Идеаль - Фредерик Бегбедер 3 стр.


9

Теперь позвольте представиться: Октав Паранго, французский скаут, застрявший в стране, которая равняется тридцати Франциям. Работаю на людей, считающих, что женщина старше двадцати четырех лет — та еще рухлядь. Моя деятельность не может на мне не отразиться — я, например, не праздновал свое сорокалетие. Я старею в мире, где стареть запрещено. Я привык косить под молодого: черные мятые рубашки, прорванные на коленях джинсы, кашемировый свитер с треугольным вырезом от «Zadig&Voltaire» на голое тело, взъерошенные волосы, типа только что с постели в любое время суток, плюс недельная бородка для легкого налета бунтарства (вообразите себе большевика с машинкой для стрижки в зубах), спортивные туфли, спорта не нюхавшие, майки-поло в облипку в подражание худющим британским рокерам и джинсы «слим» с заниженной талией, чтобы не обтягивали валик растущего брюшка. Я не пользуюсь дезодорантом — чем вонючей, тем моложе. Себе на сорокалетие я подарил не замшевую куртку, а две замшевые куртки. Каждое утро я рыдаю, выщипывая седые волоски на макушке, в ушах и ноздрях. Я сдабриваю щеки автозагаром, чтобы отливать оранжевым, а не зеленым. Я то и дело провожу рукой по волосам, желая убедиться, что они никуда не делись. Ночью, лежа в ванне, подбираю волоски, плавающие на воде, и прилепляю их на бортик, как маньяк, страдающий обсессивно-компульсивным расстройством, после чего торжественно погребаю их в мусорном ведре. Словно старый трансвестит, я испытываю на себе все новые омолаживающие кремы — восстанавливающий «Dior Homme Dermo System» с содержанием заживляющего B-ecdysone и фосфата витамина Е, скрабгель с морским критмумом «Océalys», освежающий гель глубокой очистки от «Clarins», отшелушивающий гель для лица, полный крошечных гранул, которые перекатываются по коже, словно синтетический песок, не говоря уже о концентрированном увлажняющем креме «Facial fuel energizing moisture treatment for men» от «Kiehl's». Ботокс и коктейль DHEA-мелатонин оставлю себе на будущий год. Слушаю Диамс, чтобы не отставать от поколения «Нет-Нет».[13] Мне исправили близорукость при помощи лазера, искромсав сетчатку, как в «Андалузском псе» Бунюэля, чтобы я мог обходиться без очков (раньше я смахивал на Ива Сен-Лорана, теперь строю из себя Иисуса Христа). Я собираюсь обзавестись фарфоровыми зубами и сделать себе улыбку как у Кита Ричардса (чистенькую, а не цвета беж). Единственное, что меня пока сдерживает, — это расценки моего дантиста-визажиста: 20 000 евро за пять сеансов, — дороговато за вставную челюсть. Я уже практически записался в спортивный клуб, чтобы повибрировать на тренажере «Power Plate». Прежде чем привести домой девушку, я потихоньку принимаю виагру-100, чтобы смочь три-четыре раза, как будто мне на двадцать лет меньше. Я люблю повторять, что моя глупость — не более чем глупость времени, в котором я живу, но в глубине души понимаю, что время — это просто козел отпущения и моя глупость — мое личное достояние. В сорок с хвостиком мы несем ответственность за свое несчастье, даже если выглядим свежее, чем оно. Да, я совсем забыл сказать, что ушел от жены, потому что она была моей ровесницей.

Ну и вот: я старик поневоле. Не смейтесь — бывают люди, которые рады, что стареют. Правда, они не у власти.

