– В котором часу вам нужно быть в Бостоне?
– Собеседование назначено на десять.
– Не беспокойся, я тебя подменю.
Мы подъехали к дому. На улице темно, а над входной дверью даже лампа не горит. Подъездная дорожка обледенела…
– Осторожно! – закричала я, схватив маму за руку. Иногда я ночью не могла уснуть, думая о том, что случится, если Дорин не сможет работать. Сбережений-то у нас нет…
Свет горел только в комнате Мелоди. Милая моя сестренка! Она ведь совсем ребенок. Плохо видит (из-за этого и не могла сдать на права), стекла очков такие толстые, что лица не видно, то и дело забывает поесть и помыться. И все-таки решилась выбраться из Википими! Она ведь умница, многого достигнет, если дать ей шанс.
– Мелоди! – влетев в прихожую, заорала я. – Немедленно иди сюда!
Приоткрыв дверь, Мел с опаской высунула нечесаную голову. Как обычно, вид у сестрицы такой, будто она только что проснулась.
– Чего тебе? – спросила она, зевнув.
– Почему ты мне не рассказала? – набросилась на нее я.
– Что не рассказала?
– Хватит придуриваться! Про колледж! Это здорово!
– Я думала, тебе все равно…
– Как ты можешь такое говорить?!
– Ну, не знаю… – Мелоди присела на ступеньку. – У тебя же совсем другие интересы…
– Волосы, например, – спокойно подсказала я. Конечно, она считает нас с мамой идиотками, но тут уж ничего не поделать…
– М-м-м, да…
– Ты ошибаешься.
– Ладно…
– Не смей надо мной издеваться!
– Девочки, хватит! – прикрикнула мама, снимая куртку. – Прекратите ссориться! Сестры ведь, роднее друг друга у вас никого нет…
Любимое выражение мамы, и я знала: для нее это не пустые слова. Семья превыше всего, только на кровных родственников можно положиться в нашем безумном мире.
– Идиотка! – пробормотала я, толкая сестру локтем.
– Сама такая! – не осталась в долгу Мелоди.
Не успела я оглянуться, как Патрик Шоу стал моим лучшим другом. Вообще-то я мечтала о большем, но быстро сообразила, что это большее может подождать, пока кончатся восемьсот часов теории и практики. А пока будем просто коллегами.
Патрик с нетерпением ждал получения диплома. Однажды на второй неделе занятий мы, как обычно, шли из кафе.
– Осталось шестьсот пятьдесят два часа, – чуть слышно пробормотал он.
– Не так уж и много, – отметила я.
Патрик закатил глаза.
– Не знаю, как ты, милая, а я больше не могу!
Пояснения не требовались: и мне, и ему хотелось не приспосабливаться, а быть самими собой. По собственному опыту знаю: белой вороной быть нелегко… Не представляю, как Патрик смог выжить в Википими. Его ведь не интересуют ни пиво, ни вино, ни велосипеды… Хотя, кажется, он и не пытался быть таким, как все.
Ничего не подозревая, мы шли к учебному корпусу, как вдруг неподалеку остановилась машина. Водитель опустил стекло, и я узнала Бада Науэра, бывшего одноклассника. Ну что ему нужно?
– Эй, Шер! – заорал Бад.
Черт, так меня дразнили в выпускном классе.
Патрик непонимающе смотрел на машину.
– Что хочет этот парень?
– Не обращай внимания, – прошипела я, прибавляя шагу.
– Шер! – снова заорал Бад.
Черт, угораздило меня надеть мини-юбку! Я чувствовала себя так, будто шла по улице нагишом.
Рядом с Бадом сидел какой-то громила с изувеченным лицом борца. Как же его зовут?
– Это не Сонни с тобой?
Оба мерзко заржали.
– Что им нужно? – спросил Патрик. – Ты их знаешь?
– В одной школе учились.
– Эй, Шер, покажи свою попку!
