После чего меня убьют на следующий же день, пока танки будут с грохотом ползти через границу, сказал себе Абдолла-хан безо всякой обиды. О нет, мой милый друг, залив – слишком большой соблазн даже для тебя.
– Это замечательная мысль, – искренне согласился он, – но мне понадобится время. А пока могу я рассчитывать также на то, что коммунистическая Туде повернет свое оружие против повстанцев?
Улыбка на лице Петра Мзитрюка осталась той же, но что-то поменялось в выражении глаз.
– Для Туде было бы странным напасть на своих сводных братьев. Исламо-марксизм имеет много последователей среди интеллектуалов-мусульман – я слышал, даже ты их поддерживаешь.
– Я согласен, что в Азербайджане необходимо поддерживать некое равновесие. Но кто приказал левым захватить летное поле? Кто приказал им напасть на наш железнодорожный вокзал и сжечь его? Кто приказал взорвать нефтепровод? Ясно, что не кто-то из разумных людей. Я слышал, это был мулла Махмуд из мечети Хаджста. – Он внимательно вглядывался в Петра. – Один из ваших.
– Никогда о нем не слышал.
– А, – произнес Абдолла-хан с напускной веселостью, не веря ему. – Я рад, Петр, потому что это лже-мулла, он даже не истинный исламо-марксист, просто подстрекатель. Это он напал на базу Йокконена. К сожалению, на его стороне пять сотен бойцов, таких же недисциплинированных. И деньги неизвестно откуда. И помощники вроде Федора Ракоци. Что это имя означает для тебя?
– Немного, – тут же ответил Петр, и улыбка, и голос его не изменились, он был слишком умен, чтобы избежать ответа на этот вопрос. – Инженер-нефтепроводчик из Астары на границе, один из наших советских мусульман, который, как полагают, вступил в моджахеды в качестве борца за свободу, безусловно, без какого-либо разрешения или одобрения.
Лицо Петра оставалось бесстрастным, но про себя он ругался последними словами; ему хотелось кричать. Сын, мой сын, неужели ты нас предал? Тебе было поручено шпионить, проникнуть в ряды моджахедов и вернуться с информацией, и все! И в этот раз тебя послали попытаться завербовать этого финна, потом отправиться в Тегеран и там мобилизовать студентов университета, а не объединяться с этим муллой, этой бешеной собакой, и не нападать на аэродромы или расстреливать какую-то мразь возле дороги. Ты что, с ума сошел? Тупой идиот, а если бы тебя ранили и ты бы попался? Сколько раз я говорил тебе, что они – и мы – способны со временем расколоть кого угодно, выпотрошить из него или из нее все секреты? Глупо так рисковать! Финн временно важен, но не настолько, чтобы не подчиняться приказам, рисковать своим будущим, будущим своего брата – и моим!
Если сын под подозрением, под подозрением и его отец. Если под подозрением отец, под подозрением вся семья. Сколько раз я говорил тебе, что КГБ работает по правилам, уничтожает тех, кто не подчиняется правилам, кто думает сам, идет на риск и превышает инструкции.
– Этот Ракоци значения не имеет, – ровно произнес он. Спокойно, приказал он себе, начиная про себя свою литанию. Тревожиться не о чем. Ты знаешь слишком много секретов, чтобы тебя могли тронуть. Как и мой сын. Он хороший сотрудник, они наверняка ошибаются на его счет. Он прошел многократные проверки, проведенные тобой и другими экспертами. Ты в безопасности. Ты силен, твое здоровье с тобой, ты можешь избить и взять эту маленькую красавицу Азадэ и при этом изнасиловать Вертинскую в тот же день. – Значение имеет то, что ты – фокусная точка всего Азербайджана, мой друг, – сказал он тем же успокаивающим тоном. – Ты получишь всю необходимую тебе поддержку, и твои взгляды на исламских марксистов достигнут нужного источника. Равновесие, которое тебе требуется, ты получишь.
– Хорошо, я буду на это рассчитывать, – сказал хан.
– Тем временем, – продолжил Мзитрюк, возвращаясь к главной причине своего неожиданного визита сюда. – Как быть с тем британским капитаном? Ты сможешь нам помочь?
Позавчера у себя дома под Тбилиси он получил сверхсекретный и сверхсрочный телекс из Центра, в котором ему сообщали, что тайный пункт радиолокационного наблюдения ЦРУ на северном склоне Сабалана был взорван диверсантами как раз перед тем, как туда прибыли дружественные местные команды, посланные забрать оттуда все шифровальные книги, шифровальные машины и компьютеры. «Немедленно проведите личную встречу с Иванычем» – говорилось далее в телексе, используя конспиративное имя Абдоллы-хана. – «Сообщите ему, что диверсантами были британцы – капитан и два гуркхи – и агент ЦРУ, американец Роузмонт (кодовое имя Абу Курд), проводником у которых был один из наших наемников, убитый ими до того, как он успел привести их в засаду. Один солдат и агент ЦРУ были убиты во время побега, и двое уцелевших диверсантов, как предполагается, движутся в сторону сектора Иваныча – договоритесь с ним о сотрудничестве. Секция 16/а. Подтвердите получение». Команда «Секция 16» означала: данный человек или люди являются противником первоочередной важности, их необходимо перехватить, задержать и доставить для допроса любыми необходимыми средствами. Добавленное «/а» означало: если это невозможно осуществить, они должны быть уничтожены в обязательном порядке.
