Когда было необходимо, Димка мог успокаивать подобным прикосновением лучше, чем любыми разговорами и увещеваниями. Снимал напряжение, сидевшее у человека внутри сжатой пружиной. Вот и сейчас подействовало – черты лица Соленого слегка разгладились, скованная усмешка стерлась с губ. Но враждебность полностью не ушла – осталась, как заноза глубоко в сознании.
– Хорошо… Стажер. Только не делай так больше.
– Как скажешь, – Димка пожал плечами с напускным равнодушием.
В отличие от Соленого, ему самому помочь могла только Наташа, а до нее нужно еще продержаться. Так что не стоило расточать силы на тех, кто этого все равно не оценит. Да нет, неправда. На самом деле Серёга Соленый его ценил, и Димка это чувствовал. Просто тот не хотел себе в этом признаваться, ему было комфортнее считать залетного сталкера, возглавившего их тройку, задавакой и выскочкой. Да еще давняя история из личного прошлого Соленого не позволяла ему вот так легко принять Сотникова, как равноценного партнера. Ведь от протеже Леденцова, хоть тот и выглядел обычным пацаном, ощутимо попахивало мутантом, а мутантов Соленый, мягко говоря, недолюбливал.
Короткий эскалатор безо всякого перехода спускался к началу платформы, обрамленной частыми колоннами из светлого желтовато-серого мрамора, подпиравшими высокий свод. Оборона Автозаводской была устроена крайне просто, можно даже сказать – аскетично. Туннель, ведущий на Коломенскую, даже не охранялся, давно и надежно запечатанный гермозатвором: гостей оттуда не ждали, так как после Коломенской начиналась весьма опасная радиоактивная зона. На самом деле эту информацию давненько уже не проверяли, может, и нет там никакой радиации, но желающих убедиться лично не находилось. А на путях к Павелецкой соорудили две пулеметные точки, перекрывая возможные подступы, и серьезный подход в данном случае крайне необходим – от чертовщины, творящейся на станции-соседке, защита только одна – плотный пулеметный огонь и жаркое пламя огнеметов. И хотя прорывов дальше Павелецкой давненько не случалось, пока справлялись и сами защитники станции, но береженого, как говорится…
Ступив с лестницы на пустующую ночью платформу, Димка первым делом скользнул взглядом по рядам просторных семейных палаток, где ютилась часть жителей из тех, кому не достались удобные комнатушки в вагонах состава, который навечно встал на левом пути, переоборудованный под жилье и служебные конторы. Официально утро начиналось в шесть, когда вместо тусклого аварийного освещения рукой дежурного врубался «дневной» режим – немногочисленные уцелевшие лампы под сводом, накал которых был ненамного ярче авариек, но и это лучше, чем ничего. Димка с грустью подумал, что зачастую он толком и не видит жизни на станциях, на которых приходится бывать, так как его работа почти всегда связана с ночным временем.
В первом вагоне состава был устроен кабинет коменданта станции, но до него дойти не успели – внимание группы искателей привлек знакомый лай, донесшийся с правого пути. Оказалось, что там, приглушенно тарахтя бензиновым двигателем и окутавшись облаком гари, стоит готовая к отходу дрезина, на которую уже грузятся вооруженные люди.
– Товарищ Сотников! – заметив его, строго окликнул один из людей, оказавшийся комиссаром Русаковым, личностью на Автозаводской весьма известной. На платформе рядом с дрезиной крутился крупный пес со смешным именем Карацюпа, встретивший искателей задорным лаем, – узнал, запомнив их с прошлого раза. Пес всегда сопровождал комиссара живым боевым талисманом.
Не оглядываясь на своих спутников, Димка живо свернул с намеченного маршрута – именно этому человеку они и должны были доложить о результатах поисков на поверхности в первую очередь, и уж потом своему непосредственному руководству – капитану Леденцову. Русаков был, что называется, командиром от Бога и умел с первого взгляда внушать уважение. Среднего роста, крепкая подтянутая фигура, решительные, волевые реплики, рубленые жесты – красноречивее иных слов. Солидности облику прибавляла и шикарная кожаная куртка, поскрипывавшая при каждом движении, и внушительных размеров кобура, оттягивавшая широкий кожаный пояс.
