– Я люблю тебя, – сказала Клея, поднимая бокал с вином.
Харр смотрел, как она пьет, и думал, как много времени потребуется вирусу, чтобы подчинить себе сознание этой женщины.
– Какой-то странный металлический привкус, – подметила Клея.
Харр кивнул и, надеясь выиграть время, сказал, что хочет развестись с женой. Клея улыбнулась, но тут же помрачнела.
– Знаешь, я впервые в жизни не хочу причинять никому боль.
– Ты не делаешь ничего плохого. – Харр смотрел на бокал вина в ее руках.
– Но ведь ты же любил ее когда-то.
– Что это меняет?
– Не знаю. Мне кажется, если кого-то по-настоящему любишь, то не можешь причинить ему вред. Больше. Его боль… Она словно становится твоей болью.
– Сейчас я люблю тебя, – то ли соврал, то ли признался Харр, хотя, собственно говоря, это уже ничего не меняло. Для него не меняло. Но Клея расцвела. Щеки ее засветились румянцем. Глаза заблестели.
– Очень крепкое вино, – растерянно сказала она.
Харр промолчал. Он сидел на кровати и думал о чем-то своем…
Глава вторая
Судебное разбирательство деяний Савла Эпплтона началось в понедельник на нейтральной территории недалеко от Центрального городского парка. Здание суда не предназначалось для подобных слушаний ни размерами, ни общепринятой обстановкой, но, тем не менее, вход был открытым и никто не обращал внимания на мелкие нестыковки.
Странный это был процесс. Эпплтон сам надел на себя наручники и занял место ответчика. Он лично написал послания последователям Моргана и разослал их всем, кто мог бы по всем законам осудить его или оправдать…
– У меня было видение, – сказала Блэр за неделю до назначенного дня суда. Она вошла в комнату, где спал Эпплтон, взяла его ремень и связала им себе руки.
– Что ты делаешь? – спросил охранявший Эпплтона Гарри.
– Голос сказал мне: Вот так и свяжут власти владельца этого пояса и отдадут в руки врагов. – Она закрыла глаза и села на стул.
Гарри долго смотрел на нее, обдумывая услышанное.
– Мы должны рассказать об этом Савлу, – решил он.
– Зачем? – спросила Блэр, не открывая глаз.
– Он не должен страдать.
– Никто не должен страдать, Гарри.
Они замолчали. Ночь медленно катилась к закату. Эпплтон проснулся и открыл глаза.
– Что вы здесь делаете? – спросил он Гарри и Блэр.
Они переглянулись и рассказали ему о видении Блэр.
– Я готов не только к тому, что меня свяжут, но и к тому, чтобы умереть во имя нашего дела, – сказал Эпплтон.
– Они всего лишь ревнители закона, – возразила Блэр. – О тебе им говорили, что ты учишь всех, отступиться от их правил и образов жизни.
– Ради этого я и собираюсь устроить этот процесс. Не хочу бежать и строить интриги, уподобляясь им…
* * *Толпа зевак расступилась, завидев Эпплтона. Какое-то время они лишь тихо перешептывались, но гул нарастал. Неизбежно нарастал, как лавина, как снежный ком, который лишь увеличивается по мере своего продвижения. И вот кто-то уже кричит, обвиняя Эпплтона во всех смертных грехах.
– Не слушай их, – говорит Блэр. – Когда-то мне платили за подобные действия. – Но к одному голосу прибавляется второй, третий… Толпа ревет, сжимая кольцо вокруг Эпплтона и его последователей.
– Немедленно разойдитесь! – громыхает голос из громкоговорителя.
Военные патрули разгоняют толпу дубинками и водяными пушками.
– Кто вы такие? – спрашивает молодой майор Эпплтона и последователей.
– Смерть ему! – кричат самые стойкие из собравшихся.
– Мы всего лишь хотели пройти в здание суда, – говорит майору Блэр.
– Так вы… – Майор смолкает и признается, что они совсем не похожи на злодеев. – По крайней мере на тех, какими нам рисовали вас…
А толпа все ревет и ревет. Даже когда высокие двери закрылись, и началось предварительное слушанье, ее гул еще долго доносился до собравшихся, мешая Эпплтону произносить заготовленную речь. Собравшиеся в зале суда люди то замолкали, то начинали негодовать, заставляя судью снова и снова просить тишины…
* * *Вечер. Дверь в камеру открывается. Пара молчаливых солдат привязывает Эпплтона к кровати.
– Что может быть лучше хорошей порки? – спрашивает их Рик Энин.
Солдаты смеются. Плеть рассекает воздух.