Мзитрюк пригубил водки, ожидая.
– Мы были бы признательны за помощь.
– Моя помощь всегда в вашем распоряжении, – сказал Абдолла. – Но найти в Азербайджане двух опытных диверсантов, которые к этому времени уже наверняка переоделись под местных жителей, почти невозможно. У них обязательно будут конспиративные дома, куда они могут обратиться, – в Тебризе есть британское консульство, – и в горах есть десятки путей, которые выведут их к Тебризу, минуя нас. – Он встал, подошел к окну и долго смотрел в него. Отсюда ему был виден 206-й, стоявший на переднем дворе под охраной. День все еще был безоблачным. – Если бы я руководил этой операцией, я бы притворился, что направляюсь в Тебриз, но потом я вернулся бы назад и выбрался из гор через Каспий. Как они пробрались сюда?
– Каспий. Но их выследили на этом пути. Два тела были найдены в снегу, и следы двух остальных ведут в этом направлении.
Провал Сабаланской операции вызвал дрожь гнева по всей цепочке до самого верха. То, что столько сверхсекретного оборудования ЦРУ находилось так близко, совсем под рукой, много лет служило магнитом для попыток тайного приобретения и проникновения. За последние две недели информация о том, что некоторые из пунктов радиолокационного наблюдения были эвакуированы, но не уничтожены при спешном отступлении и панике, которую они помогали сеять, подталкивала «ястребов» к тому, чтобы действовать немедленно, большими силами. Мзитрюк, старший советник в этом регионе, рекомендовал осторожность: использовать местные, а не советские группы, чтобы не вызвать враждебность Абдоллы-хана – его уникального связного и ценнейшего агента, – и избежать риска возникновения международного инцидента.
– Совершенно неразумно рисковать и провоцировать конфронтацию, – говорил он, следуя правилам и своему тайному плану. – Чего мы добьемся немедленными действиями, и это при условии, что нам не скормили дезинформацию и Сабалан не является одной большой миной-ловушкой, что возможно? Получим несколько шифровальных книг, которые у нас уже, может быть, есть, а может быть, нет. Что же касается новейших компьютеров, вся наша операция «Затопек» полностью контролирует решение этого вопроса.
Речь шла о крайне противоречивой и инновационной тайной операции КГБ – названной именем чешского бегуна на длинные дистанции, – запущенной в 1965 году. С начальным бюджетом в десять миллионов американских долларов, выделенных из крайне скудных твердовалютных запасов, операция «Затопек» должна была наладить постоянное поступление самых современных и лучших западных технологий посредством простых коммерческих закупок через сеть подставных компаний, а не традиционным и очень дорогостоящим методом краж и шпионажа.
«Эти деньга – ничто в сравнении с тем, что мы выигрываем, – гласил его сверхсекретный первоначальный доклад в Центр, когда он впервые вернулся с Дальнего Востока в 64-м. – Есть десятки тысяч продажных бизнесменов и просто попутчиков, которые продадут нам все самое лучшее и современное, если смогут на этом заработать. Прибыль, которая будет огромной для одного человека, для нас окажется пустяковым расходом, потому что мы сэкономим миллиарды на научных исследованиях и опытно-конструкторских разработках, миллиарды, которые мы сможем потратить на наш военно-морской флот, военно-воздушные силы и армию. И, что столь же важно, мы сэкономим годы тяжелого, кропотливого труда и неудач. Почти бесплатно мы сможем оставаться наравне со всем, что произведут на свет их умы. Несколько долларов, переданных под их прогнившим прилавком, принесут нам все их сокровища».