10

Чтобы доходчивее объяснить вам, как я стал фашистом, я должен рассказать об отце: мне кажется, я пошел в него. Когда родители развелись, отец, возвращаясь из Гонконга, Сингапура или Сиднея, иногда забирал нас со старшим братом к себе на уик-энд. Он жил в двухэтажной квартире с деревянными балками на улице Мэтра Альбера. Мы спали наверху, у каждого была своя комната. Меня уже тогда мучила бессонница. Ночью я слышал, как внизу тренькают кусочки льда в хрустальных стаканах с виски и вылетают пробки из бутылок. То и дело звонили в дверь. С первого этажа до меня доносился девичий смех. По субботам отец устраивал вечеринки, приглашая друзей, американских боссов и завсегдатаев «Кастеля». Последних сопровождали манекенщицы из агентства «Paris-Planning» и скауты в распахнутых рубашках, с волосатым торсом, вечноцветущим загаром и фальшивыми визитными карточками модных фотографов. Они ставили пластинку Стиви Уандера «Song in the Key of Life» — это по-прежнему моя самая любимая музыка всех времен и народов. Оранжевый двойной альбом только что вышел, то есть дело было в 1976 году (датировка по Стиви Уандеру точнее, чем по углероду-14). Отсюда следует, что мне было одиннадцать лет и я блистал новенькими, с иголочки, ушами. Случалось, я долго не мог заснуть и спускался в халате и синей пижаме, с всклокоченной шевелюрой. И что я видел, протерев глаза? Двадцатилетних красавиц, которые радостно сияли мне навстречу белоснежными зубами и мини-юбками: «That is your SON? He is so CUTE!»[14] Как правило, я мчался в туалет и ждал там, пока краска сойдет с лица. Когда я вылезал из своего убежища, отец подмигивал мне, раскуривая сигару. «Ему только что переклеили уши». Гигантского роста девицы по имени Нина, Ким или Элизабетта, испуганно взвизгивая, рассматривали мои шрамы под волосами, потом восхищались моими зелеными глазами или потешались над тапочками. Вы догадываетесь, в чем проблема? Я кое-что понял про женщин, прыгая на коленях у пахнувших пачули шведских, датских и норвежских манекенщиц, которые пели, щелкая пальцами: «When you feel your life's too hard, just gotta have a talk with God».[15] У них были светлые волосы, как у моей матери, как желтый свет широких абажуров, как шампанское, искрившееся у них на губах. Они гладили меня по головке, гадали по руке, предсказывая мне сказочное будущее актера или пилота, предлагали для смеха руку и сердце, «Look, he's blushing again, your son is so ROMANTIC!»,[16] задавали нескромные вопросы про отца и совали в качестве взятки орешки или шоколадку «Milka», строили планы, как похитить мальчика и поделить выкуп, но тут наконец вмешивался отец: «Хватит, уже поздно, если б мама видела, она б меня убила». Тогда северные дивы поднимались со мной в спальню, целовали в лоб, в нос, в запястье или в шею, тщательно избегая губ, которые я им всякий раз протягивал, зажмурившись (потому что, честно говоря, жаждал только одного — чтобы эти богини надо мной надругались). Потом они подтыкали мне одеяло, выдыхая сигаретный дым прямо на подушку, мило улыбались в ответ на мою просьбу обнять меня еще раз и покрепче, и я засыпал под дзиньканье их шпилек по лестнице, улетая в волшебную страну топ-модельных объятий, где я пребываю до сих пор и где, по возможности, хотел бы испустить дух. И чем раньше, тем лучше.

11

Вот уже год, как я живу в Москве, Городе Обманутых Надежд. Красота здесь стала национальным спортом. Россия огромна, а жители ее бедны — единственное их развлечение состоит в чтении стихов, прогулках по березовым рощам и послеобеденном сне на берегах широких медленнотекущих рек. Купола их церквей похожи на шарики мороженого в золотой фольге. Здесь проживает крупная беднота — бывает же крупная буржуазия. В ваших краях мужчины умирают в пятьдесят лет, а их вдовы продают котят у входа в метро. Время от времени старухи гибнут от удара сосульки, свалившейся со строительных лесов. Московская зима — неслабое зрелище.

