— Хорошо, матушка, но я собираюсь тотчас же вернуться в замок, я уж и так тут замешкалась. Поэтому поспешу и пришлю кого-нибудь взять у вас кувшин.
С этими словами Алиса в безотчетном страхе повернулась и быстро пошла по направлению к замку, стремясь поскорее избавиться от неприятного знакомства.
Но это было не так-то просто: через минуту спутница не бегом, а огромными, неженскими шагами догнала перепуганную девушку. Обращение ее стало более почтительным, чем раньше, но голос звучал по-прежнему грубо и неприятно, да и весь вид вызывал в девушке смутную, но непреодолимую тревогу.
— Извините чужеземку, прекрасная мисс Алиса, — заговорила она, — что не сумела отличить даму из знатного семейства от деревенской девушки; простите мои вольные речи, они не подходят к вашему титулу и положению в обществе; боюсь, что прогневила вас.
— Вовсе нет, — отвечала Алиса, — но, добрая женщина, я уже близко от дома; не трудитесь провожать меня дальше… Я же вас совсем не знаю.
— Но это не значит, что и мне вовсе неизвестна ваша судьба, прекрасная мисс Алиса, — сказала незнакомка. — Взгляните на мое смуглое лицо — в Англии такие не родятся; на моей родине кожа чернеет от солнца, но оно вознаграждает нас искрами знаний, недоступных тем, кто вырос в вашем прохладном климате. Дайте мне взглянуть на вашу ручку. — Она попыталась схватить ее. — Обещаю, вы услышите только приятное.
— Я уже слышу неприятное, — с достоинством остановила ее Алиса, — вы бы лучше шли со своей ворожбой и гаданием к простым поселянкам… Мы, дворяне, считаем, что это либо обман, либо знания, полученные нечистым путем.
— Однако ж, ручаюсь, вам было бы приятно услышать кое-что про одного полковника, которого злая доля разлучила с родными; вы бы ничего не пожалели, если бы узнали, что увидитесь с ним через денек-другой, а может быть, и раньше.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, добрая женщина. Если ты просишь милостыню, вот тебе серебряная монетка — больше у меня в кошельке ничего нет.
— Жалко брать у вас последнее, — заметила женщина, — но придется… Ведь во всех сказках великодушные принцессы сначала должны заслужить расположение добрых фей, а потом уже те оказывают принцессам покровительство.
— Возьми… Возьми… Отдай кувшин и ступай, — проговорила Алиса, — вон идет слуга моего отца… Джослайн, Джослайн, сюда!
Старая гадалка поспешно опустила что-то в кувшин, когда передавала его Алисе, зашагала размашистым шагом и скрылась в чаще леса.
Бевис повернул было назад, чтобы пуститься по следам подозрительной особы, но потом в нерешительности подбежал к Джолифу и стал ласкаться к нему, точно просил совета и поддержки. Джослайн успокоил его, подошел к своей молодой госпоже и в удивлении спросил, что случилось, чего она так испугалась. Алиса уже несколько пришла в себя от безотчетной тревоги: поведение незнакомки, наглое и назойливое, ничем ей не угрожало. Поэтому она сказала только, что встретила у источника Розамунды какую-то гадалку и с трудом от нее отделалась.
— Ах, цыганка-воровка! — вскричал Джослайн. — Почуяла уже, что кладовые у нас полны провизией… У этих бродяг нюх, точно у воронов на падаль. Оглянитесь-ка, мисс Алиса, во всем ясном небе на милю вокруг вы не увидите ни одного ворона, а стоит только где-нибудь на лугу пасть барану, их слетятся дюжины; не успеет еще бедная скотина издохнуть, как они принимаются каркать, точно сзывают друг друга на пир.
Вот так и эти бессовестные попрошайки. Нечего подать, так никого и не увидишь, а завелись в котле куски говядины — они сразу прибегут за подачкой.
— Ты так гордишься своим новым запасом, Джослайн, — заметила Алиса, — что тебе кажется, все на него зарятся. Не думаю, чтобы эта женщина посмела и близко подойти к нашей кухне.
— Да уж, ей бы не поздоровилось, — проворчал Джослайн, — угощу так, что будет сыта по горло… Давайте-ка кувшин, мисс Алиса, мне его больше пристало нести, чем вам… Что это? На дне что-то позвякивает! Камешков вы, что ли, набрали вместе с водой?
— Мне показалось, что эта женщина бросила что-то в кувшин, — сказала Алиса.
— Надо бы посмотреть. Верно, какое-нибудь колдовство, а у нас в Вудстоке и так хватает дьявольщины… Пожертвуем водой, я сбегаю, опять наберу.
Он вылил воду на траву и нашел на дне кувшина золотое кольцо с рубином, по виду довольно ценное.
