Квиллан мертв, а Иэн жив, подумал Гаваллан. Как и я. Как и Линбар; этот сукин сын вообще будет жить вечно… Боже милосердный, я глупею, и в голову лезут какие-то больные мысли – надо взять себя в руки. Мак и без того достаточно встревожен. Надо придумать, как выбраться из этих тисков.
– Если возникнет что-то экстренное, я передам послание через Талбота, ты сделаешь то же самое. Через несколько дней я обязательно вернусь, и к тому времени у меня уже будут кое-какие ответы. А пока я оставляю 125-й в твоем распоряжении до дальнейших указаний – Джонни может поработать курьером между нами. Это все, что я могу сейчас сделать…
* * *Дженни, которая не проронила ни слова и вежливо уклонялась от всех попыток втянуть ее в разговор, хотя и слушала их, ничего не пропуская, тоже была не на шутку встревожена. Ясно, что будущего у нас здесь нет, и я буду очень даже рада уехать – при условии, что и Дункан тоже уедет. И тем не менее мы не можем просто потихоньку удрать, поджав хвост, и позволить им украсть все плоды его труда и накопления всей жизни – это убьет его так же верно, как любая пуля. Брр! Господи, да когда же он научится делать, что ему говорят, – ему нужно было уходить на пенсию еще в прошлом году, когда шах был у власти. Мужчины! Непроходимо тупой народ, все до единого! Боже ты мой Боже! Какие же мужики все-таки идиоты!
Теперь они продвигались вперед очень медленно. Два раза им пришлось сворачивать в объезд из-за баррикад, воздвигнутых поперек улиц, – в обоих случаях баррикады охранялись вооруженными людьми, не «зелеными повязками», которые сердито махали им руками, приказывая поворачивать. Среди гор мусора, сгоревших машин и одного танка тут и там валялись тела. Собаки рылись в мусорных кучах. Один раз где-то совсем рядом началась стрельба, и они свернули в переулок, объезжая новую стычку между группировками, которые так и остались для них неизвестными. Шальная граната из ручного гранатомета врезалась в стену здания рядом с ними, но их не задела. Мак-Айвер осторожно объезжал обгоревший автобус, в очередной раз радуясь, что сумел настоять на отъезде Дженни из Ирана.
Он снова взглянул на нее в зеркало заднего вида, увидел побелевшее лицо под шляпкой, и его сердце распахнулось ей навстречу. Какая же она молодчина, с гордостью подумал он, столько мужества! Огромная молодчина, вот только упрямая, как черт. Ненавижу эту ее шляпку! Шляпы ей не идут. Когда она уже научится делать, что ей говорят, без пререканий и споров? Бедная старушка Джен, мне будет настолько легче, когда ей перестанет грозить опасность.
Перед аэропортом движение почти совсем остановилось: сотни машин, битком набитых людьми, много европейцев, мужчин, женщин, детей, которые ринулись сюда в ответ на слухи о том, что аэропорт открыли; взбешенные «зеленые повязки» поворачивают всех назад; к деревьям и стенам прибиты наспех сделанные объявления на фарси и корявом английском: АЭРПОРТ ЗАПРИСЧЕН ПОКА. АЭРПОРТ ОТКРЫТЫЙ В ПОНЕДЕЛЬНИК – ЕСЛИ БЕЛЕТ И МОЖНО НА ВЫЕЗД.
У них ушло полчаса на то, чтобы уговорить охранников пропустить их. Именно Дженни в конце концов удалось этого добиться. Как и большинство домохозяек, которым приходилось ходить по лавкам, общаться со слугами и решать множество вопросов повседневной жизни, она немного говорила на фарси, – и хотя всю дорогу до аэропорта она проделала молча, здесь она нагнулась вперед и приятным голосом сказала одному из «зеленых повязок» несколько слов. Их тут же пропустили.
– Боже мой, Джен, это чудо какое-то, – удивился Мак-Айвер. – Что ты сказала этому ублюдку?
– Энди, – высокомерно ответила Дженни, – пожалуйста, передай мистеру Мак-Айверу, что я сказала им, что у мистера Мак-Айвера подозрение на черную оспу и его срочно высылают из страны.
