в долине?
— Да.
— Направляйся к его середине. Рассекай ровно …олам. Не доезжая пятьдесят шагов, остановишься. Слезешь с …роцикла вправо. …ки поднимешь вверх, отойдешь десять шагов в сторону и встанешь в траве. Малейшее резкое дви… — …учишь пулю в голову. Когда бу… …тов, я сам к тебе выйду.
— Все понял.
— А теперь за дело.
Гроган повернул ключ зажигания.
Двигатель ожил, и Энто постарался сдержать усмешку, разорвавшую его лицо. Он подумал: «В самую точку, твою мать!»
Глава 48
Как и любой городок на Диком Западе, обязанный своим рождением буму, Колд-Уотер сохранил в своем облике что-то недоделанное. Деньги принесли оживление, потребовалось строить новые дома, и вскоре появилась главная улица — банк, магазин, торгующий всем, бар, ресторан, баня и гостиница, грубо и неряшливо возведенные из сырой древесины и одетые в свежий слой яркой краски. Зеваки, горожане, путешественники, охотники, девки из кабаре, шериф — все разгуливали по пыльной улице, а над головой ярко светило солнце, проплывали причудливые облака, и всех переполняла бесконечная радость. Всех, кроме Красного Техасца.
Потому что Колд-Уотер, привлекая капитал, а вместе с ним удовольствия и пороки, притягивал также всевозможный сброд, людей грубых и жестоких, для которых цивилизация означала только одно: кутежи.
Таким и был Красный Техасец.
Замечательный танцор, необузданный стрелок, умеющий мгновенно стрелять и не знающий себе равных в умении быстро доставать оружие, дамский угодник, не прощающий обид, — он был как ураган. Его репутация была написана свинцом и кровью — он щедро раздавал свинец и проливал кровь. Для благопристойных жителей Колд-Уотера Техасец казался олицетворением дьявола, и они собрали отряд, желая с ним разделаться. Техасцу противостояли шестнадцать человек.
Первых пятерых он уложит из винтовки, затаившись у окна гостиницы. Его винчестер 44-го калибра модели 1892 года, полностью заряженный, будет находиться на столе прямо у окна. Он его схватит, закроет рычаг затвора и начнет палить. Затем, разобравшись с этими, он отложит винтовку и быстро шагнет к другому окну, где ждут еще семеро. Семеро врагов: разумеется, это означает, что ему придется воспользоваться обоими револьверами, двумя кольтами 44-го калибра, один на бедре, второй на другом бедре, в кобуре, развернутой и наклоненной. Покончив со второй группой, он перейдет к третьему окну и проверит, где последние четверо, приближающиеся с противоположного конца улицы. К тому времени все его огненные палки будут разряжены, поэтому он возьмет ружье и вставит двух красных мальчиков 12-го калибра в приемное отверстие отполированного и начищенного «Винчестера модель 97», изготовленного, кстати, на Харбинском индустриально-производственном заводе номер 6 в китайской провинции Хэйлунцзян. Он быстро передернет затвор и выстрелит, передернет затвор и выстрелит. Затем перезарядит из кожаного патронташа, перетянувшего наискосок красную клетчатую рубашку, еще два залпа правосудия — и первый этап ежегодного ковбойского ролевого состязания в Колд-Уотере закончится. После чего будет еще одиннадцать этапов и до следующего вечера определится, действительно ли Красный Техасец лучший стрелок в категории «Ковбои дымного пороха» и не напрасны ли были его труды. Когда все завершится — когда он победит! — как раз останется время сесть наличный самолет и успеть к восьми часам вечера в Сиэтл.
И вот наконец началось.
Он готовился стартовать, человек перед ним отстрелял и освободил позицию, установили новые мишени, и к нему подошел главный судья.
— Заряжайте оружие, Техасец.
— Да, сэр, — ответил он.
Поместив в приемное отверстие винчестера десять патронов 44-го калибра и оставив рычаг затвора открытым, чтобы был виден пустой патронник, Техасец положил винтовку в указанное место. Затем он по очереди достал кольты и вставил в барабаны пять патронов размером с яйцо малиновки — «па-ты-оны», называл их Дюк в роли Итана Эдвардса в «Искателях»,[80] заряжая волшебное чудо полковника Сэма, слаженный оркестр симметричных линий и плавных обводов, не имеющий себе равных. Поместив первый патрон, Техасец провернул барабан на один шаг, затем вставил еще четыре, снова крутанул барабан, закрыл приемное отверстие и убрал механический шедевр в кожу — этот ритуал приводил к тому, что острие бойка не давило на капсюль боевого патрона, сглаживая настолько вопиющий конструктивный дефект, что никто не замечал его больше ста десяти лет. Наконец Техасец взял с тележки ружье с отведенным назад затвором, открывающим пустой патронник и пустой магазин, а также гениальность рычагов и пружин внутреннего устройства, и положил его на стол у дальнего окна.
