Настанет утро, и разглядеть дракона вновь сделается невозможно. На это нельзя было полагаться. Не верь глазам своим! В том числе и тому, чего они не видят!
Стало быть, требовались какие-то действия. Немедленные и решительные.
Отступив на два шага прочь, Рос подобрал плоский камешек из-под ног. Его тупым кончиком он начертал на песке новую последовательность символов и обвел их двойной линией. Когда заклятие начало действовать, ночные тени сделались резче, и Рос предостерег себя от самодовольства. «Защита привлекает внимание», — говаривал мастер. Возможно, именно поэтому сеть не подавала никаких признаков превращения. Если там вправду было нечто, а не просто иллюзия, это нечто становилось видимым только при определенном освещении и под определенным углом зрения. Иначе его наверняка рассмотрели бы и до Роса. Оно успешно пряталось и без всяких заклятий.
До нынешнего момента.
Рос тщательно прицелился, изготовил каждую свою мышцу для мгновенного бегства — и одной рукой бросил камешек в ближайшую нить.
Тот отскочил со звуком спущенной тетивы, а по сети от сотрясения разбежались мелкие волны. Дракон вроде как дернул лапой, по нему пошла дрожь. Рос вглядывался и вслушивался, испытывая все возрастающее удивление. Вместо того чтобы вскоре умолкнуть, пение тетивы все нарастало, превращалось в слитное гудение отдельных нитей, продолжавших вибрировать. И вот в этом гудении прорезался голос, вопрошавший:
— Почему ты здесь?
«Там живет дракон, — сказал Росу мастер Пакье, отправляя его в путешествие, означавшее конец ученичества. — В Щели обитает дракон, и я хочу, чтобы ты нашел его для меня».
«Легко отделался», — подумал Рос, а вслух спросил:
«Это все?»
«Не будь так уверен в себе, мальчик. Он умеет скрываться не хуже меня, только иначе, и хитростей у него не перечесть. Задание же у тебя троякое. Во-первых, ты должен найти его. Во-вторых, убить. И наконец, ты должен мне доказать, что все исполнил, как велено».
«Тебе его голову притащить?»
Улыбка мастера Пакье дышала лукавством.
«Если она у него есть — голова. В таком случае я буду вполне удовлетворен».
Вспоминая теперь эту улыбку, Рос поневоле гадал — неужели мастер всю дорогу знал, с чем ему придется столкнуться?
— А почему бы мне здесь и не быть? — ответил он вопросом на вопрос, но гул успел смолкнуть. Дракон снова затих.
Внутри защитного круга валялось еще несколько камешков. Рос выбрал самый большой и, размахнувшись сильней прежнего, запустил им в паутину.
— Я здесь никому не мешаю, — долетел призрачный шепот, и Рос убедился, что слух его не обманывал. — Почему бы тебе не оставить меня в покое?
— Ты — дракон!
— А ты — человек.
— Оба мы такие, какие есть, и ничего с этим поделать не можем.
— Но являемся ли мы рабами своей природы? Вот в чем вопрос!
— Несомненно, ты обидел бы меня, если бы мог.
— А не грех бы и усомниться. По крайней мере, сейчас я такого желания не испытываю. Если бы обстояло иначе, ты уже это почувствовал бы.
У Роса кончались камешки.
— Значит, ты не томишься в плену и это не ловушка?
— Зачем спрашивать, если ты все равно не намерен верить ответу?
— Просто чтобы проверить мою теорию, что все драконы — лжецы.
— Лгу я или нет, судить обо всех по мне одному было бы неверно.
— Видишь ли, — сказал Рос, — ты не единственный дракон, с которым я познакомился.
В ответ прозвучал лишь бессловесный гул, казалось, дракон размышлял. Когда настала тишина, Рос обнаружил, что камешки кончились.
Налетевший порыв ветра натянул паутину и подбросил песок. Только тут Рос обратил внимание на холод ночной пустыни, обжигавший кожу. Надо что-то делать, сказал он себе. Не всю же ночь в защитном круге стоять.
«Делай что должно, Рос, а потом возвращайся, я тебя жду».
Он стер подошвой левой ноги вязь охранительных символов, и ночь вновь обрела обычные вкусы и запахи. Обоняния коснулась затхлая вонь лужи, издалека долетел перестук — это ворчуны торопились куда-то по своим делам. Только луна светила не так ярко, как прежде. На нее наползло облако, и она то разгоралась, то меркла, подспудно вселяя тревогу.
Рос выбрался из нарушенного круга. Ничто не спешило нападать на него, ни вещественным образом, ни путем превращения. Существовало лишь его собственное волеизъявление.
Очень-очень осторожно он взялся за ближайшую нить и слегка дернул ее.
