Остров, чьи координаты были зашифрованы в письме Ричарда Гринсэйла, располагался к юго-востоку от Барбадоса и был достаточно велик, чтобы привлечь к себе внимание испанцев, португальцев или англичан, однако почему-то его до сих пор не попытались освоить и даже не дали ему названия. «Остров Поющих скал» — определенно что-то индейское, известное лишь тем, кто там уже побывал. Название, впрочем, Холфорду понравилось.
— Вы уверены, что не ошиблись, доктор?
— Да, совершенно уверен, — ответил Гиллс, по виду слегка уязвленный тем, что капитан поставил под сомнение его способности. — Очень хитрый оказался ключ, и я был прав, все эти завитушки нанесены на скиталу неспроста…
— Меня не интересуют детали, — перебил Холфорд. — Просто хочу предупредить, что ошибка будет стоить вам жизни, доктор. Вы это хорошо понимаете? Если есть даже ничтожная вероятность ошибки, лучше все перепроверьте, пока можно. Когда мы отправимся к острову Поющих скал… Красиво, не так ли?.. Так вот, когда мы отправимся туда, будет уже поздно что-либо менять.
О том, что его собственная участь тоже будет весьма незавидной, если сокровища на месте не окажется, Холфорд умолчал.
— Я все сделал правильно, капитан, — сказал Гиллс. — Клянусь Гиппократом.
— Что ж, хорошо…
Холфорд вновь перечитал расшифрованное письмо, ощущая удовлетворение оттого, что он стал обладателем не только тайны казненного Ричарда Гринсэйла, но и той, кому были адресованы строки, полные любви и грусти. Лоретта находилась в каюте по соседству, и пока что ему не удалось собраться с духом, чтобы привести ее к себе, однако это был лишь вопрос времени.
Он предвкушал встречу с Лореттой, как охотник предвкушает встречу с тигром.
— Вы ведь поняли, о каком сокровище идет речь, доктор?
— Наверное, нет смысла отпираться, капитан… — Гиллс криво улыбнулся. — Я слышал, что Гринсэйл и Дэвис какое-то время грабили золотые караваны испанцев сообща и вообще были закадычными приятелями, а погиб Дэвис двенадцать лет назад. Так что «мудрый и опытный моряк», о котором пишет Гринсэйл, просто не может быть кем-то другим. А это значит, что мы… Вы ищете Золотой город!
Холфорд с довольным видом кивнул, пряча улыбку.
— Я думал, это сказка, — признался доктор. — Выходит, я ошибался.
— О-о да… Трудно поверить, что сокровища Дэвиса и впрямь существуют на самом деле. Но вам повезло, мистер Эдвард, вы оказались в нужном месте в нужное время. Вы ведь уже знаете, что вся добыча «Нимфы» делится поровну между членами команды? Вам и вашему племяннику кое-что причитается за тот корабль, что мы захватили на прошлой неделе.
— Премного благодарен, сэр.
— Но это гроши по сравнению с тем, что вы получите, когда мы прибудем на место.
Гиллс беспокойно дернул плечом, набрал в грудь воздуха, словно собирался что-то сказать, но промолчал. Холфорд опустил глаза и увидел, что у корабельного врача сильно дрожат руки. Он сказал, продолжая дружелюбно улыбаться:
— Мистер Гиллс, неужели и вас терзает золотая лихорадка? Неужели это тот самый случай, когда сапожник остался без сапог? Здесь, право слово, некому вас лечить! Не стоит так переживать. Все будет отлично.
Доктор бросил на него быстрый взгляд, пробурчал что-то извинительное и попросил разрешения откланяться.
3
Чарли вышел на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, и увидел Лоретту, которая внезапно решила прервать свое добровольное затворничество. Она стояла у фальшборта и глядела вдаль — спокойная, красивая, как будто всегда здесь была и лишь по стечению обстоятельств недолго отсутствовала. До сих пор юнга видел гостью один-два раза в день, когда заходил в ее каюту, чтобы оставить еду. Теперь же у всех матросов появилась возможность хорошенько рассмотреть пассажирку.
Они этой возможностью воспользовались — Чарли заметил, что во взглядах, которые пираты бросали на Лоретту, больше не было суеверного страха и подозрительности, зато сиял огонь другого, более опасного чувства — похоти. Красота Лоретты действовала на них гипнотически, она манила, притягивала к себе, как притягивает красивая вещь, и пиратам с трудом удавалось устоять перед жаждой обладания. Чарли и тот попал под воздействие ее чар, хотя осмеливался посматривать на нее лишь искоса и издалека.
