Городская юрисдикция повсюду распространялась на пригород (субурбий, контадо и т. д.); нередко право юрисдикции в отношении одной или даже десятков окружающих деревень постепенно выкупалось городом у соседа-феодала. Именно таким образом сами города, особенно в Италии, в конце концов стали своего рода коллективными сеньорами.
И на Западе, и на Востоке горожане по большей части отличались от сельских жителей не только своей деятельностью, но и культурным уровнем, кругозором, особым жизненным ритмом. Конечно, более ярко эти отличия проявлялись в крупных городах с высокой концентрацией населения, плотной застройкой, где чаще всего сосредотачивались административные функции. Однако между городом и деревней шел активный обмен товарами и людьми. Крестьяне привозили туда сельскохозяйственную продукцию на продажу (в основном подсобное хозяйство самих горожан предназначалось для самообеспечения, а не для продажи, если не считать некоторых европейских городов винодельческой зоны) и покупали продукцию ремесленников, не имевшуюся в деревне, где в основном сохранялись ремесленники базовых профессий, да и сами крестьяне могли заниматься на досуге ремеслом. Несмотря на свои стены, реальные или воображаемые, город остается неразрывно связанным с деревней. «Закрытость» средневекового города (о которой писал Ф. Бродель) заключалась скорее в грани, отделяющей горожанина от крестьянина, и в существовании определенных условий, определяющих переход из одной категории в другую. Даже если функционально город не является в первую очередь центром местной торговли (другие функции — пункт транзитной торговли, специализация в дальней торговле, портовая функция, административная и др.), он все равно во многом зависит в своем снабжении продуктами и сырьем от сельской округи. Как правило, сами города не располагают таким количеством земли, чтобы полностью обеспечивать свои потребности в продуктах питания и сырье для своих производств.
Городское население отличается своим более пестрым по сравнению с деревней составом как в социальном, так и этническом плане. Что касается первого обстоятельства, то в городе представлены все слои средневекового общества. При этом можно выделить некоторые региональные различия. На Востоке в городах весьма часто селились местные землевладельцы, а кроме того немало чиновников. Также наблюдается значительное присутствие иноэтничных элементов именно в городах; немцы в славянских городах от Сербии до Польши, а также в Венгрии, Трансильвании и Валахии; армяне в городах Закавказья, Малой Азии и той же Валахии; арабы в китайском Гуаньчжоу и китайцы в городах Юго-Восточной Азии. Преимущественно в городах расселялись евреи в Европе, что со временем приведет к образованию гетто.
Города пополняли число своих жителей в большей степени за счет иммиграции (из деревни и других городов), чем путем естественного прироста населения. Последнее было незначительно из-за высокого уровня смертности в городах, вызванного большой концентрацией людей, низким уровнем санитарии и быстрым распространением болезней, подверженностью эпидемиям. Новоприбывшие могли привнести в город новые силы и идеи, но в то же время с ними приходили и сложности расселения, социальной дифференциации, включения их в сложившуюся в городе социальную, экономическую и политическую систему, а также сохранения порядка, что требовало от местных властей значительного напряжения сил.
Помимо географической мобильности необходимо также отметить и социальную подвижность. Города привлекали амбициозных людей, даже статус самих рядовых горожан превышал статус крестьян, особенно зависимых. В Европе переселение в город, как уже сказано, зачастую ассоциировалось с получением свободы, хотя одного факта переселения было недостаточно для ее достижения, условия варьировались от города к городу. Можно только отметить, что со временем наметилась тенденция, которая все больше усложняла доступ в городскую общину, в число полноценных граждан города (полный доступ к городским привилегиям), делая картину населения еще более пестрой.
Тем не менее представление о городе как о месте больших возможностей существовало уже в Средние века. Это — рабочие места, благодаря большему разнообразию профессий, большая свобода идей и поведения. Но в то же время город также означает и больший риск, где присутствует высокий уровень смертности, более значительная экономическая и политическая нестабильность, угроза нищеты.