Новые «зеленые повязки» стояли у ворот, которые вели на грузовую территорию, где находился их офис, но на этот раз больших проблем не возникло: их явно ожидали. 125-й уже стоял на полосе в окружении вооруженных «зеленых повязок» и грузовиков. Двое «зеленых повязок» на мотоциклах махнули Мак-Айверу рукой, чтобы он следовал за ними, и с ревом понеслись вперед по бетонной площадке.
– Почему вы так поздно? – раздраженно встретил их мулла Тегерани, спускаясь по трапу 125-го; два вооруженных революционера шли за ним следом. И Гаваллан, и Мак-Айвер отметили, что он был в новых очках. За стеклом кабины мелькнуло лицо Джона Хогга; один из охранников стоял на верхних ступенях трапа с автоматом наперевес. – Самолет должен взлететь немедленно. Почему вы опоздали?
– Просим простить нас, ваше превосходительство, пробки на дорогах… Иншаллах! Извините нас, – осторожно проговорил Мак-Айвер. – Как я понял со слов капитана Лейна, ваша работа для аятоллы, да живет он вечно, прошла удовлетворительно?
– Времени было недостаточно, чтобы завершить мою работу полностью. На все воля Бога. Э-э… необходимо будет полететь еще раз завтра. Подготовьте все, пожалуйста. На девять часов утра.
– С удовольствием. Вот манифест с указанием пассажиров. – Мак-Айвер протянул ему документ.
В списке значились Гаваллан, Дженни и Армстронг. Армстронг был указан как сотрудник компании, отправляющийся в отпуск.
Тегерани на этот раз без труда прочел бумагу, он был в явном восторге от новых очков.
– Где он, этот Армстронг?
– О, я полагал, что он уже на борту.
– В самолете никого нет, кроме экипажа, – раздраженно бросил мулла; огромное удовольствие четко видеть все вокруг пересиливало нервозность, которую он испытывал от того, что дал разрешение на посадку этого самолета. Но он был рад, что согласился на это, очки были даром Бога, и пилот пообещал привезти ему еще одну пару на следующей неделе в качестве запасной, а потом еще одну специально для чтения… О, Бог велик. Бог велик, хвала Аллаху, что он поместил эту мысль в голову пилота и что он позволил мне видеть так хорошо. – Самолет должен вылететь немедленно.
– Мистер Армстронг обычно не опаздывает, ваше превосходительство, – нахмурившись, произнес Гаваллан. Ни он, ни Мак-Айвер не виделись с Армстронгом со вчерашнего дня; на квартиру к Мак-Айверу прошлой ночью он тоже не пришел. Талбот сегодня утром пожал плечами, сообщив, что Армстронг задержался, но беспокоиться не о чем, в аэропорт он прибудет вовремя. – Может быть, он ждет в конторе, – заметил Гаваллан.
– В конторе нет никого, кому там быть не положено. Самолет вылетает немедленно. Ждать не будет. Пожалуйста, поднимайтесь на борт! Самолет взлетает немедленно.
– Отлично, – сказал Гаваллан. – На все воля Бога. Кстати, мы бы хотели получить разрешение на посадку для 125-го на субботу и разрешение для 206-го на перелет в Тебриз завтра. – С большой официальностью он протянул мулле аккуратно заполненные требования.
– Э-э… 125-й может вернуться, но никаких полетов в Тебриз. Может быть, в субботу.
– Но, ваше превосходительство, разве вы не…
– Нет, – отрезал мулла, чувствуя на себе взгляды «зеленых повязок». Он приказал грузовику, блокировавшему взлетно-посадочную полосу, отъехать в сторону, посмотрел на Дженни, выбиравшуюся из машины, и одобрительно кивнул. Гаваллан и Мак-Айвер с удивлением увидели, что она убрала волосы под шарф, прикрепленный к ее шляпке, так, что их совершенно не было видно, и, в сочетании с ее длинным пальто, создавалось впечатление, что она носит чадру. – Пожалуйста, проходите в самолет.