И еще ему было не по себе из-за той сцены, свидетелем которой он был в Нассау. Разговор между Лореттой и Блейком породил больше вопросов, чем ответов, однако кое-что Чарли запомнил очень хорошо: Лоретта должна была все обдумать и понять, что Блейк прав. В чем прав? «Либо все будет так, как я рассчитал, либо не будет вообще ничего», — сказал этот странный человек. Предполагал ли он, что Лоретта попадет на «Нимфу» и окажется пленницей Холфорда?
Судя по тому, каким мрачным мнимый доктор сделался в последнее время, — нет. Чарли даже подозревал, что именно Лоретта была причиной мрачного настроения Блейка.
— Отдай, отдай сейчас же! — донеслось с нижнего дека, и Лоретта, вздрогнув, обернулась.
Чарли тоже встревожился — он узнал голос Кристофера и понял, что произошло что-то нехорошее. И минуты не прошло, как на верхнюю палубу, громко топая, поднялся Тобиас. Покрытое оспинами лицо великана было суровым и сосредоточенным, а в руке он нес кошку Кита, держа ее за шкирку двумя пальцами. Кошка обреченно мяукала и даже не пробовала вырваться на волю.
Свободной рукой он отбивался от юнги, который пытался отобрать зверька.
— Что стряслось? — крикнул кто-то.
— Эта тварь украла мое мясо, — объяснил Тобиас. — Я вышвырну ее за борт!
— Не-ет! — завопил Кит и бросился на пирата, размахивая маленьким, невесть откуда взявшимся ножом. Тобиас при виде оружия побагровел и одним резким ударом отправил юнгу на палубу, тот упал с грохотом, от которого у Чарли защемило сердце. Он бросился к другу и даже не сразу осознал, что Лоретта сделала то же самое.
Между тем судьба кошки все еще не была решена.
— Слушай, — добродушно сказал Джереми, подходя к Тобиасу. — Ну, украла и украла, она же не со зла. Сам видишь, маленькая… глупая еще совсем… и голодала она там, на суше, столько, что нам и не снилось…
Великан воздел палец в жесте обвинения:
— Он зачем ее притащил? Чтобы крыс ловила! Вот пусть их и ловит, а не мясо по чужим тарелкам!
— Погоди, не злись… — продолжал уговаривать рыжий пират своего приятеля.
В другой раз Чарли бы удивился тому, что Джереми так любит кошек, но сейчас он был озабочен только состоянием Кита, который лежал на спине с закрытыми глазами.
— Научится она и крыс ловить, — продолжал бубнить Джереми. — Вчера вот уже пробовала, я сам видел, клянусь святым Патриком!
Тут кошка извернулась и вцепилась в руку своего мучителя всеми четырьмя лапами. От неожиданности Тобиас ослабил хватку, и через мгновение черная тварь уже улепетывала в трюм, как будто знала не хуже людей, что от скорости зависит сохранность ее шкуры. Разъяренный моряк вознамерился было ее догнать, но его остановил взволнованный возглас Чарли:
— Он что, умер?!
Все взгляды сразу же обратились к юнге, который по-прежнему пребывал без сознания. Его лицо постепенно покрывала восковая бледность, а между неплотно сомкнутыми веками виднелись полоски белков.
Кто-то велел позвать доктора, и вскоре Блейк был рядом, но Чарли это не обрадовало. Он знал, что иногда люди умирали от таких падений и ударов по голове; еще он понял, что впервые за все время пребывания на «Нимфе» по-настоящему испугался.
Лоретта быстро встала и ушла; вернулась она через минуту и протянула Блейку, который старался скрыть растерянность, небольшое зеркальце. Чарли выхватил его из рук мнимого доктора и приложил к побелевшим губам Кита.
Гладкая поверхность чуть запотела — юнга все еще был жив.
— Перенесите его ко мне, — сказала Лоретта таким повелительным тоном, что никто не стал ей перечить. — Я сама им займусь. Доктор… э-э… как вас там… У вас ведь нет возражений?
— Разумеется, нет, — ответил, не глядя на нее, тот голосом доктора Гиллса.
Чарли скользнул в каюту Лоретты следом за несшим на руках юнгу Блейком — на правах племянника корабельного врача. Ему было так интересно, что будет дальше, что любопытство возобладало над привычной робостью. К тому же надо отметить, что с каждым днем Чарли становился все смелее. Он уже не стеснялся давать отпор донимавшим его своими остротами пиратам. А тем, кто не оставлял его в покое, нарочно подкладывал на тарелку куски похуже, что было замечено командой. И последнее время шуток заметно поубавилось.
Войдя в каюту, он открыл рот от удивления: здесь все было необычным, словно дело происходило не на корабле. На всех стенах и на полу были красивые ковры, в шкафу для посуды виднелись серебряные приборы, а сам шкаф, равно как и небольшой столик, был сделан из красного дерева и украшен затейливой резьбой и инкрустацией. Это было вполне подходящее и довольно уютное место для женщины, но Чарли догадывался, что Лоретте оно не по душе.
