— Успокойтесь, — велел господин Рельский, едва заметно усмехаясь. — Чувства вам не помогут. Итак, вы поняли свою задачу?
Шеранн кивнул, полыхая глазами. Мировой судья столь уверенно и непринужденно принял бразды правления, что никто не подумал ему перечить.
— А я кое с кем побеседую и надавлю на инспектора Жарова, — продолжил мужчина спокойно, — выясню, почему он стал играть против меня. Полагаю, он удовлетворит мое любопытство…
Многообещающая улыбка господина Рельского сулила полицейскому множество неприятных минут, если тот вздумает запираться.
— Если бы я побывал в библиотеке, я сумел бы что-то вынюхать, — заявил дракон раздумчиво.
— В каком смысле — вынюхать? — уточнила София.
— В прямом, — усмехнулся Шеранн, — близость к животным, знаете ли, дает некоторые преимущества. У меня прекрасное обоняние и острый слух. Но меня не пустят, и к тому же сейчас там все наверняка затоптали. Так?
Он вопросительно взглянул на госпожу Чернову, и та согласно кивнула, пояснив:
— Более того, госпожа Дарлассон приказала начать ремонт.
— Это подозрительно… — вкрадчиво заметил дракон, подходя поближе к условным союзникам.
— Что именно? — холодно спросила София. Ее обычно ярко-голубые глаза потемнели, как небо перед грозой, сделавшись серовато-синими, а губы были упрямо сжаты. Сейчас она напоминала не мудрую пророчицу, а воинственную валькирию.
— Полагаю, это всего лишь домыслы, так что разговор лишен практического резона, — прервал нарождающуюся дискуссию господин Рельский, вставая. — Госпожа Чернова, полагаю, мы можем встретиться завтра в тот же час?
— Конечно, — молодая женщина устало улыбнулась, также поднялась и протянула руку. — Жду вас к чаю, господин Рельский… и вас, господин Шеранн.
Крошечная заминка не ускользнула от внимания дракона, но, казалось, его это только позабавило.
— Вы так добры! — Шеранн чарующе улыбнулся, одним гибким движением оказался рядом, завладел рукой Софии и запечатлел на ее перчатке галантный поцелуй. — Я был чрезвычайно рад познакомиться с вами.
Он пристально смотрел на нее, и молодой женщине вдруг отчаянно захотелось отдернуть руку и спрятаться подальше, таким ярким огнем и азартом светились его глаза.
Госпожа Чернова подавила это нелепое желание и промолвила сухо:
— Взаимно! — и тут же вновь повернулась к господину Рельскому. — Вам лучше взять с собою завтра Елизавету — не следует давать пищи для слухов.
После смерти господина Чернова семья Рельских проявила к его вдове редкое участие. Младшая барышня Рельская приезжала в гости так часто, насколько позволяли приличия (вести светскую жизнь во время строгого траура неуместно), да и сам мировой судья стал бывать в Чернов-парке много чаще прежнего.
— Вы очень предусмотрительны, — ответил Ярослав, также прикладываясь к ручке Софии. — Частые визиты могут в нынешних обстоятельствах быть истолкованы превратно. Полагаю, сестра охотно примет ваше приглашение.
София попрощалась с гостями и велела Лее подать ромашкового чаю. Она растерла виски ароматическим уксусом, поскольку от пережитого волнения у нее невыносимо разболелась голова…
Глава 7
"Милая моя Наталия!
Надеюсь, ты простишь, что в последнее время я пренебрегаю письмами. После смерти дорогого господина Чернова у меня почти не остается времени, дабы написать тебе.
Последние события вынуждают меня взяться за перо…
Предложение господина Рельского явилось для меня полной неожиданностью. Думается, оно было продиктовано дружескими чувствами и привязанностью. Мне показалось, его нисколько не расстроил отказ, который я постаралась выразить сколь можно мягче.
Давнее знакомство и взаимная приязнь, а также достойное положение господина Рельского сделали бы этот брак вполне удачным. Но в данном случае я никак не могла принять его предложение, думаю, ты согласишься в этом со мною.
Я заканчиваю, поскольку тороплюсь в библиотеку.
С искренним приветом, твоя София Чернова"
Молодая женщина запечатала письмо к давней подруге, вручила его Лее и велела отправить.
Та поклонилась, не скрывая радости, — покинуть дом любой из этого народца мог лишь с согласия хозяина либо по хозяйственным надобностям, оттого Лее редко доводилось бывать в городе.
