Думается, тут ей мало удастся выяснить, особенно обиняками.
Поэтому она собралась с духом и спросила напрямик:
— Скажите, кто-нибудь заказывал у вас недавно подобные?
Молодая женщина извлекла из ридикюля и предъявила замысловатый ключ от библиотеки. Гномью работу всегда можно отличить по некой тяжеловесной изысканности, правильности линий и подчеркнутой надежности. К тому же вплетенные при ковке руны гарантировали дополнительную защиту.
"Турисаз" перевернутая — закрытая дверь. Простой и недвусмысленный знак.
Кузнец задумчиво покрутил в руках предъявленный ключ, вернул его и отрицательно мотнул головой.
— Вы уверены? — не сдавалась София. — Ни по слепку, ни с оригинала?
Господин Нергассон так взглянул в ответ, что молодой женщине оставалось лишь вздохнуть и спрятать ключ.
— Вы знали покойного господина Ларгуссона? — спросила она на всякий случай, и даже отшатнулась, пораженная реакцией кузнеца на этот, в общем-то, невинный вопрос.
— Знал! — прорычал гном, скалой нависая над нею, и весьма грязно выругался.
Госпожа Чернова покраснела, стараясь не задумываться о смысле произнесенных им слов.
— Какие… — позорно пискнула она, откашлялась и с трудом продолжила, — какие у вас были отношения?
Кузнец экспрессивно добавил еще несколько нелестных эпитетов о сородиче, но быстро унялся.
Из последовавшей краткой речи выяснилось следующее. Покойный обманом склонил некую барышню Варссон принять свое предложение, тем самым обманув сладостные надежды самого господина Нергассона.
Следовательно, у кузнеца обнаружился веский резон убить соперника! Но ведь не мог же гном не понимать всех последствий своих откровений!
— Зачем вы мне это рассказали? — напрямик спросила госпожа Чернова.
Тот пожал плечами и кратко буркнул:
— Все одно донесут…
Молодая женщина решила прекратить на этом дальнейшие расспросы, сочтя их бессмысленными.
Было очевидно: либо ключ изготовлен в другом городе, либо кузнец покрывал убийцу, либо он сам и есть злодей.
Книгу обнаружили лишь три недели тому назад, так что ее кража, несомненно, спланирована недавно. Местные жители редко покидали Бивхейм, и несложно установить, кто из причастных уезжал из города.
Вряд ли господин Нергассон стал бы пособничать убийце, разве что ею была невеста покойного, что весьма маловероятно — чтобы раскроить голову мужчине, потребуется немалая сила, которой не обладала не болезненно-хрупкая барышня Варрсон. (Госпожа Чернова видела ее на суде коронера.)
Вообразить, как сам кузнец раскраивает голову сопернику тяжелой кованой кочергой, было куда легче. Однако для этого сторож должен был впустить его к себе, что допустить почти невозможно. Либо же господин Нергассон изготовил ключ для себя, тихо прокрался в комнату господина Ларгуссона, каким-то образом не потревожив ни чуткий слух последнего, ни охранные заклятия… Маловероятно.
О четвертом варианте даже думать не хотелось. Возможно, в двери остались ключи одной из дам-библиотекарей… Но София могла присягнуть, что ее собственная связка в целости и сохранности. Что же касается госпожи Дарлассон, то с ее стороны было слишком неразумно оставлять свои ключи, поскольку ей было невыгодно обращать внимание полиции на тайный ход. Запертый изнутри дом сразу же наводил на мысль о других путях. Оставалась Юлия, но это было вовсе невероятно!
Размышляя об этом, госпожа Чернова шла по улице, машинально раскланиваясь со знакомыми. Утренние визиты дали ей немалую пищу для раздумий, и теперь молодая женщина была погружена в них, почти не замечая досадных перешептываний и любопытных взглядов.
"Оказывается, ее мать из Муспельхейма!" — донесся до нее обрывок разговора.
Госпожа Чернова споткнулась и лишь огромным усилием воли заставила себя не оборачиваться.
"Она всегда казалась мне подозрительной! — отвечала неведомой собеседнице госпожа Шорова. — Да теперь еще и вся эта неблаговидная история… Говорю вам, она точно лазутчица!"
Послышались охи и ахи, а также согласные восклицания, и яркий солнечный день будто померк для Софии. Отныне для местного общества она сделалась особой неблагонадежной, и со временем от разговоров за спиной знакомые наверняка перейдут к обвинениям в глаза.
Бивхейм… прекрасный мирный город на краю Радужного Моста. Но как сам Биврёст рассыпался на осколки по время Рагнарёк, так и иллюзия тихого благожелательного местечка разлетелась на мелкие кусочки.