Русские вынуждены соответствовать необъятности среднеазиатских степей и сибирской тундры — они безответны, но лиричны, обобраны, но высокомерны. Они из кожи вон лезут, чтобы напоминать персонажей чеховской «Чайки», и говорят о высоком на кухнях, где бродит квас и сушатся грибы. У них нет ни гроша в кармане, но деревянные столы ломятся от картошки с растительным маслом, пирогов с маком, пряной селедки, малосольных огурчиков, графинов водки с выгравированными на них птицами, разнообразного варенья и медных самоваров с обжигающим чаем. Вы знакомы всего пару минут, но они уже вещают вам о тщетности любви, гибели счастья и о том, что мир сошел с ума. Они говорят долго, беспрестанно наполняя рюмки и пичкая вас pirozhnoie. Они гордятся своим фатализмом — да, Россия катится под откос, как всегда, ничего не поделаешь, еще выпьешь? «Нравственные шатания», милые сердцу Достоевского, — самый безболезненный способ смотреть жизни в лицо и верная гарантия от приятных сюрпризов.


Честно говоря, березовые рощи я видел только в окно такси, едучи из аэропорта Шереметьево в город. Или по дороге на Rublevka, здешний Нейи:[17] березы вспыхивали в ночном мраке огнями фейерверков. Выстроившиеся ровными рядами бледные стволы казались прозрачными соломинками, через которые небо вдыхает рассыпчатый снежок. Что касается наивных ботаников, всклокоченных поэтов, обманутых любовников и скисших философов, то любимцы Антона Павловича попадаются тут не чаще, чем в Париже. Кухни в России современнее, чем пишут, и меньше размером, и там, как и везде, едят «чикен макнаггетс» в соусе барбекю. Да, речь у них пламенная, но образ жизни ничем от нашего не отличается — это максимально приятное самоубийство. Может, мои знакомые москвичи — нетипичные представители великой нации? Я, в основном, наблюдал бритых наголо парней в майках от Диора — эти нувориши владеют ночными клубами и гоняют как сумасшедшие на немецких тачках, лавируя между семью готическими сталинскими небоскребами, каменными чудищами, освещенными по ночам наподобие египетских пирамид. «Я с понтом казак! Джигит, в натуре!» Не раз я видел, как высоченные башни стремительно сужаются и исчезают в зеркале заднего вида… Радио горланило русские песни, а я в ужасе орал по-французски, убедившись, что «BMW» целит прямо в пешеходов: «Осторожно! Смотри! Беременная женщина! Красный свет! Вон коляска с ребенком, тормози!» Но главное, я смотрел на девушек, боже мой, русские девушки… местное ноу-хау.

Честно говоря, березовые рощи я видел только в окно такси, едучи из аэропорта Шереметьево в город. Или по дороге на Rublevka, здешний Нейи:[17] березы вспыхивали в ночном мраке огнями фейерверков. Выстроившиеся ровными рядами бледные стволы казались прозрачными соломинками, через которые небо вдыхает рассыпчатый снежок. Что касается наивных ботаников, всклокоченных поэтов, обманутых любовников и скисших философов, то любимцы Антона Павловича попадаются тут не чаще, чем в Париже. Кухни в России современнее, чем пишут, и меньше размером, и там, как и везде, едят «чикен макнаггетс» в соусе барбекю. Да, речь у них пламенная, но образ жизни ничем от нашего не отличается — это максимально приятное самоубийство. Может, мои знакомые москвичи — нетипичные представители великой нации? Я, в основном, наблюдал бритых наголо парней в майках от Диора — эти нувориши владеют ночными клубами и гоняют как сумасшедшие на немецких тачках, лавируя между семью готическими сталинскими небоскребами, каменными чудищами, освещенными по ночам наподобие египетских пирамид. «Я с понтом казак! Джигит, в натуре!» Не раз я видел, как высоченные башни стремительно сужаются и исчезают в зеркале заднего вида… Радио горланило русские песни, а я в ужасе орал по-французски, убедившись, что «BMW» целит прямо в пешеходов: «Осторожно! Смотри! Беременная женщина! Красный свет! Вон коляска с ребенком, тормози!» Но главное, я смотрел на девушек, боже мой, русские девушки… местное ноу-хау.