София проводила ее взглядом и невольно подумала, что, к счастью, семейству домовых ничего не ведомо о предложении господина Рельского, иначе заботливые советчики принялись бы ее уговаривать, невзирая на все обстоятельства.
Госпожа Чернова облачилась в ненавистный траурный наряд и отправилась в Бивхейм. Две мили, отделявшие Чернов-парк от города, пройти пешком при хорошей погоде не столь утомительно, однако в ненастную или холодную пору этот путь становился настоящим испытанием. Но вдова не могла позволить себе содержать выезд, а разъезжать в наемной карете весьма накладно, да и не пристало приличной даме. Так что волей или неволей приходилось мириться с неудобствами и раз за разом преодолевать этот путь.
Ночью прошел дождь, и теперь умытый им город издали выглядел пасторально. Белые и красные дома в оправе садов смотрелись удивительно живописно.
При более детальном рассмотрении Бивхейм оказался вовсе не спокойным и сонным. Несмотря на довольно ранний час, на улице было немало прохожих, и Софии приходилось то и дело останавливаться, чтобы поздороваться со знакомыми, которые держались несколько скованно.
"Я всегда вам говорила, что ее благочестие показное! Уж слишком она непогрешима…" — донеслась до Софии сказанная за спиной фраза.
Неужели все вокруг обсуждали возмутительные домыслы госпожи Шоровой?! И это те люди, которым она не раз помогала!
К счастью, библиотека, как уже упоминалось, располагалась на самом краю Бивхейма, так что молодой женщине не пришлось долго терпеть мучительное любопытство окружающих. Она еле сдерживалась, чтобы не ускорить шаг, и испытала истинное облегчение, когда за ее спиной наконец закрылась дверь.
Хозяйка библиотеки гордо проигнорировала суд коронера, где ее недавно посмели заподозрить в причастности к убийству. Она казалась еще чопорнее, чем обычно, с удвоенной дотошностью погоняя ни в чем ни повинных дам-библиотекарей. Сжатые в куриную гузку губы, острый взгляд, подчеркнуто простое платье… Определенно, пересуды о безнравственности почтенной гномки, несомненно, безосновательны!
Госпожа Дарлассон вместе с Юлией отправились на второй этаж сортировать прибывшую периодику, предоставив тем самым Софию возможность для поисков.
Было до крайности неприятно выискивать и вынюхивать. К тому же отсутствие всякого опыта в таких делах заставляло молодую женщину многажды сомневаться в своих действиях. Впрочем, работа в саду также бывает грязной, что не умаляет ее необходимости.
Решительно отринув всякие колебания, госпожа Чернова принялась за дело.
Она от всего сердца возблагодарила гномью дотошность, в иное время утомительную. Въедливая госпожа Дарлассон заставляла скрупулезно записывать всех, кто брал книги или хотя бы выказывал таковое желание, дабы не нарушать очередь и не утерять ценные тома. К тому же особо редкие и дорогие фолианты (среди которых была и похищенная впоследствии книга) сберегали в отдельном кабинете.
Итак, спустя час София уже наверняка знала, что за последние недели книгами из особого хранилища интересовались господин Нергассон, господин Ларин, а также некий господин Щеглов и… госпожа Шорова! Заподозрить последнюю в интересе к книжным редкостям было затруднительно, а в записях значилось, что ей надобен был редкий травник, писанный еще до Рагнарёка.
Выходит, убийца был одним из этих весьма почтенных жителей города? Впрочем, не следовало отбрасывать версию, что книга была взята для отвода глаз или чтобы бросить подозрение на драконов. Кто настолько ненавидел господина Ларгуссона, чтобы убить его, а потом еще и поджечь тело?! Или Шеранн прав, и все дело в политике?
Речь не шла о случайных грабителях — у преступника либо имелись ключи, либо гном сам его впустил. К тому же господин Рельский утверждал, что убийца изучил распорядок библиотеки, сумел не потревожить охранных заклятий, раздобыть ключи… Словом, убийство никак не походило на нелепую случайность или порыв гнева! И все же, если дверь отпер убийца, то почему тело сторожа оказалось не в холле, куда он должен был выскочить, привлеченный неурочным шумом?
Вопросов у Софии было множество, и все они оставались без ответов.
Гадалка уныло вздохнула и вернулась к отчетности. Господин Нергассон, кузнец, интересовался древними книгами о черной металлургии; господин Ларин, старшина пожарного приказа, разыскивал старинные заклятия тушения огня; а господин Щеглов любопытствовал о медицине.
