Статья Троцкого вызвала новую волну полемики. Критики обращали внимание на то, что в автобиографии Троцкий умалчивал о собственном участии в подавлении восстания. «Есть подвиги, которыми не гордятся», – цитировались Троцким слова французского биографа Сталина Бориса Суварина. Критики утверждали, что Троцкий являлся «советским Кавеньяком», то есть в отношении Кронштадта играл роль, подобную роли французского генерала Кавеньяка по отношении к вооруженному рабочему бунту в Париже в июне 1848 г., подавленному этим генералом. Отвечая Суварину и другим сравнительно беспристрастным критикам [1057] , Троцкий не просто смещал акценты, а допускал прямой обман, утверждая, что он вообще не принимал участия в усмирении повстанцев, что восстание застало его на Урале, откуда он прибыл в Москву на съезд партии и в Петроград не выезжал вообще. «Я совершенно и демонстративно отстранился от этого дела», – писал Троцкий, выделяя эти слова жирным шрифтом.
В то время советские партийные и государственные архивы, содержавшие такого рода документы, были закрыты, тем более для иностранных исследователей. В сборники своих сочинений компрометирующие себя документы Троцкий не включал, идя на намеренную фальсификацию.
7. Отказ от военного коммунизма
На этом фоне в высших большевистских кругах задумались о целесообразности продолжения политики военного коммунизма. В конце 1920 – начале 1921 г. этот вопрос стал дебатироваться в ходе подготовки к X партийному съезду. Первоначально речь шла только о частном вопросе – о замене продовольственной разверстки фиксированным продовольственным налогом. Обсуждение этой проблемы было весьма напряженным, сопровождалось наклеиванием всевозможных ярлыков, в том числе для коммунистов – самых оскорбительных, ибо значительная часть партийцев среднего звена продолжала рассматривать военный коммунизм как прямой путь к скорейшему введению социалистического производства и распределения, а малейшее отступление от него – как граничившее с соглашательством, если не с предательством [1058] .
Профсоюзная дискуссия несколько отодвинула принципиальные экономические проблемы на задний план. Однако эти вопросы продолжали оставаться тем фоном, на котором происходила подготовка к съезду партии. Съезд открылся 8 марта. Несмотря на крайнее недовольство Троцким в связи с его поведением во время дискуссии, Ленин продолжал считать его весьма полезным партийным деятелем, а в РКП (б) Троцкий пользовался огромной популярностью как организатор побед Красной армии в Гражданской войне. При выборах президиума съезда он был назван вторым после Ленина. Правда, жесткая позиция Троцкого по вопросу о милитаризации и в ходе профсоюзной дискуссии подпортила его репутацию, особенно в глазах тех, кто примыкал к «рабочей оппозиции» или децистам. «Кто выступает за диктатуру кнута, пусть голосует за Троцкого», – сказал один из делегатов съезда. Другой делегат – Рафаил (псевдоним Р.Б. Фарбмана) – заявил, что сторонники Троцкого захватили власть, а ленинцы ушли в подполье. Были на съезде и сторонники Троцкого. Едкий и остроумный Рязанов, наоборот, издевался и над членом Политбюро Зиновьевым (ближайшим в это время соратником Ленина), который, по словам Рязанова, «воспылал демократизмом и пустился в поход против тов. Троцкого» [1059] . Равнодушных к Троцкому было мало.
В повестку дня съезда был включен военный вопрос. С докладом по нему должен был выступать Троцкий. Однако делегатам сообщили, что наркома «сейчас нет в городе», предусмотрительно не сказав, что Троцкий находится в своем поезде под Петроградом, откуда тайно руководит подавлением Кронштадтского восстания. Может быть, именно потому, что от Троцкого во многом зависела судьба ленинского правительства, как тогда, в 1917-м, Ленин в отчетном докладе занял в отношении Троцкого примирительную позицию. Он напомнил слова Троцкого о том, что мы – люди партии, что, «конечно, мы соединимся», и выразил полную солидарность с этим заявлением [1060] .
В отсутствие Троцкого в Кремле на квартире Л.П. Серебрякова состоялась фракционная встреча сторонников позиции Троцкого по вопросу о профсоюзах. Участвовали А.А. Андреев [1061] , Дзержинский, Смилга, секретарь Московского комитета партии Яковлева, заместитель начальника политуправления Реввоенсовета В.И. Соловьев [1062] , заместитель наркома финансов А.О. Альский [1063] , заместитель командующего Кавказской трудовой армией по политчасти И.Я. Врачев [1064] и др. Совещание было созвано для обсуждения кандидатур в состав ЦК. Дзержинский выступил с просьбой не выдвигать его в ЦК, так как он не желал якобы возглавлять ВЧК, которая теперь «карала рабочих и крестьян». Его просьба была отклонена. (Со стороны Дзержинского это, по всей видимости, была хорошо продуманная игра, ибо не отмечено, чтобы на самом съезде прозвучали его самоотводы или критика расстрелов рабочих и крестьян).
