— Это ведь не Гил убил их из-за золота? — спросил Норман.
Мэгги медленно покачала головой. Изуродованный труп Хуана снова принял неясные очертания. По сокровищнице по-прежнему разносилось громовое сердцебиение какого-то гигантского зверя. Теперь Мэгги догадалась: за стенами и под полом комнаты гудит огромный механизм.
Неожиданно в ее памяти всплыло выгравированное на гематитовых полосах предупреждение: «Мы оставляем эту могилу небесам. Да не потревожат ее никогда».
— Мэгги?
Она обернулась к Норману.
— Нет. Их убил не Гил. Это храм...
Прежде чем Норман успел что-нибудь сказать, зал содрогнулся так, что все упали на пол. Мэгги больно ударилась о край металлической плиты. Глотая ртом воздух, девушка отползла назад, чувствуя опасность.
— Что это? — крикнул Норман.
Мэгги метнула луч фонарика в обратную сторону. Через вход в захоронение прямо на людей катилось густое облако пыли. Девушка с трудом выговорила:
— О боже! Вставайте!
— Что происходит? — в ужасе спросил Норман.
Мэгги толкнула его к выходу.
— Давай же, Норман! Этот чертов храм рушится!
* * *Сэм проверил, как дела у Ральфа. Чернокожий здоровяк попытался привстать, опираясь на руки. Когда часть крыши осела, его ударило по голове. К счастью, скрежет сверху предупредил студентов о том, что на них рушится потолок.
— Ты в порядке? — спросил Сэм, смахивая пыль со шляпы.
Ральф перекатился на колени.
— Вроде бы. — Он осторожно коснулся окровавленной шишки на лбу. — Гранитной плитой меня еще не били.
— Не двигайся, — предупредил его Сэм и поднял упавший фонарик. — Пойду проверю, что случилось.
Ральф недовольно поднялся на ноги.
— Вот еще. Держимся вместе.
Сэм кивнул. На самом деле ему тоже не хотелось отправляться на разведку одному. Верхний уровень раскопок превратился теперь почти в сплошное облако дрейфующей земли и пыли. Сэм закашлялся, прикрывая рот и нос согнутым локтем.
— Сюда, — буркнул он и повел Ральфа обратно в шахту — к первому уровню храма.
Увидев впереди обломки лестницы, Ральф простонал:
— Это не к добру.
И он не ошибся. Дорогу перегораживала груда булыжников, напоминающих рассыпанные детские кубики.
— Наверное, первый уровень полностью рухнул, — предположил Сэм.
На его поясе затрещала рация. Взяв ее, Сэм услышал обезумевший голос Филиппа:
— ...хорошо? Да отвечайте же! Прием!
Сэм нажал на кнопку передачи.
— Филипп, это Сэм. Мы в порядке. — Над его головой зловеще заскрежетала крыша, посыпалась земля. — Но не знаю, надолго ли. Как у вас с рытьем нового входа?
Послышался треск, а затем слова:
— ...только что нашли шахту мародеров. Ее едва начали... не меньше двух дней... послал за помощью, но не представляю, когда...
Помехи заглушали слабый голос Филиппа, однако Сэм все равно догадался, что тот паникует.
— Черт, два дня... — проворчал Ральф. — Храм столько не выстоит.
Сэм попытался получить от Филиппа еще хоть какие-то сведения, но в ответ доносились лишь обрывки слов.
— Попробую перейти в другое место, — прокричал в рацию Сэм. — Будь наготове!
Он убрал рацию.
— Давай найдем остальных. Убедимся, что они не пострадали.
Ральф кивнул:
— Все равно лучше, наверное, отсидеться на самом нижнем уровне.
Сверху донесся еще один стонущий звук.
— Похоже, теперь пришла очередь и этого уровня.
Сэм первым двинулся по коридорам.
— Будем надеяться, что нас спасут раньше, чем закончатся уровни.
Возразить Ральфу было нечего, поэтому он молча последовал за товарищем.
Едва они добрались до лестницы, которая вела на третий уровень, как Сэм увидел Нормана — тот с расширенными от страха глазами выскакивал из шахты.
— Слава богу, вы живы! — выпалил он. — Мы уж не знали, чего и ожидать.
Следующим появился Денал. Сэм заметил в руках подростка лом.
Наконец наверх вылезла Мэгги.
— Что случилось? — сразу спросила она, выключая лампу Вуда.
— Верхний уровень обрушился, — ответил Сэм. — Раз верхние уровни такие ненадежные, мы решили укрыться на нижнем. На всякий случай.
— В общем, стараемся не нарываться, — заключила Мэгги.
Норман осмотрел лестницу.
— Выходит, снова вниз.
Сэм заметил, как Мэгги и Норман обменялись тревожными взглядами.
— В чем дело?