Патрик побагровел. Черт, ну и ситуация… Как назло, на улице никого! Куда подевались студенты и преподаватели? До учебного корпуса шагов пятьдесят…
– Оставь ее в покое! – закричал мой новый приятель.
– К кому это ты обращаешься, красавчик? – пропел Бад.
– Заткнись! Поезжай своей дорогой, бычья морда…
Бад нажал на газ, «мустанг» оглушительно взревел. Я насмерть перепугалась, а Патрик даже не пошевелился. Науэр с ревом промчался по подъездной аллее, а потом развернулся и полетел прямо на нас.
– Беги! – крикнула я Патрику. Учебный корпус совсем рядом…
Следующие десять секунд стали самыми страшными в моей жизни. Еще бы, ведь никто на свете не решался назвать Бада Науэра бычьей мордой. Патрик схватил меня за руку, и мы не вошли, а влетели в здание академии. Оглушительно скрипя шинами, «мустанг» пронесся мимо крыльца, но мы были уже на лестнице. Поняв, что опасность миновала, я опустилась на ступеньку.
– Зря ты так, – чуть дыша, пролепетала я.
– Шутишь? Разве я мог позволить этому уроду говорить с тобой таким тоном? – возмутился Патрик, присаживаясь рядом со мной.
Мы так и сидели, прислушиваясь к дыханию друг друга. В тот момент я поняла, что безнадежно влюблена в Патрика Шоу. Это не парень, а мечта.
– Слушай, – начала я, когда мы поднялись на четвертый этаж, – если когда-нибудь захочешь поговорить о… – Я нежно коснулась его левой щеки.
Парень сокрушенно покачал головой:
– Извини, не могу… Пока. Это случилось совсем недавно…
– Ты очень красивый, – медленно проговорила я, – поэтому с тобой это сделали.
Патрик зарделся.
– Потом они кричали, что так я больше похож на мужчину…
Мы стояли у дверей класса.
– Ты ни на кого не похож, – прошептала я и, встав на цыпочки, чмокнула его в губы.
– Вот ваши новые подруги!
Жестом фокусницы миссис Боско открыла несгораемый шкаф. Внутри на металлических полках лежали пластиковые головы с блестящими каштановыми волосами.
– Так, каждый возьмите по голове.
Мы с Патриком и наши двенадцать сокурсников смотрели на нее в немом оцепенении.
– Волосы настоящие! – гордо объявила преподавательница. – То есть человеческие. Все желающие могут убедиться!
– О Боже!.. – прошептала стоящая за моей спиной Джанет.
– Ну, что стоите? Они не кусаются! – Миссис Боско повернулась ко мне: – Джорджия Уоткинс, покажите своим однокурсникам пример!
Я растерянно смотрела на совершенно одинаковые головы: какая из них принесет мне удачу? Пусть будет третья слева. Прямые каштановые волосы, растянувшиеся в улыбке пластиковые губы.
– Как вы ее назовете?
– Что, простите? – Уже в который раз я чуть не добавила «мэм».
– Голове нужно дать имя. Вот, каждый подпишет. – Миссис Боско выложила на стол пачку маркеров. Осмелев, парни и девушки разбирали головы и расходились по местам. Сняв колпачок, я вдохнула искусственный запах чернил и крупно написала на шее манекена: «Этель».
Патрик заглянул мне через плечо.
– Этель? Что еще за имя?
– Так зовут мою бабушку, она носит парик.
– Ясно, – проговорил парень. На секунду его маркер замер над шеей манекена, а потом на бежевом пластике появилось: «Миранда».
Миранда и Этель повсюду сопровождали нас с Патриком, который почти каждый день подвозил меня на голубом «шевроле». По утрам он объявлял, сколько учебных часов осталось.
– Двести шестнадцать часов…
– Сто восемьдесят восемь.
– Сто двенадцать.
