– А черт его знает! Думаю, душевнобольной. Утверждает, что оживил Картошкина.
– Вот даже как?! – Плацекин засмеялся. – Он, что же, колдун, типа покойного Лонго?
– Не до шуток, Миша. Факт смерти Картошкина установила я. И свидетельство о смерти выписала тоже я.
– И что?
– А то! Шум может начаться. В газете напишут. Сафронов и так уже с меня «стружку снимал». Как, мол, могла… опытный врач… и все такое.
– Ну а этот Александр Александрович, он кто такой?
– Я его не знаю. Похоже, не местный. Но явно у него «не все дома». Вот и пошли своих орлов, пускай проверят документы, а потом под каким-нибудь предлогом арестуют и закроют в каталажку. Если этот мужик действительно сумасшедший, тогда с меня взятки гладки. Налицо проявление невроза или чего-то вроде этого.
Не совсем уловивший логические построения своей супруги, Плацекин поинтересовался:
– Может быть, и Картошкина прихватить?
– Нет, его пока не трогай. Там еще эти близнецы…
– Семякины?
– Они самые.
– Х-м. Вся бражка в сборе.
– Вот-вот. Но они опасности не представляют, а вот этот мужик…
Если бы только Людмила Сергеевна Плацекина могла предположить дальнейшее развитие событий, она бы не стала науськивать мужа на неизвестного ей гражданина.
Через пятнадцать минут со двора городского управления милиции выехал «газик», в котором находилось трое стражей правопорядка в звании сержантов. Они получили команду отправиться в дом к Картошкину и забрать находившегося там человека в джинсовом костюме, называющего себя Александром Александровичем.
На этот раз возле картошкинского подворья слонялось гораздо больше людей, чем во время приезда «Скорой помощи». Увидев милицию, они загомонили, не понимая, что те собираются делать.
Растолкав праздношатающихся, сержанты проследовали в дом, отодвинули могучими плечами Дарью Петровну, путавшуюся у них под ногами, и вошли в комнату. Завтрак давно закончился. Теперь присутствующие сидели на продавленном диване, а некоторые просто на полу и таращились в экран черно-белого телевизора, на котором беззвучно скакали мультяшные персонажи. Увидев милиционеров, они оторвали взгляды от экрана и молча уставились на них. Некоторое время и те и другие разглядывали друг друга, словно видели в первый раз, наконец, один из стражей порядка хмуро поинтересовался:
– Кто здесь Александр Александрович?
– Я, – сообщил гражданин в джинсовом костюме.
– Документики покажите.
– Зачем вам его документы? – вступил в разговор Толик Картошкин. – И по какому праву вы ворвались ко мне в дом?
– Ты помолчи, – миролюбиво произнес тот милиционер, который потребовал показать документы.
– Что значит: помолчи?! Тут я хозяин!
– Ну и хозяйствуй себе на здоровье. А в разговор не встревай. Мы ведь тебя не трогаем… Пока, – многозначительно произнес милиционер.
– У меня нет документов, – безразлично сообщил джинсовый, тем самым прервав перепалку.
– Как это нет?! – преувеличенно изумился страж порядка. – Так быть не должно. В нашей стране документ должен иметься у каждого, чтобы, когда его попросят предъявить, он тут же и предъявил…
– Отстаньте от человека! – закричал Толик. Близнецы дружно закивали, подтверждая: от человека нужно отстать.
Но милиционеры, увы, не вняли благоразумным пожеланиям.
– В таком случае вам придется проехать с нами, – заявил тот, что требовал документы.
Джинсовый спокойно поднялся.
– Вот и замечательно, – облегченно сказал милиционер, который предвидел попытку сопротивления властям. – Топай вперед.
– Эй, вы, быки позорные! – завопил Толик. – Куда поволокли хорошего человека?
– Заткнись, урод, а то и тебя следом, – заметил доселе молчавший милиционер и выразительно потряс перед лицом Толика наручниками.
Все вышли из дома во двор, а тут уже их поджидали зеваки, пришедшие посмотреть на ожившего Толика и его избавителя, молва о котором успела разлететься по городу со скоростью телеграммы. При виде Картошкина, а особенно малого в джинсовой униформе, собравшиеся загудели.
– Видите! – заорал Толик. – Хорошего человека забирают ни за что. Ничего плохого он никому не сделал, наоборот, только хорошее.
– Что, что хорошее?! – закричали собравшиеся. – Скажи нам?!
– Меня оживил, например.
Милиционеры, пробиравшиеся сквозь толпу, весело захихикали.
– Происходит форменный произвол! – продолжал вопить Толик. – Главное, не говорят, по какой причине забирают!