Троцкий приехал в Москву 10 марта и выступил против дальнейших фракционных встреч, заявив, что считает необходимым в порядке дисциплины подчиняться решению большинства [1065] . На 11 марта был намечен его доклад о реорганизации армии. Однако нарком отказался в тот день выступать, объяснив это занятостью военными делами. Порядок дня съезда был скомкан. Вместо доклада Троцкого был поставлен вопрос о партийном строительстве. Очевидно, нарком действительно полностью был поглощен подавлением восстания в Кронштадте даже после своего возвращения в Москву. По поводу событий в морской крепости на съезде вынуждены были сообщить, что там «дело несколько более затяжное». Смилга передал весьма тревожные слова Троцкого, что 30% кронштадтских коммунистов «ведут борьбу против нас», а 40% занимают нейтральную позицию [1066] . 11 марта на съезде Троцкий принял участие только в обсуждении доклада Зиновьева о профсоюзах. Вел он себя значительно менее воинственно, чем в предыдущие месяцы. Чувствовалось, что события в Кронштадте оказали глубокое воздействие на его мысли и чувства.
Троцкий перестал употреблять термин «диктатура пролетариата» и стал говорить о «диктатуре партии», что больше соответствовало мыслям партийного руководства. Вспоминал ли в этот момент Троцкий о своем прогнозе начала века по поводу «заместительства» класса партией? Если и вспоминал, то пытался отодвинуть этот кошмарный призрак в самую дальнюю нишу подсознания. Троцкий снова высказался против ленинской «платформы десяти» в профсоюзном вопросе. Он раскритиковал формулу Ленина «Профсоюзы – это школа коммунизма» за ее бессодержательность. «Я боюсь, что это не Владимир Ильич писал, что это не его рука», – заявил оратор под аплодисменты некоторой части делегатов. Наконец, вопрос об огосударствливании профсоюзов Троцкий повернул теперь так, что он мог быть приемлем и для ленинской платформы, ибо это огосударствливание должно было выражаться только в повышении роли профсоюзов в производстве [1067] . В целом Троцкий, видимо, принял за чистую монету примирительные интонации в отчетном докладе Ленина, был весьма сдержан, готов к новым уступкам и полному примирению с Ильичом.
Однако взявший затем слово Ленин оттолкнул протянутую руку Троцкого. Пока Троцкий был под Кронштадтом, Ленин относился к нему лояльно. Когда же Троцкий вернулся и снова заспорил, Ленин вышел из себя. Он начал свое выступление саркастическими словами о том, что Троцкий «особенно вежливо полемизировал со мной и упрекал или называл меня архиосторожным. Я должен его поблагодарить за этот комплимент и выразить сожаление, что лишен возможности вернуть его обратно». Ленин признавал, что пора перейти к вопросам более актуальным, чем место профсоюзов (то же самое говорил и Троцкий). Но, как и Троцкий, сделать этого не смог. Он обвинял Троцкого в том, что тот валит с больной головы на здоровую, раскритиковал требование Троцкого «перетряхнуть» профсоюзы (хотя Троцкий – на свою голову – упомянул это выражение всего один раз, в 1920 г., и больше его никогда не повторял). Главным в этих ленинских обвинениях было не существо дела, а то, что Троцкий нарушил дисциплину ЦК, отказавшись подчиниться решению пленума от 8 – 9 ноября 1920 г. о выработке единой платформы по профсоюзному вопросу. Получился не спор, утверждал Ленин, а «трясение партии и озлобление» [1068] . Ленин выражал особое недовольство тем, что из-за дискуссии о профсоюзах он, Ленин, потерял так много необходимого ему «лишнего времени», повторяя вновь и вновь, что пора перейти к более важным вопросам (и все равно не перешел к ним).
Сторонники «рабочей оппозиции» (от их имени выступал Шляпников) и децисты справедливо отмечали, что между «платформой десяти» и тезисами Троцкого нет существенной разницы, что Ленин, как и Троцкий, пользуется средствами «перетряски» [1069] . Троцкий и сам это понимал. Выступая повторно, он вел себя в отношении Ленина вполне лояльно. Он предрекал, что «платформа десяти» получит одобрение подавляющего большинства съезда, и не желал идти на конфронтацию, хотя и оставил место для мягкой критики Ленина и его группы [1070] . Ленинская платформа действительно получила поддержку 336 делегатов. За платформу Троцкого проголосовало 50 человек, за «рабочую оппозицию» – 18 [1071] . Дискуссия была закончена. Троцкий сложил оружие. Он признал поражение и намерен был теперь полностью включиться в проведение нового партийного курса: замену продовольственной разверстки натуральным налогом.