Города как концентрат общества отражают все его явления, которые с учетом более высокой плотности населения носят более интенсивный характер. Поэтому горожане оказываются более подверженными влиянию новых идей, составляют благодатную почву для образования сект и еретических учений. Средневековые проповедники это прекрасно осознавали, не случайно именно на города нацеливались в своей миссии нищенствующие ордена. Тут можно обнаружить сразу несколько причин: большая греховность и концентрация жителей, а значит возможность получить щедрую милостыню, пестрота населения, а также пример, который город подает деревне. Многие радикальные проповедники, ратующие за возвращение к идеалам бедности, происходили из городской среды (например, Франциск Ассизский или Петр Вальдо). Еще в большей степени это характерно для исламских регионов, так как ислам возник как городская религия и в первую очередь оставался таковой. Известно, что каган тюргешей отказался принять ислам, ответив послу халифа, что среди его воинов «нет ни цирюльников, ни торговцев, ни портных; если они будут следовать предписаниям ислама — то откуда же они добудут средства к жизни!» В странах Магриба долгое время существовало две отдельные исламские традиции: городская основывалась на изучении религиозных текстов, занятиях наукой и философией, вторая, «народная», «сельская», была в основном связана с почитанием мусульманских святых и мистицизмом.
Одновременно, более пристальное внимание властей к городам оборачивалось нашей лучшей осведомленностью о городских движениях, чем о сельских. Мир деревни был полон всяческих суеверий и еретических воззрений, но в Европе они выйдут на первый план и окажутся в поле зрения церкви только в эпоху Реформации и Католической реформы. Помимо религиозных смут горожане часто выступали с социальным протестом, участвовали в более широких движениях, присоединяясь к крестьянам.
Во всех регионах мира города являлись прежде всего культурными центрами: там достигалась большая концентрация грамотных людей — это купцы и ремесленники, в силу потребности своей профессии, а также люди связанные с администрацией правителей. Кроме того, в городах имелись школы, и именно там возникнут первые университеты. Христианские, буддистские, даосские или иные монастыри нередко выступали интеллектуальной альтернативой городам. Но при всей их замкнутости в своем мире и стремлении ограничить свои функции преимущественно духовной сферой, монастыри оказываются достаточно тесно связаны с городами, то укрывая городские поселения под защитой своих привилегий, то воспринимая городской образ жизни и успешно интегрируясь в городское пространство. В целом для средневековой городской культуры характерно все большее обмирщение, усиление в ней светского компонента. Городские жители обладают большим кругозором, познавая мир через торговые связи и приезжих людей. В городах (тут Восток и Запад едины) складывается своя культура: свои литературные жанры и архитектура, которые динамично развиваются.
Итак, город был важной и неотъемлемой общественной структурой средневекового мира. Его особенность заключалась в том, что он представлял собой общественный концентрат, сгусток информации, место перераспределения и потребления прибавочного продукта. Открытость внешнему миру и способность воспринять новое обусловили динамическое развитие города, его постоянную трансформацию, и способность к инновациям.
Раздел I ВАРВАРЫ И ИМПЕРИИ
КОЧЕВНИКИ ВЕЛИКОЙ СТЕПИ И ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ
Условной границей между Древностью и Средневековьем стала так называемая эпоха Великого переселения народов. Применительно к Европе о ней принято говорить в связи с нашествиями на Римскую империю варварских племен германцев, готов и гуннов. Для стран Востока этот период проявился в нашествиях эфталитов на Среднюю Азию и Индию и кочевых народов на Северный Китай. Заканчивается он передвижением славянских народов и миграцией аваров (жужаней) в VI–VII вв.
Не будет преувеличением сказать, что пик Великого переселения народов пришелся в этом регионе мира на походы гуннов. Но появление этих неведомых племен в Европе IV в. имело свою длительную предысторию, связанную с народом хунну, или сюнну. Хронологически их история принадлежит еще Древнему миру, однако созданный ими тип государственного образования послужит матрицей для всех последующих средневековых кочевых держав и поэтому заслуживает особого внимания.
