Владимир Ильин Слишком умная собака
Наконец-то я нашел свою маму!..
… Она оказалась большой, красивой, доброй и ласковой женщиной – именно такой, какой я всегда представлял ее себе. А я вмиг превратился в глупого и беззащитного мальца. Немудрено, что я рассопливился, как в детстве, и неумело заплакал, зарывшись лицом в широкую мамину юбку, пропахшую молоком и цветами, а мама гладила меня по голове ладонями, которых я не помнил, никак не мог помнить, и приговаривала: "Не переживай, мой родной, всё будет хорошо"… Я спрашивал сквозь слезы: "Где же ты была столько времени?" – и почему-то не мог добавить: "мама" – но она, не переставая ласкать меня, продолжала, словно не слыша моего вопроса: "Вот увидишь, мы теперь заживем с тобой лучше всех". Я приставал к ней: "А где папа?", но она твердила: "Всё пройдет, всё будет хорошо, мой маленький"… Мне стало страшно, что она меня не слышит, а еще страшнее – что я не могу назвать эту красивую, но чужую женщину своей мамой, и тогда я стал кричать, чтобы она меня услышала, а мама вдруг рассердилась и стала бить меня по плечу, всё сильнее и сильнее…
Я проснулся, осознав, что меня действительно толкают в плечо.
– Вставай, Артем… За тобой пришли, – монотонно повторял кто-то. Судя по способу побудки, это была тетя Маша Палкина, а короче говоря – Палка.
– Кто пришел? – не понял спросонья я.
– Дед пихто! – сердито сказала Палка. – Сам как будто не догадываешься, кто!..
Как обычно, она злилась без конкретной причины. Даже не потому, что в эту ночь ей не дали спокойно поспать на жестком топчане в дежурке. Просто Палка вечно была чем-то недовольна.
– Где они? – машинально спросил я, хотя люди, приезжавшие за мной, всегда ждали меня на первом этаже, в вестибюле. Я всегда забывал спросить И.А., в чем дело: их не пускают пройти внутрь Дома, или же они сами испытывают подсознательное отвращение к нашему маленькому, замкнутому мирку?
– Внизу. Иван Александрович сейчас прибудет, я ему уже позвонила… Господи, и когда все это безобразие кончится?!.. Да хватит тебе пролеживать бока, одевайся быстрее!
– Теть Маш, поставь, пожалуйста, чайник, – попросил я, с сожалением покидая тепло постели.
– Еще чего! – возмутилась она. – Все бы среди ночи чаи распивали!.. Ты что, не понял, что тебя люди ждут ?
– Не ворчи, теть Маш, – сказал я. – Подождут, никуда не денутся…
Дрожа от ночной прохлады, я поспешно оделся, кое-как справляясь с отвратительными, непослушными застежками и тугими пуговицами, прошел в столовую, но прежде, чем сесть на свое любимое место у окна, посмотрел по древним настенным часам, который час. Было без четверти три.
Так рано – или поздно, это смотря откуда считать, от утра или от вечера – по мою душу еще не заявлялись. Значит, дело по-настоящему было очень важным и срочным.
Тетя Маша скрепя сердце все-таки сообразила чайку, но протест свой выразила тем, что не стала его наливать в мою чашку. Мне даже смешно стало: неужели она считает, что я сам с этим не справлюсь? Уж если я могу шить и борщи варить, то вполне способен обслуживать себя сам при чаепитии…
Когда я уже заканчивал запивать чаем жесткое, солоноватое печенье, дверь за моей спиной отворилась, и в комнату кто-то вошел.
– Доброе утро, Иван Александрович, – сказал я не оборачиваясь.
– Однако, однако! – как обычно в таких случаях, удивился он. – Шапу ба, как говорят французы… То есть, молодчага ты, Артемка! Слушай, иногда мне приходит в голову абсолютно ненаучная гипотеза: может быть, ты – телепат? Ну, вот как ты сейчас узнал, что это я вошел?
– По запаху, – сказал я. – Как собака…
– Если б я был алкоголиком, это объяснение еще могло бы сойти за аргумент, – возразил И.А. – Только я не помню, когда последний раз вливал в себя какую-нибудь жидкость, в которой спирта содержалось бы больше, чем в кефире.
– Все люди чем-то пахнут, – заметил я и невольно улыбнулся: с такой претензией на философское обобщение прозвучало это невинное замечание.
– В этом я полностью с тобой согласен и даже могу уточнить, чем именно разит от большинства людей… На присутствующих сие, разумеется, не распространяется.
Я невольно засмеялся.