В политике Димка разбирался слабо, знал лишь, что интерстанционалисты с троцкистским уклоном (эти ярлыки-определения ему совершенно ни о чем не говорили, просто он уже слышал нечто подобное от Каравая) имели какое-то отдаленное отношение к Красной Линии, но действовали самостоятельно, постоянно подчеркивая свою полную независимость от «старших товарищей». И еще ходили упорные слухи о боевых рейдах интерстанционалистов по тылам Рейха, где без человеческих жертв не обходилось. Так что в решительности этим людям не откажешь. Наверное, вот в такой рейд и собрались. А вообще, все эти политические игры в «наших» и «не наших» с некоторых пор казались Димке каким-то бессмысленным и жестоким ребячеством. В полной лишений жизни людям давно пора сплотиться перед лицом общей угрозы – суровой окружающей реальности, а они все никак не навоюются между собой. «История учит, что если нация разобщена, то ей не выжить». Фраза принадлежала Караваю, обронившему ее как-то в задушевном разговоре в минуты отдыха, и Димка накрепко ее запомнил, так как учуял в ней жизненную правду.
– Садись, Сотников, по дороге доложишь, – приказал комиссар не терпящим возражений тоном.
– И вам доброго здравия, товарищ комиссар, – с добродушным укором поприветствовал его Каравай, на что Русаков лишь сухо кивнул, всем своим видом показывая, что сейчас ему не до пустого сотрясения воздуха, есть дела поважнее. Соленый тем более предпочел промолчать – как-то попытался брюзжать при комиссаре в своей привычной манере, да тот быстро поставил его на место. Проникновенно и доходчиво объяснил бойцу, что его политическая сознательность, судя по поведению, стремится к нулю, и если он желает хоть немного отличаться от говорящей обезьяны, то сперва стоит слезть с гипотетической ветки и научиться слушать команды, вот тогда может и человеком станет. При этом разговоре комиссар многозначительно похлопывал ладонью по кобуре с пистолетом, а за его спиной стояло несколько преданных бойцов, сверля горе-искателя насмешливыми взглядами.
– Мне необходимо потолковать с караванщиками, уточнить кое-какие детали для полноты доклада, – все же попытался настоять на своем Димка.
– Сотников, ты только что с задания, у тебя что, ноги казенные? Пользуйся случаем, садись уже, успеешь еще с караванщиками наговориться. Живее, искатель, нечего зря горючее жечь!
Димка мысленно чертыхнулся и перепрыгнул с платформы на дрезину. Комиссар прав – и он сам, и его товарищи заслужили отдых, а караванщики все равно собирались в Ганзу, так что на Кольце он их еще успеет перехватить и потолковать. Да и приближающаяся ломка гнала его к Наташе все сильнее, нужно спешить, все разговоры потом. Соленый и Каравай молча последовали за ним. В присутствии комиссара любой треп, не имеющий отношения к чему-то важному, всегда прекращался, как по волшебству.
На борту вместительного пассажирского отсека находилось еще несколько вооруженных бойцов, одного из них Димка узнал – здоровенного темнокожего детину в потрепанной шинели звали то ли Максим, то ли Лумумба, не запомнить типа со столь примечательной наружностью было невозможно – не каждый день перед тобой разгуливают негры. Поймав взгляд Димки, тот доброжелательно улыбнулся, растягивая немного вывернутые губы, и подвинулся, освобождая место рядом с комиссаром. Пес запрыгнул следом за искателями и улегся на пол дрезины поближе к корме, где внушительно поблескивал установленный на кустарной треноге пехотный пулемет Дегтярева да торчал шток с провисшим красным флагом.
Едва все расселись, как дрезина, заурчав громче, тронулась, и навстречу поплыли стены туннеля. И без того неяркий свет станции быстро потускнел, сдавшись нахлынувшей тьме и оставшись за спиной. И только флаг, неподвластный тьме, гордо развевался за кормой.
– Докладывай, – приказал Русаков четким, властным голосом, легко перекрывая шум двигателя.
Димка такой дикцией похвастаться не мог, поэтому обрисовал ситуацию по возможности лаконично, стараясь не вдаваться в несущественные детали. Рассказал о найденных останках в квартире на поверхности, о столкновении с клыканами, а самое главное – о вязальщике. Комиссар слушал внимательно, не перебивал, а когда Димка закончил, одобрительно хлопнул его по плечу, резюмируя:
– Молодцы, товарищи искатели, оправдали репутацию. Останки наших товарищей найдем и предадим погребению, негоже так бросать. А тварь эту выжжем, не беспокойся, и не с такими справлялись. Ладно, отдыхайте.
Димка с облегчением вздохнул, лишь сейчас ощутив, насколько же он вымотался после ночной вылазки. Жаль только, что подремать не выйдет – до Павелецкой доберутся быстро. Да и тревога, растущая в душе с каждым проглоченным дрезиной метром, тоже не позволит полностью сомкнуть глаз.