– Благодарю вас, ваше превосходительство, – ответила она на хорошем фарси, проведя все утро в неустанных репетициях со словарем, и с необходимой, точно выверенной долей серьезности, – но я, с вашего позволения, останусь. Мой муж не так здоров на голову, как следовало бы, но вы, будучи человеком большого ума, вы поймете, что, хотя жена не может идти против воли своего мужа, записано, что даже сам Пророк нуждался, чтобы о нем было кому заботиться.
– Верно, верно, – сказал мулла и задумчиво посмотрел на Мак-Айвера. Мак-Айвер озадаченно уставился на него в ответ, ничего не понимая. – Оставайтесь, если вам угодно.
– Благодарю вас, – ответила Дженни с большим почтением. – Тогда я останусь. Благодарю вас, ваше превосходительство, за ваше согласие и за вашу мудрость. – Она спрятала торжествующую улыбку, поздравляя себя с удавшейся хитростью, и сказала на английском: – Дункан, мулла Тегерани согласен с тем, что мне следует остаться. – Она увидела, как его глаза поехали к носу, и торопливо добавила: – Я подожду в машине.
Мак-Айвер вырос перед ней.
– Садись, черт меня подери, в эту пичугу, – произнес он, – или я, черт меня подери, сам тебя туда засуну.
– Не говори глупостей, Дункан, дорогой мой! – В ее голосе было столько заботы. – И не кричи, это очень вредно для твоего давления. – Она увидела направившегося к ним Гаваллана, и часть ее уверенности покинула ее. Ее окружали грязный снег, и мрачное небо, и угрюмые юноши, пялившиеся на нее с разинутым ртом. – Ты же знаешь, что я просто влюблена в эту страну, – сказала она с яркой улыбкой, – как я могу отсюда уехать?
– Ты… ты, черт меня подери, поедешь сейчас же и… – Мак-Айвер был так зол, что едва мог говорить, и на секунду Дженни испугалась, что зашла слишком далеко.
– Я уеду, если ты уедешь, Дункан. Прямо сейчас. Я никуда, повторяю, никуда не поеду без тебя, и если ты попробуешь заставить меня силой, я подниму такой тарарам, что 125-й и весь аэропорт вместе с ним взлетят до небес! Энди, объясни этому… этому человеку! О, я знаю, что вы вдвоем сумеете затащить меня на борт, но если вы это сделаете, вы оба потеряете лицо совершенно и навсегда, а я вас слишком хорошо знаю! Энди!
Гаваллан расхохотался.
– Мак, тебе каюк!
Несмотря на всю свою злость, Мак-Айвер рассмеялся вместе с ним, а мулла, наблюдавший и слушавший эту сцену, пораженно покачал головой, удивляясь невозможным выходкам этих неверных.
– Джен, ты… ты планировала это с самого начала, – запинаясь от возмущения, выговорил Мак-Айвер.
– Кто? Я? – Она была сама невинность. – Как ты мог такое подумать!
– Хорошо, Джен, – сказал Мак-Айвер; его челюсть по-прежнему сердито выпирала вперед. – Хорошо, ты победила, но ты не просто потеряла лицо, ты потеряла и хвост.
– На борт! – приказал мулла.
– Как быть с Армстронгом? – спросил Мак-Айвер.
– Ему известны правила и время. – Гаваллан обнял Дженни и пожал руку Мак-Айверу. – До скорой встречи и берегите себя.
Он двинулся к самолету, машина поднялась в воздух, и весь долгий путь до главного управления компании ни Дженни, ни Дункан не замечали течения времени. Оба были глубоко погружены в свои мысли.
– Ты – хорошая женщина, Джен, – сказал он, едва они остались наедине, – но я тебя не прощаю.
– Да, Дункан, – смиренно произнесла она, как и подобает хорошей жене – время от времени.
– Я, черт подери, не прощаю тебя совершенно.
– Да, Дункан.
– И оставь эти свои «да Дункан» при себе! – Некоторое время он вел машину молча, потом сказал угрюмо: – Я бы предпочел, чтобы ты была в безопасности в Эль-Шаргазе, но я рад, что ты осталась.