– Ладно, Артем, времени на треп у нас с тобой нет, – сказал И.А. – Пора выполнять команду: "Стой там – иди сюда!"…
Хотя И.А. шутил, я чувствовал, что он чем-то сильно озабочен.
В вестибюле пахло табачным дымом: люди, которые приезжали за мной, имели необъяснимое обыкновение смолить одну сигарету за другой, словно стремились поставить рекорд непрерывного курения. А еще сквозь вонь никотина пробивались запахи мокрой одежды, бензина и металла. От тех, что приходили за мной, почему-то всегда пахло металлом.
Я по очереди поздоровался с грузным, морщинистым Нилом Степановичем, а также с молодыми, широкоплечими и по-спортивному подтянутыми Колей и Виктором.
– Как себя чувствуешь, Артем? – как всегда, проявил обо мне заботу Нил Степанович.
И, как всегда, я показал ему большой палец. Но палец мой, наверное, дрожал, потому что Коля тут же сказал:
– Ты не нервничай, Артем. Всё будет тип-топ!
– Я вовсе не нервничаю, – ответил я. – Просто сон тяжелый приснился…
– Это как в том анекдоте: спит женщина, муж которой уехал в командировку … – завелся было Виктор, но Нил Степанович вовремя перебил его:
– Стоп, машина!.. Времени у нас мало: мы должны управиться до утра…
Мысленно я хмыкнул. Нил Степанович всегда говорил "мы", хотя почти всю работу приходилось делать мне.
Когда мы уже собрались выходить, в вестибюль заявилась Палка. По-моему, она сочла, что как официальное лицо при исполнении обязанностей дежурной сиделки должна напутствовать нас в дорогу. Напутствие ее было, как обычно, непринужденным и дружелюбным: Палка больно похлопала меня по спине, словно выбивая пыль из залежалого ковра, и подтолкнула в поясницу к выходу.
– Мы скоро приедем, тетя Маша, – сообщил я ей и нахально добавил: – Да ты не переживай за меня – в первый раз, что ли?..
Боюсь, что она восприняла скрытую иронию в моих словах, как выражается иногда И.А., "неадекватно".
Мы спустились по парадной бетонной лестнице на тротуар и уселись в автомобиль. Судя по всему, это был представитель благородного автомобильного рода. На таких машинах ездят обычно какие-нибудь министры или толстосумы. В бархатно-плюшевом просторном салоне чего только не было: и бар с различными напитками, и кондиционер, и телевизор с видеомагнитофоном и еще много всякой всячины, призванной создавать комфорт для пассажиров. Но, помимо этого, машина была оснащена еще и системой спутниковой связи, и мощным компьютером, и "дальнобойной" рацией, позволяющей где и когда угодно связаться с любым абонентом.
Поначалу я старался следить за маршрутом нашего движения – тем более, что окрестности Дома были мне хорошо знакомы по частым прогулкам – но постепенно потерял ориентацию, потому что мы несчетное количество раз сворачивали то влево, то вправо – словно запутывали следы, чтобы оторваться от каких-нибудь злодеев-преследователей…
Было сыро: снаружи моросил мелкий дождь, и через приоткрытое в дверце стекло на мое лицо летели противные ледяные брызги. Стояла поздняя осень.
Как и в прошлые поездки, Иван Александрович принялся развлекать меня, пересказывая мне содержание проштудированной им накануне "Метафизики мыслительной деятельности" Эйндховена.
Однако я почти не слушал своего учителя. Мысли мои были сосредоточены на другом.
Вот уже несколько месяцев Нил Степанович и компания увозят меня на этой комфортабельной и мощной легковой машине в самые различные места, чтобы я сделал некую работу. На первый взгляд, пустяковую, но для них, видимо, очень важную. Главным условием заключенного между нами устного трудового соглашения является вето на какие бы то ни было вопросы с моей стороны по поводу этой работы. Первое время я еще пытался что-либо выведать, но безуспешно. Тем не менее, запретить мне думать никто не может, и с некоторых пор я постоянно думаю: чем же мне приходится заниматься? Почему эти люди никогда не предупреждают, когда придут за мной в следующий раз? Означает ли это, что необходимость в моих услугах возникает всегда спонтанно? Кто они такие, эти пахнущие металлом мужчины? Почему работать приходится в самых разных местах – в основном, в нашем городе, но пару раз меня доставляли самолетами и вертолетами и в другие города? Почему эта работа так засекречена? И, самое главное, почему для выполнения этой нерегулярной, технически не очень сложной для любого другого человека, работы избрали именно меня?..
"Почему", "почему", "почему"… Одни сплошные "почему", на которые нет (и будут ли когда-нибудь?) никаких вразумительных "потому что"…
– Артем, ты меня совсем не слушаешь, – огорченно сказал И.А. – О чем задумался?