Сторонники «рабочей оппозиции» (от их имени выступал Шляпников) и децисты справедливо отмечали, что между «платформой десяти» и тезисами Троцкого нет существенной разницы, что Ленин, как и Троцкий, пользуется средствами «перетряски» [1069] . Троцкий и сам это понимал. Выступая повторно, он вел себя в отношении Ленина вполне лояльно. Он предрекал, что «платформа десяти» получит одобрение подавляющего большинства съезда, и не желал идти на конфронтацию, хотя и оставил место для мягкой критики Ленина и его группы [1070] . Ленинская платформа действительно получила поддержку 336 делегатов. За платформу Троцкого проголосовало 50 человек, за «рабочую оппозицию» – 18 [1071] . Дискуссия была закончена. Троцкий сложил оружие. Он признал поражение и намерен был теперь полностью включиться в проведение нового партийного курса: замену продовольственной разверстки натуральным налогом.
В то же время сторонники платформы «рабочей оппозиции» от своих взглядов не отказались. Поэтому по настоянию Ленина съезд принял две резолюции: «О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии», в которой резко осуждался курс «рабочей оппозиции» на демократизацию партии и общества и на введение рабочего управления производством, и «О единстве партии». Вторая резолюция требовала немедленно распустить все внутрипартийные группировки. Невыполнение постановления каралось исключением из партии. Особый пункт, в то время секретный, предусматривал право ЦК двумя третями голосов переводить членов ЦК в кандидаты или исключать из партии тех из них, кто встанет на путь фракционности и этим нарушит единство партии. Троцкий полностью поддержал оба этих решения, не слишком отдавая себе отчет в том, кто и как будет пользоваться этим секретным пунктом. Между тем именно этот пункт, которой Сталин обнародует в самом начале 1924 г., на XIII партийной конференции, накануне смерти Ленина, позже станет важнейшим инструментом в борьбе со всей партийной оппозицией, в том числе и в первую очередь – в борьбе против оппозиционного движения, руководимого Троцким.
Три закрытых заседания съезда были посвящены переходу к милиционной системе, на которой настаивал Троцкий. Прения, по существу дела, прошли впустую, так как при принципиальном согласии с этой идеей немедленный переход к милиционной системе на фоне отказа от продразверстки казался очевидным несоответствием и был отклонен. В резолюции говорилось: «По вопросу о милиционной системе у партии нет никаких оснований пересматривать свою программу. Формы, методы и темп перехода к милиции целиком зависят от международной и внутренней обстановки, от продолжительности передышки, взаимоотношений города и деревни и пр. Неправильной и практически опасной для настоящего момента является агитация некоторых товарищей за фактическую ликвидацию нынешней Красной армии и немедленный переход к милиции» [1072] . Иначе говоря, создатель Красной армии и победитель в Гражданской войне Троцкий, не выступавший за ликвидацию Красной армии, а ратовавший за ее усиление, укрепление, увеличение и расширение функций армии, умудрился и здесь позволить Ленину представить себя в кривом зеркале – как большевистского руководителя, выступающего за ликвидацию Красной армии и замену ее милицией.
Избранный в состав ЦК, а затем и в Политбюро, Троцкий почти полностью сосредоточился на военных делах. Он, разумеется, занимался всем комплексом внутренней и внешней политики, но самостоятельных политических инициатив больше не проявлял. Ленин же сохранял по отношению к Троцкому весьма двойственное отношение. Однажды он разоткровенничался с Горьким, который в первые месяцы после Октябрьского переворота занимал антибольшевистские позиции, но затем вновь сблизился с большевиками и стал вхож к Ленину. Горький был удивлен высокой оценкой Лениным организаторских способностей Троцкого. Заметив его удивление, Ильич произнес: «Да, я знаю, ходят лживые слухи о моем отношении к нему. Но что есть, то есть, а чего нет, того нет. Это я также знаю. Он смог любой ценой организовать военных экспертов». И после паузы добавил «довольно печально»: «И все же он – не один из нас. С нами, но не наш. Он амбициозен. Есть в нем что-то от Лассаля, что-то нехорошее» [1073] .