— Мы нашли Хуана и Мигеля, — признался Норман.
По тому, как он это сообщил, Сэм догадался, что охранники мертвы.
— Что с ними?
— Сам увидишь, — сказала Мэгги и отвернулась.
В полном молчании группа спустилась по лестнице к самому нижнему уровню раскопок. Вскоре Сэм уже разглядывал сорванные с двери затворы, наклонившись возле дверного проема.
— Вот сволочи... — еле слышно проворчал он.
— Они уже заплатили за свои злодеяния, Сэм, — мрачно сказала Мэгги. — Пойдем.
Девушка махнула рукой в сторону золотой комнаты и прошла следом за Сэмом, стараясь не отставать.
Направляя луч фонарика, Сэм быстро оглядел зал, не задерживая свет на изувеченных трупах. Юноша вдруг вспомнил, как несли на носилках окровавленные тела его родителей. Пристегнутый к заднему сиденью семейного «форда», Сэм отделался тогда лишь сломанной рукой. Он невольно потер ее.
— Как это произошло?
— В захоронении устроена ловушка, — пояснила Мэгги. — Послушай, как под полом крутятся лебедки.
— Не думал, что у инков была такая техника.
— Не было, но некоторые прибрежные индейцы преуспели в сооружении блоков для своих ирригационных систем. С их-то помощью... — Она пожала плечами.
Сэм послал луч фонарика на золотого вождя инков, который возвышался возле стены из черного гранита.
— Значит, ловушка... Один лишь взгляд на приз, и кому не захочется броситься вперед! — Сэм пробежался лучиком по узору из золотых и серебряных пластин и сразу все понял. — Нет уж, я в такие игры не играю.
Камни под их ногами загрохотали — с верхних уровней донесся низкий гул.
— Возможно, придется, — проговорила Мэгги. — Благодаря технике эта комната может оказаться самой безопасной, когда рухнет весь храм.
С порога их окликнул Ральф:
— Сэм, попробуй еще раз связаться с Сайксом! Поднажми на него! Тут все разваливается к чертовой матери!
Сэм включил рацию. Раздался сильный треск, но, когда Сэм перешел на передачу, шум сразу прекратился.
— Филипп, если ты меня слышишь, ответь. Прием.
В ответ опять послышался треск, затем — несколько слов:
— ...пытаемся расширить шахту, чтобы смогло копать больше рабочих... будем работать круглосуточно...
— Старайтесь пошустрее, Филипп! — настаивал Сэм. — Тут все шаткое, как карточный домик.
— ...делаю все возможное... чертовы рабочие не понимают...
Последовала долгая полоса помех.
— Без толку, — покачал головой Сэм. — Держи нас хотя бы в курсе! — Он выключил радио и повернулся к Мэгги. — Ждать придется долго.
Склонив голову набок, она прислушивалась к стонам храма.
— Надеюсь, у нас будет время, — с явным беспокойством ответила девушка.
Сэм попытался обнять ее за плечи, но она стряхнула его руку.
— Со мной все хорошо.
Сэм проследил за тем, как Мэгги вышла из золотой комнаты, и, осветив напоследок зал, повернулся, чтобы уйти, однако узор из золота и серебра не давал ему покоя. Рисунок представлял собой не просто шахматную доску, а сложное сочетание зигзагообразных дорожек с двумя прямоугольными золотыми островками — один в дальнем левом углу комнаты и еще один в ближнем правом.
Сэм остановился, размышляя над узором. Тот казался раздражающе знакомым. Юноша снова повернулся к полу, освещая его фонариком.
— Ты что там? — окликнула его Мэгги.
— Одну секунду. — Он шагнул к краю плиты и молча встал, стараясь успокоиться. Два трупа отвлекли его, завладели его вниманием прежде, чем он успел что-нибудь заметить. — Боже мой...
Мэгги осторожно подошла к нему.
— Что?
Сэм махнул фонариком на тридцать рядов пластин, каждая шириною в ярд.
— Ты права: здесь замешаны другие перуанские индейцы. Это не инки.
— О чем ты? — спросила Мэгги. — Статуя действительно похожа на инкскую.
— Я не о статуе. Наверное, инки поставили ее позже. Я имею в виду дверь, саму комнату. Ловушку.
— Не понимаю.
— Посмотри на узор. Он такой крупный, что я чуть не упустил его из виду. — Сэм показал лучом фонарика. — Ни у кого из племен древнего Перу — паракас, хуари, наска, мочика, даже у инков — не было письменности. Но их идеограммы и пиктограммы, обнаруженные на рисунках и вытканные на холстах, были тщательно продуманы, причем для каждого племени — свои. Посмотри на рисунок. Два золотых прямоугольника в противоположных углах зала соединены извилистыми линиями. Где-нибудь видела такое раньше?
