Василиск говорил сурово, осуждающе, но в голосе его явственно слышалось облегчение.
– Сами, отойди на пару шагов, зажмурься. Надо проверить кое-что. И ты, лохматый, косолапый, прикрой глаза!
Даже сквозь плотно сомкнутые веки яркая вспышка ослепила меня.
Когда же проморгалась, на лице Рика было написано такое воодушевление, что о результатах обследования спрашивать расхотелось. Но василиск сам расставил все точки над и.
– У тебя девять жизней, Маллес! Даром что не кот! Все хорошо. Можно выдохнуть. Но придется дней пять провести тут, подкачаться энергией жизни, прийти в форму.
Вожак вожаков двинулся нам навстречу, рубанул руками по воздуху и горячо, с нажимом возразил:
– Рик, ты лучший из лучших. Никто не понимает в твоем деле лучше! Но я нужен своим. Я уже в норме. Долечусь дома. Пусть дневная смена меня выпишет, а?
– И даже не мечтай! – покачал головой василиск, решительно сверкнув глазами.
– Завтра? – начал торговаться Маллес.
– Ох уж эти верберы! – полоснул по нему гневным взглядом Рик. – Да ты хоть понимаешь, что еще немного…
Маллес потемнел лицом, осунулся и произнес чуть тише прежнего:
– Я понимаю, Рик. Но я – вожак вожаков. Я должен быть на месте, на связи. И ты меня пойми. Я вне опасности! Времена грядут тяжелые. Я должен подготовить племена. Отдать распоряжения. Поднять защитные магические барьеры вокруг поселений, выставить заслонки перед болотами. Выявить и оградить зараженную нижней магией землю. Дел невпроворот. А ты хочешь, чтобы я в постели валялся и пироги ел? Ну не дело это!
– Да? Ты так думаешь? – рявкнул Рик. –А не обращаться за помощью после встречи с нижней магией и гибели соплеменника – это дело? Я сказал в постель!
Маллес пожал плечами, медленно вернулся в кровать, сел по-турецки, наморщил нос и попросил:
– Ну а послезавтра?
– Посмотрим, – смягчился Рик, глядя как прибор в изголовье постели замигал зеленым и желтым, в очередной раз подтверждая, что пациент уверенно идет на поправку. – Но здоровье у тебя и, правда, лошадиное. Про энергетику уже и не говорю.
– Я вожак вожаков, – вновь пожал плечами вербер. – На эту должность хилых не берут, знаешь сам как мы ее добиваемся. Состязания на ум, магию, силу и ловкость… и потом долгие – на выносливость. Неделями проходим испытание за испытанием. Слабаки срезаются еще на этом этапе. А потом вожаки соревнуются друг с другом. Не претенденты, как ты видел – действующие вожаки!
– Знаю, повезло тебе с генетикой, – совсем оттаял Рик, расплываясь в улыбке. – Но больше, чтобы такого не было! Если что-то случилось – немедленно к врачу! Ты понимаешь, что не принадлежишь самому себе? Ты – главный среди верберов. Я уважаю твое рвение всегда идти впереди, как настоящий генерал. Но ты должен заботиться о себе! Племена без главы как оборотень без головы! Помнишь эту фразу?
Маллес закивал, расплылся в улыбке, словно вспомнил что-то приятное.
– Твои придут к концу смены, – добавил Рик, разворачивая меня к дверям. – Сам с ними поговоришь.
– Все активисты? – похоже, даже Маллес не очень-то хотел такого столпотворения.
– А ты что думал? – вскинул бровь Рик. – Между прочим, они тут вчера буянили на весь коридор! – в его голосе зазвучало осуждение.
Маллес нахмурился, посуровел.
– Я скажу им. Больница – не место для таких сборищ. Достаточно пары верберов, чтобы прознать про меня и рассказать другим.
– Вот и скажи! – кивнул Рик. – Сегодня придут вожаки и твоя дочь.
– Марисса, – мягко, почти мечтательно произнес Маллес.
– Ты назвал ее в честь жены? – удивился Рик.
Маллес кивнул, скрипнул зубами и отвернулся к окну.
На несколько минут, показавшихся мне вечностью, в палате повисла тишина. Напряженная и какая-то тяжелая она мешала дышать, заставляла чувствовать себя очень неуютно.
Не успела сообразить, что происходит, как Рик крутанул меня, и мы даже не вышли, скорее, сбежали из палаты.
В коридоре запахло клюквенным компотом и молоком.
Рик взял меня под руку и скомандовал:
– В ординаторскую! Оставишь свой пирог и работать!
– А где жена Маллеса? – вырвалось у меня.
Рик притормозил у двери в стационар так резко, что я чуть не завалилась вперед. Василиск быстро поддернул меня назад и очень тихо ответил:
– Она… хм… Умерла. При родах.
