Однако я допускаю, что «разоблачительное» интервью приемлемо, к примеру, когда политик выражает мнение или демонстрирует привычки, о которых избиратели должны быть осведомлены. Но если цель интервью – объективно изложить информацию и идеи, то желание подловить интервьюируемого на каких-то глупостях просто абсурдно. Самые провокационные свои заявления я делал в письменной форме и готов отстаивать их до конца. Тем не менее некоторые журналисты вели себя так, словно «поймали» меня, когда я утверждал, что ислам – кошмарная религия, что ее основные ценности уничижительны и идиотичны и что даже самые мудрые ее принципы в подметки не годятся джайнизму. Потом журналисты крайне неохотно упоминали такую деталь, что говорил я об исламе и джайнизме как доктринах, а не о мусульманах и джайнах как людях. Но проявляли недюжинное упорство в желании напечатать изначальную версию провокационного заявления.
Вероятно, кто-то выразит обеспокоенность тем, что подобные жалобы возлагают тяжкое бремя на печатную журналистику, поскольку в ходе радио– или телеинтервью (особенно в прямом эфире) человек не может «переделать» высказанные фразы. Но такое возражение не учитывает важных различий между средствами массовой информации. Только в печатном формате журналист распоряжается вашим многочасовым диалогом по собственному усмотрению. С точки зрения интервьюируемого, в результате его слова чудовищно искажаются – случайно или намеренно. А теперь вспомним радио и телевидение, где большинство интервью не редактируется и выступающему, сколько бы ему ни отводилось времени – пять минут или пятьдесят, – позволено говорить все, что вздумается, без последующих корректировок. Практически никогда интервьюируемый не обнаруживает с удивлением, что его слова чудовищным образом исковеркали.
Я долго распинался, но боюсь, так и не дам однозначного ответа на ваш вопрос. Необходимо ли журналисту перед тем, как включить диктофон, знакомить каждого интервьюируемого с тезисом Малкольм? Вероятно, нет. Но мне кажется, этический момент состоит в том, чтобы передать истинные убеждения интервьюируемого. А еще – предоставить ему разумную возможность прояснить свои высказывания, которые изначально могли быть неудачно сформулированы или неверно истолкованы. Подобная щедрость тем не менее не исключает сенсационных статей и разрушенных карьер. Многие интервьюируемые, едва у них развязывается язык, прилагают все усилия, чтобы не «завязывать» его обратно.
6. Я родился и вырос в Соединенных Штатах, но последние 20 лет живу в Японии. В этой стране ложь считается формой искусства. «Хоннэ» – японское понятие, обозначающее истинные мысли человека. А «татэмаэ», напротив, мнение или мысль, которые вы озвучиваете, когда говорить правду неудобно или невыгодно. Люди здесь двуличные и легко переключаются с одной своей роли на другую; иное положение вещей воспринимается окружающими как социально неуместное. Как вам, наверное, известно, японская этика – ситуационная, то есть нормы поведения очень меняются в зависимости от обстоятельств. К тому же такие качества, как честность, прямота, открытость и ответственность, ценятся здесь гораздо меньше, чем в США, и могут даже иметь совершенно иное значение. Я согласен с принципами, изложенными вами в книге «Ложь», но мне неясно, следует ли, по вашему мнению, учитывать культурные особенности? По крайней мере в Японии желание начать «честную» жизнь не ограничилось бы корректировкой личных этических норм. Для этого пришлось бы в корне поменять целую культуру.
Однажды в Индии я сел на автобус, чтобы доехать до города Халдвани. При посадке я уточнил у водителя, действительно ли мы направляемся в Халдвани. Тот заверил меня в этом и даже продал билет. Через два часа я заволновался, поскольку мне говорили, что дорога займет не более часа. Я поинтересовался у пассажиров, действительно ли мы едем в Халдвани, и те уверили меня, что так и есть. Еще через час до меня дошло, что я ошибся автобусом. Позднее я узнал, что в этой части Индии считается грубым опровергать чьи-либо озвученные убеждения. Очевидно, эти вежливые люди не желали обидеть меня информацией о том, что я выбрал неверный транспорт. Мне трудно относиться к этой культурной норме как к чему-то, что способствует благополучию человечества.