Петр Мзитрюк наполнился теплым светом изнутри, когда вспомнил, как был принят его план, хотя – что было естественно и правильно – его руководство представило эту идею как свою собственную, так же как и он перенял ее у одного из своих глубоко законспирированных агентов в Гонконге, француза по имени Жак де Виль, работавшего в большом конгломерате «Струанз», который открыл ему глаза: «Американский закон не запрещает продавать технологии во Францию или Западную Германию или дюжину других стран, и законы этих стран не запрещают какой-либо компании поставлять ее в другие страны, где не действуют швейцарские законы против продажи товаров Советскому Союзу. Бизнес есть бизнес, Григорий, и на деньгах весь мир держится. Через одну только компанию Струана мы могли бы поставлять вам тонны оборудования, которое США запретили вам продавать. Мы же обслуживаем Китай – почему бы и не вас тоже? Григорий, вы, моряки, ничего не смыслите в бизнесе…»
Петр Мзитрюк наполнился теплым светом изнутри, когда вспомнил, как был принят его план, хотя – что было естественно и правильно – его руководство представило эту идею как свою собственную, так же как и он перенял ее у одного из своих глубоко законспирированных агентов в Гонконге, француза по имени Жак де Виль, работавшего в большом конгломерате «Струанз», который открыл ему глаза: «Американский закон не запрещает продавать технологии во Францию или Западную Германию или дюжину других стран, и законы этих стран не запрещают какой-либо компании поставлять ее в другие страны, где не действуют швейцарские законы против продажи товаров Советскому Союзу. Бизнес есть бизнес, Григорий, и на деньгах весь мир держится. Через одну только компанию Струана мы могли бы поставлять вам тонны оборудования, которое США запретили вам продавать. Мы же обслуживаем Китай – почему бы и не вас тоже? Григорий, вы, моряки, ничего не смыслите в бизнесе…»
Мзитрюк улыбнулся про себя. В те дни он был известен как Григорий Суслев, капитан небольшого советского торгового судна, курсировавшего между Владивостоком и Гонконгом, – его прикрытие на сверхсекретной работе в качестве заместителя резидента по Азии в Первом управлении КГБ.
За годы, прошедшие после 64-го, когда я впервые предложил эту схему, с гордостью думал он, при общих затратах на сегодняшний день в восемьдесят пять миллионов долларов операция «Затопек» сэкономила матушке-России миллиарды и обеспечила постоянный, неуклонно растущий приток разработанных в НАСА, Японии и Европе технических новинок, чудес электроники, оборудования, программного обеспечения, планов, роботов, чипов, микросхем, лекарственных препаратов и прочих всевозможных волшебных штуковин, которые можно было воспроизводить и тиражировать в свое удовольствие, – на оборудовании, разработанном тем же самым противником и приобретенным и оплаченным из ссуд, которые они нам предоставляют и которые мы не собираемся возвращать. Какие же они дураки!
Он едва не рассмеялся вслух. Что еще важнее, операция «Затопек» дает мне возможность продолжать свободно действовать и маневрировать в этом регионе так, как я считаю нужным, играть в большую игру, которую эти тупые британцы выпустили из рук.
Он смотрел на Абдоллу-хана, стоящего у окна, терпеливо ожидая, когда тот решит, какую услугу ему попросить в обмен на поимку диверсантов. Давай, Толстопуз, угрюмо думал он, называя Абдоллу тайным прозвищем, которое он для него придумал, мы оба знаем, что ты можешь поймать этих сукиных детей, если захочешь – если они еще в Восточном Азербайджане.
– Я сделаю что смогу, – произнес Абдолла-хан, все так же стоя спиной к нему, и Мзитрюку не пришлось прятать улыбку. – Если мне удастся перехватить их, что тогда, Петр?
– Сообщи Чимтарге. Он все организует.
– Очень хорошо. – Абдолла-хан кивнул сам себе и вернулся на ковер и подушки. – Значит, об этом договорились.
– Спасибо, – ответил Петр с большим удовлетворением. Подобная окончательность в тоне Абдоллы-хана сулила быстрый успех.
– Этот мулла, о котором мы говорили, Махмуд, – сказал хан, – он очень опасен. И эта его банда головорезов. Мне думается, они угроза для всякого. Туде следует получить указание разобраться с ним. Тайно, разумеется.
Мзитрюк спрашивал себя, сколько известно Абдолле-хану об их тайной поддержке Махмуда, одного из их лучших и наиболее фанатичных новообращенных.
– Туде должна охраняться, и их друзья тоже. – Он увидел мгновенно промелькнувшее раздражение, поэтому пошел на компромисс и тут же добавил: – Возможно, этого человека могли бы перевести в другое место и заменить. Общий раскол и братоубийство будет только на руку врагу.
– Этот мулла на самом деле лже-мулла, он ни во что искренне не верит.
– Тогда он должен исчезнуть. Быстро. – Петр Мзитрюк улыбнулся, Абдолла-хан – нет.
– Очень быстро, Петр. Навсегда. А его группа распущена.
Цена была высокой, но секция 16/а давала ему достаточные полномочия.
– Почему бы и не быстро и не навсегда, раз ты говоришь, что это необходимо? Я согласен… э-э… передать твою рекомендацию далее. – Мзитрюк улыбнулся, и на этот раз Абдолла-хан улыбнулся вместе с ним, столь же удовлетворенный.
– Я рад, что мы договорились, Петр. Становись мусульманином ради своей бессмертной души.
