Либо эволюция на планете пошла по другому пути, и разум был дарован представителю не млекопитающих, а головоногих, рептилий или других созданий. А где-то homo sapiens так и не произошел от обезьяны, вовремя почувствовав, чем все это должно закончиться.
Наверно, была и такая планета, где все было как здесь, за исключением того, что Черный День наступил на полвека раньше - аккурат после Карибского кризиса. Или в 1983 году, когда советская система раннего оповещения приняла стаю птиц за летящие МБР.
А на другой 23 августа 2019 года прошло без происшествий - обычный пасмурный день: местами наводнения и землетрясения, местами погромы, теракты и геноцид - ничего экстраординарного, ничего такого, что могло бы оторвать от просмотра телесериала или футбольного матча. Просто гроздья гнева еще не созрели.
Может, где-то вместо всеобщей бойни 23-го августа состоялось тихое упразднение "этой страны" с последующей оккупацией ее силами цивилизованного мира, который продлит этим собственную агонию. Итог все равно неминуем, даже если отсрочить его на сто лет, убив девять из десяти с помощью этнического биологического оружия. Замены углеводородам никто не придумал, сколько бы не брехали про термоядерный синтез. А ведь есть еще проблема почв, пресной воды, редкоземельных металлов... Нарастание числа аномалий в геноме. Физическое вырождение. Наконец, СПИД, лекарство от которого невозможно на этом уровне развития науки.
Лекарством могли бы стать комфортные гетто для инфицированных или даже их физическое уничтожение. Если бы такое проделали в середине восьмидесятых, это спасло бы жизни десятков миллионов. Когда Александру исполнилось двадцать, в Африке был заражен уже каждый третий, а в некоторых странах - две трети. Люди умирали на улицах. Еще немного, и то же самое началось бы и в развитых странах. Даже этот вирус мог бы стать могильщиком современного мира, если бы у того хватило ума до конца играть в толерантность.
В целом сонме альтернативных вселенных земная цивилизация будет медленно рушиться под собственным весом, перерабатывать себя в экстазе потреблятства, пока последний баррель нефти и кубометр газа не будут сожжены во славу его величества Вещи. Хотя конец может быть и другим. Вроде взбесившихся нанороботов, перерабатывающих все живое в однородную серую слизь.
Но какое ему до этого дело? Данилова больше интересовало другое: где-то там мог быть один-единственный мир, где судьба дала бы ему время. Хоть немного, хоть двадцать лет, если уж Черный день в одной из его ипостасей неизбежен. Время для счастья и нормальной человеческой жизни.
Ага. А после десяти лет брака твое счастье уйдет к шкафообразному владельцу торговой точки; а ты, уже кандидат бесполезных наук, останешься и без детей, и без квартиры. Или не уйдет, но заставит возненавидеть весь белый свет.
Даже если этот мир - не единственный, в других ни ему, ни людям тоже ничего не светило. А если нет разницы, зачем платить больше?
*****
День семьдесят девятый
На следующий день он снова шел. Большой город на юге манил его, но селиться там он не собирался. Хорошим вариантом было бы остановиться за его пределами и присмотреть безопасное логово, откуда можно будет делать вылазки в Новокузнецк.
И хотя этот город наверняка не избежал общей участи, там можно будет много чего найти.
Саша свернул к шоссе и уклонился к западу. Поселок с оптимистичным названием Рассвет подходил почти идеально.
На этот раз он подошел к разведке гораздо основательнее, убив на нее почти день. И узнал многое. Трудно сказать - пристало ли называть это везением, но Александр в первый момент подумал именно так.
Все, кого он находил, были мертвы, причем умерли не естественной смертью. Кто-то прошел тут как Мамай, убивая, грабя и сжигая дома.
Данилов никого не встретил. Лишь спокойно бежала посреди улицы стая из пяти некрупных собак. Агрессивности они не проявили, но и не испугались.
Если тут и были живые, они хорошо прятались. Весь поселок оказался в его распоряжении, но Данилов был осторожен. Он не стал занимать лучшие здания, хотя среди них были прекрасные кирпичные коттеджи. Слишком уж опасным показалось ему их расположение. Те, кто устроил тут резню, могли вернуться.
Кажется, он догадался, почему в домах ему попадались только мертвые тела, когда наткнулся в одном из них на два трупа мужиков средних лет, руки которых щедро покрывали воровские наколки. Один имел с десяток ножевых ран, у другого был раскроен череп.
В области, особенно в районе Междуреченска, но и под Новокузнецком тоже было много учреждений ГУИНА. Больше разве что в Мордовии. После огненной гибели городов среди уцелевшего населения области доля заключенных должна была быть значительной. В ИТК запасов не делают, вот и прошлись зэки по селам, как орды гуннов...