С первыми двумя госпожа Чернова сталкивалась как в библиотеке, так и за ее пределами. А вот последнего господина смогла припомнить только в лицо, его заказами всегда занималась барышня Гарышева. Этого столичного гостя едва ли можно было заподозрить в столь сильной неприязни к несчастному сторожу, да и вообще безукоризненно одетый франт, казалось, заботился лишь об идеально повязанном галстуке и о модной завивке. Разве такой изнеженный джентльмен мог интересоваться медициной? Нелепо! Быть может, он брал книги лишь для отвода глаз, но какова тогда его истинная цель?
Позже, за чаем, госпожа Чернова не преминула поинтересоваться у подруги, что той известно о господине Щеглове.
— Не понимаю, какое вам дело! — запальчиво воскликнула Юлия в ответ, теребя прядь и без того растрепанных волос. — По какому праву вы меня допрашиваете?
София обескуражено смотрела на подругу и пыталась понять, чем вызвана эта неожиданная вспышка. Последнее время приятельница нередко бывала раздражительна и импульсивна, то вспыхивала по малейшему поводу, то улыбалась без видимых причин.
Под удивленным взглядом госпожи Черновой барышня Гарышева опустила глаза и принялась нервно перебирать бумаги на столе, потом добавила, уже значительно тише:
— Вас не касается, с кем я поддерживаю знакомство.
— Поддерживаю знакомство… — медленно повторила София. — Так вот в чем дело! Что ж, в этом случае мои расспросы неуместны, прошу прощения.
Выходит, визиты господина Щеглова вовсе не связаны с последними событиями. Также выяснилась причина странного поведения барышни Гарышевой — влюбленные зачастую несносны и излишне мнительны.
Она улыбнулась Юлии, и та, будто нехотя, улыбнулась в ответ.
Приятная, хотя и несколько простоватая внешность девушки позволяла рассчитывать на внимание со стороны мужчин, но отсутствие достаточного приданого делало ее надежды эфемерными. София не раз с грустью думала, что ее подруге скорее всего суждено остаться старой девой, но не могла упрекнуть молодых людей из приличных семей за отсутствие серьезных намерений в отношении Юлии. Впрочем, она была рада ошибиться в своих меркантильных рассуждениях.
— Позвольте, пусть и преждевременно, пожелать вам огромного счастья! — добавила София, сжав руку подруги.
Та вспыхнула и пробормотала что-то неразборчивое, явно не желая обсуждать подробности.
Однако теперь натянутость между ними сошла на нет, к огромному облегчению молодой женщины…
Госпожа Дарлассон делала вид, будто все в полном порядке, без устали гоняла прислугу и дам-библиотекарей. Столь бурная деятельность, по мнению госпожи Черновой, сама по себе выдавала нервозность начальницы.
Впрочем, для этого были все основания — за все утро никто так и не посетил библиотеку.
В Чернов-парк молодая женщина вернулась в самом дурном расположении духа. Ее одолевали грустные мысли, не позволяя оценить прелесть чудесного весеннего дня.
София собиралась еще раз погадать, но ее планы были нарушены приходом барышни Варгуларс.
София с искренней радостью приветствовала юную гоблиншу.
— Вы светитесь здоровьем и явно счастливы, — с улыбкой заметила госпожа Чернова, отметив сияющий вид девушки.
— Благодаря вам! — пылко воскликнула та.
— Рада, что помогла, — ответила София, — Вы не вините меня в том, что я расстроила ваши планы?
— Нет, — покачала головой Ферлай, — я поступила дурно и справедливо наказана. Господин Маутерс…
На звуке дорогого имени голос гоблинши дрогнул.
— Присаживайтесь скорее! — попросила София, с неподдельным состраданием взирая на девушку.
Жених Ферлай наверняка разорвал помолвку, и госпожа Чернова не могла осуждать его за это.
Ферлай позволила усадить себя в кресло.
— Вы считаете, что между мной и господином Маутерсом все кончено? — догадливо спросила она и светло улыбнулась. — Вовсе нет! Сначала он действительно разгневался и ушел, но потом вернулся, ведь он все равно меня любил! Мы помирились с условием, чтобы я впредь так не поступала. Через месяц мы поженимся! Я так счастлива! Надеюсь, вы придете на свадьбу?
София, совладав с удивлением, выразила живейшую радость и заверила гоблиншу, что непременно будет.
Раскрасневшаяся Ферлай с удовольствием приняла поздравления. Что еще нужно влюбленной девушке, кроме признания любимого? Конечно, обсуждать с подругами мельчайшие детали счастливых событий!