— Вот видишь, — отозвался дракон. — Я вовсе не хочу тебе зла.
— Это ничего не доказывает.
— А какие доказательства тебе требуются?
Это напомнило Росу о третьем условии мастера Пакье.
— Скажи мне, почему ты здесь прячешься, и, может статься, я поверю тебе.
— И тогда ты уйдешь?
— Я ничего тебе не могу обещать.
— Полагаю, чтобы не выставлять себя лжецом.
— Ну, типа того.
— Не типа того, а именно так. С тех самых пор, как ты меня разбудил, мы не сказали друг другу ни одного правдивого слова. Мы танцевали вокруг правды, ограждая свои секреты, словно какие сокровища. Ты вот рассуждаешь о доказательствах, лжи и обещаниях так, словно это препятствия между тобой и тем, к чему ты стремишься. Но я тебе вот что скажу: никакими разговорами ты ведь не удовлетворишься. Чего ты так отчаянно хочешь, что явился сюда посреди ночи и пробудил меня от сна?
Рос подумал об Ади. О своей свободе. Вспомнил обещание, данное мастеру Пакье.
— Ты, похоже, в ловушке, — сказал он. — И я тоже некоторым образом.
— Запутался в словесной паутине, — фыркнул дракон. — Прямо как я в этом паучьем шелку.
— Полагаю, впрочем, что твои путы легче порвать.
— Можешь думать что угодно. Попробуй, и выяснишь.
Рос уже согнул указательный палец, чтобы последовать совету дракона, но в последний миг удержался. Дракон над ним словно бы кивал на ветру, призывая его к действию.
Нет, он не будет это делать. По крайней мере, пока не разузнает побольше. Что, в свою очередь, как он подсознательно догадался, означало, что придется открыть дракону еще частицу себя.
— Меня сюда послали, — сказал он, — чтобы я тебя убил. Ну? Что скажешь?
— А вот что скажу. Кто тебя послал?
— Какая разница?
— Огромная. Сам ты мне явно не враг, лишь инструмент, которым мой враг пользуется. Именно с ним я должен поговорить, но сделать это могу лишь при твоем посредстве.
— Он меня сюда не на переговоры послал.
— Как бы то ни было, ты здесь. Так почему не сделать дело и не покончить с заданием? Давай убей меня и живи дальше. Кстати, ты мне еще не сказал, какое такое желание погнало тебя в путь.
— А я хотел бы знать, почему ты заслужил смерти.
— Разве тот, кто тебя послал, об этом не рассказывал? Какое упущение с его стороны.
— Он рассказывает лишь то, что мне необходимо знать.
— Ты доверяешь ему?
— Он мой… Он был моим наставником. Мастером, у которого я учился.
— Тогда тебе определенно стоит верить ему.
— Я и сам себе это внушаю.
— Но?
Но я знаю: мастер Пакье никогда ничего не делает без причины, сказал себе Рос. А когда причина скрыта, это тоже, в свою очередь, имеет причину. Что, если этот дракон совершенно не заслужил смерти? Что, если меня обманом заставляют совершить ужасное преступление?
«Было время, — рассказывал ему мастер, — когда этот мир кишел созданиями вроде меня. Теперь нас осталось не много, да и то в большинстве своем мы чураемся твоего племени. Это оттого, что мы видим страх в ваших глазах, когда вы на нас смотрите. А ведь мы принадлежим этому миру точно так же, как вы. Он был нашим задолго до вашего появления, так что мы знаем его чуточку лучше.
Вот поэтому мы скрываемся самыми различными способами. Иные нашли пристанище в небе, появляясь в виде облачка или таинственного свечения. Кто-то ушел под землю, чтобы питаться расплавленным камнем. Кто-то расправляет крылья под сенью лесов, за густой завесой плюща, где можно спать непотревоженным целую вечность. А иные отыскивают способ существовать среди вас неузнанными — вот как я, например».
Теперь Рос понимал: один из драконов принял облик гигантской паутины и так плыл по течению дней. Рос сообщил ему о возможности близкой кончины, желая посмотреть, что из этого выйдет, но был вынужден признать: дракон совсем не встревожился.
Он сказал:
— Смерть может быть разной.
— Весьма и весьма, — ответил дракон. — Например, может погибнуть надежда. Тело еще будет существовать. Но то, что внутри, осыплется пылью. Любви, кстати, тоже вечной жизни не суждено.
Рос резко вскинул глаза. Что угадал дракон относительно двигавших им побуждений? Что он разузнал — или думал, что сумел разузнать? Рос перебирал струны, словно арфист, но, может, скорее это дракон играл на его струнах?