Войдя в каюту, он открыл рот от удивления: здесь все было необычным, словно дело происходило не на корабле. На всех стенах и на полу были красивые ковры, в шкафу для посуды виднелись серебряные приборы, а сам шкаф, равно как и небольшой столик, был сделан из красного дерева и украшен затейливой резьбой и инкрустацией. Это было вполне подходящее и довольно уютное место для женщины, но Чарли догадывался, что Лоретте оно не по душе.
Поймав его внимательный взгляд, она нахмурилась и велела принести воды. Чарли ринулся выполнять поручение. Когда он вернулся, Кит лежал на постели Лоретты, сама она сидела рядом, а Блейк стоял напротив. Друг на друга они даже не смотрели. Юнга по-прежнему оставался без чувств, но теперь хотя бы на щеках у него появился слабый румянец. Он выглядел воплощением несчастья — немудрено, что женщине стало его жаль. Женское сердце всегда тянется к заморышам, которых хочется обогреть, накормить и приласкать. Лоретта намочила кончики пальцев и побрызгала водой на лицо юнги.
— Очнись, — сказала она. — Хватит притворяться.
Ресницы юнги чуть заметно вздрогнули. Чарли затаил дыхание.
— Хватит притворяться! — повторила Лоретта, одновременно пытаясь снять с юнги через голову грязную рубаху. — Ты мне всю постель испачкаешь своей одеждой.
В следующий миг Кит резко сел, обвел каюту безумным взглядом и с воплем «Не трогайте меня!» опустил рубаху на живот и забился в угол. На лице его появилось выражение такого ужаса, что Блейк и Лоретта растерялись. А Чарли вдруг вспомнил, что Кит и раньше не позволял себя трогать и даже из-за случайного, легчайшего прикосновения мог отпрыгнуть в сторону. Решив, что юнга не испугается его как друга, Чарли рванулся вперед, чтобы помочь ему раздеться… И чуть было не лишился глаз, потому что Кит зажмурился и нелепо взмахнул рукой с растопыренными пальцами. В самый последний момент Блейк успел оттащить Чарли, так что тот вместо увечья получил только неглубокую царапину на скуле, да и ту не сразу почувствовал.
Кит закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал.
— Что с ним такое? — растерянно спросила Лоретта. — Это все из-за кошки? Так она жива…
— Кошка ни при чем, — пробормотал Блейк, внимательно разглядывая юнгу. — Вот черт, мало мне собственных секретов. Сядь по-человечески и руки опусти. Не могу разговаривать с тем, чьих глаз не вижу. Ну-ка, успокойся! — Кит повиновался, продолжая всхлипывать. — Ладно, раз уж так вышло, скажу напрямик…
Тяжело вздохнув, Блейк перешел на громкий шепот:
— Дитя мое, тебе кто-нибудь говорил, что ты круглая дура?
Вот тут Чарли и Лоретта от изумления потеряли не только дар речи, но и способность соображать. Кит смотрел на Блейка глазами, полными слез; Чарли, в свою очередь, впервые заметил, что у юнги удивительно длинные ресницы и довольно-таки симпатичное, хотя и слишком худое лицо. Выражение этого лица — то унылое, то перепуганное, и неровно обстриженные, торчавшие во все стороны лохмы были, оказывается, частью маскировки, предназначенной для того, чтобы скрыть от посторонних глаз ту самую тайну.
И кошка! Любовь к этим животным могли испытывать как мужчины, так и женщины. Но Кит с первого же дня, когда Чарли увидел его (ее?) с кошкой на коленях, и до нынешнего утра, ставшего утром удивительных открытий, обращался с Угольком по-женски ласково и нежно, ревностно защищая черного зверька от матросов, которые могли пнуть его или дернуть за хвост, не со зла, а просто так, чтобы развлечься.
— Кит, — полным изумления голосом проговорил Чарли. — Так ты девчонка?
Она шмыгнула носом и покраснела до ушей.
— Дура, — повторил Блейк, качая головой. — И сумасшедшая в придачу.
«Уж кто бы говорил», — подумал Чарли.
Они просидели в каюте четверть часа, слушая сбивчивый рассказ юнги — девушки, которую на самом деле звали не Кит, а Китти — Катрин. Все, что она говорила Чарли о своей семье, было правдой, и ему даже показалось, что Блейк удивился, услышав, как звали ее отца. Оказалось, ей уже исполнилось пятнадцать лет, но, будучи от природы маленького роста и очень хрупкого телосложения, она могла сойти за двенадцатилетнего подростка, не прилагая к этому особых усилий.