Саша остановился в домике на самой окраине, вдали от дороги, похожем на воплощение идеи Столыпина о хуторах и отрубах. Первым делом он предал земле - или лучше сказать "снегу" - прежних хозяев. Они почти ничего не весили. И дед, и бабка находились на последней стадии истощения, это было ясно по птичьим чертам лица и болезненной одутловатости. Он таких навидался вдоволь. Люди теперь в основном умирали двумя способами - или на обочинах заснеженных дорог, в тщетных поисках еды, или в собственных постелях, слабея от голода или лучевой болезни, пока не приходил день, когда они не могли подняться. Сам он предпочел бы пройти третьей дорогой - умереть от пули или ножа в борьбе за хлеб насущный.
Он знал, что дом защитит от любых животных, кроме тех, что ходят на двух ногах. От этих никакие запоры не помогут.
С трудом Александр преодолел соблазн положить в снежок у дверей один из капканов. Все они были нужны для главного дела - добывания пищи, да и не ахти какая это защита. Только покалечит и разозлит непрошенного гостя, а не убьет.
Для маскировки он изо всех сил старался поддерживать нежилой, заброшенный вид у своего жилища. Это было нетрудно, достаточно ничего не делать: не сбрасывать снег с крыши, не чистить дорожку, не чинить покосившийся забор. Короче, никак не бороться с подступающей энтропией. Все пять окон были закрыты ставнями, кроме незаметного окошка со стороны палисадника - с улицы его прикрывал разлапистый куст чего-то вроде черемухи. Запасной выход, чтоб крепость не превратилась в западню.
Здесь парень намеревался зимовать, делая короткие рейды в город.
Вечер того дня был отмечен радостным событием. Александру удалось добыть первую собаку, причем без единого выстрела. Он и сам не понял, как это у него получилось. Вроде все делал как раньше.... Это была не просто еда - вернулась вера в собственные силы. Он надеялся, что больше не будет жрать падаль, как шакал.
Облезлого и такого же тощего, как он, пса, ему удалось изловить при помощи капкана - по всему поселку, двигаясь от дома к дому, он насобирал восемь разномастных - от лисьих до медвежьих. Приманкой послужили остатки крысы.
Капканы Данилов расставил в радиусе ста метров от своего дома - отходить дальше было незачем. Потом Саша каждое утро обходил ловушки, двигаясь так, чтобы всегда в пределах досягаемости был забор или невысокий сарай. Это для того, чтобы не быть подкарауленным теми, на кого сам ведет охоту. Но раз от раза наживки оказывались нетронутыми.
Жаль, капканов маловато.... Найти бы еще штук десять... Магазины охотничьего снаряжения ему еще не попадались, да и те наверняка разграблены подчистую. Каждый раз, идя на проверку, он втайне боялся, что найдет совсем не ту добычу, на которую рассчитывает. Двуногую... Вероятность была ничтожной - занесенные снежком, капканы находились там, куда человек вряд ли сунется - но оно была.
Однако раз за разом все ловушки оказывались пустыми.
"Наверное, если какая живность и шляется в здешних местах, она успела набраться ума", - думал парень. Он совсем уже отчаялся, когда фортуна сжалилась над скитальцем, и во время очередного обхода Данилов наткнулся на издыхающую собаку. Псина была сантиметров пятьдесят в холке, но тянула всего килограмм на десять. Судя по всему, это была одиночка. Саше повезло, будь она в стае, недавние товарищи уже не оставили бы от нее и костей. Как это по-людски, черт возьми. Вот тебе и чувство локтя.
Данилов добил ее лопатой-штыковкой. Потом был настоящий пир. Теперь он мог честно говорить про охоту: "я на этом деле собаку съел". Саша изжарил и съел большущий кусок того, что в прежней жизни сошло бы за вырезку, но вместо чувства насыщения испытал адские муки: желудок отвык от работы. Корм оказался не в коня. Он знал, что после долгого голодания нельзя сразу налегать на пищу, но не мог пересилить себя.
Скоро от собаки остались рожки да ножки. На костях был сварен "корейский" суп с картошкой, точнее, очистками. Данилов хлебал получившееся варево, чувствуя, как по всему телу разливается приятное тепло. Вкус, как ни странно, был неплохой - делал свое дело содержащийся в приправе глютамат натрия. С ним можно съесть хоть галошу. С тех пор ему удавалось лишь чуток заморить червячка белковой пищей. По примеру Бенедикта из "Кыси", он готов был ловить даже мышей и крыс в подполе, но их не было. Как и тараканы, все грызуны давно повывелись.