— Будь я не я, если это не колдовство. Мой совет вам, мисс Алиса, выбросьте вы эту штуковину. Подарки из таких рук — это вроде жалованья, которое дьявол выплачивает, когда вербует к себе в полк колдунов: кто возьмет хоть горошину, на всю жизнь станет рабом его. Вы вот сейчас глядите на эту безделушку, а завтра она станет оловянная с простым камешком.
— А я думаю, Джослайн, лучше отыскать эту смуглянку и отдать ей кольцо: вещь, должно быть, ценная. Разыщи ее и обязательно отдай. Оно такое дорогое, что жаль бросать.
— Ох, уж эти мне женщины, — проворчал Джослайн, — самая стойкая, и та польстится на побрякушку… Послушайте, мисс Алиса, вы такая молодая и красивая — не давайте себя завербовать в полк к ведьмам.
— Пока ты не колдун, мне нечего бояться, — ответила Алиса, — а сейчас поспеши к источнику — наверно, ты еще застанешь там эту женщину. Скажи ей, что Алисе Ли не нужны ее подарки, как не нужно и ее общество.
С этими словами Алиса продолжала свой путь в замок, а Джослайн отправился к источнику Розамунды выполнять ее поручение. Но у источника никакой гадалки не было, а продолжать поиски дальше Джослайн не стал.
«Кольцо потаскуха, видно, у кого-нибудь стащила, — рассуждал егерь сам с собой, — и если оно стоит хоть несколько ноблей, пусть уж лучше останется в честных руках, чем у бродяги. Господин мой имеет право на всякую вещь, которую найдут в его владениях, а, уж конечно, такое кольцо из рук цыганки — все равно что находка. Поэтому я со спокойной совестью оставлю его у себя. Пусть пойдет на пополнение хозяйства сэра Генри, прорех там хватает.
Слава тебе господи, военная служба научила меня ловчить — это ведь заповедь кавалериста. Но, пожалуй, черт возьми, лучше показать кольцо Маркему Эверарду и спросить у него совета… Он ведь у нас главный советчик во всех делах мисс Алисы, а во всех делах церкви, государства и сэра Генри Ли — ученый доктор, которого я не назову по имени… И пусть мои кости бросят коршунам и воронам, если я не разбиваюсь, кому можно доверять, а кому нет».
Глава XIX
Наступил обеденный час, и некоторая суета, царившая в замке, показывала, что немногочисленные верные слуги стремились отпраздновать возвращение старого баронета.
На стол поставили огромный кубок, на котором в виде барельефа был изображен архангел Михаил, сразивший сатану; Джослайн и Фиби ревностно прислуживали: Джослайн стоял за стулом у сэра Генри, а Фиби — у своей молодой госпожи; торжественно и точно соблюдая ритуал, они восполняли недостаток более многочисленной свиты, — За здоровье короля Карла! — провозгласил старый баронет, передавая дочери массивный кубок. — Выпей, дорогая, ничего, что этот эль остался от бунтовщиков, я выпью после тебя. Тост облагородит напиток, пусть даже его варил сам Нол.
Девушка пригубила кубок и вернула его отцу, который сделал основательный глоток.
— Не буду призывать на них благословения божьего, — сказал он, — но, должен признать, эль у них превосходный.
— Что ж тут удивительного, сэр, хмель им легко достается, экономить не приходится, — заметил Джослайн.
— Правильно! — вскричал баронет. — Допивай-ка кубок за такую отменную шутку.
Верный слуга не заставил себя долго просить и выпил за здоровье короля. Поставив кубок обратно на стол, он поклонился и сказал, с торжествующим видом посматривая на архангела:
— У меня сейчас была перепалка с одним красномундирником из-за архангела Михаила.
— С красномундирником?.. Ты что?.. С каким красномундирником? — запальчиво вскричал старик. Разве кто-нибудь из этих плутов еще слоняется по Вудстоку? Сейчас же спусти его с лестницы, Джослайн!.. Знаем мы этих гэллоуэйских жеребцов!
— Изволите видеть, ваша милость, он здесь по делу остался и скоро уберется… Это тот самый, с которым у вашей чести была в лесу стычка.
— Ну да, я сполна с ним расквитался в зале, ты ведь сам видел… В жизни я так здорово не фехтовал, Джослайн. Этот парень, секретарь что ли, не такой уж отъявленный негодяй, как большинство этих бунтовщиков, Джослайн. Хорошо фехтует… превосходно. Я вот посмотрю, как ты завтра схватишься с ним в зале, только, боюсь, он тебе не по плечу. Я-то ведь знаю твое умение.
Баронет говорил это не без оснований; время вт времени он состязался с Джослайном на рапирах, и Джослайн всегда обнаруживал свою силу и ловкость — лишь настолько, чтобы победа баронета не казалась слишком легкой. Как преданный слуга, он всегда в конце концов сдавался своему господину.