– У него документов не имеется, – отозвался старший милиционер.
– И что из того?! Забыл человек паспорт дома… И поэтому его нужно волочь в мусарню? А ведь в нашем государстве нынче демократия. Права не имеете!
– Вот я тебе сейчас покажу «демократию», – произнес милиционер и замахнулся дубинкой.
– Не имеешь права, гад! – не сдавался Картошкин. – Раньше нас душили, и теперь душат! Что хотят, то и делают!
– Шагай живей! – зло прошептал человеку в джинсовом костюме милиционер, хотя тот шел самым обычным шагом, и толкнул его в спину.
– Ах ты, падло!!! – увидев, как обращаются с его спасителем, заорал Толик. – Бей их гадов!!!
Близнецы, словно дождавшись команды, разом бросились в бой. Еще два-три человека последовали их примеру, но остальные зрители, среди которых были женщины и старики, активности не проявили, однако и тех сил, что вступили в сражение, оказалось достаточно, чтобы наподдать милиционерам. Им съездили по физиономиям, сбили фуражки, а с одного сорвали сержантские погоны. Между тем джинсовый без посторонней помощи сел в «газик», и теперь из окна любовался битвой. Скоро в машину заскочили едва отбившиеся от толпы стражи правопорядка. Увидев, что тот, кого они должны забрать, уже тут, старший милиционер со злости занес увесистый кулак, но не ударил, а только выматерился.
Через пять минут машина была уже во дворе управления.
– Так-так, – неопределенно произнес майор Плацекин, с интересом разглядывая человека в джинсовом костюме, которого ввели к нему в кабинет. Потом он оглядел своих растерзанных сотрудников. – Он, что ли, вас?..
– Нет. Это его друзья… – отозвался самый разговорчивый из милиционеров. – Протестовали против задержания.
– А вы, что же?
– Их там много, – потупился милиционер. – Целая толпа.
– Вот даже как! Ну, ладно. Позже с вами разберемся. А пока приведите себя в надлежащий вид. – И когда подчиненные понуро удалились, обратился к джинсовому: – Присаживайтесь, гражданин.
И когда тот опустился на обшарпанный стул, доброжелательно поинтересовался:
– А позвольте узнать ваше имя-отчество?
– Александр Александрович, можно просто – Шурик, – охотно ответствовал джинсовый.
– А фамилия какая?
– Александров.
– Ага. Интересно. Александр Александрович Александров. Несколько утомительное словосочетание. Давайте я буду звать вас именно Шуриком.
Джинсовый пожал плечами, но промолчал.
– А документы, Шурик, у вас имеются?
– К сожалению, нет.
– Как же так?.. Непорядок. Ну, хорошо. Вы, собственно, кто? Насколько я понимаю, не местный. Городок наш маленький. Лица давно примелькались… А вот ваше я вижу в первый раз. В гости к кому-нибудь приехали?
– Да нет… – неопределенно пробормотал человек.
– Так как же вы оказались в нашем захолустье?
– Просто пришел.
– Вот это мило! Шли, шли… И пришли! Замечательно! И все же, кто вы такой, откуда родом? И, если не трудно, предъявите, пожалуйста, содержимое ваших карманов.
Шурик стал выворачивать карманы, но в них, кроме нескольких скомканных купюр, не имелось больше ничего. Майор взял деньги, пересчитал их и довольно улыбнулся:
– Сумма изрядная. Откуда?
Шурик вновь безмолвно пожал плечами.
– Смотреть мне в глаза! – вдруг неожиданно крикнул Плацекин. – Смотреть в глаза!!! Отвечай, откуда деньги?!
– Не знаю даже, – совершенно спокойно отозвался джинсовый.
– Нет, братец, так дело не пойдет. Документов у тебя нет, происхождение денег объяснить не можешь, кто ты, откуда – тоже не говоришь. К тому же тебя обвиняют… вернее, не то что бы обвиняют, но как бы утверждают, что ты… – Тут майор встретился с неподвижным взглядом джинсового Шурика, и мгновенная боль пронзила левую сторону груди. Он тяжело вздохнул, поднялся, открыл стоявший поодаль, на тумбочке, маленький холодильник, достал бутылку «Бон аквы», напился прямо из горлышка, проливая воду на форменную рубашку, потом вновь уселся в кресло, придвинул поближе вентилятор и только после этого продолжал допрос:
– …Вы будто бы оживили некоего Картошкина.
– Было такое дело, – охотно согласился джинсовый.
– Вы это серьезно?
– Вполне, – произнес Шурик с той равнодушной интонацией, словно ему приходилось оживлять умерших чуть ли не каждый день.