– Разве это по закону? – спрашивает Эпплтон. – Я пришел сюда, доверившись вашим правилам…
– Правил нет, – говорит Рик, но не спешит поднимать плеть. – Ты ведь был одним из нас. Разве ты не знаешь, как работает эта система?
– Все можно исправить, Рик.
– Мы всего лишь инструменты.
– Нет. Это плеть не может восстать против рук палача, а мы – люди. Разве ты хочешь делать то, что собираешься?
– Это просто служба.
– Так и кому же ты служишь: закону или людям, которые велят тебе нарушать закон?
– Я не думаю об этом.
* * *Оставив отведенный ему кабинет, Рик вышел на улицу и закурил.
– Что-то не так? – спросил Виктор Диш.
Рик не ответил. Какое-то время они молчали. По низкому ночному небу плыли рваные тучи.
– Странные настали времена, – сказал Рик. – Смутные.
– Ты имеешь в виду людей?
– Я имею в виду: не знаешь, кому служить, а кого бить плетью.
– Это война, – вздохнул Виктор.
– И за что ты воюешь? За свой журнал?
– За то, во что верю. За тех, в кого верю.
– Я верил в Эпплтона. Молился на него. Мечтал стать таким, как он, а сегодня… – Рик сплюнул себе под ноги.
– Не принимай близко к сердцу, – сказал Виктор. – Все это закончится раньше, чем ты думаешь.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе не сказали?
– Нет.
– Таких как Эпплтон нельзя судить. Они, как зараза. Прокаженные. Их нельзя оставлять в нашем обществе, иначе они заразят нас всех. Вирус проникнет в кровь и…
– Вы что хотите его убить? – опешил Рик.
– Либо мы, либо они, агент. – Они снова замолчали. – Знаешь, – сказал Виктор, решив, что в данной ситуации лучше говорить, чем молчать, – у меня есть девушка. Не в Селене. Она живет в маленьком городке и пишет книги о Земле, на которую никогда не сможет попасть. – Он закурил, убедился, что Рик слушает его. – Странные книги. Ни на что не годные. Но я никогда не говорю ей об этом. Не говорю, потому что не хочу потерять ее. Я могу лишь надеяться, что когда-нибудь она сможет понять это сама. И вот тогда я буду рядом. Но до тех пор, мне остается лишь ждать. Ждать и терпеть ее странности. Потому что я люблю ее. Понимаешь?
– Хочешь сказать, я тоже должен ждать и терпеть?
– Да, Рик. Ждать и терпеть. Потому что иногда мы не можем ничего изменить.
* * *Их было сорок. Сорок мужчин, ведомых в это утро лишь одной целью – убить Эпплтона по дороге в суд. У них было оружие. У них была злость, ненависть и решимость. Никто не направлял их, кроме собственной ярости.
– Дай нам шанс, – попросил один из них судью Дрейка, рассматривавшего дело Эпплтона. – Всего один шанс.
Судья ушел в свой кабинет и долго совещался с помощниками, после чего вышел к просителю и дал свое согласие.
– Готов ли ты молчать об этом разговоре? – спросил судья.
– Как рыба.
– Готов ли ты умереть ради своего молчания?
– Они забрали у меня все, что было.
– Значит готов. – И судья отпустил его, сообщив время и маршрут.
Дрейк вернулся домой, и сон его был крепок и спокоен. Он проснулся в шесть утра. Побрился и позавтракал. Служебный автомобиль отвез его в здание суда. Был вторник, второй день слушаний по делу Эпплтона и людей собралось еще больше чем в понедельник. Их робость сменялась любопытством. Они стояли плотной толпой, заглядывая в окна проезжающих машин, и обсуждали события прошедшего дня. Они напоминали судье несмышленых домашних питомцев, которые вдруг решили понять смысл жизни их заботливых хозяев и теперь сидели на задних лапах и заглядывали в их глаза, ища ответы на свои вопросы.
«Ничего, – подумал судья. – Скоро это все закончится». Он прошел в здание суда через черный ход и занял свое место. Когда наступило назначенное время, Эпплтона все еще не было. Судья ждал. Десять минут. Двадцать… Он успел составить текст трогательных похоронок семьям погибших агентов, сопровождавших Эпплтона по дороге в суд. Успел взволноваться отсутствием новостей и успокоиться. Собравшиеся в зале суда люди начинали недовольно шуметь.
– Прошу тишины! – сказал судья, поднимаясь со своего места. – Прошу… – Он замолчал, увидев вошедшего Рика Энина. Ни крови, ни побоев, лишь немного дорожной пыли, да помятая форма.
– Прошу прощения, судья, – сказал Рик. – Но нам в целях безопасности пришлось изменить маршрут.