Он вновь согнул указательный палец, но вместо того, чтобы дернуть нить, тянул ее, пока она не лопнула.
Он вновь согнул указательный палец, но вместо того, чтобы дернуть нить, тянул ее, пока она не лопнула.
Паутина содрогнулась, выплетенный дракон отшатнулся.
— Видишь теперь? — прошептал он, пока сеть еще вибрировала. — Я беспомощен перед тобой.
Это казалось невероятным.
— Значит, кто угодно мог в любой день явиться сюда и покончить с тобой?
— Прости, если это лишает тебя чувства собственной значимости.
— Меня вроде бы отправили в путешествие ради вызова, испытания, достижения цели.
— Полагаю, это действительно так, причем для нас обоих. Если кто угодно мог это сделать, почему пришел ты? И почему именно теперь?
— Понятия не имею.
— А о чем ты вообще имеешь понятие?
Рос мотнул головой. Его раздирали противоречивые чувства. Если ради обретения свободы он должен был всего-то порвать несколько струн и прекратить земные дни немощного старого дракона — спрашивается, что его останавливало? Что?
Может, в этом и заключается мое испытание, сказал он себе. Преодолеть момент нерешительности. И тогда я буду свободен.
Но такой ход рассуждений лишь привел его в еще большее замешательство. А что, если путь к независимости как раз и лежал через неподчинение приказу мастера Пакье? Если его проверяли на способность вместо слепого подчинения делать то, что он сам находил правильным?
Тройное задание. Ладно, дракона он отыскал. Уже что-то. Но удастся ли обойти два оставшихся условия и все-таки заслужить ту жизнь, о которой он так долго мечтал?..
— Скажи, почему ты прячешься?
— Потому что мир изменился, — ответил дракон. — И продолжает меняться. Это отражается в каждой существующей вещи точно так же, как любая вещь отражает в себе состояние мира. Мы неразделимы. Стало быть, изменяется и наше предназначение.
— Какое же предназначение ты исполняешь теперь?
— Я вижу сны.
— Но не все драконы уснули!
— Пойми правильно. Спать и видеть сны не одно и то же.
— Не все драконы сны смотрят.
— Да-да. Ты сказал, что знаком с кем-то еще. Причем считаешь его лжецом. Кому он лжет — тебе или себе? Если последнее, это тоже можно считать разновидностью сновидений.
— Возможно, то и другое.
— Тогда это весьма опасный дракон. Ты и его пытался убить?
— Нет. Он тот, кто меня сюда прислал.
— В самом деле?
— Да.
Дракон не выказал ни удивления, ни злобы, вообще никакого чувства, понятного человеку.
— Хочу убедиться, — сказал он, — что правильно тебя понимаю. Тот другой дракон, с которым ты знаком и которого считаешь лжецом, послал тебя сюда с заданием меня убить, и ты слушаешься его, поскольку считаешь своим наставником, мастером?
— Да.
— Нет, ты мне не это сказал. Ты поправился. Ты сказал, что он был твоим мастером и учителем.
— Мое ученичество оканчивается с исполнением этого поручения.
— С моим убийством.
— И я должен предъявить ему доказательство.
— Естественно. Я бы и сам того же потребовал.
— Кто-то из твоих посягает на твою жизнь, а тебя это совершенно не беспокоит?
— Но он ведь не сам совершает убийство. Это делаешь ты, причем вполне добровольно. Меня больше занимает то, что дракон взял в ученики человека. Как тебя зовут, мальчик? Следует нам разговаривать как равным, если уж твой наставник считает нас таковыми.
— Рослин, — ответил юноша, оставляя при себе свое тайное имя. — Рослин из Гехеба. А тебя как зовут?
— У меня было много имен, — сказал дракон. — Если хочешь, можешь звать меня Зилантом. А какое имя предпочитает твой мастер?
Рос счел за благо уклониться от прямого ответа.
— На что тебе это знать?
— Я хотел бы знать, Рослин из Гехеба, под каким именем он известен твоим соплеменникам. Он придерживается того же обличья, что я, или скрывается как-то иначе?
— Он носит вполне человеческую внешность, — ответил Рос. — Когда желает того.
— И приберегает свой истинный вид до времени, когда ему надоедает быть человеком. Нам, драконам, присуща такая особенность, хотя мы не всегда ею пользуемся. Только по своему выбору.
— Наставник говорил, что умение сделать выбор — самое трудное. Обрести могущество довольно легко, гораздо важней знать, когда им необходимо воспользоваться!
— А ты могуществен, Рослин из Гехеба?
— Говорят, бываю иногда.
— Боюсь, мое убийство особых сил не потребует, так что не разочаруйся.
Рос протянул руку и оборвал еще одну нить.