Не будет преувеличением сказать, что пик Великого переселения народов пришелся в этом регионе мира на походы гуннов. Но появление этих неведомых племен в Европе IV в. имело свою длительную предысторию, связанную с народом хунну, или сюнну. Хронологически их история принадлежит еще Древнему миру, однако созданный ими тип государственного образования послужит матрицей для всех последующих средневековых кочевых держав и поэтому заслуживает особого внимания.
РАСЦВЕТ И РАСПАД ХУННСКОЙ ИМПЕРИИ
На рубеже III–II вв. до н. э. хунну создали первую степную империю, которая объединила многие этносы Центральной Азии, Южной Сибири и Дальнего Востока. В течение двух с половиной веков продолжалось драматическое противостояние между хунну и южным соседом — Ханьским Китаем. В конце I в. н. э. хуннская эра во Внутренней Азии закончилась, но с этого времени начинается новый этап их истории — гуннская экспансия на Запад и их опустошительные завоевания в Старом Свете.
Знаменитый трактат китайского историка Сыма Цяня «Ши цзи» («Исторические записки») описывает экономику хуннского общества: «Из домашнего скота у них больше всего лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, а из редкого скота — верблюдов, ослов, мулов, катиров, тоту и тани (речь идет о редких породах лошадей). В поисках воды и травы [они] переходят с места на место, и хотя у них нет городов, обнесенных внутренними и наружными стенами, нет постоянного местожительства и они не занимаются обработкой полей, тем не менее каждый тоже имеет выделенный участок земли… Мальчики умеют ездить верхом на овцах, из луков стрелять птиц и мышей; постарше стреляют лисиц и зайцев, которых затем употребляют в пищу; все возмужавшие, которые в состоянии натянуть лук, становятся конными латниками. По существующим среди них обычаям, в мирное время все следуют за скотом и одновременно охотятся на птиц и зверей, поддерживая таким образом свое существование, а в тревожные годы каждый обучается военному делу для совершения нападений». Китайский евнух Чжунхан Юэ, иммигрант, сделавший карьеру при втором правителе Хуннской державы дополняет описание Сыма Цяня новыми сведениями: «По обычаям сюнну народ ест мясо домашнего скота, пьет его молоко, одевается в его кожи; скот же питается травой и пьет воду, переходя в зависимости от сезона с места на место».
Как и почему возникла Хуннская держава, ведь с экологической точки зрения кочевники не нуждались в централизованной надплеменной организации? Выдающийся американский антрополог и географ О. Латтимор, сам долго проживший среди скотоводов Монголии, подметил, что кочевник вполне может обойтись только продуктами своего стада животных, но чистый кочевник всегда останется бедным. Для более качественной жизни номадам необходима пища земледельцев, они нуждались в изделиях ремесленников, шелке, в оружии, в изысканных украшениях для своих вождей, их жен и наложниц. Все это можно было получать двумя способами: войной и мирной торговлей. Когда кочевники чувствовали свое превосходство, то без раздумий садились на своих коней и отправлялись в набег. Но когда соседом оказывалось могущественное государство, то скотоводы предпочитали вести с ним мирную торговлю. Однако нередко правительства оседлых государств препятствовали такой торговле, так как она выходила из-под государственного контроля. И тогда кочевникам приходилось отстаивать право на торговлю вооруженным путем. Именно поэтому первая степная империя возникла как раз в то время, когда на среднекитайской равнине после длительного периода «враждующих царств» возникло первое общекитайское централизованное государство — империя Цинь, а затем Хань.
Во главе хуннского общества находился шаньюй. В официальных документах периода расцвета Хуннской империи шаньюй именовался не иначе как «Небом и землей рожденный, солнцем и луной поставленный, великий шаньюй сюнну». Его власть, как и власть правителей других степных империй Евразии, основывалась не на внутренних, а на внешних источниках. Шаньюй использовал набеги для получения политической поддержки со стороны племен-членов «имперской конфедерации». Далее, используя угрозы набегов, он вымогал у Хань «подарки» (для раздачи родственникам, вождям племени и дружине) и право на ведение приграничной торговли (для всех подданных). В делах же внутренних он обладал гораздо меньшими полномочиями. Большинство политических решений на местном уровне принималось племенными вождями.