– Я думала, при родах тут давно никто не умирает! – поразилась я.
– Так и есть, – пожал плечами Рик и почти шепотом добавил. – Ключевое слово тут и давно…
Василиск отвел глаза и некоторое время изучал гладкую синюю стену. Скулы его резко очертились, желваки заходили ходуном.
В голове роились десятки вопросов, я даже выбрать толком не могла.
Почему Рик не знал, как зовут дочку Маллеса? Почему он вообще с ней незнаком? Раньше я думала – Рик знает тут всех и вся. Тем более, дочку такой ключевой фигуры, как Маллес! Вожака вожаков!
Вдруг, почему-то показалось, эта тема между василиском и вербером что-то вроде табу… После того, как Рик упомянул ее, эти двое резко прервали диалог и больше не проронили ни слова.
Что значит ТУТ и ДАВНО?
Почему Рик ведет себя так, словно виноват в смерти жены Маллеса?
Я уже было открыла рот, чтобы выплеснуть на василиска накопленное недоумение.
Но он выглядел таким растерянным и подавленным, что вопросы прилипли к языку.
И я не нашла ничего лучше, чем осторожно погладить Рика по плечу. Он резко повернулся, растянул губы в странной, почти неестественной улыбке и выдохнул:
– Знаешь. Мне этого очень не хватало. Чьей-то ласки. Небезразличия. Иногда… даже утешения.
Он прикусил губу, словно признавался в чем-то ужасном, вдруг схватил, стиснул в объятиях и прошептал на ухо:
– Сами! Если ты это у меня отнимешь…
Я услышала, как скрипнули зубы Рика. Он торопливо отстранился и дернул дверь так, что она врезалась в стену.Поспешно рванул наружу, утянув меня за собой.
Ошарашенная, совершенно сбитая с толку, я понеслась за василиском, в ординаторскую. А в ушах все еще звучали его слова: «Сами… Если ты это у меня отнимешь…»
От них щемило в груди, хотелось плакать, обнимать Рика и обещать, что ничего такого не случится.
Хорошо, что я этого так и не сделала…
…
Оставив пирог в ординаторской, я поспешила в палату к первому пациенту, затем ко второму, к третьему, к четвертому…
Все как обычно, ничего нового.
Ушибы, переломы, вывихи, ожоги… И так до бесконечности.
Обработка, швы, тугие повязки вместо гипса. Оборотней гипсовали только в самых крайних случаях – если кость совсем раздроблена, если перелом во многих местах или винтовой. При обращении тела двусущих слишком сильно менялись, и вреда от такого лечения было больше, чем пользы.
Не переходить в звериную ипостась больше суток двусущим не удавалось. После такого «воздержания», они обращались почти неосознанно, на чистых инстинктах. Говорили – зверь рвется наружу, иначе ему не выжить, а значит, не выжить и человеку.
С Латифой мы едва ли обменялись парой слов. Сезон первых боев молодняка в зверином обличье продолжался, и раненые прибывали в огромном количестве.
Ничего опасного для хищных двусущих – не доросли еще, чтобы драться всерьез, но работой они нас обеспечили ежеминутной.
Какой там пирог ближе к концу смены! Я даже выдохнуть не успевала, даже понюхать выпечку. Не то, чтобы выпить чая.
К утру у меня привычно болело все тело, опустела голова, и казалось, на ней надето чугунное ведро, по которому кто-то беспрерывно молотит тяжелой железякой.
И, конечно же, именно в это время по коридору разнеслись зычные крики верберов.
Я метнула взгляд на энергоходики, под самым потолком приемного, напротив входной двери. Выглядели они как самые обыкновенные, круглые, белые часы, без изысков. Только завода не требовали и совсем не тикали.
Верберы проявили редкую пунктуальность – явились точно в указанное Риком время.
Василиск подоспел почти сразу же, приобнял меня за талию, окатил непривычно смущенным взглядом, но промолчал. Он, что, умеет стесняться? Я думала, что знаю Рика как облупленного.
Изучилаего повадки, мимику, жесты, привычки, даже весь набор интонаций – от безапелляционных приказов до дружеского подтрунивания. Но на поверку все это оказалось наносным, внешним. И я ни разу не посмотрела глубже, не попыталась понять – что творится за фасадом язвительности, нахальства и чисто мужской самоуверенности. Очень жаль… Похоже, Рик сильно переживал, даже страдал. А я и не догадывалась – насколько ему тяжело.
Словно поймав мое настроение, василиск улыбнулся – тепло и ласково, приобнял покрепче.
– Сами, все хорошо, – шепнул на ухо. – Забудь, что я сказал.
Я хотела ответить, но Рик кивнул в сторону верберов.
Василевс застыл каменным изваянием, скрестив руки на груди.
Ядвиг засунул руки в карманы и насупился.