Чем больше мы занимались, тем забавнее выглядели головы манекенов. На Этель было жалко смотреть: глаза как у панды, с таким количеством теней и жидкой подводки не справлялись ни молочко, ни тоник. Губы как у местной бомжихи миссис Роджерс, которая макияж накладывала в сильном подпитии, не удосуживаясь посмотреться в зеркало. А волосы… Нещадно выжженные пероксидом, они напоминали сладкую вату или дешевую елочную мишуру. Что только я с ними не делала: завивала, красила, укладывала, выпрямляла утюжком. В результате шелковистый блеск потерян навсегда, а других волос у бедной Этель не вырастет.
По субботам мы работали в «У Дорин». За несколько месяцев у Патрика появились постоянные клиентки.
Голубой «шевроле» резко тормозил у салона, так что лежащие на заднем сиденье Этель и Миранда подскакивали, словно футбольные мячи.
– Этим красавицам лучше никому не показываться, – выбираясь из машины, проговорил Патрик. – Иначе твоей маме грозит неминуемое разорение.
– Не знаю, – покачала головой я, – а вдруг все жительницы Википими захотят стать похожими на Этель и Миранду?
– Ну, это вряд ли!
Мы вошли в салон. В кресле Дорин сидела миссис Стролли, владелица агентства недвижимости.
– Привет, ребята! – радостно закричала мама.
– Кому ты больше рада: мне или ему? – подозрительно спросила я.
Патрика мама обожала: если он не оставался у нас на ужин, на следующий день непременно посылала ему персональный сверток с ленчем. «Такой милый молодой человек! – восклицала Дорин. – Милый и воспитанный». Ко мне в душу она не лезла, о наших отношениях не расспрашивала. Собственно, и рассказывать было нечего: обычная дружба.
– Патрик, пожалуйста, вымой голову миссис Картер, – попросила мама, – она торопится.
– Нет проблем.
Миссис Стролли Дорин делала короткую асимметричную стрижку, ту же самую, что и последние десять лет. Жительницы Википими не любят кардинально менять свой образ, выбирают паж или каре и всю жизнь остаются им верны.
– Патрик, пожалуйста, вымой голову миссис Картер, – попросила мама, – она торопится.
– Нет проблем.
Миссис Стролли Дорин делала короткую асимметричную стрижку, ту же самую, что и последние десять лет. Жительницы Википими не любят кардинально менять свой образ, выбирают паж или каре и всю жизнь остаются им верны.
Я надевала белую накидку и вдруг услышала голос риелторши:
– Как бизнес, Дорин?
В ответ прозвучало что-то невразумительное. Из-за гула сушилок трудно разобрать, что сказала мама. Зато реплики Шарон Стролли слышались четко и ясно – такой голос никаким феном не заглушишь.
– Почему бы не пойти в банк и не напомнить Тиму Корнеллу, что ты его давняя клиентка? Тебе просто нужно чуть больше времени.
Дорин снова пролепетала что-то непонятное. От волнения я никак не могла застегнуть пуговицы. Неужели у нас проблемы? Надо же, а мама ничего мне не говорила.
– Боже мой, кто мешает заложить салон еще раз? – Голос миссис Стролли эхом разносился по всему помещению. Эта риелторша похожа на сороку: шумная, беспокойная, машет крыльями, трещит, трещит, трещит…
– Мама, что случилось? – не выдержала я. Наверное, стоило подождать конца рабочего дня, но разве в таком состоянии можно стричь и красить?
– Ничего страшного, милая, – беззаботно ответила мама, но пальцы, сжимавшие ножницы, побелели.
– Прошу тебя, скажи!
Патрик, уже вымывший голову миссис Картер, внимательно изучал прейскурант. Неужели он что-то знает?
– Что происходит? – не унималась я.
– Повторяю, ничего страшного, – упрямилась Дорин.
– Твоя мать взяла кредит под залог салона, – просветила меня миссис Стролли. – А теперь пришла пора его возвращать вместе с процентами.
– Что это значит? – пролепетала я.
– Я должна банку много денег, – с деланным спокойствием проговорила мама.