Полчаса минули в весьма приятной для обеих беседе. Барышня Варгуларс наслаждалась разговорами о женихе, а София, кроме понятной радости за девушку, рада была отвлечься от тревожных размышлений.
— Я чуть не забыла! — вдруг спохватилась Ферлай. — Вы наверняка посчитали меня неблагодарной…
Госпожа Чернова принялась возражать, но гоблинша стояла на своем:
— Это вам, — Ферлай достала из ридикюля и протянула молодой женщине бархатный футляр.
София открыла крышку: на черной подложке мягко светился янтарный кулон на цепочке тонкого плетения, по виду серебряной.
— Не отказывайтесь! — воскликнула гоблинша с жаром, упреждая возражения. — Я счастлива и от всего сердца желаю вам того же, а эта вещица посодействует, на ней благословение Фрейи, богини любви!
— Она пригодится вам самой или вашей будущей дочери! — слабо возразила София, очарованная томным теплом янтаря.
— Госпожа Чернова, — серьезно сказала Ферлай, — если бы не вы, меня бы уже похоронили. Но я жива и собираюсь замуж за любимого. Разве я могу желать вам — моей спасительнице — меньшего?
Во все времена существовала традиция благодарить ворожей сообразно своему положению, хотя они не смели требовать платы. Потому каждый, кто обращался к гадалке, старался как-то отблагодарить ее, и считалось неприемлемым скупиться. Софии преподносили то роскошный секретер красного дерева, то драгоценную щетку для волос, то отрез на платье… Жаль только, продавать такие презенты невместно.
Фермеры и слуги в знак признательности оставляли на кухне откормленного гуся, круг колбасы, корзину яблок или горшочек сливок, что нынче было для госпожи Черновой куда полезнее драгоценных безделушек.
Поколебавшись, молодая женщина приняла подарок и искренне поблагодарила, скрывая навернувшиеся слезы.
Быть может, если бы у нее раньше была эта вещица, господин Чернов остался бы жив? Как знать…
Потом Ферлай, разом помрачнев, нерешительно произнесла:
— Я хотела вам кое-что рассказать…
София заверила, что готова слушать.
— У меня есть старая нянька… — начала издали барышня Варгуларс, сложив руки на коленях, будто в классе, и внимательно их изучая, — у нее две сестры. Дочка одной из них служит горничной у госпожи Дарлассон.
Гадалка, не ожидавшая, что разговор коснется хозяйки библиотеки, невольно вздрогнула и напряглась.
Гоблинша взволнованным тихим голосом продолжала:
— Так вот, она рассказывала, что госпожа Дарлассон была… возлюбленной сторожа… как же его? Ах, да, с господина Ларгуссона. Считается, что жилая часть дома и библиотека отделены, но из ее спальни есть скрытый ход. Слуги говорят, что этим путем часто пользовались…
Ферлай смутилась и умолкла.
София стиснула подлокотники кресла и с трудом признала:
— Вы правы, это важно. Благодарю за рассказ и прошу меня извинить, мне нехорошо.
— Конечно, не буду больше вас беспокоить.
Гоблинша сделала ксиксен и ушла, оставив хозяйку дома в полнейшем смятении.
Выходит, госпожа Дарлассон не только имела любовника, но и могла невозбранно покинуть место преступления. Неужели все так и было?!
Деятельная натура господина Рельского снискала уважение у знакомых. Нередко он сожалел, что дни слишком коротки и невозможно все успеть. Множество дел и забот отнимали большую часть времени, потому для праздного безделья у него чаще всего не оставалось ни минутки. В немалой степени именно из-за этого в свои годы он все еще оставался неженатым.
Мировой судья не присутствовал на суде коронера, послав туда своего секретаря Фергюссона, которому поручил понаблюдать за представлением и передать записку инспектору Жарову…
Ближе к полудню господин Рельский расправился с первоочередными письмами и изнеможенно откинулся в кресле. Он привычно потер висок — последние месяцы все чаще болела голова — и позвонил прислуге. Спустя несколько минут ему принесли стакан бренди, прописанного доктором для таких случаев. Мировой судья, изнуренный болью, изредка прибегал к спасительной помощи, хотя не любил снадобья, ослабляющие самоконтроль.
Боль обручем сдавливала лоб, колола виски и путала мысли. Постепенно мучительное ощущение отступило и мужчина, как это обычно бывало, тут же почувствовал небывалый подъем и готовность работать дальше.