— Пойду, — сказала я, — и за тебя, и с тобой. Если ты мне обещаешь больше в загадки не играть.
— Не буду! — он шутливо поднял руки. — Скоро совсем чист перед тобой стану.
— Вот как! Значит, оставил за душой кое-что?
— Приедем, и сознаюсь. А теперь, — он поморщился, — перевяжи, будь добра. Не годится истечь кровью после победы, тем более, когда этого легко можно избежать.
Не помню, сколько мы ехали, я перевязала раны Реми, прижалась к нему, он обхватил меня руками. Из него уходила та многолетняя усталость, что копилась в нем, откладывалась слой за слоем. Мы были так близко к свободе. Мы могли ее заполучить, она теперь полностью нам принадлежала.
Ни репутации, ни оков этикета, ни ложных улыбок, ни клятв. Мы отбросили все это, как змея — старую кожу, и впереди оставалось одно.
Дорога.
Наконец, скрипнув рессорами, карета остановилась, Дидье распахнул нам дверцу. Я мельком взглянула в его лик сатира, кивнула, благодаря за помощь; Реми вышел сам и почти вынес меня. Мокрое платье было страшно тяжелым.
Мы стояли на пороге дома — обычного дома в череде других таких же, снятого Реми на короткий срок, это я знала. Именно сюда Дидье должен был принести мой сундучок и все мои вещи, что я велела ему забрать из моей снятой в городе комнаты. Мы вошли, в прихожей нас встретила седовласая молчаливая женщина.
— Мадам Салье, — сказал Реми, подталкивая меня вперед, — помогите госпоже переодеться. И немедля скажите мне, когда она будет готова. Я приду, нам нужно быстро поужинать и выехать самое позднее через час.
— Да, месье, — сухо кивнула старая женщина.
Она провела меня в комнату, где на кровати было разложено одно из моих дорожных платьев, что утром забрал Дидье, помогла раздеться, вытереться, высушить волосы — все быстро, деловито, умеючи. Мы обе молчали. Сомневаюсь, что она знала, кто я такая.
Мы все закончили через четверть часа, мадам Салье вышла и вернулась с Реми. Он тоже переоделся, в темно-зеленом костюме выглядел просто и хорошо, и я пошла к нему через комнату, обняла, положила голову на грудь. Он засмеялся, отстранился и взял меня за руку.
— Пойдем, милая Маргарита, хочу кое-что тебе показать. А затем нам нужно быстро поесть и ехать, пока не закрыли заставы и тебя не начали искать. Чем быстрее мы покинем Париж, тем лучше.
Я была с ним полностью согласна.
Мы прошли длинным полутемным коридором, пахнущим мышами и пригорелым жиром, Реми остановился перед закрытой дверью.
— Прости меня, если сможешь, за это, — сказал он.
— За что? — спросила я, недоумевая, и тогда от открыл дверь, пропуская меня внутрь.
И я увидела лицо Мишеля.
Мой маленький братик сидел на ковре перед камином, деревянная лошадка взбрыкивала в его руках, а рядом сидела Эжери, что-то ворковавшая, как обычно. Мишель увидел меня, радостно ахнув, вскочил, кинулся, прижался, я подхватила его на руки — тяжелого такого, девятилетнего… живого.
Реми обошел нас, вгляделся с тревогой в мое лицо; я же целовала Мишеля, а тот хохотал, потому что ему щекотно. Мой маленький брат очень боится щекотки.
— Прости, что причинил тебе этим боль, Маргарита, — сказал Реми, — но я должен был так поступить. Никак иначе нам не удалось бы его забрать.
— Но как… как? — спросила я, задыхаясь, смеясь.
Реми улыбнулся, поняв, что я не собираюсь его осуждать.
— Я не говорил тебе, как сбежал с каторги. Мэтр Виссе умеет готовить порошок, вызывающий сначала лихорадку, затем подобие смертного сна; меня сочли мертвым и похоронили на каторжном кладбище, а ночью он меня откопал, дождался, пока я пробужусь, и вывел на дорогу, ведущую в Тулузу; так я стал свободным. Я знал, как готовить этот порошок, и рискнул дать его Мишелю. Боялся только дозу не рассчитать. В какой-то момент думал, что и не рассчитал, но Мишель проснулся и полностью оправился, и теперь с ним все хорошо. Я забрал Эжери из графского дома, чтоб она ухаживала за мальчиком. Она и Дидье отправятся с нами. Они хотят сочетаться браком, вполне уважаю такое желание. Думаю, их поженит тот же священник, что обвенчает нас с тобой. Аббат Лебель. Он нынче в Гавре, я узнал.
Я посмотрела на розовую от смущения и счастья Эжери, поставила Мишеля на пол, он же вцепился в мою руку, не желая отпускать: Я тоже больше не отпущу его, никогда. Деревянная лошадка поскачет по полям навстречу приключениям, дороги зовут ее. А мы поедем за нею.
— Святой Реми воскрешал мертвых? — тихо спросила я.
— Не знаю, — так же тихо ответил Реми, и его брови вновь встали под смешным углом, когда он задумчиво нахмурился. — Да Бог с ним, со святым, пусть покоится себе счастливо в Реймском соборе. Мы люди и станем жить, как люди, уедем же отсюда. Я обо всем договорился. Каторжные знакомства иногда бывают чрезвычайно полезны, да и наследство отца де Шато кстати пришлось. В Гавре стоит корабль под названием «Счастливчик», его капитан готов взять нас на борт. Контрабандисты, конечно же. Они отплывают в Новый Свет, надеются успеть до зимних штормов, и я им верю. Если поторопимся, уплывем с ними, там уж нас не найдут. Не боишься покинуть эти земли? Мне они не дороги настолько, чтобы за них цепляться.