Ожидающие в приемной посетительницы, сплошь постоянные клиентки, делали вид, что с интересом читают «Космополитен» и «Вог».
– Сколько?
– Джорджия, давай не будем об этом, ладно?
– Я хочу знать, – непререкаемым тоном проговорила я.
– Пятьдесят восемь тысяч долларов, – словно приговор, объявила мама, не отводя взгляда от головы миссис Стролли.
Святые небеса! Сумма-то астрономическая! Это больше, чем мама зарабатывает за год, а то и за два… Я чувствовала, что за мной, затаив дыхание, следит весь салон. Воцарилась полная тишина, даже клацанье ножниц стихло. Патрик, верный, надежный Патрик обнял меня за плечи, но я словно окаменела.
Господи, что же делать?
– Есть только один выход, – сказал Патрик.
Ужасная суббота кончилась, и он вез меня домой. Одному Богу известно, как я справилась с семью тонированиями и четырьмя осветлениями!
Голубой «шевроле» стоял на светофоре возле мини-маркета. Мне только кажется, или двигатель действительно стучит?
– Никакого выхода нет, – пробурчала я, с нетерпением ожидая, когда зажжется зеленый. Скорее бы домой, забраться под одеяло вместе с «Библией дебютантки». Может, полегчает?
– Еще как есть! Поехали со мной в Нью-Йорк!
Я покачала головой. Что за глупые шутки?
– Не могу, особенно сейчас.
– Разве твоей матери не нужны деньги?
– Конечно, нужны.
– Сидя в Википими, ты ей не поможешь.
– Но ведь именно так мы планировали: я получаю диплом и начинаю работать в «У Дорин».
– Джорджия! – Патрик похлопал меня по коленке. – Сколько ты зарабатываешь в этом салоне?
Наконец зажегся зеленый.
– Ну, баксов двести, – ответила я и тут же себя одернула: нужно говорить не «баксы», а «доллары», как Корнелия Гест.
– В день?
– В неделю…
– М-да…
В салоне голубого «шевроле» повисла гнетущая тишина. Мы проехали питомник миссис Шоу: цветы и теплолюбивые растения на зиму укрыты в теплице, а зима в Нью-Хэмпшире длится до середины апреля. За окном серо-коричневый сумрак. А вот и массивное кирпичное здание средней школы. Субботним вечером стоянка оказалась пустой. Здесь я была как в тюрьме – чужая, никому не понятная идиотка…
– Скажи-ка, – начал Патрик, – мы ведь с тобой настоящие рабочие лошадки, правда?
Я кивнула.
– Так вот, для таких, как мы, есть всего несколько способов заработать деньги. Я имею в виду настоящие деньги. Первый – стать строителями-контрактниками. По-моему, звучит не очень привлекательно…
Представив Патрика с бензопилой в руках, я неожиданно рассмеялась.
– Но существует и другой, более приятный способ – отправиться в Нью-Йорк и найти работу в модном салоне.
– С чего ты решил, что я смогу найти работу в Нью-Йорке?
– Я помогу тебе устроиться, – пообещал Патрик.
Мы сворачивали на мою улицу: грязь, талый снег и одинаковые двухэтажные дома.
– Патрик, очень мило с твоей стороны, но чем ты можешь помочь?
– Я же говорил, у меня есть друзья.
– Возможно, но тот новый салон, как его…
– «Жан-Люк», – подсказал парень.
– Да, «Жан-Люк». Откуда ты знаешь, что салон станет популярным? В Нью-Йорке ежегодно открываются тысячи таких заведений!
Остановившись у моего дома, Патрик заглушил мотор.
– Просто поверь мне, и все.
Я смотрела на желтый свет, лившийся из окна Мелоди. Осенью она уедет в Бостон. Грант покроет плату за обучение, но ведь еще нужно снимать комнату и на что-то жить… В последние месяцы я только об этом и думала.