Правда, на одну серьезную жертву все-таки пришлось пойти: последние полгода она старалась как можно меньше есть, чтобы какой-нибудь чрезмерно внимательный матрос не обратил внимания на то, что у юнги выделяются округлости в неположенных местах. Иногда она голодала по нескольку дней, и потом, сорвавшись, тайком приходила ночью на камбуз, чтобы съесть хоть что-нибудь. В одну из таких ночей ее поймал Чарли, а три месяца назад то же самое приключилось с Толстым Томасом, кок схватил юнгу за шиворот, ветхая рубашка порвалась, и тайное сразу же сделалось явным.
— И как же он тебя не выдал? — спросил Чарли.
Лицо Китти сделалось суровым. Устремив перед собой невидящий взгляд, она сказала:
— Мне пришлось ему заплатить за молчание… Собой…
Когда Чарли понял, что имелось в виду, он сжал кулаки. Знай он об этом в тот день, когда был убит Томас, прикончил бы мерзавца сам…
— Одного я никак не возьму в толк, — задумчиво проговорил Блейк. — Что ты здесь делаешь?
— Я нахожусь там, где должна быть, — гордо ответила девушка.
— Но ты ведь родом из Нассау. Почему не вернулась домой, когда была такая возможность? Неужели тебе совсем не жаль своих родителей?
— Я была дома… — Она потупилась. — Передала матери деньги, которые удалось скопить. Немного, но все-таки… — Тут на лице Китти появилась горькая улыбка. — Она меня не узнала. Велела передать своей блудной дочери, чтоб та не вздумала возвращаться, потому что отчим, а мой отец, оказывается, умер месяц назад… Так вот, отчим ее… то есть меня… убьет. Но деньги, заметьте, она все-таки взяла.
— Мне очень жаль, — пробормотал Чарли.
— Пустое, — ответила девушка, украдкой смахнув слезу. — Дома у меня больше нет.
— Я так ничего и не понял, — заметил Блейк. — Зачем тебе оставаться тут?
— Это же ясно, как божий день, — вступила Лоретта, заговорив впервые за долгое время. — Я тебя совсем не знаю, милая, но понимаю куда больше, чем эти два… джентльмена. Ты почувствовала тягу к вольной жизни и захотела доказать всему миру и в первую очередь самой себе, что сумеешь жить среди мужчин, играть по их правилам — и не важно, какую цену за это придется платить. Так?
Китти вынуждена была подтвердить эту версию.
— У тебя не получилось, — жестко сказал Блейк. — Здесь ты никто. Ты никогда не станешь даже простым матросом, не говоря о чем-то большем. Пройдет еще несколько месяцев, и ты или не сможешь больше скрывать свою истинную сущность, или умрешь от голода. Не лучше ли признать ошибку?
Китти отрицательно мотнула головой и с упрямым видом насупилась, стиснув зубы.
Лоретта и Блейк переглянулись. Чарли вдруг понял, что они говорят друг с другом, не произнося ни слова. Лоретта кивнула, и Блейк огласил принятое решение.
— Ступай на палубу, — сказал он с улыбкой понимания на лице. — Команда может заподозрить неладное, если мы тут будем сидеть слишком долго.
С этим трудно было спорить. Китти вышла, на ходу оправляя рубашку и бормоча матросские ругательства.
«Ну и дела, — подумал Чарли. — А эта Китти в сумме ничего, симпатичная девчонка».
Дул попутный ветер, и «Нимфа» очень быстро приближалась к острову Поющих скал. Пиратам везло не только с погодой: по пути они встретили два купеческих шлюпа, один из которых сдался на милость победителя после предупредительного выстрела из носового орудия, а другой — после небольшой заварушки, учиненной на его палубе абордажной командой «Нимфы». Случись такое чуть раньше, Холфорд поступил бы согласно своим привычкам: тех членов команды, что не пожелали бы сменить род занятий, надлежало посадить в шлюпку и вверить их судьбы Господу, а сами корабли отправить в Нассау и продать, разделив выручку между пиратами.
Но по сравнению с блестящими перспективами обретения сокровищ Золотого города добыча выглядела убого, поэтому он забрал у обоих капитанов шлюпов все деньги, какие удалось найти, — вышло около ста пятидесяти фунтов, десять бочонков солонины и два бочонка риса, после чего великодушно отпустил купцов на все четыре стороны.
Драться по-настоящему им пришлось лишь однажды. В тот день погода для плавания под парусами стояла отличная, и «Нимфа» стрелой летела над волнами при полном бакштаге. Но Холфорд с самого утра был не в духе, и его все раздражало: ночью он отважился войти к Лоретте, ожидая встретить дикую кошку, которая даст ему решительный отпор, а вместо этого увидел смиренную овечку. Она позволила собой овладеть — бесчувственная, бессловесная, словно тряпичная кукла. И капитан «Нимфы» после короткой эйфории обладания не испытал никаких чувств, кроме разочарования и гнева. Он не привык проигрывать безоружному противнику и даже спустя много часов чувствовал себя очень уязвленным.