– Послушай, ты!.. – в грудину вновь кто-то вцепился костлявыми пальцами. – Чего вы мне голову морочите?! Вы кто, врач?
– Немного.
– Что значит немного. Врачом нельзя быть немного… или много! Врач, он и есть врач. Вот моя супруга, например…
– Ну, до ее размеров я пока еще не дорос, – иронически произнес Шурик, но Плацекин, в данный момент озабоченный собственным самочувствием, юмора не уловил.
– Сердечко пошаливает? – участливо спросил джинсовый.
– А?.. Типа того… Давит. Душно сегодня с утра, прямо дышать нечем. А, собственно, откуда вы знаете?!
– Тромб, – сообщил Шурик словно о чем-то само собой разумеющемся.
– В смысле?.. Что значит тромб?.. Ах, тромб!..
– Последствия сидячего образа жизни, пристрастия к жирной пище, пиву и водке.
– Да вам-то откуда это известно?!
– И очень скоро возникнут серьезные осложнения, а там и инфаркт не за горами, – продолжал вещать странный задержанный, – который, скорее всего, приведет вас к преждевременной смерти.
Майор посерел. Он почему-то поверил.
– Что же делать? – в отчаянии произнес он. Рука невольно потянулась к телефонной трубке.
– И жене зря собираетесь звонить, – сказал Шурик. – Ничем она вам не поможет, потому как некомпетентна. Училась в институте плохо. Еле-еле, на троечки. Вместо того чтобы штудировать гистологию, по кабакам шаталась, по танцулькам, развратничала…
Плацекин, соглашаясь, быстро-быстро закивал. Потом он, словно опомнившись, пристально всмотрелся в лицо джинсового Шурика.
По лицу того блуждала неясная улыбка, но не ехидная или насмешливая, а скорее сочувственная, однако майор уже пришел в себя и собрался с мыслями. Тут ему все стало ясно. Странный задержанный просто морочит ему голову. Он явно не глуп. Видно по лицу понял: заболело сердце. Вот и решил воспользоваться, чтобы втереться в доверие. А про Людку рассказал… Так и тут ничего секретного нет. Ясно, что в троечницах ходила. В противном случае не распределили бы в эту дыру. Однако тревога, зароненная в душу, полностью ее не покинула. Он вновь взглянул на задержанного.
– Вы не могли бы немного подождать в коридоре?
– Никаких проблем.
– А не сбежите?
– Куда же мне бежать? И зачем?
– Ну, мало ли… Все же я приставлю к вам сотрудника.
Шурик равнодушно кивнул, и через минуту его вывели из кабинета, а Плацекин поднял трубку и набрал номер жены.
– Ну, чего? – спросила та.
– Сердце что-то давит, – сообщил майор.
– Водки жрешь много. Давай по делу. Дома жаловаться будешь.
«Вот ведь сука», – злобно подумал Плацекин.
– Ну, привезли его, – отозвался он.
– Кто он такой?
– Документов при себе не имеет. Откуда явился, тоже не говорит.
– Так я и думала.
– Он мне сказал, что у меня тромб и скоро инфаркт хватит.
– Ты, Миша, вообще дурак. Нашел, кому верить.
– Но откуда он узнал, что сердце болит?
В трубке презрительно хмыкнули.
– И про тебя он все знает, – решил отквитаться майор. – Говорит: некомпетентна; в институте училась плохо, потому как блядовала.
– Так и сказал?!
– Ага.
– Ладно! Тут я у себя одну бумажонку нашла. Вроде как ориентировку. Два месяца назад из дурдома в Соцгороде сбежал больной. Я думаю: это он и есть.
– А приметы имеются?
– Да. Значит, так. Среднего роста. Он вроде среднего… Глаза карие. Карие и есть. Острижен наголо…
– А у этого длинные космы, – ввернул майор.
– Ну и что! За два месяца успели отрасти. Одет…
– Во что?
– В больничный халат.
– А на этом джинсовый костюм. И деньги у него при себе…
– Сколько?
– Тысчонок пять.
– Может, он – уголовный?
– Вряд ли. Не похож.
– Короче говоря, закрой его, а завтра утром отвезем в Соцгород, в психушку. Их ли он больной, или нет, там разберутся.
Плацекин положил трубку, хмыкнул, вызвал милиционера, охранявшего Шурика, и приказал препроводить того в камеру.