С окончанием Гражданской войны будни Троцкого были заполнены разнообразными делами, которые сам он считал весьма ответственными и важными, но это были дела преимущественно рутинные, не связанные с решением серьезных вопросов, не ведшие к политическим конфронтациям и ежедневным передвижениям. Он многократно выступал на всевозможных совещаниях военных, посвященных призыву в Красную армию, боевой подготовке, политпросветработе, повышению культуры в быту, материальному обеспечению войск и прочее. Иногда он произносил еретические тирады, возвращавшие его к бесклассовым определениям «честных граждан» времен Польской кампании 1920 г.: «Командир, устраненный из партии в силу своего общего несоответствия ее духу, может оставаться на командном посту, если он честный воин и честный гражданин» [1074] . С точки зрения большевистской логики это было непримиримое противоречие, очевидное отклонение от всех догм и канонов. Троцкий превратился теперь в одного из обычных, хотя и высших, советских функционеров, что явно не соответствовало его натуре, удручало, мучило. Привыкший ставить и решать глобальные вопросы мировой революции, он тяготился тем, что ему приходится заниматься недостаточно масштабными делами, в основном относящимися к свертыванию перманентной революции не только на Западе, но и на Востоке.
В апреле 1920 г., после высадки на Дальнем Востоке японских войск и в связи с практической невозможностью прогнать японцев со своей территории, советское правительство приняло решение согласиться на создание «буферного» псевдонезависимого и в этом смысле псевдодемократического государства – Дальневосточной республики (ДВР) со столицей сначала в Верхнеудинске (Удан-Удэ), а затем в Чите. В правительстве ДВР преобладали большевики, но представлены были также меньшевики и эсеры. В мае РСФСР признала ДВР в качестве самостоятельного государства и обязалась оказывать этой республике военную и финансовую помощь.
Троцкий был инициатором и горячим сторонником создания ДВР, но не был удовлетворен деятельностью первого главы правительства республики бывшего меньшевика А.М. Краснощекова [1075] , вступившего в большевистскую партию. Особое недовольство Троцкого вызывало то, что продовольствие, которое направлялось на Дальний Восток исключительно для армии, фактически подчинявшейся Троцкому, в значительной своей части распределялось среди населения республики. Председатель Сибирского ревкома большевик И.Н. Смирнов [1076] жаловался Ленину и Троцкому, что «ДВР превратилась в паразита, вытягивающего из Сибири хлеб и мясо», что посланный хлеб «попадает в общий котел» [1077] . 19 марта 1921 г. Троцкий телеграфировал Краснощекову, предупреждая его, что армия голодает и разлагается. «Принимая во внимание исключительно важную роль, лежащую на армии Дальвостреспублики, необходимо принять меры к тому, чтобы продовольствие для армии бронировалось и ни в коем случае не поступало по другому назначению» [1078] .
Крайние трудности со снабжением армии ДРВ были лишь одним из проявлений тяжелейшего положения, в котором вместе со всем населением страны оказались ее вооруженные силы на исходе Гражданской войны. Троцкий как мог отстаивал приоритетное снабжение Красной армии и пытался не поддаваться требованиям о ее существенном сокращении и даже ликвидации отдельных ее соединений и родов войск, на что подчас был готов пойти Ленин. Под влиянием экономических трудностей и Кронштадтского восстания Ленин даже предложил Троцкому на год «прикрыть» весь военный флот. Он писал в записке наркому: «К чему он [флот]? А уголь отдать ж[елезным] дор[огам] или текстильным фабрикам, чтобы дать мужикам ткань? По-моему, надо бы здесь пойти на решительные меры. Пусть флот пострадает. А соввласть выиграет» [1079] .
Судя по тому, что никакие практические меры по ликвидации флота приняты не были, Троцкому, видимо, удалось переубедить Ленина и флот не расформировывать. По предложению Троцкого была даже образована правительственная комиссия с задачей возвращения во флот тех военных моряков, которые в предыдущие годы были переведены на другие работы [1080] . Интересно, попал ли в поле зрения этой комиссии опальный Раскольников с женой Ларисой?
X съезд заложил первые, пока еще весьма приблизительные и не до конца понятные основы новой экономической политики (НЭПа), означавшей известное возрождение рыночных отношений, давшей возможность приступить к восстановлению экономики, допустившей либерализацию в хозяйственной области, отнюдь не дополняя ее политическими послаблениями. В условиях перехода от войны к миру, в связи с окончанием Гражданской войны, задержкой мировой революции, введением НЭПа проводились мероприятия по реорганизации, демобилизации и сокращению численности Красной армии. Комиссия по демобилизации армии под руководством Троцкого и Дзержинского была образована еще в декабре 1920 г., о чем Ленин сообщил на VIII съезде Советов, подчеркнув, что разработкой демобилизации занято именно военное ведомство [1081] . Нарком считал эту работу повседневной, не требующей какого-то особого общепартийного внимания. Когда на XI партсъезде Троцкого обязали прочитать доклад о Красной армии, Троцкий поначалу возражал: «Тут явное недоразумение. Если на меня возложат доклад, то я не знаю, о чем должна быть информация. Принципиальные вопросы строительства у нас решены. Решение о том, как этому строительству помогать, принято в партийном и советском порядке. Так о чем же информация?» [1082] Доклад все-таки пришлось прочитать [1083] .