Раттибор выставил вперед ногу, будто собирался выйти вперед из стройной шеренги равных.
Раттибор выставил вперед ногу, будто собирался выйти вперед из стройной шеренги равных.
Остальные четверо ждали в не менее напряженных позах.
Ближе к стене, трогательно обняв себя руками, мялась Марисса. Ее взгляд уперся в мое лицо – просящий, почти жалобный. Настолько, что у меня перехватило дыхание, сердце екнуло.
И не дождавшись реплики Рика, я сама сообщила:
– Все с Маллесом в порядке. Поправится.
Облегченные вздохи, радостные крики вожаков перекрыли почти все звуки в коридоре.
Медсестра из регистратуры приемного оборвалась на полуслове. Василиск у стойки, с окровавленной повязкой на голове, обернулся в нашу сторону.
Рик поднял руку, и верберы смолкли.
– Можете его навестить. Только потише там. Больных переполошите. Если врачи и медсестры стационара пожалуются, выдворю в тот же миг. Латифа проводит.
Шустрая верлиса появилась словно из ниоткуда. Подмигнула мне, уважительно кивнула Рику и рванула прямо на шеренгу верберов.
Они быстро расступились, давая дорогу. Не сбавляя шага, Латифа махнула оборотням рукой, зазывая следом.
…
Я опасалась, что Вагр опять свалится как снег на голову и обязательно с очередными неуместными ухаживаниями. После разговора о жене Маллеса Рик слишком нервничал, переживал, дергался. Не хватало еще очередной его ссоры с драконом.
Боюсь, сейчас драка не закончилась бы так же хорошо, как в прошлые разы.
Ревнующий Вагр и взвинченный Рик… Взрывоопасная смесь, особенно, учитывая, что оба дышат огнем.
По счастью,драконтак и не попался нам на глаза.
Медсестры шушукались, что он вторые сутки исследовал слепок ауры Маллеса и его кровь тоже. Хвастался, что близок к грандиозному открытию, которое поможет бороться с нижней магией, даст нам новое, мощное оружие против перерождения.
Было бы здорово.
А если ничего не получится, польза от изысканий Вагра все равно огромная. Дракон был занят, отвлекся от нас с Риком, и василиск получил столь необходимую ему сейчас передышку.
Закончив с верберами, Рик сгреб меня в охапку, усадил в свою машину, и мы рванули к общежитию. Всю дорогу в салоне царила тишина. Тревожная, но и радостная одновременно. Рик выглядел взбудораженным, очень не в своей тарелке, но торопился перевезти меня так, словно боялся, что передумаю.
И только когда мы по-быстрому собирали мои вещи, упаковывали их в амбарные кожаные сумки, которые вытащил из машины василиск, Рик разразился объяснениями.
Не глядя на меня, возясь с вещами, он поведал:
– Мы не встречались с женой Маллеса, пока она не забеременела. Марисса была лишь наполовину вербером, наполовину человеком. И я советовал Маллесу положить ее в стационар, месяца за полтора до родов, лучше даже за два. На всякий случай. Как чувствовал! – он прервался, помотал головой, и продолжил, не сбавляя темпа сборов: – Маллес всегда разделял личное и общественное. Больше мы его жену не обсуждали. Позже выяснилось, что она наотрез отказалась ложиться в больницу. А Маллес пошел у нее на поводу. Слишком любил. Настаивал, но уступил слезам и уговорам. На роды меня вызвали зимней ночью. Марисса к тому времени уже очень сильно ослабела, и ребенок казался на последнем издыхании. Дети оборотней во время родов обращаются – так им проще выйти. И только потом теряют способность менять ипостась лет до 10-12. Марисса обратиться не смогла – у полукровок такое случается, и медвежонок застрял в родовых путях. Я сделал все, что мог, – Рик замер, выпрямился и несколько секунд смотрел в окно.
Словно рассветная улица, облитые розовыми лучами крыши домов, запахи кексов и свежесрезанных лилий помогали ему восстановить равновесие.
Я ждала, позволяя василиску прийти в себя. Сердце сжалось от сочувствия – к нему, к Маллесу, к Мариссам – матери и дочери. Но я стиснула зубы и терпела. Пока василиск не метнулся к шкафу снова и не закончил свой рассказ:
– Я пытался воскресить обеих. Но сил хватило только на ребенка. Моя энергия тоже не бесконечна. Одно, изредка два воскрешения подряд – и все, я ни на что больше не способен. Я отдал ее почти всю. Сам болел недели три. Но Марисса так и не очнулась.
Не знаю почему, но я бросилась к Рику, обняла и повисла у него на шее.
Василиск сгреб меня в охапку, прижал и тяжело задышал в шею.
Минуты капали, а Рик не отпускал, но настроение его заметно менялось.