София брела домой, почти ничего не видя перед собой. Красные и белоснежные дома, убранные фатой цветущих садов, мозаичные камни мостовой, приветливо распахнутые расписные ставни — прекрасное место, скрывающее гнилое нутро. Ненависть, злоба, корысть и зависть выглядывали из-за нарядных фасадов, ядовито скалились из-за тонкой вуали приличий… Будто красавица, что загадочно улыбается, чуть-чуть, едва приподнимая уголки губ, и вы любуетесь ею, не подозревая, что за плотно сомкнутыми розовыми лепестками скрываются кривые и подпорченные чернотой зубы.
Люди склонны судить других по себе, и это касается отнюдь не только грехов и дурных качеств. Светлые душой невольно предполагают подобную чистоту у остальных, и как же счастливы те, кому ни разу не пришлось убедиться воочию в опрометчивости такой веры!
Увы, госпоже Черновой не повезло. Слишком много грязи обнажали скудные рассказы посетителей и куда более откровенные расклады рун. Однако все это казалось ей лишь минутными проступками, чем-то вроде грязи, которую легко смыть с помощью мыла и щетки. То, что многие лелеяли в себе ростки негативных чувств и упивались накалом страстей, пусть и отрицательных, приводило Софию в недоумение.
Возможно, это и есть признак черствости, в которой ее обвинила госпожа Дарлассон?
"Но в таком случае я рада оказаться черствой!" — твердила про себя молодая женщина. К чему нужны чувства, если они толкают человека на бесчестные поступки?!
Глава 11
Вернувшись в Чернов-парк, молодая женщина ощутила облегчение.
Пусть дом не был просторным, некоторые комнаты давно требовали ремонта, а обстановка поизносилась, все же это в полной мере была ее обитель, стены которой надежно защищали от бед и тревог. Так улитка прячется в раковину, словно в несокрушимую твердыню, хотя ее крепость можно сломать без труда.
Неужели госпоже Черновой придется отсюда уехать? Но что можно предпринять, чтобы не допустить этого?
Все более ее одолевал соблазн погадать на дальнейшее развитие событий, но она сочла, что оставит это на крайний случай.
Почему-то часто полагают, что гадать самому себе нельзя, это вовсе не так. Ворожить себе сложно, поскольку нелегко сохранять безразличие к результату, а без этого затруднительно добиться сколько-нибудь точного предсказания. Ведь известно, что чем более вы волнуетесь, всматриваясь в какой-то отдаленный предмет и мучительно пытаясь разглядеть его, тем сложнее это сделать. Наградой за упорство будет лишь резь в глазах и головная боль.
Сейчас госпожа Чернова вовсе не ощущала должного спокойствия, а потому не решилась ворожить.
Расстроенные чувства молодой женщины требовали решительных мер. Она твердо отказалась от предложенной сердобольной Леей горячего вина со специями (домовая кудахтала вокруг и причитала что-то о ее бледности и холодности членов), переоделась в старое платье и направилась в сад, ища успокоения в приятных хлопотах.
Если желаешь, чтобы что-то было сделано хорошо — следует сделать это самой. Об этом размышляла София, стоя на коленях у грядки с тюльпанами. Она старалась забыть обо всем и погрузиться в работу, но чем усерднее выбрасывала из головы предательские мысли, тем больше они ее одолевали. Чтобы отвлечься, молодая женщина принялась напевать старую песенку, ту самую, что мама пела ей в детстве. Знакомый мурлычущий напев странным образом успокаивал ее, а яркие краски цветов очищали душу.
При всех своих достоинствах, Стен обнаруживал прискорбное отсутствие вкуса, к примеру, норовил высадить алые тюльпаны среди лиловых гиацинтов, хотя куда лучше они смотрелись бы в окружении благородных и сдержанных белых нарциссов. К тому же домовым доставало работы по хозяйству, и уделять довольно времени саду они попросту не могли, а нанять садовника госпоже Черновой было не по карману.
Потому этой весной хозяйка дома самолично занималась своим цветником. И, по правде говоря, Софии это доставляло немалое удовольствие.
"Все же в бедности есть и достоинства, — подумала госпожа Чернова, вдыхая полной грудью благоуханный воздух, — можно самой работать в саду…"
Впрочем, покойный господин Чернов не имел ничего против этого увлечения. Теперь же привезенные им в подарок молодой жене диковинные цветы навевали чуть грустные воспоминания, но даже это не могло испортить упоительную прелесть солнечного дня. Молодая женщина рассудила, что никому не станет лучше, если она выкорчует чудесные растения и на весь остаток жизни запрется в спальне, проливая слезы о своем дорогом супруге. Напротив, пусть львиный зев и тюльпаны, маргаритки и пионы станут памятью о нем, пусть напоминают о жизни, а не о смерти!