Сейчас его больше беспокоила не тьма, клубившаяся вокруг несущегося транспорта, а тьма, вздымавшаяся внутри, захватывавшая душу. Что-то подступало, все ближе и ближе… Что-то темное. Он почувствовал, что ему тяжело дышать. Знакомое и жуткое ощущение, испытанное когда-то вблизи Боровицкой при нападении Охотника, вернулось с новой силой, подступая мутной волной, грозящей захлестнуть рассудок. Димка судорожно стиснул оружие, стараясь волевым усилием стряхнуть наваждение, перебить подступающую ломку…
И все-таки соскользнул в иную реальность – провалился как в бездонную пропасть, где его ждала лишь боль воспоминаний.
«Только не это», – мелькнула тоскливая мысль при виде уже знакомой картины.
Картины, от которой сердце будто покрылось коркой льда, спасая разум и чувства от уже когда-то пережитой душевной боли.
Он находился в той самой квартире недалеко от Третьяковской, где закончилась его прежняя жизнь и началась новая. В центре комнаты, медленно, словно нехотя, занимался пламенем погребальный костер, бросая отсветы колеблющегося пламени на стены вокруг. Тела Олега-Натуралиста и Анюты бережно уложены на разбитую пулями тахту, рука к руке. Лицо Анюты казалось умиротворенным, живым, словно она спала после тяжелой, но честной, сполна выполненной работы. Голову Олега пришлось закрыть капюшоном куртки, чтобы скрыть ужасный след от пули снайпера, разбившей череп. Тахту щедро обложили всем, что попалось под руку и могло гореть. В поисках топлива пришлось часа два шарить по соседним квартирам – разбитые шкафы, обломки коек и диванов, куски столов, полки и карнизы. Этажом выше даже нашли в одной из квартир спекшиеся от непогоды в трухлявую массу кипы книг и газет. Они и пошли на растопку.
Сквозь рамы с торчащими осколками стекол в комнату вливался свежий воздух, а за окном дышала серая предрассветная тьма, издавая едва слышные звуки звериных шагов, далекий вой, хлопот крыльев. Мир за окном жил своей жизнью, ему не было дела до чужих мертвецов, да и мертвым все равно, что с ними станет после гибели. Но ритуалы существуют для живых. Именно им важно, как проводить в последний путь своих мертвецов, именно в их памяти навсегда останется то, что будет сделано для покинувших этот мир. Поэтому старших «санитаров» решили сжечь, чтобы их тела не достались зверью.
Огонь заберет плоть, сохранив в душах последователей светлую память.
И печаль.
Анюта… Димка знал ее не больше суток, а прощался с ней, как со старшей сестрой, которой у него никогда не было. Доброй, все понимающей, замечательной. Олега он знал намного дольше, но только за последние часы этот человек стал ему старшим братом. А до этого он, как последний глупец, относился к нему враждебно, даже ненавидел, виня в своих бедах… Но тогда он просто не знал всей правды. А теперь он потерял их обоих.
И не только он.
– Больше мы ничего не сможем для них сделать, – тихо обронила Наташа.
Димка кивнул. Он стоял рядом с девушкой, обнимая ее за плечи и мысленно прощаясь со старшими товарищами. Теми, кто привел их к началу нового пути, но не смог пойти с ними дальше. Он и Наташа думали каждый о своем и одновременно – об одном и том же. Он знал, что произойдет дальше, потому что все это уже было, и все повторялось в точности. Даже понимая это, он не мог ничего изменить, не он владел этим сном – сон владел им, твердой рукой вел по картине прошлого.
Но все ощущения удивительно яркие, настоящие.
После боя с Панкратовым на истерзанном теле ныли раны. Огнем горела правая щека, кровь на которой запеклась набухшей липкой коростой. Кровью Анюты он прошел крещение, получил ее посмертный дар и стал измененным. Мудростью Олега он принял этот дар душой, хотя и сопротивлялся поначалу, ведь неизвестность всегда страшит. А теперь оба наставника лежали среди обломков мебели, сгорая в очищающем огне. Как в избитой сказке, эти двое любили друг друга и умерли в один день от пуль ганзейского снайпера.
Огонь, поначалу неохотно принявший богатое подношение, теперь разгорался все сильнее, со всех сторон охватывая тахту жаркими объятиями, взметая языки пламени почти до потолка. Повалил тяжелый удушливый дым. Жар ощутимой волной ударил в лица. Димка знал, что через несколько минут, забрав все трофейное оружие, предусмотрительно собранное в коридоре, им придется уйти. А пока на его плече – лишь ремень привычного «Бизона».