Натужное дыхание стало рваным, резким. Тело напряглось, напоминая нам обоим о гоне. Рик неловко чмокнул меня в щеку, вздрогнул, когда твердый бугор на его брюках запульсировал и отстранился.
– Сами… ты мое маленькое утешение. Всегда была. С тех пор как появилась тут, – пробормотал, пряча глаза, и вдруг резко бросился к сумке.
Признание Рика – скомканное, смущенное поразило до глубины души. Сердце больно екнуло, колючий ком застрял в горле. Неужели он был настолько несчастлив? А ведь я и не замечала! Всегда язвительный, уверенный в себе, сильный Рик… оказывается такой бесприютно одинокий, неприкаянный? Я застыла, непроизвольно теребя темно-зеленую трикотажную блузку, которую собиралась уложить в чемодан. Рик словно ощутил, выпрямился, как шест проглотил и поймал мой взгляд. В его синих глазах было столько невысказанных эмоций, столько тоски, столько нерастраченной любви…
– Я вырос один, Сами. Родители погибли в той самой, предыдущей войне с нижними тварями. Меня воспитывали в детском доме для драконов. У василисков не нашлось места – слишком многие осиротели тогда. Змеи и ящеры – самые невосприимчивые к нижней магии – воевали в первых рядах. И полегли тысячами. Думаешь, почему сейчас нас меньше, чем остальных оборотней? Намного меньше… Мы живем очень долго, но находим лишь одну пару… Единственную и неповторимую…
Он замолчал. Подошел – медленно, осторожно, словно боялся спугнуть, оттолкнуть излишним напором. Обнял и прижал так крепко, что ребра заныли.
– Я и не думал, что это настолько… хорошо. Когда есть хотя бы кто-то…
И замолчал.
Сердце застучало часто-часто, в голове плыла эйфория, колени ослабели.
Я приподнялась на цыпочки и впервые сама поцеловал Рика в губы. Он зарычал, потерся о живот твердым бугром на брюках, жарко, жадно ответил на поцелуй.
Как же горячо!
Казалось, в венах течет не кровь – огонь, воздух вокруг раскалился, как сковородка на плите.А мы больше не Рик и Сами, мы – одно целое – аурой, телом, душой, эмоциями и желаниями. Мы дышали и жили в унисон.
Рик с привычной уже скоростью сбросил одежду, и мы жарко попрощались с моей старой квартирой.
С моим нарядом василиск не торопился – снимал медленно, покрывая тело поцелуями, рыча и вздрагивая.
Его горячие руки, губы были повсюду. А я… я плавилась в них… Выгибалась, прижималась, гладила, целовала. Я потеряла счет времени, позам…
Жар и томление внизу живота усиливались, Рик не останавливался, меня раз за разом сотрясали волны удовольствия…
Наконец… василиск излился снова, опустил меня на кровать, и только тогда нахлынула усталость.
– Черт! Я перестарался, – выдохнул Рик. – Прости.
И прежде чем успела возразить, проронить хоть слово, мышечная боль, пустота и гулкость в голове исчезли. Меня наполнила мощь. Такая, что, казалось, я как былинный богатырь могу перевернуть весь мир. Нашелся бы только рычаг.
Рик снова накачал своей энергией по самое не могу.
– Ты принимаешь мои силы все лучше и все быстрее, – сообщил довольно, оделся и, как ни в чем ни бывало, вернулся к сборам.
– И что же это значит? – спросила я василиска, бодро натягивая лосины и блузку.
– Это значит, ты тоже любишь меня, – Рик выпрямился и улыбнулся так, словно весь мир уже у его ног, родители ожили, а все мытарства далеко позади.
И мне вдруг стало тепло, хорошо, чудесно. В душе зазвучала прекрасная мелодия. И мне захотелось петь, танцевать, делиться со всеми своим счастьем.
Я шагнула к Рику, он бросился навстречу. Обнял, пленил и несколько минут мы не могли расстаться друг с другом. Словно не виделись годы, скучали и надеялись на скорое свидание.
10
Переезд – дело хлопотное и муторное.
Я почему-то помнила это из прошлой жизни. Но никаких подробностей в голове не всплывало. Лишь обрывочные эмоции – раздражение, усталость, желание, чтобы все поскорее закончилось.
Но один вид дома Рика разом поднял настроение.
Перед нами высился добротный, аккуратный светло-оранжевый коттедж с изогнутым прозрачным козырьком и высокой лестницей. Темно-коричневая черепичная крыша, флюгер в виде василиска, резные металлические перила… все здесь дышало уютом.
Рик внимательно наблюдал за моей реакцией и улыбался все шире.
Открыл дверцу машины и подал руку. Я привычно оперлась о твердую ладонь василиска и вышла наружу.
Ни клумб, ни фруктовых деревьев вокруг коттеджа не было. Зато вдоль всего забора шел ровный частокол голубых елей – пушистых и на удивление симметричных.