Она ничего не ответила, мудрая женщина. Только улыбнулась. И положила руку ему на колено. Оба теперь ощущали в душе покой и умиротворение.
Поездка снова получилась отвратной, с многочисленными объездами, стрельбой невдалеке, трупами, собаками, толпами обозленных иранцев, кучами мусора – улицы не чистили уже несколько месяцев, джубы давно были забиты отбросами. Ночь опустилась быстро, и стало намного холоднее. Случайные автомобили и набитые людьми армейские грузовики с ревом проносились мимо, нимало не заботясь о безопасности движения.
– Ты не устал, Дункан? Хочешь, я поведу?
– Нет, спасибо, я в порядке, – ответил он, чувствуя огромную усталость; он был очень рад, когда много времени спустя они свернули на свою улицу, темную и зловещую, как все остальные; единственными горящими окнами на ней были окна их офиса на верхнем этаже. Мак-Айвер предпочел бы оставить машину на улице, но он был уверен, что, вернувшись, он найдет топливный бак пустым, несмотря на то что крышка запиралась на замок, если сама машина вообще окажется на месте. Он въехал в их гараж, запер машину, запер гаражную дверь, и они по лестнице поднялись наверх.
Чарли Петтикин встретил их на лестничной площадке с бледным, встревоженным лицом.
– Привет, Мак. Слава Богу, ты… – Тут он увидел Дженни и осекся. – О, Дженни! Что… что случилось? 125-й что, так и не прилетел?
– Прилетел, – ответил за нее Мак-Айвер. – Черт возьми, что тут у вас стряслось?
Петтикин закрыл за ними дверь кабинета, бросил взгляд на Дженни, которая сказала устало:
– Ладно, я пошла в туалет.
Боже всемогущий, подумала она, все это так чертовски глупо, неужели они никогда не поумнеют? Дункан расскажет мне все сразу же, как только мы окажемся вдвоем, так что я все равно все узнаю, а для меня гораздо предпочтительнее было бы услышать все из первоначального источника. Она устало направилась к двери.
– Нет, Джен, – произнес Мак-Айвер, и она остановилась, пораженная. – Ты решила остаться, так что… – Он пожал плечами. Она видела, что в нем что-то изменилось, и не знала, было это хорошо или плохо. – Выкладывай, Чарли.
– Руди вышел на связь по высокочастотке меньше получаса назад. – Торопливо заговорил Петтикин. – НВС сбит перехватчиком, расстрелян и взорвался в воздухе, выживших нет, то…
Дженни и Мак-Айвер побелели как мел.
– О боже! – Она нашарила рукой спинку кресла.
– Я не понимаю, что происходит, – беспомощно продолжал Петтикин. – Это безумие какое-то, как в дурном сне, только Том Локарт уцелел, он сейчас в Бендер-Деламе с Руди. Он…
Мак-Айвер вернулся к жизни.
– Том в порядке? – выдохнул он. – Он выбрался?
– Никто не может выбраться из вертолета, который «взорвался в воздухе». Получается вообще какая-то ерунда, если только это все не прикрытие. Том отвозил запчасти, никаких пассажиров у него не было, но этот офицер, он сказал, что в вертолете было полно народу, а Руди сказал: «Передай мистеру Мак-Айверу, что капитан Локарт вернулся из отпуска». Я даже с ним разговаривал!
Мак-Айвер уставился на него разинув рот.
– Ты разговаривал с ним? Он в порядке? Ты уверен? Из какого еще отпуска, черт подери?
– Понятия не имею, но я с ним разговаривал. Он подошел к микрофону.
– Погоди минутку, Чарли. Как Руди вышел на нас? Он в Ковиссе?
– Нет, он сказал, что говорит из диспетчерского центра Абадана.
Мак-Айвер пробормотал себе под нос непристойное ругательство, испытывая огромное облегчение, что Локарт жив, и одновременно ужасаясь тому, что случилось с Валиком и его семьей. Полно народу? Их должно было быть там всего четверо! В голове роилось полсотни вопросов, на которые ему требовался немедленный ответ, и он понимал, что выхода из ловушки, в которую угодили они с Томом, нет. Ни одной живой душе, кроме Гаваллана, он не рассказывал о настоящем задании Локарта и о дилемме, перед которой встал сам, давая разрешение на полет.