— С тобой, — сказала я, — я свободна где угодно.
Эпилог Terra incognita [27]
Я просыпаюсь в каюте, полной солнечных бликов, так удивительно они играют на океанской глади. Старое дерево светится благородством выдержанных вин, качается надо мною полупрозрачная занавеска, окно приоткрыто, и в него льется звук воды, плещущей о борта. Реми рядом нет.
Я не беспокоюсь: знаю, что он близко и возвратится скоро.
Из Гавра я написала отцу, один из людей капитана Аттильо отвезет мое послание на юг и отправит оттуда, чтобы сбить со следа возможную погоню. В письме я сообщила, что жива и здорова, и еще — что со мною братик; пока оно доберется до особняка де Солари, пройдут недели. Мы будем уже далеко. Мы уже сейчас далеко. Я прикрываю глаза и переворачиваюсь на другой бок, ловя сквозь ресницы чуткие золотые блики. Погода благоприятствует нам, капитан Аттильо, уроженец Марселя, сын испанской цыганки и пылкого торгаша, уверяет нас, что доплывем мы спокойно. Я не знаю, что ждет нас в конце пути и какими окажутся новые земли, но знаю, что буду там счастлива.
Реми, наверное, сейчас на палубе: болтает с матросами, смотрит вдаль или карабкается по вантам, сбросив сапоги, босиком. В Гавре он сторговал у какого-то рыбака широкие моряцкие штаны из крепкой холстины, хорошие, почти не ношенные, а простых рубашек у него и раньше было вдосталь; так что теперь от контрабандиста его не отличишь. Он повеселел, не чурается черной работы — говорит, что привык, вместе со всеми драит палубу, таскает грузы, пьет дрянной ром, травит соленые байки. Я слова поперек не говорю, сама присаживаюсь к нему на колени, обнимаю за шею и слушаю, как матросня хриплыми голосами выводит просмоленные пиратские песни. Мы с Реми часто целуемся, стоя на корме, это против всех светских правил приличия, но эти правила мы оставили позади, вместе с нашими одеждами прирожденных обманщиков.
Теперь мы не обманываем никого, и в первую очередь — себя и друг друга.
Мне нравится океан. Он многолик, как каждый из нас, когда сердится, то катит пенные волны, но в основном спокоен, вот как теперь. Я учусь у океана открытости и тому, что, где бы мы ни оказались, мы вечны. Наш корабль плывет, переваливаясь с волны на волну, под пристальным взглядом Бога, который все видит и все замечает; обласканный светом звезд, залитый сиянием солнца, контрабандистский корабль «Счастливчик» переплывает изо дня в день, и каждое новое утро не похоже на предыдущее. Все пронизано ожиданием, все перешло на новый виток. Время вновь сворачивается в моих пальцах, но я больше не боюсь его. Я не боюсь, что не успею.
Я не знаю еще толком, кто я. Реми тоже. Свои две жизни отдельно мы прожили в ожидании мести, а теперь, когда она завершилась и на место ее пришла пустота, мы, к счастью, не чувствуем себя опустошенными. Любовь заполнила все, и она по-прежнему бесконечна. Когда Реми обнимает меня, когда над нами качается полная луна и ее отражение прыгает на волнах, когда смеется мой маленький братик, — я знаю, что мы не потеряемся.
Что принесет нам завтра? Кем мы будем? Кем станем?
Зависит только от нас.
…Я переворачиваюсь снова, подкладываю под щеку ладони, улыбаюсь в полусне. Пожалуй, можно подремать еще немного, пока не придет Реми.
Он придет, очень скоро придет. Я это точно знаю.
Примечания
1
Личность, пользующаяся доверием (лат.)
2
Благослови, Господи, нас и дары Твои, которые по Твоим щедротам мы будем вкушать. Через Христа, Господа нашего. Аминь (лат.}
Примечания
1
Личность, пользующаяся доверием (лат.)
2
Благослови, Господи, нас и дары Твои, которые по Твоим щедротам мы будем вкушать. Через Христа, Господа нашего. Аминь (лат.}
3
Для изучения, но не для поучения (лат.)
4
Имеется в виду св. Франциск Ассизский.
5
Огнем и железом (лат.)
6
Помни, что ты прах (лат.)
7
Провансальский хороводный народный танец.
8
Хлеба и зрелищ (лат.)
9
Иеремия 31:4.
10
Этого хочет Бог (лат.)
11
Беги прочь! (лат.}
12
Блаженная глупость (лат.).
13
Бисер перед свиньями (лат.)
14
«Игра о Робене и Марьон» — первая нерелигиозная пьеса европейского театра, авторства Адама де ла Аля. Ее основные персонажи — пастушка Марьон и ее возлюбленный, крестьянин Робен.
15
Как и Коломбина, персонаж итальянской комедии дель арте.
16
Познай самого себя (лат.)
17
Французская народная песенка. Перевод К. Розенпшльда.
18
Влюбленные — это безумные (лат.)
19
Так идут к звездам (лат.)
20
К вечной жизни (лат.)
21
Боль заставляет лгать даже невинных {лат.)
22
Бездна бездну призывает {лат.)
23
Каждому свое (лат.) — классический принцип справедливости.
24
Лови день (лови момент) (лат.)
25
Девиз ордена святого Бенедикта.
26
После мрака свет (лат.)
27
Неизвестная земля (лат.)