Петр Мзитрюк рассмеялся.
– Со временем. А пока становись коммунистом ради своих земных удовольствий.
Хан рассмеялся, наклонился вперед и наполнил рюмку Петра.
– Я не смогу уговорить тебя остаться на несколько дней?
– Нет, но спасибо. Когда мы поедим, думаю, я отправляюсь в обратный путь домой. – Улыбка стала шире. – У меня много дел.
Хан был очень доволен. Значит, теперь я могу забыть об этом надоедливом мулле и его банде, и еще один гнилой зуб будет вырван. Но мне интересно, что бы ты сделал, Петр, если бы узнал, что твои диверсанты, капитан и солдат, находятся на другом краю моего поместья, ожидая безопасного прохода дальше? Но куда? В Тегеран или к тебе? Я еще не решил.
О, я знал, что ты придешь ко мне молить о помощи, почему же еще я стал бы держать их здесь целыми и невредимыми, почему еще я бы встретился с ними два дня назад в Тебризе и тайком привел их сюда, как не для тебя? Может быть. Жаль, что Вьена Роузмонта убили, он был полезен. Даже после смерти информация и предупреждение, содержавшиеся в коде, который он передал капитану для меня, были более чем полезны. Его будет трудно заменить.
Да, но также верно и то, что если ты принимаешь услугу, ты должен и вернуть услугу. Этот неверный Эрикки – всего одна такая. Он позвонил в колокольчик, и когда появился слуга, хан приказал:
– Скажи моей дочери Азадэ, что она присоединится к нам за столом.
ГЛАВА 33
Тегеран. 16.17. Жан-Люк Сессон ударил бронзовой колотушкой на двери квартиры Мак-Айвера. Рядом с ним стояла Сайада Бертолен. Теперь, когда они были не на улице и одни, он накрыл ладонью ее грудь и поцеловал ее.
– Обещаю, мы тут недолго, потом назад в постель!
Она рассмеялась.
– Хорошо.
– Ты заказала ужин во Французском клубе?
– Разумеется. У нас еще много времени!
– Да, chérie.
На нем был элегантный плащ из плотной ткани, наброшенный поверх его летной формы. Перелет из Загроса получился нелегким, никто не отвечал на его частые радиовызовы, хотя эфир был переполнен возбужденными голосами, говорившими на фарси, которого он не понимал.
Он держался на предписанной правилами высоте и сделал стандартный заход на посадку в международном аэропорту Тегерана. По-прежнему никто не отвечал на его запросы по радио. «Колдун» был наполнен и показывал сильный боковой ветер. На площадке перед зданием вокзала стояли четыре огромных «боинга» вместе с несколькими другими лайнерами, от одного из которых остался лишь выгоревший остов. Он увидел, что на некоторые из них производилась посадка, самолеты были окружены слишком большим количеством людей – мужчин, женщин, детей, – никакого порядка не поддерживалось, передний и задний трапы в салон были опасно перегружены людьми, повсюду валялись брошенные чемоданы и сумки. Он не заметил ни полицейских, ни регулировщиков движения, как не было их и на другом конце терминала, где все подъездные дороги были запружены вплотную стоящими автомобилями. Все парковочное пространство было заполнено, тем не менее новые машины постоянно пытались пролезть на стоянку; боковые дорожки были забиты людьми с чемоданами.
Жан-Люк возблагодарил Бога за то, что был в вертолете, а не пришел сюда пешком, и без всяких затруднений приземлился на близлежащем летном поле Гелег-Морги, отогнал 206-й на ночь в ангар S-G и с помощью десятидолларовой купюры организовал себе немедленный переезд в город. Первую остановку он сделал в представительстве компании «Шлумбергер», где договорился о вылете в Загрос с их специалистами завтра на рассвете. Потом он поехал на квартиру к ней. Сайада была дома. Как всегда, первый раз после долгой разлуки был немедленным, полным нетерпения, грубости, эгоизма, и закончился обоюдным взрывом.
Он познакомился с ней на рождественской вечеринке в Тегеране год два месяца и три дня назад. Он отчетливо помнил тот вечер. В комнате было полно гостей, но, едва приехав, он увидел ее так, словно комната была пустой. Она была одна, с бокалом в руке, в белом облегающем платье.
– Vous parlez français, madame?[47] — спросил он, ошеломленный ее красотой.
– Извините, мсье, всего несколько слов. Я бы предпочла английский.
– Тогда по-английски: я ужасно рад познакомиться с вами, но передо мной стоит дилемма.
– О? Какая же?
– Я хочу немедленно заняться с вами любовью. – А?
– Вы – воплощенная мечта… – По-французски это звучало бы гораздо лучше, ну да ладно, подумал он. – Я искал вас целую вечность, и мне просто необходимо заняться с вами любовью, вы так желанны.