Техасец занял исходную позицию, немного дрожа от волнения, напрягая и расслабляя мышцы и разминая пальцы, что придавало им гибкость. Он надел звукоизолирующие наушники, после чего его руки легли на пояс, а на лице застыло угрюмое выражение профессионального стрелка.
— Стрелок готов? — пробился сквозь наушники приглушенный голос.
Он кивнул и услышал тройной отсчет таймера: динь, динь и дон. И на «дон», точнее, на «д…», Техасец уже был на полпути к первому рубежу, а на «…он» бросился вперед, плавным отточенным движением схватил винтовку, вскинул ее к плечу, наводя дуло на цель и одновременно закрывая затвор, и сделал первый выстрел, как только мушка сфокусировалась на расплывчатом образе плохого парня, в данном случае на черной металлической тарелочке. Спусковой крючок подался назад, и винтовка мягко вздрогнула, посылая в дорогу кусок свинца со скоростью чуть больше шестисот футов в секунду.
Главная хитрость заключалась в том, чтобы не ждать звона пули о металл и не смотреть, как тарелочка опрокидывается на петлях, а работать с рычагом, перемещая винтовку. Техасец выстрелил снова, и снова, и снова, и снова-снова-снова, лишь краем глаза замечая смазанную картину вылетающих стреляных гильз, сосредоточив свое внимание на вырывающихся из дула после каждого выстрела облачках дыма — маленьких копиях своих старших собратьев высоко в небе. Как только последняя тарелочка упала, Техасец оставил затвор открытым, положил винтовку на землю и стремглав кинулся к следующему окну.
Это упражнение было самым сложным. Вся тонкость состояла в том, что это было не спортивное состязание на проворство и скорость бега, хотя, разумеется, это было именно оно, и не состязание на быстроту стрельбы навскидку, хотя, конечно, это именно оно и было. Требовалось верно соотнести силу с изяществом, излишнюю поспешность могли засчитать как «не соответствующую духу» и назначить десятисекундный штраф; в то же время, если ловить ворон, то обязательно проиграешь.
Техасец добился нужного сочетания; боги определенно были к нему милостивы. На последней тренировке он вдруг почувствовал, что на протяжении всей стрельбы револьвер остается у него в руке непоколебимым, как скала. Вчера он снова и снова поражал все тарелочки и при виде того, как они подпрыгивают и падают, ощущал странное удовлетворение. Практика не прошла даром. У него получилось. Он овладел этой проклятой штуковиной. Он настоящий стрелок.
Приблизившись к окну, Техасец плавно протянул руку к кобуре, и тут же револьвер оказался у него в ладони. По пути вверх большой палец взвел курок, Техасец увидел за мушкой черное пятно, и, повинуясь аксиоме, револьвер выстрелил, и снова большой палец взвел курок, поворачивая барабан и совмещая с патронником следующий патрон — все давным-давно подогнано и доведено до совершенства инженерным гением старины Сэма. Каждый раз раздавался хлопок выстрела, каждый раз Техасец взводил курок, поправляя револьвер в руке, как учил его Клелл. Пять выстрелов — и с первым револьвером покончено, он отправляется в кобуру, гладко, как по маслу. Техасец крутанулся влево за вторым красавцем, выхватил его, на ходу взводя курок. Еще пять приглушенных хлопков, пять облачков белоснежного дыма, олицетворяющих Америку, свободу, Запад, патриотизм, старые фильмы, победу везде и во всем, невзирая на преклонный возраст. Закончив упражнение, Техасец отправил второй револьвер в его кожаное логово и был уже на полпути к третьему огневому рубежу, когда упала последняя тарелочка.
Заключительное упражнение не составляло для Техасца никакого труда. Будучи миллиардером-плейбоем с Юга, осенью по воскресеньям он обязательно охотился на фазанов и диких голубей со своим «Перацци» стоимостью четырнадцать тысяч долларов — вот почему у него не возникло проблем с тем, чтобы дважды вставить по два патрона, четыре раза передернуть затвор и сделать четыре выстрела, каждый из которых доставил горсть дроби к более крупным и тяжелым тарелочкам, которые с грохотом приземлились.
— Хорошая стрельба, Техасец, — заметил старший судья, диктуя секретарю время: — Двадцать девять и две десятые секунды. Все мишени поражены, штрафных баллов нет.
Техасец вернулся на свое место, вдыхая запах порохового дыма, глядя, как набежавший ветерок кружит и рассеивает белые облачка.