Вполне допускаю, что в некоторых культурах намерение говорить правду может быть обречено на неудачу. Однако, как мне кажется, отношение культуры к вопросам честности и лжи во многом определяет психологическую дистанцию между личностью и остальным обществом, а также между другом и незнакомцем. Учитывая, что близость, доверие и общий подход к этике способствуют сокращению этих дистанций, я считаю обязательным существование универсальных норм. Для одних культур в отличие от других характерны подозрительность и отсутствие сотрудничества. В некоторых культурах репутация ценится гораздо выше взаимопонимания. До сих пор остается открытым вопрос, как подобрать единый знаменатель честности для всех культур, но готов утверждать, что добродетель честности – это нечто большее, чем проявление западного провинциализма. Впрочем, допускаю, что все сказанное не особо объясняет, как следует вести себя в обществе, где честность не является нормой.
7. Как насчет вечеринок-сюрпризов?
Как человек, который присутствовал на многих вечеринках-сюрпризах других и для которого устраивались такие замечательные вечеринки, я думаю, что удовольствие, полученное от них, не стоит лжи, которой мы за них расплачиваемся. Даже если мероприятие прошло без сучка и задоринки, виновник торжества будет помнить: друзья и родственники успешно его обманывали. Это спорный подарок. Вы действительно хотите узнать, что близкие, любимые люди, которым вы доверяете, в состояние лгать вам в лицо? Вы действительно хотите преподать такой урок кому-то еще?
Как быть? Можно устроить «сюрпризную» вечеринку, не делая сюрприза из самого мероприятия: то есть предупредить человека о готовящемся празднике, но не сообщать никаких подробностей. Тогда он будет знать, что не нужно задавать вопросов. «Закрой рот и прыгай в машину» звучит совсем не так, как «Сюрприз!», но доставляет не меньшее удовольствие. Я знаю людей, которые похищали своих жен и мужей и отвозили их в аэропорт вместе с упакованными чемоданами. Даже если подробности полета трудно сохранить в секрете, можно окружить тайной саму поездку. Пусть ваш супруг знает, что его везут в Сан-Франциско. Зато он очень удивится, обнаружив, что вы планируете нырять с большими белыми акулами на Фараллоновых островах.
8. Что следует делать после того, как ты уже солгал или утаил правду? Что, если ты изменил жене? Предположим, ты понимаешь, что совершил ошибку и такое больше не повторится. Вы бы посоветовали сказать в такой ситуации правду? Но ведь это причинит боль тебе самому, жене, детям, замужней женщине, с которой ты крутил роман, ее мужу и детям. Возможно, из-за этой правды разрушатся две семьи. Или следует сохранить все в тайне и страдать от чувства вины самому, но защитить от правды всех остальных?
На этот вопрос очень сложно ответить общими словами. Одно из преимуществ принципиальной честности как раз и состоит в том, что человек не оказывается заложником подобных ситуаций. Если вы знаете, что не можете солгать, то внебрачные связи просто не могут появиться в вашей жизни. Или же связь на стороне означает, что вы готовы к новым серьезным отношениям и ко всем последствиям этого романа вплоть до развода. Запутавшемуся в измене человеку никогда не поздно начать честную жизнь. Но, учитывая богатую историю обмана, бывает трудно понять, как перевернуть старую страницу жизни, не причинив себе и окружающим дальнейшего вреда.
Существуют различия между ложью и секретом. Требует ли ваше давнишнее предательство дальнейшего обмана или оно похоронено и забыто? Если оно и в самом деле осталось в прошлом и никак не скажется на теперешних отношениях (не считая того, что произойдет, если обман вскроется), можно утверждать, что от вашего признания ничего хорошего не будет. Однако во многих подобных случаях сохранение болезненного секрета влечет за собой готовность лгать – а она пагубно сказывается на отношениях. Думаю, чтобы понять, стоит ли рассказывать о давнишнем романе, можно применить золотое правило: ответьте себе, хотели бы вы знать свой секрет, окажись вы на месте другого человека?
Я не знаю общих ответов на подобные вопросы. Каждый случай надо разбирать отдельно. Вполне вероятно, что в некоторых ситуациях обстоятельства, в которых находятся супруги, таковы, что правду лучше всего сохранить в тайне. Но если вы хотите вести по-настоящему честную жизнь, то придется все рассказать. Правда – это отсутствие любых секретов и тайн, и альтернативы этому нет.