Баронет говорил это не без оснований; время вт времени он состязался с Джослайном на рапирах, и Джослайн всегда обнаруживал свою силу и ловкость — лишь настолько, чтобы победа баронета не казалась слишком легкой. Как преданный слуга, он всегда в конце концов сдавался своему господину.
— И что же этот круглоголовый секретарь говорил о кубке архангела Михаила?
— Да он издевается над ним, говорит, что он немногим лучше вефильского золотого тельца. Я ему сказал, чтобы он не смел так говорить, пусть назовет, кто из круглоголовых святых сразил сатану так здорово, как архангел Михаил, вон как вырезано на кубке.
Он сразу и замолк… А еще он поражался, как это ваша милость и мисс Алиса не боитесь ночевать в доме, где творятся такие дела, не говоря уже про Джоун и про меня, раз вашей милости угодно, чтобы мы оставались здесь. На это я ответил, что мы не боимся ни чертей, ни домовых, у нас каждый вечер читают молитвы англиканской церкви.
— Ты с ума сошел, Джослайн! — вскричала Алиса. — Ты ведь знаешь, с какой опасностью для себя и для нас почтенный доктор читает эти молитвы.
— Ох, мисс Алиса, — отвечал в замешательстве Джослайн, — можете быть уверены, я ни словом не обмолвился про доктора… Нет, нет… Я не открыл ему секрет, что у нас есть такой достойный капеллан… Сдается мне, я раскусил этого проходимца… Мы с ним спелись, и теперь нас водой не разольешь — ничего, что он отъявленный фанатик.
— Смотри, не очень-то ему доверяй, — заметил баронет, — боюсь, ты уже наделал глупостей, и достойному капеллану будет небезопасно прийти сюда, когда стемнеет, по нашему уговору. У этих индепендентов нюх как у ищеек, они чуют верноподданного, как бы он ни замаскировался.
— Если ваша честь опасается, — отвечал Джослайн, — я охотно пойду встретить доктора и доставлю его в замок через потайной ход прямо в эту комнату; сюда-то этот парень Томкинс, конечно, не посмеет войти; доктор может остаться ночевать в Вудстокском замке, это будет самое разумное, а если ваша честь считает, что для безопасности лучше перерезать этому парню глотку, то я готов, мне это ничего не стоит.
— Боже избави! — вскричал баронет. — Он под нашей крышей, он наш гость, хоть и незваный… Ступай, Джослайн, в наказание за длинный язык ты в ответе за безопасность почтенного доктора, охраняй его пока он у нас. Теперь ведь октябрь; если он проведет еще ночь-другую в лесу, этому достойному человеку придет конец.
— Уж скорее нашему октябрьскому пиву придет конец от него, чем ему от Наших октябрьских ночей, — заметил егерь и отошел в сторону под одобрительный смех своего патрона.
Егерь свистнул Бевису, чтобы тот помог ему нести сторожевую службу, получил точные указания, где скорее всего можно найти капеллана, и заверил своего хозяина, что сделает все для его безопасности. Убрав со стола, слуги удалились, а старый баронет опустился в свое кресло и предался думам, гораздо более приятным, чем те, что тяготили его все последнее время.
Скоро он погрузился в глубокий сон. Дочь его на цыпочках прошла через комнату, взяла свое рукоделье, уселась возле отца и принялась вышивать; время от времени она с нежностью поглядывала на отца, чувствуя себя его ангелом-хранителем, ревностным, если не всесильным. Когда солнце зашло и в комнате стемнело, она хотела было приказать принести свечи, но вспомнила, какое неудобное ложе было у отца в хижине Джослайна, и решила не тревожить крепкий и освежающий сон — им старик, несомненно, наслаждался впервые за последние два дня.
Самой ей ничего не оставалось, как тихонько сидеть и смотреть в одно из больших окон; это было то самое окно, через которое Уайлдрейк когда-то наблюдал, как пировали Томкинс с Джослайном; она следила за облаками. Ленивый ветер порой отгонял их от огромного диска полной луны, иногда облака сгущались и закрывали ее свет. Не знаю почему, но созерцание царицы ночи как-то особенно волнует воображение.
Она, как обычно говорят, плывет среди облаков, не имея сил их рассеять, а облака бессильны полностью затмить ее блеск. Луна удивительно напоминает добродетель, терпеливо и спокойно прокладывающую себе путь среди нападок, и похвала — добродетель так совершенна сама по себе, что не может не вызвать всеобщего преклонения, но как часто от глаз всего мира ее заслоняют страдания, горе и злословие!