Поскольку статус правителя степной империи зависел, с одной стороны, от возможности обеспечивать дарами и благами своих подданных и, с другой — от военной мощи державы, чтобы совершать набеги и вымогать «подарки», то причина постоянных требований шаньюя об увеличении подношений заключалась не в его личной алчности (как склонны были считать китайцы), а в необходимости поддерживать стабильность военно-политической структуры. Самое большое оскорбление, которое мог заслужить степной правитель, это обвинение в скупости. Поэтому для шаньюев военные трофеи, подарки ханьских императоров и международная торговля являлись основными источниками политической власти в степи.
Шаньюй имел многочисленных родственников, которые относились к его «царскому» роду, — братьев и племянников, жен, принцев и принцесс и т. д. Следующую ступень занимали представители других знатных кланов, племенные вожди и служилая знать. Далее располагалась самая массовая социальная группа общества — простые скотоводы. В письменных источниках отсутствуют сведения относительно различных категорий бедных и неполноправных лиц, занимавшихся скотоводством у хунну. Также неизвестно, насколько у них были распространены рабовладельческие отношения, хотя источники буквально пестрят данными об угоне номадами в плен земледельческого населения. Скорее всего, подавляющее число военнопленных у хунну занималось земледелием и ремеслом в специально созданных для этого поселениях, где жили также и многочисленные перебежчики.
Археологические данные дополняют сведения летописей. Чем выше статус индивида, тем солиднее затраты на сооружение погребальной конструкции, большей пышностью отличался опущенный с ним в могилу инвентарь. В живописном таежном Хэнтэе в Монголии, где открыты всемирно известные Ноин-Улинские захоронения, и в Ильмовой пади на юге Бурятии расположены монументальные «царские» и «княжеские» курганы хуннской элиты, на сооружение которых требовались немалые усилия. Гораздо проще устройство захоронений и беднее сопроводительный инвентарь других социальных групп. Рядовых кочевников хоронили в простых гробах, установленных в неглубокой яме. Сопровождающий их погребальный инвентарь был скуден. Низшие общественные группы похоронены в простых ямах, часто вообще без погребального инвентаря.
Власть шаньюя, высших военачальников и племенных вождей на местах поддерживалась строгими, но элементарными традиционными нормами. В целом, по оценке хуннских законов китайскими хронистами, наказания у номадов были «просты и легко осуществимы» и сводились, главным образом, к битью палками, ссылке и смертной казни. Это давало возможность быстро разрешать на разных уровнях иерархической пирамиды конфликтные ситуации и сохранять стабильность политической системы в целом. Не случайно, для привыкших к громоздкой бюрократической машине китайцев система управления хуннской конфедерации казалась предельно простой: «управление целым государством подобно управлению своим телом».
В историографии хунно-китайских отношений сложились два принципиально противоположных подхода. В одних работах хунну выступают грабителями и завоевателями, которые несли своим южным соседям смерть и разрушения. Другая точка зрения предполагает, что агрессивная внешняя политика кочевников вызывалась необходимостью противостоять экспансионистскому давлению китайской цивилизации. И ханьцы, и хунну отстаивали свои собственные интересы, которые диктовались как адаптивной необходимостью, так и субъективными амбициями политических лидеров обеих стран. Китайцы старались использовать в отношении кочевников либо активное давление и войну до победного конца, либо тонкий дипломатический мир с признанием определенных уступок варварам. Однако экспедиции на расстояния в тысячи километров не приносили китайцам успеха. Поход первого ханьского императора Лю Бана в 200 г. до н. э. и хунно-ханьская война (130-58 гг. до н. э.) продемонстрировали неспособность правителей Поднебесной вести успешную наступательную войну против кочевников. Затраты на снаряжение крупных военных экспедиций в степь даже для китайского государства были очень обременительны, кочевники имели в степной войне ряд важных преимуществ, а результаты в конечном счете не оправдывали себя. Любой армии, даже разгромившей кочевников, приходилось возвращаться домой, так как для закрепления в Халха-Монголии требовалось перейти от земледелия к кочевому скотоводству.