Мэгги шагнула поближе.
— Господи, да ведь ты прав. Огромная пиктограмма... — Она обратила к Сэму блестящие от волнения глаза. — Это не инки, а мочика.
— То же самое подумал дядя Хэнк, — пробормотал Сэм с благоговейным страхом. — Мы находимся в пирамиде мочика.
— Что? Когда это профессор Конклин упоминал о племени мочика?
Сэм понял, что проболтался и выдал секрет дяди. Юноша вздохнул. Учитывая обстоятельства, любые секреты казались нелепыми.
— Послушай, Мэгги, мой дядя кое-что скрывает. — Сэм быстро рассказал о том, как профессор обнаружил, что Солнечная площадь совпадает с верхушкой пирамиды мочика, найденной на побережье. — Он сделал это открытие перед самым отъездом с мумией.
Мэгги нахмурилась.
— Значит, не у меня одной есть секреты...
Вспомнив, как он накинулся на девушку за то, что та скрыла кое-какие факты, Сэм покраснел.
— Извини.
Оба надолго замолчали. Наконец Мэгги нарушила молчание:
— Теперь кое-что ясно. Мочика были лучшими металлургами, чем инки, — этим объясняется сложное устройство комнаты. Кроме того, они строили для своих полей ирригационные системы и замысловатые каналы с примитивными насосами и другими механизмами. Если кто и мог соорудить такую ловушку, так только мочика. — Мэгги кивнула в сторону узора. — В эпиграфике ты ас. Что это означает?
Сэм объяснил, пользуясь фонариком как указкой.
— Смотри, как рисунок соединяется с двумя золотыми прямоугольниками. Он обозначает восхождение души из мира земного к царству духов и богов. По сути, это вход на небеса.
— Господи...
— И еще. — Сэм осветил потолок, зеркально повторявший узор на полу. — Каждой золотой половице соответствует серебряная на потолке, и наоборот. Мочика — и, выходит, инки тоже — верили в дуализм. На языке кечуа это ханантин и ханапак. Зеркальные образы, светлое и темное, верх и низ.
— Инь и ян, — подхватила Мэгги.
— Все верно. Дуализм присущ многим культурам.
— Значит, получается...
Взгляд девушки невольно скользнул к двум изувеченным трупам.
Сэм договорил за нее:
— Здесь же лежит и дорога в ад.
* * *Филипп смотрел с раскопок на обрушившуюся вершину горы. Вся крыша подземного храма осела, оставив засыпанный землей и камнями склон десятифутовой глубины. Над провалившейся горной вершиной, словно над курящимся вулканом, все еще висело грязное пятно дыма.
Филипп держался возле палатки связи, хотя в ближайшие полчаса не собирался связываться с Сэмом. Стараясь сохранить спокойствие, он обхватил себя руками. От местных рабочих почти не было толку. Разговаривать с этими дикарями он мог только языком жестов или с помощью рисунков, тем не менее индейцы часто понимали его неправильно.
Впрочем, Филипп начал подозревать, что некоторые «недоразумения» происходят не случайно, особенно после того, как, отмахнувшись от предупреждений Сэма, он настоял на том, чтобы индейцы попытались откопать старую шахту. Оценка техасца быстро оправдалась: когда рабочие попробовали освободить огромную гранитную глыбу, храм обвалился еще больше. При этом один из индейцев сломал ногу. С тех пор кечуа помрачнели и не спешили выполнять распоряжения Филиппа.
Во время последнего сеанса связи с Сэмом Филипп умело обошел вопрос о собственной ответственности за недавнюю трагедию. К счастью, плохая связь избавила аспиранта от необходимости объяснять все подробно.
Филипп бросил взгляд на кромку джунглей. Рабочие, по крайней мере, должны были отыскать частично прорытый туннель грабителей у подножия окруженной джунглями горы. Филипп подсчитал, что до храма предстояло проделать еще сорокафутовый туннель. При нынешней скорости на это уйдет дня четыре, а не два, как сообщалось Сэму.
«Если прежде не подоспеет подмога», — подумал Филипп. Если нет — студенты обречены. Дело даже не в храме; все большую опасность представляла нехватка воды. Помощь непременно должна прийти. Филиппу совсем не хотелось, чтобы его совесть — или анкету — омрачала чья-то гибель. Если его имя окажется замешано в таком скандале, можно лишиться будущего места в Гарварде.
Он заслонил глаза от послеполуденного солнца. На рассвете двое молодых рабочих побежали за помощью. Судя по их жилистым длинным ногам, они были способны сохранять темп бега в течение всего дня. Если так, они вот-вот доберутся до крошечного городка Виллакуача и позвонят по телефону. При надлежащем отклике в последующие два дня должна развернуться спасательная операция.