Чуть теплая от солнечных лучей, еще не прикрытая травяным ковром, земля пахла пьяняще, сладко и терпко, и ее аромат дурманил голову, приносил желанное успокоение.
София негромко напевала, склоняясь над грядкой. Что может быть чудеснее, чем собственноручно высадить цветы, а потом с восторгом взирать на первые робкие ростки, пробивающиеся сквозь маслянисто блестящую почву, а после на нарождающиеся бутоны и яркие цветы? Что сравнится с восторгом понимания, что ты сама создала это чудо? Наверное, подобное чувство испытывает женщина, прижимая к груди своего ребенка…
Мысли о детях всегда вызывали у госпожи Черновой щемящую грусть и сожаление, и чтобы отвлечься, она принялась подвязывать плетистые розы у беседки. Благость и тишина окутали мятущуюся душу молодой женщины.
Она так увлекалась, что даже не заметила появления посторонних.
— Здравствуйте, милейшая госпожа Чернова! — преувеличенно жизнерадостно окликнул ее мужчина. — Дивный сегодня денек, это точно!
София вздрогнула, заслышав это громоподобное приветствие, и обернулась.
Ей улыбался господин Шоров — высокий, кряжистый мужчина с красным лицом, которое он постоянно вытирал платком. За его руку цеплялась крайне недовольная жена. Платье, в которое была облачена соседка, показалось Софии чрезмерно декольтированным для дневного наряда и излишне кокетливым для почтенной замужней особы. В целом же госпожа Шорова обладала миловидной наружностью: приятное кругловатое лицо с мелкими чертами, из-под розового чепца выглядывала кудрявая рыжая челочка, а фигура сохраняла некую стройность (пусть и с несомненной помощью корсета). Только глаза смотрели недобро и пристально, колюче, словно булавки.
Гость окинул ее взглядом, и София вдруг вспомнила, что одета затрапезно и совсем негодно для приема гостей. Но в глазах господина Шорова было скорее одобрение. Несмотря на перепачканные землей перчатки и покрытый грязью подол платья, сбившийся чепчик, из-под которого выбивались темные слегка вьющиеся пряди, госпожа Чернова выглядела свежей и похорошевшей, труд на свежем воздухе определенно пошел ей на пользу. Голубые глаза сияли, щеки горели здоровым румянцем, и даже растрепанные волосы смотрелись скорее мило и непосредственно, нежели неаккуратно. Однако в глазах госпожи Шоровой не было и тени того одобрения, которое легко читалось в чуть выпуклых глазах отставного майора. Скорее это была… ревность?!
"Ревнивая курица" — всплыла в голове госпожи Черновой произнесенная недавно фраза.
Видимо, дракон оказался прав — госпожу Шорову терзали сомнения в верности мужа, и теперь молодая женщина не могла понять, отчего раньше этого не замечала. При этом объектом своих нелепых подозрений соседка выбрала именно Софию, тем самым исковеркав благоустроенную жизнь "соперницы". Теперь она уразумела, отчего госпожа Шорова решилась ее оговорить — столь сильные чувства нередко толкают людей на любые подлости.
Сам отставной вояка не давал супруге никаких оснований для подозрений, уж в этом София не сомневалась.
Чувства господина Шорова, вне всяких сомнений, были скорее отеческими. Как многие стареющие мужчины, он был не прочь полюбоваться на очарование юности, даже в мыслях не имея непозволительных вольностей! По мнению госпожи Черновой, он был одним из тех джентльменов, которые охотно вспоминали былые приключения, изо всех сил пытаясь забыть, что дни развеселой молодости для них давно миновали. Господин Шоров нередко захаживал в Чернов-парк, но исключительно потому, что нашел в Софии внимательную слушательницу своих бесконечных историй. Госпожу Чернову с детства интересовали рассказы о Муспельхейме, и ей было весьма интересно сравнивать повествования матери с мнением майора, который провел пятнадцать лет в гарнизоне на границе и немало общался с местными жителями.
Правда, майор отзывался об обитателях Муспельхейма и их традициях исключительно неодобрительно — в такие моменты его и без того красное лицо еще сильнее наливалось кровью, багровело, в порыве негодования он приподнимался в кресле, а голос обличительно гремел на весь дом. Впрочем, рассказчиком он был неплохим, и Софии до сих пор не наскучили его истории.