Он повернулся, вглядываясь в осунувшееся лицо Наташи. Ее глаза влажно блестели, но настоящих слез не было. «Санитары» не плачут по своим умершим. Никто из них не уходит навсегда. И Димка все еще ощущал их присутствие рядом – доброжелательность Анюты, миролюбие Олега… И тех, кто погиб еще до них, – молчаливый Испанец, юный и простодушный Игорь, старик Остапыч, безымянные близнецы…
– Пора, – казалось, это сказал не Димка, а кто-то вместо него, глухо, как сквозь вату. Но все так и было. Он видел сон, который уже не изменить. И, как и раньше, ему не хотелось видеть, как пламя пожирает тела близких людей, превращая их в обугленные скелеты.
Наташа кивнула, бросила прощальный взгляд на чадящее пламя, в котором почти полностью скрылись тела товарищей, и вышла в коридор. Димка тоже начал поворачиваться, вернее, не он сам, а его тело начало поворачиваться, следуя уже запечатленным в прошлом событиям, но тут что-то пошло не так.
Пламя в центре огромного костра вдруг заволновалось, расступаясь, словно внутри заворочалось что-то живое. Выкатились горящие головешки, рассыпая искры по дымившему ламинату. Димка вздрогнул, попытался остановить собственное движение. Не тут-то было: прошлое владело им целиком и полностью, и комната продолжала уходить из поля зрения с каждым сантиметром поворота тела и головы. И все же он успел увидеть. Увидеть, как прямо в пламени приподнялась и села человеческая фигура… На какой-то миг ему показалось, что это Анюта, и они сжигали ее заживо, хотя не было никаких сомнений в ее гибели. Но сквозь колеблющееся полотнище, сотканное языками огня, он разглядел лицо девушки, с которой никогда раньше не встречался. Ее волосы вспыхивали, скручиваясь на черепе, правый висок и скула страшно обгорели, но левая сторона еще была не тронута огнем, и именно из-за этого контраста лицо казалось чудовищной маской жизни и смерти.
– Помоги… – донесся сквозь пламя призрачный шепот, бьющий болью и отчаянием. – Не оставляй меня здесь… Не уходи без меня… Не уходи!!!
Он продолжал поворачиваться, не в силах ничего изменить, и охваченная уже самым настоящим пожаром комната ушла из поля зрения. Он сделал шаг в коридор, вслед за Наташей…
И тут Димка услышал голос, который не мог не узнать. Голос человека, которого он до сих пор ненавидел всей душой, человека, который должен был отправиться к праотцам после смертельного удара шилоклюва.
Но сейчас все шло не так, как должно.
– Ты уверен, что действительно изменился, парень? – Голос Панкратова звучал бесстрастно и глухо, словно с трудом преодолевая грань между мирами живых и мертвых. – Но сделал ли ты хоть что-то, стоящее всех жертв? Хватит плыть по течению, слабак!
И эта паскуда смеет давать ему советы, как жить дальше?!
Беззвучно закричав лишь в собственном сознании, Димка с яростным отчаянием рванулся назад. Реальность сна от запредельного усилия словно треснула по швам. Перед глазами на миг потемнело, вены на лбу и висках вздулись. И он все-таки обернулся, вскидывая неподъемный «Бизон» с усилиями, рвущими руки от дикого напряжения. В лицо ударил обжигающий жар, но он его не почувствовал, высматривая ненавистную цель.
И увидел – там, возле окна, сквозь языки пламени бушующего пожара проступил знакомый силуэт врага.
Не раздумывая ни мгновенья, Димка ударил по нему длинной трескучей очередью, вгоняя в пламя и тьму горячий свинец…
Глава 6 Незнакомец
– Погоди-ка.
Пожилой следопыт бесцеремонно отодвинул Хомута плечом. Повозившись с застежками маски, сорвал ее с лица незнакомца. Тот уже не хрипел, успел потерять сознание. И даже, казалось, не дышал.
– Не показалось, – задумчиво обронил Оспа, нащупав пальцами шейную артерию. Он почувствовал слабый, нитевидный пульс. – Где-то я его определенно раньше видел…
– И что с того? – Хомут недовольно скривился. – Хочешь сфоткать на память?
– Убери нож. Раз выжил, значит, и мы его судьбу решать не вправе.
– Да иди ты со своей философией, старый! Ты, что ли, на себе его потащишь? Лично я не собираюсь надрываться – ребра болят, спасу нет! Да ты посмотри, какой он здоровый, этот мужик! По снегу, да на своем горбу? Ты вообще это как себе представляешь? Да ну нах!
– Тише, тише, Хомут, – негромко осадил Оспа, нахмурившись. – Чего раскричался, на себя не похож. Правила поверхности забыл?
– Ты мне мозги не пудри! – Хомут тоже сбавил громкость, но в глазах его плескалась злость и несогласие с решением старшого. – Лишний груз – лишний шанс здесь сдохнуть.