Скоро от собаки остались рожки да ножки. На костях был сварен "корейский" суп с картошкой, точнее, очистками. Данилов хлебал получившееся варево, чувствуя, как по всему телу разливается приятное тепло. Вкус, как ни странно, был неплохой - делал свое дело содержащийся в приправе глютамат натрия. С ним можно съесть хоть галошу. С тех пор ему удавалось лишь чуток заморить червячка белковой пищей. По примеру Бенедикта из "Кыси", он готов был ловить даже мышей и крыс в подполе, но их не было. Как и тараканы, все грызуны давно повывелись.
*****
Он был совершенно один. На километры вокруг - мертвая снежная пустыня, занесенные снегом вымерзшие поселки, где, как ему казалось, не осталось ни души. И здесь, после конца света он обрел то, чего не имел никогда - покой. Вместе с опустошением пришло что-то еще, в чем ему сначала стыдно было себе признаваться. Чувство освобождения. Противоестественная легкость: когда знаешь, что некому о тебе плакать, сам перестаешь себя жалеть. Строки сами всплыли в голове, как отголосок былого.
Для сердец, чья боль безмерна,
Этот край-целитель верный.
Здесь, в пустыне тьмы и хлада
Здесь, о, здесь их Эльдорадо...
Раньше мысль, что после всего он сможет жить, казалась ему кощунственной. Но... "все проходит, и это пройдет". Такого равновесия в душе, как сейчас, он не чувствовал никогда. Всегда из-за чего-то беспокоился, обвинял себя. Какими же нелепыми казались ему его прежние годы.... Зачем нужна "погоня за счастьем"? Он понимал это и раньше, но принял только теперь, когда, потеряв все, обрел свободу.
"Долгие страдания не бывают сильными, а сильные - долгими" - говорил какой-то мудрец. Только теперь Саша понял, насколько верны эти слова. У любой бездны есть дно, ниже которого падать некуда. Можно лежать, а можно попытаться выкарабкаться.
Иногда ему снились сны, нечеткие, как театр теней. В основном перед ним проносились последние пять лет - годы учебы, работы, серые будни, не вызывавшие приятных воспоминаний. Те моменты жизни и лица, которые были ему дороги, никогда не снились. Правда, и кошмары обходили стороной. Он достиг равновесия - ни счастья, ни горя. Если верить буддистам, это и была свобода.
Он не просто надел на свои чувства броню, как тот Химейер на тот бульдозер. Это было глубже. Прежний хлюпик с его меланхолией и стишками уходил навсегда. Тот, кто приходил ему на смену, разговаривал и думал прозой.
Глава 3. Дом
Два человека бежали на лыжах через лесной массив. Сосны и лиственницы стояли стеной по обе стороны широкой тропинки. Только по равным промежуткам между деревьями можно было догадаться, что это не тайга, а лесопосадки, хоть и запущенные и заросшие за тридцать лет. Где-то позади остался замерзший пруд, а еще дальше - вырезанный неделю назад поселок.
- Может, еще догоним? - перекрикивая свист ветра в ушах, прокричал один другому. Он был ниже своего спутника почти на голову. Вертлявый и шустрый, с глазами и лицом хорька. Другой, длиннорукий и коротконогий, с мощной челюстью и сросшимися бровями, больше походил на гориллу. Оба были в лыжных куртках с капюшонами - у большого на рукаве бурело пятно чужой крови - в валенках и ушанках, лица закрывали шарфы.
У обоих за спиной были ружья, но это не прибавляло им уверенности. Как они не бодрились, подкалывая друг друга и травя анекдоты, а весело не было. За каждым деревом мерещилось то, чего лучше никогда не видеть. Поэтому они так долго и промотались с бандой. Даже сто сорок голодных головорезов пугали их меньше, чем это черное безмолвие.
- Вернемся? А чего скажем?
- Ну, типа - заблудились.
- "Заблудились" - передразнил второй. - Баран ты. Нас тогда первыми в списке поставят. Пусть себе идут. Ну его на х.. этого Бурого. Козлина, сам же мне сказал: "делайте с ней, что хотите".
- Ну, ты и сделал, - в голосе маленького мелькнула издевка.
- А что мне, цветы ей дарить? - фыркнул здоровяк, - Два месяца без женского тепла.... Ну не рассчитал силы. Сама виновата, дергаться не надо было. А этот мне говорит: "будешь вместо нее". Не Ваня, а Маня. Сучий потрох.... Нельзя возвращаться, бля. Пропажу-то заметили.
- Ну, мы-то самое лучшее утащили, - осклабился невысокий, но его улыбка быстро скисла.
Ветер налетал порывами. Просто Антарктида какая-то... Дорога пошла в гору, и оба уже порядком запыхались. Внезапно деревья расступились - они прошли посадки насквозь. Теперь от деревни, куда ушла банда, вырезавшая Рассвет, их отделяло почти десять километров. Достаточно, чтобы можно было перевести дух. Но они не останавливались, хоть и знали, что вряд ли их будут преследовать.