— Не надейся вызвать у меня жалость, дракон. Если хочешь жить, назови причину, по которой мне следовало бы тебя пощадить. И все.
Зилант дергался и корчился в паутине, но зубастая пасть ни дать ни взять складывалась в улыбку.
— Ну да, конечно. Я знаю, что не сумею переманить тебя на свою сторону. И тут дракон и там дракон.
— Если ты намекаешь, чтобы я обратился против наставника, так знай: этому не бывать.
— Намекаешь здесь один ты. Помни, однако: изреченная мысль есть отсроченное деяние.
— Хватит!
— Как по-твоему, что произойдет, если ты ослушаешься этого своего лживого мастера? Он что, с неба спустится, чтобы тебя заклевать?.. Если ищешь причины, спроси себя, чего ради твой наставник тебя обучал. Уж точно не для того, чтобы ты погиб в его же когтях. Он слишком много в тебя вложил, чтобы этим все кончилось. Теперь тебе решать самому. Теперь ты сам себе мастер и господин. Или твой наставник не имел намерения отпустить тебя на свободу? Может, это чудовищное задание — первое из многих, которые он для тебя уготовил? Стыд и чувство вины лишь крепче привяжут тебя к нему. Ты был ему учеником, а станешь слугой, угодишь в вечное рабство.
— Хватит, я сказал!
В ярости Рос сгреб целый пучок нитей и оборвал все. Куски шелковинок падали ему на голову, прилипая к лицу. Дракон над ним забился и заревел, гул паутины сорвался на визг.
— Кто хозяин, а кто слуга, Рослин из Гехеба?
Рос ухватил еще пучок и разделался с ним, хотя часть рассудка и задавалась вопросом, отчего он так обозлился. Разве дракон не высказал ему как раз то, что он и сам успел заподозрить, — это бессмысленное задание было ловушкой, призванной либо унизить его, либо повязать навсегда. Тогда как нарушенное слово освободило бы его разом и от обязательств, и от угроз.
Нет уж. Рисковать он не собирался. Зилант в его жизни присутствовал всего лишь какие-то минуты. А мастер Пакье растил его целых пять лет. Рос был обязан ему гораздо больше, чем какому-то чужаку. А себе самому — больше всех. Он останется верен данному слову. Может, Зилант и заслуживал спокойного сна до самого конца вечности, но так уж получилось, что он встал между Росом и свободой, обещанной мастером Пакье. Между Росом и тем будущим, о котором они с Ади столько мечтали.
Но вот заслужил ли он, Рос, это будущее и эту свободу? Он уже сомневался в своих чувствах к Ади и готов был заподозрить наставника в самом гнусном обмане. Он совершил мысленное предательство. Значит, он и сам был недостоин ни веры, ни любви.
Рос пустился бежать по дну Щели, загребая руками нити, распуская дракона на ленточки. Они бились на ветру, звезды сверкали подобно слезам, отражаясь в оборванных концах и от его рук, облепленных паутиной.
Добравшись до противоположного края каньона, он полез наверх по камням, прыгая от одного пучка нитей к другому, двигаясь точно ворчун, обрывая и перекусывая нити зубами. Потом, вспомнив про нож, он выхватил его и принялся резать, тем более что наверху нити действительно сделались толще и порвать их руками удавалось не всегда.
Он сам не знал, много ли минуло времени. Луна совсем скрылась за тучей, он больше не мог отслеживать ее путь в небесах, да, в общем, и не пытался. Он продолжал свое дело, не обращая внимания ни на боль в мышцах, ни на облепившие его густые слои паутины. Он лез все выше, он перехватывал и кромсал.
На самом верху он немного помедлил, но лишь затем, чтобы примериться для добивающего удара. Осталась последняя нить, вернее, толстый провисший канат, пересекавший каньон. С него свисало все оставшееся от дракона. Рос влез на него, зажав нож в зубах, перебирая руками, выбрался на середину и приготовился совершить необходимое.
— Даю тебе последний шанс, Зилант, — сказал он. — Скажи хоть что-нибудь такое, чтобы я передумал!
— Нет, — прошипел дракон. — Ты не можешь повернуть обратно.
Услышав точно те же слова, что и от ворчунов, Рос едва не удержал занесенную руку. Усталость успела выжечь в нем гнев, так что расправу он продолжал больше из упрямства. Это в каком смысле он не мог повернуть? В судьбу он верил не более, чем в богиню, о которой некоторые толковали. Его жизненный путь выстраивали обязательства, обещания и долги. Это от них он получал подножки, а не от какого-то вселенского картографа, все расчертившего изначально.
Вися на одной руке, он занес нож, а потом с силой ударил.