– Да так, – уклонился я от ответа. – Долго ли нам еще ехать?
– Не знаю, – быстро сказал И.А., и я понял, что он тоже не имеет права расспрашивать наших сопровождающих.
Может быть, они опасаются, что мой наставник может однажды проговориться в разговоре со мной?
Поколебавшись, я решил зайти с другого конца:
– Скажите, Иван Александрович, приходили ли в последнее время в Дом газеты? Интересно, что творится в мире?..
– Понимаешь, Артем, – сказал он, положив руку мне на плечо, – там у них, на почте, какие-то проблемы возникли, так что живем мы сейчас – как на необитаемом острове…
– А что сообщают по телевизору?
– Да ничего особенного, что могло бы заинтересовать тебя, – после паузы сказал И.А. – Инфляция, знаешь ли… Курс доллара все растет, а вместе с ним растут и цены. Надвигается очередной правительственный кризис… Оппозиция находится в перманентном нездоровом оживлении и чинит всяческие козни, а потом злорадствует, потирая ладошки… Ну, и конечно, повсюду бандитизм, хаос, полный развал…
И.А. явно кривил душой, причем так неумело, что я напрямую спросил его:
– Почему вы не хотите, чтобы я знал о последних событиях?
– С чего ты взял ? – вяло возразил он.
– Это бросается в глаза. Вы говорите, что почта не доставляет нам газеты. Но раньше в таких случаях вы сами приносили в Дом газеты, покупая их в городе, и мы с вами тщательно штудировали их. Вы перестали мне объяснять про политику и про все такое… Почему ?
– Успокойся, Артем. Просто я считаю, что тебе это ни к чему. Ну, сам посуди: зачем тебе вникать в эти грязные игры, ведущиеся с одной-единственной целью: захватить или удержать власть?!
– Может быть, мне это и не нужно, – упрямо сказал я. – Но мне обидно, что вы что-то от меня скрываете!
Он хотел что-то сказать, но в этот момент машина остановилась.
– Вот мы и приехали, – с нарочитой бодростью сказал И.А. – "Станция Березай, кому нужно – вылезай!"…
Мы вышли из машины. Возле большого здания толпилась кучка людей. Мы прошли сквозь толпу (люди расступились, уступая нам дорогу) и вошли в здание.
Здесь пахло чем-то знакомым, но сразу я не смог определить, чем именно.
Нил Степанович отвел меня в сторонку и принялся инструктировать. Говорил он долго и нудно, по несколько раз повторяя одно и то же. Время от времени, чтобы удостовериться, что я понял его так, как надо, он заставлял меня повторять его инструкции. За время нашей совместной работы я успел неплохо изучить своего "работодателя", и теперь чувствовал, что он очень волнуется. Только скрывает это получше, чем И.А.
Я же был абсолютно спокоен.
Это был мой семнадцатый выход на "работу", и мысленно я невольно отметил, что эта цифра равняется моему возрасту. Не знаю, как у других, но у меня почему-то в самые ответственные моменты мозг начинает фиксировать всякие нелепые совпадения.
– Ну, всё понял? – риторически спросил, наконец, Нил Степанович и отечески похлопал меня по плечу. – Тогда – пошел, юноша! Ни пуха тебе, ни пера!
Я уже собирался выполнять его указание, но он вдруг взял меня за плечи и снова развернул лицом к себе.
– Ты забыл послать меня к черту, – серьезно сказал он.
– Это что-то изменит? – улыбнулся я.
– А как же! – торопливо сказал Н.С.
– А может, вас послать по другому адресу? – нахально осведомился я.
– Вот дуралей, – беззлобно посетовал Нил Степанович и легонько оттолкнул меня от себя.
Я подошел к остальным, и они тоже по очереди похлопали меня, кто – по плечу, кто – по спине.
Говорить в такие моменты что-либо обычно было не принято, но на этот раз Иван Александрович, скупо, но порывисто обняв меня, ухитрился так незаметно от других сказать, будто шептал мне на ухо:
– Не подведи, Артем!
Я сделал шаг вперед и тут же забыл обо всем. Словно невидимая стена отрезала меня от других людей. Думал я только о том, как выполнить свою задачу.
Зачем и кому это нужно, какой во всем этом смысл – все подобные вопросы незаметно отошли на второй план: так бывает с вещами, которые еще недавно были нужными, а в один прекрасный день выясняется, что они ни на что не годны и что пора засунуть их подальше в чулан и до ближайшей оказии – переезда либо генеральной уборки – не вспоминать о них…
Как всегда, Коля и Виктор старательно подготовили мою экипировку. Плечо мое оттягивала брезентовая сумка с разными инструментами, на поясе висела рация. Еще в моем распоряжении имелся изготовленный специально для меня щуп-радар, но я так и не привык им пользоваться.