4
Обыватели Верхнеоральска никогда не отличались особой политической активностью. Революцию в семнадцатом встретили, словно так и должно быть. Гражданская война, бушевавшая тут же, на городских улицах, была делом пришлых людей. Шуму и гаму много, а пользы для горожанина средней руки никакого. Наоборот, вред один. Продуктов не стало, магазины позакрывались… Словом, не бытие, а страдание. Стоило ли ради такой жизни митинговать? При советской власти митинги и демонстрации проходили два раза в год: 1 мая и Седьмого ноября. И, опять же, обывателя на демонстрацию не затащишь. Жидкая колонна состояла в основном из школьников, учащихся ПТУ да тружеников села, присланных в город по разнарядке. Рухнула советская власть, но и это обстоятельство не заставило массы зашевелиться. Правда, отдельные энтузиасты вспомнили о своих предках – казаках. Организовали в Верхнеоральске отдел N-ского казачьего войска, пошили форму, нацепили погоны, шашки и самопальные ордена, заткнули за голенища сапог кожаные плеточки, да и дело с концом. Все эти самозваные хорунжие, сотники и есаулы так и остались для окружающих Петьками да Ваньками, бездельниками и пьяницами. «Ряженые», насмешливо говорили о них. Новые казачки стали бороться с таким к себе отношением и даже попытались навести порядок в собственных рядах, для острастки выпоров одного урядника, отличавшегося особым пристрастием к горячительным напиткам. Однако телесные наказания должного развития не получили, поскольку инициатор порки войсковой старшина Тимохин за самоуправство схлопотал два года условно.
Словом, верхнеоральцы жили за тесовыми заборами смирно и с оглядкой, с властями ссориться опасались, помня пословицу: «Не буди лихо, пока оно тихо». Тем страннее выглядели события, разыгравшиеся на заросших полынью и лебедой улицах на следующий день после задержания джинсового Шурика. А начиналось все так.
Уже с самого утра на них были замечены знакомые нам близнецы Славка и Валька, а так же сам «оживший мертвец» Анатолий Картошкин. Конечно же, эта праздношатающаяся троица и до сего дня примелькалась жителям Верхнеоральска, однако нынче в ее передвижениях чувствовался некий тайный смысл, а отнюдь не банальное желание выпить. Результатом этих передвижений явились небольшие группки людей, вначале вроде бы бесцельно слонявшихся по улицам, а потом начавших концентрироваться неподалеку от здания управления милиции. Публика была самая разная: пожилые люди обоего пола, дети и подростки, а также люмпенизированная часть верхнеоральского общества. Собравшиеся о чем-то мрачно перешептывались, замолкая, если к ним приближался страж порядка или просто посторонний. К началу первого толпа приблизилась вплотную к зданию милиции, однако на территорию, несмотря на то что ворота были настежь, не вошла, зато перекрыла подступы к нему.
Плацекин из окна своего кабинета увидел сборище, но не понял, почему собрались люди. Дежурный тоже не дал вразумительного ответа. Тогда майор просто распахнул окно и рявкнул:
– Чего вам тут надо?!
– Отпустите Шурика! – закричали из толпы. Вопил Картошкин.
– Какого Шурика? – прикинулся несведущим Плацекин.
– А того, которого вы вчера забрали из моего дома.
– Ах, вот оно что. А почему мы должны его отпускать? – поинтересовался майор.
– Потому как забрали ни за что.
– А если не отпустим?
– Разнесем мусарню к такой-то матери!
– Вот даже как! Ну, так попробуйте!
Первый камень ударился о штукатурку рядом с рамой. Плацекин поспешно захлопнул окно, однако, скорее всего, зря, поскольку следующий булыжник разнес стекло. Это было неслыханно.
– Ладно! – скрипнул зубами Плацекин. – Посмотрим, кто кого.
Через пять минут он собрал в своем кабинете весь наличествующий состав управления милиции и приказал всем вооружиться. Однако сотрудники отнеслись к этой инициативе как-то неодобрительно и исполнять приказ не спешили.
– В чем дело?! – заревел майор.
– Ты бы, Михаил Кузьмич, не орал, – резонно ответствовал начальник ГАИ, майор Прохоров. – С какой стати мы должны брать в руки автоматы? Ну, собрался народ, ну шумит… Делов-то…
– Что значит: «делов-то»?! На лицо акция сопротивления. Нет, даже не так. Восстание!
– Загнул тоже – восстание, – не сдавался Прохоров. – Люди просто требуют справедливости. На каком основании ты задержал парня?
– Ах, вон куда дело пошло. Значит, у этих… – он кивнул в сторону окна, – здесь имеются сторонники. Интересное кино.
– Сторонники не сторонники, а с общественным мнением необходимо считаться. Если у тебя есть основания к задержанию, выйди и объясни людям, а если нет – отпусти человека.