Но, как гласит расхожая мудрость, за все приятное рано или поздно приходится расплачиваться. Притом плата была совершенно несоразмерна удовольствию от визитов господина Шорова…
— Здравствуйте! — откликнулась молодая женщина и заставила себя доброжелательно улыбнуться, несмотря на явную неприязнь госпожи Шоровой.
Откровенно говоря, Софии больше всего хотелось встряхнуть ослепшую от ревности соседку, заставить ее осмысленно взглянуть на происходящее и ужаснуться содеянному. Здравый смысл удержал молодую женщину от бесполезных попыток воззвать к разуму оскорбленной супруги, поскольку любые доводы та приняла бы в штыки, сочтя всего лишь неловкими оправданиями.
А ведь самый надежный способ подтолкнуть мужа к неверности — это истово искать приметы адюльтера и неприкрыто подозревать.
— Мы пришли, чтобы поговорить об убийстве! Это точно! — с военной прямотой заявил господин Шоров, энергично взмахнув тростью. При этом он сломал несколько бутонов нарциссов, и София с трудом скрыла недовольство.
— Прошу прощения, я не ждала гостей, потому не готова к визиту, — пояснила госпожа Чернова, сочтя, что безопаснее будет увести разговор в сторону от скользкой темы. Беседовать с этой парой о случившемся в библиотеке и всех последующих событиях она находила невозможным и нелепым.
— Это вы должны нас извинить за внезапное вторжение, — тут же отмел ее оправдания майор, отирая лицо платком. — Мы по-соседски бесцеремонно пришли без предупреждения.
— Что вы, я всегда рада вас видеть, — вынужденно возразила молодая женщина, силясь привести в порядок растрепанные темно-каштановые волосы. — Пойдемте в дом?
— Не беспокойтесь — мы не надолго, это точно! — господин Шоров лучился благожелательностью, и это несказанно злило его супругу, которая, похоже, с неимоверным трудом глотала колкие слова, и эта вынужденная сдержанность не была ей по сердцу.
— Позвольте, я прикажу подать горячего вина? — долг хозяйки превыше всего, поэтому София пыталась всячески приветить гостей.
Господин Шоров отказался, сославшись на нежелание обременять ее и необыкновенно теплый денек (он обливался потом в любую погоду). Его супруга молчала, прикусив губу и наблюдая за мужем, словно коршун за цыплятами.
— Госпожа Чернова, я очень, очень огорчен, что моя дорогая госпожа Шорова оказалась свидетельницей против вас, — неуклюже и весьма пафосно заговорил сосед. — Но истина должна восторжествовать в любом случае! Это точно!
С языка Софии рвались хлесткие слова о том, что для торжества истины его супруге придется сознаться в обмане, однако она была слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать бессмысленную склоку.
— Боюсь, я вас не понимаю, — ответила она холодно, отвернулась и принялась нервно поправлять плеть розы.
Несколько минут господин Шоров молчал, видимо, мучительно подбирая слова, и наконец выпалил:
— Я хочу сказать, что вам лучше признаться, куда именно вы ходили в ту ночь. Я не верю, что вы как-то причастны к убийству, но чтобы откинуть подозрения, вам следует сказать правду, это точно!
"Господин Рельский был совершенно прав — лучше придумать пусть и скандальную, но правдоподобную причину отлучки, чем безнадежно убеждать соседей, что я вовсе не покидала собственной постели!" — с досадой подумала госпожа Чернова.
Воистину, столь скучное объяснение все равно не пришлось бы по вкусу окрестным кумушкам. Куда интереснее выдумать нечто компрометирующее и смаковать каждое лживое слово.
Мировой судья, похоже, весьма трезво оценивал общество и бытующие в нем нравы. Теперь молодая женщина уже начала сожалеть, что не воспользовалась его благородным предложением. Но следовало что-то ответить "заботливому" соседу.
— Мне не в чем признаваться! — отрезала молодая женщина, прямо взглянув на господина Шорова.
Госпожа Шорова фыркнула и пробормотала что-то уничижительное, замолчав лишь от тычка супруга.
Участие и недоверие, написанные на его лице, задели Софию. Если уж один из тех, с кем у нее были вполне дружеские и доверительные отношения, нынче ей не верил, то что говорить об остальных? Унижение госпожи Черновой, всегда безукоризненно следующей приличиям и, соответственно, бывшей немым укором чужим грехам и проступкам, всегда угодно слабому человеческому сердцу. Ведь куда легче сбросить с пьедестала намозоливший глаза идеал, принизить его до своего уровня, нежели самому стремиться стать лучше и добропорядочнее!
"Она ничуть не лучше других!" — втихомолку ликовали окрестные жители, которые нередко обращались к Софии по весьма неприглядным поводам, а теперь строили постные мины и упоенно перешептывались.