Они продолжали движение в том же темпе пока не почувствовали, что валятся с ног. И очень вовремя из темноты выступил силуэт дома.
- Ты гляди.... Это еще что?
- Изба лесника какого-нибудь, - пожал плечами большой. - Или лесоруба. Хрен его знает, я в городе вырос.
- "В лесу раздавался топор дровосека..." - хихикнул маленький.
- Точно, мля.
Они остановились у калитки, но продолжали то и дело оглядываться, хоть и понимали, что при всем желании никто не нашел бы их в ночи. Они слушали, но единственными звуками, которые они слышали, были завывания ветра.
Дом выглядел нежилым. Во дворе громоздились сугробы. Видно было, как крыши избы и дворовых построек просели под тяжестью снега.
Несмотря на это, оба, не сговариваясь, взяли ружья наизготовку.
Дверь была заперта на навесной замок, но бык достал из рюкзака фомку и играючи, одним движением, вырвал его с мясом.
- Тебе бы медвежатником быть, - похвалил маленький.
- Не, я больше по лохматым сейфам спец, - пробубнил здоровый, и потряс пятерней. Там под рукавицей были татуировки, которые могли сказать знающему человеку много. На левой: "ГУСИ" - "Где увижу сразу изнасилую", на правой: "ЗОЛОТО" - "Запомни, однажды люди оставят тебя одну". К насильникам на зоне отношение двоякое. С одной стороны их вроде как не любят, а с другой по-человечески все понимают.
В самом доме все было так же запущено, как и во дворе. Луч фонаря очертил контуры единственной комнаты, осветив старомодный стол, два стула, деревянную хлебницу, холодильник "Бирюса", пустую кровать со старым пружинным матрасом.
- Как жить будем? - спросил большой, когда они закончили осмотр. - Того, что мы у товарищей скрысили, на неделю хватит.
- В чем проблема? Давай вернемся.
- Да иди ты на хутор. Заладил. Давай лучше в город.
- Ты как хотишь, а я в Кузню не пойду. Ты видал этих, у них кожа как кожура с луковицы сходила. Мы им еще услугу оказали, что вальнули. Они без нас через месяц от лучевой бы загнулись.
- Или через полгода от рака.
Оба глумливо загоготали, смакуя игру слов.
- Нет, а если на полном серьезе, - отсмеявшись и посмурнев, произнес невысокий. - Вдруг поймаем че-нибудь? Ну не хочу я опять...
Его голос звучал почти умоляюще.
- Да что ты поймаешь, блин? - его товарищ сплюнул. - Как хочешь, а я подыхать не собираюсь. Кончится же это. Может, маму свою найду. В Барнауле она у меня.
- Ага, сынуля. Да расслабься, маманю твою давно... - коротышка провел рукой по горлу, - такие же ханурики как мы. А даже если жива... не обрадуется, встретив тебя, зуб даю.
Здоровяк ничего не сказал, окинув спутника злым взглядом.
- Вот доберемся до Алтая, найдем баб и нормальной жратвы, - мечтательно пробормотал он через пару минут.
- Хавчик важнее. Хотя тебе-то зачем? - поморщился маленький. - Ты уже подножный корм распробовал.
- Ага и ты разок кушал. Чисто на пробу. Че, "один раз - не водолаз"?
- Да пошел ты. У меня, между прочим, почти высшее образование, а я... Э-эх.
- Человечинку жрешь, - продолжил за него здоровый. - Да хоть два, Кирюха. А у меня ПТУ, я быдло, выходит. И чо? Ты дурью по клубам банчил, молодежь на иглу подсаживал, а я, простой рабочий парень, случайно загремел.
- Ну, подумаешь, другана на мессер поставил.
- Да не хотел я.... Сам напоролся.
- Ага, пять раз подряд.... А до этого девчонок возил на пустырь пачками, - коротыш сложил указательный и средний пальцы в кольцо и просунул туда указательный другой руки. - Да так зашугал, что ни одна не стуканула.
- Да че, им просто понравилось. Телки сами... это... провоцируют. Одеваться не надо, чтоб сиськи видно было и копчик. Как вижу такую, сразу думаю, как бы она мне на коленки присела. Или наклонилась. Юбка коротенькая - это еще так. Вот джинсы или брючки... когда они обтягивают, да короткие, а там стринги. Или вообще, мля, ничего... - в уголке рта уголовника появилась слюна.
- Етить твою мать, ты о другом можешь? - сплюнул второй. - Сам тебя, мля, боюсь. Я вот когда не жрамши, о бабах даже думать не могу.
- Ладно, харэ базарить, давай печку расшевелим.