– Прошу прощения, судья, – сказал Рик. – Но нам в целях безопасности пришлось изменить маршрут.
И следом за ним в зал суда вошел Савл Эпплтон. Живой и здоровый.
* * *Речь обвинителей была долгой и богатой на факты.
– Этот человек, – закончил один из них, указывая на Эпплтона, – как минимум смутьян. Он возбуждает мятежи по всему миру и предводительствует некой сектой, которая отвергает правила и общепринятые устои. К тому же, у нас есть сведения, что его люди отравили воду в центральном водохранилище нашего города неизвестным нам вирусом. Уверены, допросив его, суд сам сможет узнать глубину и неоспоримость представленных нами фактов.
– Савл? – судья перевел тяжелый усталый взгляд на бывшего агента. – Савл Эпплтон, встаньте, пожалуйста. Готовы вы защищаться или признаете выдвинутые против вас обвинения?
– Для этого я и здесь. – Эпплтон поднялся на ноги. Спина все еще болела от побоев, но он был готов говорить. Готов пройти этот путь от начала до конца.
* * *Вечер. Рик сидел в своем кабинете, ожидая, когда за ним придут.
– Почему, Рик? – спросил Виктор Диш. – Почему ты сделал это?
– Помнишь, ты говорил мне про девушку?
– Да.
– Я думаю, ты был прав. – Рик закурил, предложил сигарету Виктору. – Иногда мы не можем ничего изменить. Нам остается лишь ждать и терпеть, оставаясь верными себе и своей вере.
– Эпплтон все равно умрет, агент.
– Но не в мою смену, не на моих глазах.
Они замолчали, и лишь часы на стене, тикали, нарушая тишину и отмеряя неизбежность.
* * *Обвинители столпились вокруг стола главного судьи Феста.
– Мы должны отправить Эпплтона в Центральный суд Селены, – говорили они, вкрадчиво вглядываясь в глаза судьи. – Его должны судить здесь, а не где-то на окраинах.
– Думаю, это не важно, – сказал Фест.
– Но, ваша честь…
– Я не хочу, чтобы его кровь осталась на моих руках, – Фест смотрел на обвинителей. – Я знаю о неудавшемся покушении. – Обвинители встревожено загудели. – Завтра я сам отправлюсь в здание суда, где слушается дело Эпплтона, и лично возглавлю процесс. Пусть некоторые из ваших предводителей пойдут со мной и пусть они обвиняют этого человека, если есть за ним вина.
– Мы найдем его проступки, – пообещали обвинители.
– Только не те, которые он совершил, работая на нас, – предупредил Фест. – Иначе, судить вместе с ним придется всех нас.
* * *Среда. Третий день слушаний по делу Савла Эпплтона.
Фест занял судейское место и велел привести ответчика. Обвинители, с синими мешками под глазами от бессонных ночей, выступали один за другим, выдвигая бесчисленное количество обвинений. Предательство, мятежи, заговоры, не выполнение служебных обязанностей и даже не выплаченные налоги с тех сумм, которые люди, продавая свое имущество, приносили Эпплтону.
– Я не сделал ничего плохого против закона, – сказал Эпплтон, поднимаясь на ноги.
Фест жестом попросил у зала тишины. Они проигрывали. Они все проигрывали в этом безумном слушание. Оставалось лишь одно. Действительно, только одно…
– Хочешь ли ты пойти в Центральный суд Селены или хочешь, чтобы я судил тебя здесь, по этим обвинениям? – спросил Фест Эпплтона.
«Это война, – говорил себе судья. – Настоящая война. А на войне все средства хороши. Абсолютно все». Он посмотрел на обвинителей долгим взглядом. Он не станет собственноручно выносить Эпплтону смертный приговор, отдавая приказ, перевести его в Центральный суд Селены, зная, что по дороге подсудимый будет убит. Он даст ему право выбора, позволит самому решать свою судьбу.
– Я стою сейчас перед судом, где меня и должны судить, – сказал Эпплтон, и обвинители разочаровано выдохнули. – Я не сделал ничего дурного, и вы это знаете. Если я не прав и совершил проступок, заслуживающий смерти, я не пытаюсь избежать ее. Но если в словах обвинителей нет правды, то никто не может выдать меня им. Я требую суда нашего верховного правителя…
Эпплтон помолчал и смущенно спросил:
– Кто там сейчас стоит у власти?
* * *– Эпплтон был твоим начальником? – спросил судья Фест.
– Был, – признался Харр. – Не так давно был, но… Столько всего произошло за последнее время…
– Да, – выдохнул Фест. – Вам удалось узнать, каким образом вирус попал в кровь Клеи Райт?