Темные глаза Патрика горели в темноте, как у кота. Да, конечно, я поеду с ним в Нью-Йорк. «Жан-Люк»? Почему бы и нет? Будем вместе снимать квартиру… Может, Урсула что-нибудь подыщет. А потом… потом мы поженимся! Но сначала нужно заработать побольше денег, чтобы спасти мамин салон и помочь Мелоди.
– Хорошо. – Я положила голову Патрику на плечо. – Я поеду с тобой.
Лучший салон в мире
Ну и запарка! У нас очередь из четырнадцати человек! Даже Жан-Люк, и тот испугался, хотя плохо знающий его человек никаких признаков волнения не заметит: ни случайно упавшей на лоб пряди, ни нервно дергающихся губ.
Салон открылся всего три месяца назад и за этот короткий период стал самым популярным в городе. Жан-Люку завидовали все стилисты от Токио до Парижа. Редакторши глянцевых журналов после бесплатной стрижки и пятиминутной беседы в личном кабинете маэстро писали о нем восторженные статьи. А какие фотографии печатали! Вот Жан-Люк у фонтана отеля «Плаза», безупречно-элегантный в черной кожаной куртке с алым кашне, а вот он в салоне укладывает волосы Опры Уинфри. «Харперс базар», «Элль», «Космополитен», «Вог» хвалили его на все лады. Советы Жан-Люка на вес золота: обмолвись он, что в наступающем сезоне будет актуально бриться наголо, добрая половина читательниц тут же расстанется со своими шевелюрами. Всего три месяца, а завсегдатаи модных тусовок и бенефисов уже шепчутся: «“Жан-Люк”? Ну конечно! Лучший салон в мире!»
Я помогала одному из старших колористов, Ричарду, представлявшемуся всем как Ришар. На самом деле он был обычным Рикки из северного Нью-Джерси, но об этом знала только я и под большим секретом рассказала Патрику.
– Отгадай, кто сегодня звонил Ришару?
– Не знаю, кто?
– Мамочка!
– Правда? Из Парижа?
– Не угадал!
– Ладно, не томи, откуда?
– «Позовите, пожалуйста, Рикки!» – пропела я, старательно гнусавя и растягивая слова на джерсийский манер.
Чтобы не вскрикнуть, мой друг зажал рот рукой.
– Рикки?
– Поклянись, что никому не расскажешь!
– Клянусь, клянусь!
Мы оба, как и большинство работников салона, ненавидели Ришара. Зато его любили клиенты, а это главное. Старший колорист носил длинные, платинового цвета волосы до плеч и крошечный бриллиантовый гвоздик в левом ухе. Вся одежда, даже салонная униформа, у него от «Гермес». Абсурд, конечно, но клиенты-то инстинктивно чувствуют шик. Изюминка гардероба – ремень из черной крокодиловой кожи с золотой пряжкой в форме латинской буквы Н.
– Дорогой, как ваши родные в чудесном маленьком, как бишь его?.. – любезно поинтересовалась миссис Эл.
– Нью-Хоуп, – подсказал Ришар. Расчесав прядь широким гребнем, он передал ее мне. Заколкам старший колорист не доверял, так что ассистент должен был играть роль этакого живого зажима. Но я была рада и этому. Первый месяц вообще приходилось подметать пол: светлые волосы, темные, каштановые, седые… К концу рабочего дня казалось, что в мешок для мусора залез лохматый разноцветный зверь.
Став ассистенткой, я была на седьмом небе от счастья и старалась, как сказано в журналах, посылать ему потоки положительной энергии. Ришар говорил или делал какую-то гадость, а я представляла, как он купается в потоках теплого света.
– Нью-Хоуп – моя тайная маленькая родина, – театрально зашептал колорист. – Там все замечательно.
Миссис Эл, прямая как палка, сидела в кресле, прижав к груди упакованную в полиэтилен сумку. Всем посетителям салона выдавались специальные чехлы, чтобы не дай Бог не капнуть краской или пероксидом. Новшество было введено Жан-Люком после того, как клиентка конкурирующего салона подала в суд за то, что испортили ее сумочку от «Гермес».