Русская красота не сводится к литературе и лесам, основной ее параметр — женщины. Мы много говорим о залежах углеводородов в этой стране, не замечая главного ее богатства. Американки слишком здоровые, француженки слишком капризные, немки слишком спортивные, японки слишком покорные, итальянки слишком ревнивые, англичанки слишком пьющие, голландки слишком раскрепощенные, испанки слишком томные! Остаются русские. Русские девушки умеют потупиться, словно провинившиеся дети, кажется, они вот-вот заплачут, их бирюзовые глаза еле сдерживают слезы, пришедшие из вечной мерзлоты, векового горя, родительских тумаков на старых дачах, пустых тарелок в зимнюю стужу, Рождества без подарков, а пожаловаться нельзя, потому что отец тогда пойдет по этапу, и еще этот подлец, ушел и da svidania не сказал, их княжеские щеки алчут ласки, словно груди, и при этом они никогда не дрожат, даже на морозе минус двадцать, только зубки облизывают и не отводят взгляда, еле успеваешь различить хорошо отрепетированную капельку росы, блеснувшую на губах, словно зов или вызов. Это цветы, склонившиеся над слабыми мужчинами, они прощают их и вертят ими как хотят, запускают им пальцы в волосы, и даже их пот пахнет сладко, любой самец становится марионеткой в умелых бледных руках, парящих в воздухе, будто лебединые крылья. Теперь, когда планета стала единой страной, вы понимаете, что я имею в виду. Весь мир наслышан о власти русских женщин; именно поэтому им отказывают в визах. Женщины всех национальностей ненавидят их, потому что красота несправедлива, а против несправедливости следует бороться. Русские девушки — это враги. Ангелам не впервой, у них всегда было полно врагов, перечитайте Библию, это настоящий каталог умученных ангелов.

12

Итак, я согласился на это задание, не такое, как все, — найти новое лицо для «Л'Идеаля», мирового лидера косметической промышленности. Как я уже вам объяснил, в нашем пресыщенном мире хорошо продается только невинность. Отдел сбыта «Л'Идеаля» решил модернизировать имидж фирмы (читай: «вытурить старую каргу»). Их пиар-стратегия основана на сегментировании аудитории: пятнадцать — двадцать пять лет (проблемы угреватой кожи); тридцатилетние (считают, что им по-прежнему двадцать); сорокалетние (размечтались, что им все еще тридцать); пятидесятилетние (надеются, что их подтяжки не видны). Мне повезло — я занимался пятнадцати — двадцатипятилетними. Скорее пятнадцати, чем двадцати пяти. Я стал скаутом в модельном агентстве «Аристо». Французским отделением руководил приятель моего отца: отсидев свое, я умудрился завалить телешоу в прайм-тайм и, можно считать, погорел во Франции. Так что эмиграция под этим соусом была мне царским подарком. Вряд ли найдется лучший способ познакомиться с шикарными телками и уложить их к себе в постель. Должен признать, что во Франции, даже в лучшие времена, когда я был богат и знаменит, мне не доводилось общаться с такими экземплярами. Это не бомбы, не пушки, не самолеты — бери выше, тут мы имеем дело с ядерными боеголовками, оружием массового поражения, межпланетными ракетами. Запуск космических кораблей «Союз» производится не на Байконуре, а в Москве! Большинство французов, поселившихся в вашем городе, просто не в состоянии вернуться домой: они точно знают, что на родине подобных куколок им не видать как своих ушей. Те на них просто внимания не обратят, да вряд ли вообще их пути пересекутся — в моей стране красавицы живут в параллельном пространстве, как в гетто, где невидимые барьеры надежно защищают их от приставучих мужланов. В России девушек отгружают вам парами и гроздьями. Я познакомился с французом, который уже просто не может заниматься любовью с одной партнершей. «Вдвоем в постели? Я забыл, как это делается!» Самые отменные аборигенки спят и видят, чтобы в них влюбился богач или, на худой конец, чтобы иностранец увез их в путешествие. Они даже динамят восхитительно, умудрившись внушить тебе, что страшно сожалеют, но, увы, не могут с тобой переспать, — так вышибалы в казино, объясняя, что мест больше нет, пытаются не слишком обидеть клиента, чтобы он вернулся на следующий день, кто знает, жизнь продолжается. И потом, это не девки, а адский огонь. Райский, пардон! Секс — не более чем техника, izvinite, отец, что я так в лоб, но есть целый ряд жестов, которые русским женщинам даются с потрясающей легкостью, с самого первого раза. Скажем, чтобы избежать скабрезности, что им свойственны великодушие и долготерпение, а также крайняя… изобретательность. Да ладно вам бурчать, все от природы, от Бога, и грех не воспользоваться его дарами. Московские бабы то заглатывают член, то дрочат его, пока он не извергается крещендо в ротовой полости, и не забывают при этом ввести указательный палец в основу основ в то самое мгновенье, когда она сокращается от блаженства. Они выпивают все ваши соки и, не канителясь, тут же снова закусывают удила, да так, что вы приходите в полную боевую готовность, послав к чертям презерватив, а потом, взгромоздившись на ваши sex toys, облизывают себе соски, сосут вам все, что можно, пока вы не взмолитесь о пощаде, ладно, хорошо, я заканчиваю перечень услуг населению, батюшка, простите, я надеялся скрасить вам вечер, ну будет вам, я шучу, вы что, святее папы римского, что ли… Уж не знаю, где ваши дамы обучаются этим премудростям, на которые их западные товарки решаются только после полугода ужинов тет-а-тет. Никто так, как русские, не взобьет вам яйца и не отдастся с таким самозабвением, разве что, может быть, одна марокканка, в которую я был когда-то влюблен, вот только имя ее забыл. Три четверти века секс был единственным развлечением русских (не считая водки и стукачества), в результате они разработали уникальную технологию. Один мой знакомый француз живет тут, потому что на француженок у него больше не стоит. Ладно, ваша правда, этот француз — я! Но нам надо поторапливаться. Ваши методы исповеди меня нервируют, смотрите, сколько верующих мается, ожидая своей очереди.