Скоро к нему подойдет Клелл и похвалит за работу, посоветует сохранять спокойствие и собранность — никакой спешки, никаких лишних усилий, никаких нервов и посторонних мыслей, одно только настоящее, здесь и сейчас, на огневом рубеже. Его выступление встретили громкими аплодисментами. Несомненно, среди зрителей были те, кто узнал его и теперь усиленно лизал ему задницу, как будто он выдаст по миллиону каждому подхалиму, хлопнувшему в ладоши, однако искренне хлопали как раз те, кто его не узнал.
Но он понимал лучше всех: у Красного Техасца есть талант.
Глава 49
Гроган включил передачу, неторопливо нажал на газ и начал спускаться по пологому склону к центру долины. У него мелькнула черная мысль: как бы не проехать по головам своих снайперов, и он с трудом подавил улыбку, опасаясь, что Свэггер наблюдает за ним из укрытия.
Энто снизил скорость, повернул налево, затем направо, вырулил из высокой травы на проплешину, где земля была усеяна какой-то мерзкой растительностью, напоминающей коровьи лепешки, и двинулся дальше, мимо невысокого кустарника, раскидистых и совершенно некрасивых кактусов, россыпей камней и небольших валунов. У него за плечами имелся огромный боевой опыт, он попадал под огонь чаще, чем мужчины его поколения, свидетельством чему были многочисленные шрамы, и он довольно легко переносил нынешнее испытание. На самом деле для него это был даже не ад, хотя для большинства это стало бы невыносимым мучением. Если честно, профессионалы высшего уровня, такие как Энто и его товарищи по 22-му отдельному парашютно-десантному полку, а также «морские котики» и солдаты из других подразделений специального назначения армий всего мира, нисколько не боятся вступить в бой; наоборот, они ждут этого. Для них бой — как возбуждение от сильного наркотика; отнимая человеческую жизнь, неважно, врукопашную или из снайперской винтовки, они получают истинное наслаждение, для них это все равно что забросить мяч в кольцо или забить гол в ворота.
Так что Энто нисколько не боялся, его не душил страх, он не думал о собственной смерти, которая, несмотря на все ранения и долгое выздоровление после каждого из них, казалась не более чем шуткой. Он был настоящим вожаком стаи, жаждущей войны. О, какое развлечение ждет его впереди!
Энто подъехал к ручью, как и было велено, убрал газ и перевел передачу на нейтраль. Двигатель он не заглушил, следуя какому-то инстинкту: в случае чего куда удобнее отходить на механическом транспортном средстве, а не бежать девятьсот ярдов вверх по склону, по колючкам и бизоньему дерьму, босиком и совершенно голым, хотя такое развитие событий маловероятно.
Повинуясь приказу, Энто перебросил ногу через седло, отошел от квадроцикла на десять шагов и принял нужное положение: лицом на восток, руки подняты, ноги раздвинуты. Ну и где этот скотина Свэггер? Наверное, он не спеша спустится на квадроцикле, дав Энто время еще немного поджариться на солнце, как будто ему и без того мало досталось за последние часы. Реймонд знает: не стрелять до тех пор, пока старый козел не остановится и они с Гроганом не обменяются парой слов. Это станет условным знаком. Ну а потом не жалей, вали; Энто, разумеется, хотел находиться как можно ближе и даже, если получится, что-нибудь сказать смертельно раненному снайперу.
Джимми схватил бинокль, обращаться с которым было гораздо удобнее, чем с установленной на треноге наблюдательной трубой, хотя та и давала более стабильное изображение. Он навел бинокль на Энто, следя за тем, как тот петляет из стороны в сторону, и не замечая никаких признаков нервозности. А что, если Свэггер просто убьет Энто, пристрелит на месте? Тогда он, Джимми, обнаружит укрытие снайпера и выложит его Реймонду, и Реймонд, непоколебимый, словно чугунный брусок, завалит снайпера.
Затем они отвезут погибшего Майкла Коллинза[81] домой и устроят ему похороны в ирландском духе, которые он заслужил. Будет много выпивки, музыки и смеха, и привидения в оврагах и болотах заплачут над смертью великого человека. Но все будет позитивно: если Энто без колебаний пожертвует собой ради друзей и общего дела, то никому и в голову не придет грустить.
— Ты что-нибудь видишь? — спросил Реймонд, вынужденный довольствоваться ограниченным полем зрения прицела «И-снайпер 911», установленного на винтовке «экьюреси».
— Ничего, — сообщил Джимми, — только жирную задницу жирного Энто на седле квадроцикла. Не слишком привлекательное зрелище.