– Давай-ка обо всем сначала и по порядку, Чарли, в точности как было. – Мак-Айвер взглянул на жену, которая стояла замерев. – Ты хорошо себя чувствуешь, Джен?
– Да-да. Я… пойду приготовлю чайку. – Обоим мужчинам ее голос показался очень высоким и слабым, и она прошла на маленькую кухоньку.
Петтикин, дрожа, присел на край стола.
– Насколько точно я запомнил, Руди сказал следующее: «У меня здесь офицер из иранских ВВС и я должен официально знать…» Потом другой голос заговорил по громкой связи: «Говорит майор Казани, служба разведки ВВС! Я требую немедленного ответа. НВС 212 принадлежит компании S-G или нет?» Чтобы выиграть время, я сказал: «Погодите минутку, я найду папку». Я подождал, надеясь, что Руди мне что-нибудь подскажет, но ничего не услышал, поэтому решил, что информацию дать можно. «Да», говорю, «ЕР-НВС – один из наших 212-х». Руди тут же взорвался и разразился такой руганью, какой я от него раньше никогда не слышал, а потом сказал что-то вроде: «Клянусь Богом, это ужасно, потому что НВС попытался удрать в Ирак, и иранские ВВС совершенно правильно сбили этот вертолет, разнесли его и всех, кто в нем был, к чертям собачьим, чего они и заслуживали… кто, черт подери, его пилотировал, и кто, черт подери, был на борту?!» – Петтикин смахнул со лба ручеек пота. – Наверное, я и сам выругался, немножко расклеился, точно даже не помню, Мак, потом сказал что-то вроде: «Это ужасно! Погоди… я возьму журнал полетов», надеясь из последних сил, что мой голос звучал более-менее нормально. Я взял журнал, увидел зачеркнутое имя Ноггера Лейна и рядом приписку «болен», потом имя Тома Локарта и твою подпись, разрешающую выполнение чартерного рейса. – Он беспомощно посмотрел на Мак-Айвера – Было ясно, что Руди не хотел, чтобы я называл Тома, поэтому я просто сказал: «Согласно нашему журналу вертолет никому не приписан для выполнения рейса…»
Мак-Айвер побагровел.
– Но если ты ска…
– Это было лучшее, что я смог придумать на тот момент, черт возьми. Я сказал: «Вертолет никому не приписан для полета». Руди опять начал чертыхаться, но мне показалось, что голос у него теперь звучал по-другому, с каким-то облегчением, что ли. «Черт подери, о чем вы говорите?» – сказал он.
«Я просто говорю вам, капитан Лутц, что согласно нашим записям в журнале полетов, НВС по-прежнему находится в ангаре в Дошан-Таппехе. Если его там нет, его, должно быть, угнали», – говорю я, предполагая, что голос мой прозвучал убедительно. Мак, я шарил наугад, я и до сих пор не знаю, в чем тут проблема. Потом этот другой голос сказал: «Этот вопрос будет немедленно передан наверх по инстанциям. Я требую, чтобы вы немедленно предоставили ваш журнал с записями разрешений на полеты в мое распоряжение». Я ему говорю, хорошо, куда вам его прислать. Это его немного сбило с толку, потому что, конечно же, мы никак не могли бы предоставить ему журнал немедленно. В конце концов, он сказал, чтобы мы сохраняли все наши записи в неприкосновенности, а указания нам пришлют позже. Потом к микрофону подошел Том и сказал что-то вроде: «Капитан Петтикин, пожалуйста, передайте мистеру Мак-Айверу мои извинения за опоздание из отпуска, но из-за снегопадов я оказался запертым в деревеньке к югу от Керманшаха. Я прибуду сразу же, как только смогу». – Петтикин выдохнул, бросил взгляд на Дженни, потом опять на Мак-Айвера. – Вот и все. Больше ничего. Ну, и что вы думаете?