Алиса, может быть, тоже предавалась подобным мыслям, как вдруг с изумлением и испугом увидела, что кто-то лезет в окно и заглядывает в комнату. Боязнь сверхъестественного ни на секунду не встревожила Алису, она слишком привыкла к месту, в котором находилась, — люди не видят привидений там, где. живут с детства. В стране, разоренной войной, опаснее всего мародеры; эта мысль вселила в Алису, всегда отличавшуюся самообладанием, такую отчаянную решимость, что она схватила пистолет со стены, где висело огнестрельное оружие; у нее хватило присутствия духа прицелиться в непрошеного гостя и только тогда криком разбудить отца. Она действовала еще проворнее, потому что фигура, смутно маячившая в. окне, чем-то напоминала женщину, которую она встретила у источника Розамунды — незнакомка еще тогда показалась ей крайне неприятной и подозрительной.
Отец ее в это время схватил шпагу и ринулся вперед, а человек в окне, встревоженный шумом, хотел было спуститься обратно на землю, но оступился, как когда-то кавалер Уайлдрейк, и с шумом полетел вниз.
Объятия нашей нежной матери-земли не спасли его: послышался лай и рычание Бевиса, который подскочил и набросился на незнакомца, не давая ему — или ей — подняться на ноги.
— Держи его, только не кусай, — приказал старый баронет. — Алиса, ты королева среди всех девиц! Стой здесь, а я побегу схвачу негодяя.
— Нет, дорогой батюшка, ради бога не ходите! — вскричала Алиса. — Джослайн сейчас придет… Слышите? Это его голос.
Под окном действительно началась суматоха и, замелькали огни, люди с фонарями окликали друг друга приглушенными голосами, какими обычно говорят, когда хотят, чтобы слышали только те, к кому обращаются. Потому человек, которому. Бевис не давал подняться, потерял терпение, забыл осторожность и закричал:
— Эй, Ли… лесничий… убери пса, или мне придется его пристрелить.
— Посмей только, — ответил из окна сэр Генри, — и я тут же прострелю тебе голову… Воры, Джослайн, воры! Беги сюда, хватай мошенника!.. Держи его, Бевис!
— Назад, Бевис! Постойте, сэр! — закричал Джослайн. — Иду, сэр Генри… Святой Михаил, я с ума сойду!
Страшная мысль мелькнула вдруг в уме Алисы: может быть, Джослайн изменил им, иначе зачем бы ему отзывать верного пса от этого негодяя, вместо того чтобы приказать схватить его? У отца ее, вероятно, родилось такое же подозрение: он поспешно отступил от окна, залитого лунным светом, привлек к себе дочь и спрятался в тень, так, чтобы их не видно было снаружи, а сами они могли слышать все, что там происходит. Джослайн, по-видимому, вмешался и прекратил поединок между Бевисом и его пленником: снизу доносился только шепот, как будто люди советовались, что делать дальше.
— Все стихло, — произнес один голос, — я влезу первый и проложу дорогу.
Тут в окне показался чей-то силуэт; распахнув окно, человек вскочил в гостиную. Но не успел он спрыгнуть на пол и твердо стать на ноги, как старый баронет, ждавший наготове со шпагой в руке, сделал, отчаянный выпад, и незваный гость упал на землю.
Джослайн, взобравшись вслед за ним с затемненным фонарем в руке, увидел, что произошло, и в ужасе закричал:
— Отец небесный! Он убил собственного сына!
— Нет, нет… Говорю вам, нет! — вскричал упавший молодой человек — это действительно был Альберт Ли, единственный сын старого баронета, — я совсем не ранен, не шумите, заклинай вас… Скорее огня!
Он быстро вскочил с пола, выпутываясь из плаща, пронзенного вместе с камзолом шпагой старого кавалера; к счастью, удар клинка, задержанный плащом, не задел тела Альберта и прошел под мышкой, прорезав камзол, а эфес шпаги, нанеся ему удар в бок, свалил его на пол.
Между тем Джослайн умолял всех молчать, заклиная каждого в отдельности:
— Тише! Ради сохранения жизни вашей, тише! Ради царствия небесного, тише! Помолчите хоть несколько минут, от этого зависит наша жизнь.
С быстротой молнии он раздобыл фонарь, и тут все увидели, что сэр Генри Ли, услышав роковые слова, упал навзничь в кресло и лежит бледный и недвижимый, без признаков жизни.
— Брат, да как же ты мог так вернуться домой? — вскричала Алиса.
— Не спрашивай меня… Господи боже, за что ты меня караешь?
Он вглядывался в отца, который с безжизненным лицом, с беспомощно повисшими руками походил скорее на мертвеца или на изваяние, чем на человека, в котором еще теплится жизнь.
— Неужели я спасся от смерти только для того, чтобы стать свидетелем такого зрелища? — в отчаянии промолвил Альберт, простирая руки к небу.