Филипп связывал все свои планы с одной надеждой — на спасение. Когда придет подмога, он освободится от прямой ответственности. Если даже студенты погибнут, виноват окажется не он один. Общая вина уменьшит пятно на его репутации.
Но он молился о появлении спасателей и по другой причине. Солнце близилось к закату, и еще одна долгая ночь в полном криков лесу страшила. Где-то там бродит Гильермо Сала, наверняка ожидающий подходящего времени для нападения.
Вглядываясь в сторону городка Виллакуача, Филипп прошептал вслед двум индейцам: «Быстрей, засранцы».
* * *Отец Отера взглянул на заходящее солнце и накинул на голову капюшон. К полудню следующего дня они должны были добраться до раскопок.
— Вперед, — приказал он.
Следом за ним двинулись, стараясь не отставать, пять монахов в коричневых рясах. Безмолвие сумеречного леса тревожил лишь шорох одежды. Когда солнце начинало садиться, джунгли почему-то всегда затихали, словно лесные обитатели затаивали дыхание перед опасностями приближавшейся ночи. Вскоре выйдут на охоту ночные хищники.
Напряженная тишина позволила черноволосому монаху услышать треск ветки и чье-то неровное дыхание. Отера наклонил голову набок. Приближались два человека. Он поднял руку, и без единого слова все остановились. Церковь хорошо вымуштровала своих адептов.
Вскоре на тропинке появились двое полуголых индейцев. Их торсы блестели от пота. Было ясно, что эти исцарапанные и усталые люди бегут издалека.
В тени капюшона губы монаха растянулись в удовлетворенной улыбке. Хотя он ненавидел свое бедное детство, проведенное среди индейцев, теперь этот факт биографии мог оказать Отере неоценимую услугу. Мальчиком его дразнили и высмеивали за то, что он полукровка. Лесные тропинки становились его единственным убежищем от насмешек, и он прекрасно изучил джунгли. Отера знал, что за помощью пойдут именно по этой дороге. Он приветственно поднял ладонь.
Первый индеец, казалось, остерегался группы незнакомцев. Вполне разумно, ведь джунгли скрывали массу партизан и мародеров. Но вскоре индеец разглядел рясы и серебряные кресты. Он упал на колени, бормоча молитвы на гортанном языке.
Отец Отера склонил голову и скрестил руки в складках длинных рукавов. Одна рука коснулась рукоятки кинжала в спрятанных на запястье ножнах.
— Не бойся, сын мой. Расскажи мне о том, что случилось.
— Падре, мы бежим издалека. Ищем помощи. Мы работаем на американцев высоко в горах. Там случилось несчастье. Ужасное несчастье.
— Несчастье?
— Рухнул подземный могильник, и некоторые американцы застряли. Если мы не поспешим, они умрут.
Отец Отера печально покачал головой.
— Действительно ужасно, — произнес он на родном языке кечуа, хотя в глубине души это уязвляло его самолюбие.
Древний язык, бравший начало от языка инков, называемого руна сими, был слишком простым и примитивным, языком бедноты. Поэтому Отера не любил, когда его беглая речь на этом языке напоминала ему о собственных корнях. В сердце монаха вспыхнула ярость, однако он не выдал ее, укрыв лицо в тени широкого капюшона. Отец Отера молча выслушал сбивчивый рассказ индейца о взрыве и повреждении спутниковой связи. Монах лишь понимающе кивал.
— Так что мы должны торопиться, падре, пока еще не поздно.
Отец Отера облизал губы. Значит, на раскопках остался только один американец. Как удачно!
— Да, мы должны торопиться, — согласился монах. — Ты хорошо сделал, что принес нам эту новость, сын мой.
Индеец опустил голову в знак благодарности и облегчения.
Скользнув мимо коленопреклоненного рабочего, отец Отера приблизился к другому индейцу.
— Ты тоже хорошо сделал, сын мой.
Тот все время молчал и не опускался на колени. В его черных глазах застыла настороженность. Каким-то чудом почувствовав опасность, индеец отступил на шаг назад, но опоздал.
Отец Отера взмахнул спрятанным на запястье длинным лезвием. Руки индейца взметнулись к распоротому горлу, пытаясь сдержать хлынувшую кровь. Когда несчастный рухнул на колени, струя крови запачкала монаху рясу. «Поздно молиться, дикарь». Отец Отера скривился и пинком ноги опрокинул захлебывающегося кровью индейца на землю.
Перешагнув через тело, отец Отера продолжил путь. Когда другие монахи разделывались с первым бегуном, он не услышал ни звука и удовлетворенно кивнул.
Церковь действительно отлично их вымуштровала.
* * *Джоан пригубила вино — приличное марочное «мерло», не слишком сухое, со сладким ароматом. Она кивнула, и официант наполнил ей бокал.