Главным моим инструментом были руки.
Прощупывая темноту перед собой, я шел, на всякий случай считая шаги. Когда ладони ощутили холодное прикосновение литой резины, а под ногами начались ступени, уходящие вниз, я наконец понял, где нахожусь.
Я вспомнил, где раньше уже встречал запахи сырости, металла, мрамора и ценных пород дерева, натертых специальной мастикой.
Так пахло в метро, когда мы с Иваном Александровичем ездили в музеи, на выставки и в зоопарк. Значит, сейчас я находился на одной из станций метро.
До этого я работал в других местах, но всегда – поистине, как собака! – по запаху определял, где именно. Там, где пахло пылью и коврами в коридорах, табачным дымом на лестничных площадках и вареными сосисками на первом этаже, находились какие-то казенные учреждения. Там, где пахло киселем, компотом, молочной кашей, как правило, располагался детский сад. Там же, где разило множеством немытых тел, пирожками с мясом и давно не чищенными туалетами, обычно был вокзал или аэропорт…
Эскалатор был отключен (значит, так было надо), так что пришлось спускаться к перрону станции "на своих двоих".
Хорошо, что работать приходилось всегда в одиночку. Люди мне только бы мешали… Когда мы выходим с И.А. или с кем-нибудь еще на прогулку в город и сопровожатый отпускает мою руку, я боюсь не того, что попаду под машину, споткнусь о бордюр или врежусь в столб, а того, что натолкнусь на кого-нибудь из прохожих…
Когда ступени под ногами закончились, я остановился и просигналил по рации: "Приступаю".
Ответа, как обычно, не последовало, и у меня возникло подозрение: а слышит ли меня кто-нибудь? Может быть, наверху в этот момент потягивают горячий чай из термоса и безуспешно борются с попытками Виктора поведать народу очередной бородатый анекдот?..
Усилием воли я отогнал эти абсурдные мысли прочь и двинулся осматривать перрон. Тут уж поневоле пришлось пустить в ход щуп. Станция была очень длинной, с двумя рядами колонн по обеим сторонам перрона. Первым делом я определил ширину перрона и запомнил ее, чтобы в дальнейшем случайно не сверзиться на рельсы. Потом поставил переключатель щупа в положение "металл" и двинулся небольшими, осторожными шажками по перрону, описывая сложную, зигзагообразную траекторию между колоннами. Челночные проходы из одного конца станции в другой заняли бы слишком много времени.
Металлических предметов здесь оказалось много. Впрочем, этого и следовало ожидать. Было бы странно, если бы, например, рельсы были сделаны из дуба!..
Для начала я решил проверить урны. Их было четыре: две в начале и две – в конце перрона.
Это заняло у меня относительно немного времени. Относительно – потому что время для меня перестало существовать с той минуты, как я шагнул на эскалатор.
В урнах ничего заслуживающего внимания не оказалось. Был там унылый бытовой мусор: обертки, бумажки, пустые банки и бутылки, стаканчики из-под мороженого, каменно-твердые и еще свежие, с отпечатками чьих-то здоровых, крепких зубов комки жвачки (один из них сразу же прилип к моим пальцам да так, что я кое-как избавился от него). Но того, что я искал, в урнах я не обнаружил.
Я искал коробку типа той, в которую обычно упаковывают обувь, только изготовленную не из картона, а из металла.
Мне потребовалась целая вечность, чтобы открыть чугунные крышки люков, слазить под настил перрона, где проходили кабели и канализационные трубы, и убедиться, что интересующей меня коробки там тоже нет. Еще одну вечность я затратил на доскональное обследование всех служебных и подсобных помещений, двери которых были предусмотрительно открыты, а потом – всех прочих закоулков станции.
Неужели Нил Степанович и компания на этот раз ошиблись, и никакой коробки здесь не было?
Я сообщил наверх о результатах поиска, а вернее – об их отсутствии, уселся на холодный мраморный пол, достал из кармана завалявшийся, весь в мусорных крошках леденец и, гоняя его языком по рту, задумался.
Может быть я просто-напросто ищу потерянные вещи? Но что бы могло быть в этой проклятой коробке?! Золото? Драгоценные камни? Или чертежи какого-нибудь изобретения, составляющие государственную тайну?
Нет, это явно не научное объяснение, как говорит И.А.
Во-первых, я не просто должен найти коробку, но и, как говорится, "не отходя от кассы" разобрать ее на составные части, тем самым приводя ее в очевидную негодность.