Я не знаю общих ответов на подобные вопросы. Каждый случай надо разбирать отдельно. Вполне вероятно, что в некоторых ситуациях обстоятельства, в которых находятся супруги, таковы, что правду лучше всего сохранить в тайне. Но если вы хотите вести по-настоящему честную жизнь, то придется все рассказать. Правда – это отсутствие любых секретов и тайн, и альтернативы этому нет.
9. Как человек, который неоднократно и безуспешно пытался устроиться на работу во время недавнего экономического кризиса, могу заявить, что достоинства честности весьма преувеличены. Иногда, когда людей спрашивают «Почему вы хотите работать здесь?», честнее всего для них было бы ответить: «Потому что я в отчаянии и нуждаюсь в деньгах» или «Потому что ваш магазин рядом с моим домом». Но это верный способ услышать отказ. Хотя, казалось бы, если уж человек признается в подобном, значит, он достаточно честный и, вполне возможно, квалифицированный работник. И хотя фальшивые заявления о правдивости чего-либо совсем не соответствуют действительности, зачастую они лучше, чем признание их лживости. Такой принцип применим на войне, как вы отмечаете в своей книге. И кажется, такой же принцип допустимо использовать и на рынке труда. А может быть, и во всех остальных сферах?
Я признаю, что определенные общественные системы настолько испорчены, а обстоятельства складываются настолько сложно, что честный человек порой не видит иного выхода, кроме лжи. На рынке труда, где все успешно лгут о своей квалификации, одинокий «правдоруб» окажется без работы. Вынужденный смотреть, как его семья голодает, он по вполне понятным причинам начнет рассматривать свою ситуацию в этическом плане равной военным действиям.
Но мы ведем речь о культуре, насквозь отравленной ложью. О культуре, которая остро нуждается в переменах. Скорее всего, ситуация выправится сама собой, ведь в интересах работодателей знать, кого они берут на работу. Несколько неудачных решений – и большинство компаний начнет задумываться о более точных способах оценки квалификации кандидатов (или более ответственно относиться к проверке рекомендаций).
Я полагаю, что вы недооцениваете важность честности, для того чтобы и расположить к себе работодателей, и прояснить собственные приоритеты. Безусловно, что-то позитивное можно сказать практически о любой работе, на которую вы претендуете. «Почему вы хотите работать в Starbucks?» Как минимум вы можете честно признаться, что любите кофе. Если же там не оценят вашу искренность, есть аналогичные собеседования, где вы можете честно продемонстрировать энтузиазм по отношению к какому-нибудь продукту или бренду. Мало кто из работодателей поверит, что вакансия, на которую вы метите, – призвание всей вашей жизни, и если вы будете утверждать обратное, то вызовете у них понятное беспокойство. Даже самая смиренная правда, озвученная выше, может послужить вам положительной характеристикой: «Ваш магазин близко к моему дому. Я не буду опаздывать на работу».
10. Я уверен, есть ситуации, когда полное искажение действительности является не только благом, но и моральной обязанностью. Представьте: ваша любимая женщина очень больна, ей предстоит сложная операция по спасению жизни, и вы знаете, что шансы на удачный исход невелики. Накануне операции она спрашивает вас: «Я выкарабкаюсь?» Согласно изложенной в вашей книге аргументации, наилучшим и самым этичным ответом будет правда, как вы ее понимаете. Однако я считаю, что лучшим ответом будет «отрицание перед другими нашего взгляда на окружающую действительность». Вы должны сказать любимой женщине, что она обязательно поправится, даже если это будет искажением ваших убеждений. Как вам известно, многочисленные медицинские исследования доказали, что позитивный настрой влияет на скорое выздоровление. Вы поддерживаете больную, придаете ей уверенности и хоть немного спасаете от страха и сомнений. Да, это обман. Но даже если эта ложь и не повысит шансы любимой на выздоровление, я думаю, она перевешивает преимущества честности.
Думаю, вы игнорируете некоторые нюансы, которые в этой ситуации придали бы правде большую привлекательность. Во-первых, если вы не привыкли лгать, то ваши заверения в благополучном исходе операции прозвучат неубедительно и фальшиво. Что почувствует ваша любимая, если поймет, что вы лжете из страха? Почему бы вместо прямого обмана вам не сказать что-нибудь вроде: «Не волнуйся. У тебя отличный хирург, и я все время буду рядом. Если другие люди справились, ты тоже сможешь». По-моему, такая фраза учитывает особенности ситуации и в ней нет ложной информации. Эта правда позволит вам сохранить тесную связь с любимой женщиной, а не опускаться до лжи, замешанной на страхе (пусть даже и с благими намерениями).