Даже у дантистов есть приемная! Я бы, конечно, предпочел исповедника-доминиканца, но его не оказалось под рукой.


Искушений у меня было хоть отбавляй, но время поджимало — «Л'Идеалю» срочно требовались новые символы, нам надлежало пополнить запас высоких скул и алых губ. Стандартизация желаний ждать не будет! Спрос рос, поставки предназначались для каталогов, пресс-релизов, рекламных вкладок, витрин газетных киосков и тизинг-кампаний. Наталья Водянова везде поспеть не могла, нужны были новые модели, пусть не такие дорогие и знаменитые, зато свободные. Навар — лицом. Я должен был обеспечить круговорот лиц в природе во имя рекламы глюко-активных увлажняющих питательных кремов. Бертран, мой босс, часто звонил мне, требуя, словно людоед из «Мальчика-с-пальчика»: «Привези молоднячка». Короче, я обслуживал пожирателей лолит, которые в свою очередь поддерживали на должном уровне мировое либидо.


Поймите меня правильно. Бестелесные самочки необходимы для процветания капиталистической экономики, но мы вынуждены часто их обновлять: ротация романтических образов способствует росту чистой прибыли. К сожалению, невинность манекенщиц — скоропортящийся продукт. Рано или поздно наши модельки приземляются в постели какого-нибудь забияки-футболиста или пьянчужки-актера, либо их фотографируют мобильником в тот момент, когда они вдыхают в каком-нибудь закутке белую дорожку и вырубаются. За исключением Кейт Мосс, никому не удалось подняться после таких вот кадров. Видеозапись гуляла в Интернете, домохозяйки решали сменить лавочку, либо сама лавочка рвала эксклюзивный контракт, и мне снова приходилось отправляться на поиски спасительного интерфейса. Износ ускорялся, это явление окрестили эффектом одноразовой модели. Я получал комиссионные с заработков моих девочек, но дело в том, что их меняли, не успев толком раскрутить, поэтому я попросил, чтобы мне платили аккордно, а не процентами (даже 10 % стало уже нерентабельно, и потом, как проверить доходы?). Запустить девушек мне было легче, чем удержать на плаву. Когда-то успешная малышка держалась лет десять, теперь красота живет три года.

Назад Дальше