Харр отрицательно покачал головой.
– Мы держим ее в отдельной камере, но она говорит только… – он прервался. – Она говорит, что прощает того, кто это сделал.
Фест тяжело вздохнул.
– Из нее мог получиться хороший правитель.
– Да, – согласился Харр.
– Ты уже принес присягу? – спросил Фест.
– Два дня назад.
– Значит, ты уже можешь возглавить процесс над Эпплтоном?
– Странно, что он все еще жив.
– Обвинители просили меня выдать его им, но я сказал, что у нас не принято выдавать обвиняемого, прежде чем он встретиться лицом к лицу с обвинителями и получит право защищаться. И неважно насколько смутные у нас сейчас времена. Закон всегда должен оставаться законом…
– Да, – согласился Харр, вспоминая Клею Райт. – И что обвинители?
– Они не доказали ни одного из преступлений, о которых я ожидал услышать. Напротив, они вели с ним какие-то непонятные споры, в которых не было совершенно никакого смысла с точки зрения закона. Признаюсь честно, я не знаю, как вести это дело.
– Поэтому ты предложил Эпплтону рассмотреть его дело в Центральном суде Селены?
– Да. Но он потребовал, чтобы его оставили там, где начался процесс, до тех пор, пока ты не встретишься с ним.
– Я встречусь, – пообещал Харр. – Завтра. Но прежде, ты кое-что должен сделать для меня.
– Все, что в моих силах…
– Оставь красноречие, – прервал его Харр. – Я не могу лично отдать распоряжение о том, чтобы освободить Клею Райт из-под стражи, но вот тебе это под силу.
– Хочешь, чтобы я…
– Нет. Просто отпусти ее и все. Пусть идет, куда хочет.
– Но… – Фест с сомнением смотрел на Харра.
– Мы не тираны, судья, – сказал Харр, глядя куда-то в пустоту. – И пусть все знают об этом.
Фест долго молчал, обдумывая услышанное, затем осторожно кивнул.
– Кажется, я понимаю твой план, – сказал он.
– Нет никакого плана, – возразил Харр. – Просто отпусти ее и все.
* * *Четверг. Четвертый день слушаний по делу Савла Эпплтона.
Здание суда украсилось флагами и какой-то незримой пышностью с появлением Харра и высокопоставленных лиц первого десятка, которые посчитали своим долгом последовать за правителем.
– Можешь говорить, – сказал Харр Эпплтону, и все присутствующие смолкли, даже обвинители и те перестали листать бесчисленные страницы своих толстых папок.
– Спасибо, – сказал Эпплтон, поднимаясь со скамьи.
Его речь началась с рассказа о молодости и жизни до нынешнего дня суда.
– Я всегда служил закону верой и правдой, – говорил Эпплтон, рассказывая о том, как преследовал и бросал в тюрьмы тех, кем сегодня был он сам. – Я наказывал их, не жалея ни сил ни времени, стараясь вынудить отказаться от их веры, и столь велика была моя ярость против них, что я отправлял своих агентов во все города, чтобы отыскали они и искоренили всех этих людей. – Эпплтон подробно рассказал о том дне, когда Гарри и Блэр пришли к нему, изменив его жизнь. – И вот я стою перед судом за надежду, которую дает нам то, что вы называете вирусом. Надежду на покой и благополучие, на мир и процветание. Надежду, которую можно увидеть в глазах каждой матери, которая смотрит на своего новорожденного ребенка. Считаете, что она думает о власти и карьере, о деньгах и богатстве? Нет. Она думает о своем ребенке и надеется, что у него будет самое светлое будущее, и ни за какие деньги и блага вы не сможете забрать у нее эту надежду. Вот о чем я говорю людям – о надежде. Она открывает им глаза и обращает их от тьмы к свету, от материального к духовному, от власти денег и разврата к чистому и непорочному, чтобы смогли они получить отпущение грехов своих и место среди тех, кто предался свету, благодаря вере в этот путь…
– Ты сумасшедший! – воскликнул Фест, хотя Эпплтон все еще продолжал говорить. – Большая ученость свела тебя с ума!
– То, что я говорю, правдиво и разумно, – возразил Эпплтон. – Харр хорошо знает дела подобного рода, и я могу свободно говорить с ним. И я уверен, что ни одно слово не ускользнуло от его внимания, ибо все это происходило на виду у всех. Харр! Веришь ли ты моим словам? Знаю, что веришь, – Эпплтон замолчал, и какая-то странная тишина повисла в зале суда.
– Думаешь, – сказал Харр, – меня так легко убедить стать одним из вас?