11. Экономист-бихевиорист Дэн Ариэли, который в подростковом возрасте получил серьезные ожоги 70 % кожи, вспоминает, как медсестры утешали его белой ложью. Ему предстояла довольно болезненная процедура, но медсестры уверили его, что боли не будет. Если бы Ариэли знал правду, то начал бы нервничать за несколько недель до своих страданий. Но поскольку ему солгали, то он не мучился, пока не началась процедура. Ариэли описывал этот случай как сострадательное и в целом добродетельное использование обмана.
Ариэли, вероятно, прав в отношении чистой «выгоды», полученной им в данном конкретном случае. Но сильно сомневаюсь, что вводить пациентов в заблуждение – правильно и что это обычное дело в больницах. И интересно, сколько еще раз медсестрам удалось бы обмануть Дэна насчет безболезненности будущих процедур? В следующий раз, услышав, что больно не будет, он наверняка испытал бы сильный стресс, а все потому, что однажды ему уже солгали. К тому же Ариэли с высокой долей вероятности мог узнать правду о первой процедуре из другого источника. В этом случае он бы несколько недель тревожился не только о предстоящей боли, но и об этичности ухаживающего за ним персонала. В общем и целом я думаю, что вред паллиативной лжи существенно перевешивает ее возможные преимущества.
12. Я еврей-хасид, но утратил веру. Если я открыто заявлю о моем вероотступничестве, это причинит невообразимые страдания моим родителям, братьям, сестрам и бабушке, разобьет сердце многим другим людям. Из-за этого бывшая жена начнет новый судебный процесс и наверняка добьется того, чтобы я реже встречался с моими детьми, которые очень меня любят. Вообще мои дети – единственные хасиды, которые в курсе моих истинных убеждений. Я не смогу вынести отчуждения и позора, которые навлеку на себя в общине. С одной стороны, мне трудно жить во лжи, с другой – я не чувствую, что в моей ситуации открытое признание может стать подходящим и этичным вариантом.
А вообще ваши рассуждения о безнравственности лжи отдают высокомерием. Создается впечатление, будто вы не в курсе, что в мире есть страны, где в норме политическое притеснение. Там скрывать свои убеждения означает остаться на свободе, а за правду придется расплачиваться тюрьмой или смертью. Неужели в обществе, где постоянно убивают гомосексуалистов, атеистов или других нарушителей «устоев», людям не следует скрывать свою гомосексуальность или свои сомнения в Боге?
Во враждебном окружении ложь – наименьшая из проблем. Если человека могут убить за убеждения, то их искажение можно считать этическим средством самозащиты. Ваша личная ситуация достаточно сложная, и вполне естественно, что цена правды кажется вам слишком высокой. Вас окружают люди, которым вы не доверяете. Вы уверены, что они поведут себя иррационально и неэтично, узнав правду о вас. Это одно из самых пагубных свойств религии и любого общества, построенного на ней. При всех своих добродетелях вера – враг открытого и честного общения. Понимание роли открытого диалога – новых фактов и аргументов – необходимо не только для рациональности. Но и для любви.
Благодарности
Я благодарен за редакторскую работу, проделанную моей женой и соратником Аннакой Харрис. Работа редактора всегда важна при подготовке книги к печати, но в этом случае мой долг перед Аннакой особенно велик – ведь именно ей принадлежит основная идея этого труда. Во всех моих текстах Аннака улучшает содержание, структуру, тональность и синтаксис – а для писателя это лучшее выражение истинной любви…
Я хочу выразить признательность Рональду Ховарду за то, что на первом курсе Стэнфордского университета он убедил меня в преимуществах честности, и за согласие дать мне интервью, которое вы можете прочесть выше.
Я в неоплатном долгу перед моей матерью, чьи замечания существенно улучшили эту книгу, и перед своими друзьями Эмили Эльсон, Тимом Ферриссом и Сетом Годином за полезные комментарии к первому черновику. Кроме того, хочу сказать спасибо сотням читателей, которые отозвались на мою просьбу присылать критические замечания после публикации первого электронного издания.