Прочитав сенатский доклад о недостатке, для потребных на Армию вещей, лосиных кож, нашли мы, что весь вред и недостаток происходит от казенной под ведомством кригс-комиссариата состоящей лосиной фабрики, ибо нельзя сказать, чтоб оных кож в России не было, но действительно есть и продаются, как и в оном докладе написано, что приезжие из разных городов купцы, раскупая лосиные и Аленьи кожи, вывозят в Москву и в другие города и по выделке на партикулярных замшевых фабриках, употребляют в большую продажу, а недостает только тово, чтоб на оную казенную фабрику в продажу привозили. В противном же случае, т. е. ежели бы кож совсем не было, то и Комиссариату недлячего было бы требовать запрещения продажи мимо помянутой казенной фабрики.
В сем докладе показано, что по причине будто дурноты лосиных кож, купленных в Иркуцке с лишком на 14 руб., вышло из них по выкройке вещей на 13 р. 52 коп. и последовало убытку на 52 коп., из чего ясно видно, что сия фабрика не только не полезна, но еще убыточна. Итак мой совет есть оную сбыть с казенных рук скорее, и как Сенат за удобнее и безубыточнее казне изобретет. Когда же сия фабрика будет не в казенных руках, тогда я чаю достаточно и кож будет, ибо число лосей и Аленей в Сибири не убыло, а где деньги платят исправно, там и потребной товар скоро сыщается.
Монополиум, прежде к сей казенной фабрике присоединенный, был вред народу и казенная от того прибыль не награждала того вреда.
Не подлежит никому запрещать иметь подобную фабрику, но напротив того Сибирскому, Архангелогородскому и Новгородскому губернатором предписать, чтобы они старались в их губерниях поощрять охотников к заведению таких фабрик и рукоделий, с которыми и прочими уже заведенными комиссариат может договоры делать, чтоб они ставили ему подобные вещи по присылаемым от него образцам и когда оные вещи на тех фабриках деланы будут, тогда не станут жаловаться на дороговизну провоза кож на казенную бесполезную фабрику, на которую через несколько тысяч верст таскают их с казенными убытками и с крайним отягощением обывателей, как то из прописанного в сем докладе Сибирского губернатора Чичерина представления видеть можно.
Из производства всего сего дела видно, что порядок, которому в сем деле следовали, был совершенно без успеха и что никаких дел, касающихся до торговли и фабрики не можно завести принуждением, а дешевизна родится только от великого числа продавцов и от вольного умножения товара.
Известно, что промысел Аленями велик по Лене и прочим великим рекам впадающим в Ледовитое море, о чем Гмелиново Сибирское путешествие свидетельствует. Сверх того известно, что и в остзейских городах лосиных фабрик и выделываний кож есть великое число.
А пока все сие в уважение придет каким образом быть чтоб полки в таковых мундирах и амуничных вещах недостатка не чувствовали, о том Сенат имеет требовать от военной коллегии временного положения /…/
Естьли же на сем основании в первых годах оные мундирные и амуничные вещи дороже станут, то приказать главному кригс комиссариату вести особый верный счет сколько против казенной выделки от оных добровольных поставок на годовое обмундирование передачи будет и о том нам через Сенат отрапортовать.
Подлинная за подписанием собственный Ея Императорского Величества руки тако: ЕКАТЕРИНА 27 ноября 1767 г. Москва
Итак, в 1767 г. нехватка лосин была настолько велика, что, во-первых, их заменяли кожами «Аленей», которых рассчитывали найти в Сибири вдоль «рек, впадающих в Ледовитое море», во-вторых, вводили «временное положение» о замене лосиных и даже «Аленьих» кож яловичными и, в-третьих, предлагалось Сибирскому, Новгородскому и Архангелогородскому губернаторам организовать на месте обработку лосиных кож в надежде, что главное затруднение состоит в доставке их на подмосковный лосиный завод. Но лосей не было, и все эти меры не имели успеха, так что правительство вынуждено было почти нацело временно отменить лосиную форму, что и было осуществлено в 1786 г. князем Потёмкиным.
Насколько безуспешными были екатерининские меры по изысканию лосин, показывает следующий документ. —
ЭКСТРАКТ ИЗ ДЕЛА О КАЗЕННОЙ ЛОСИННОЙ ФАБРИКЕ, СОСТОЯЩЕЙ В ВЕДОМСТВЕ ГЛАВНОГО КОМИССАРИАТА
…А губернаторы на посланные к ним указы репортами Сенату доносили:
Новгородский: что от него куда надлежало о учинении публики письменно предложено с тем естьли кто для заведения таких лосиных фабрик и рукоделей охотники найдутся, тоб оные для заключения договоров явились к нему губернатору с письменным видом и атестатами.
Архангелогородский: на предложения его, посланные в Архангелогородскую губернию и в провинциальные: Вологодскую, Галицкую и Устюжскую канцелярию и магистраты, а из них в приписные к ним городы, магистраты и ратуши. Присланными к нему из оных мест репортами объявлено: что к заведению лосиных фабрик и рукоделей никого не явилося.
О сем военной коллегии от 12 сентября из Сената Указом знать дано.
От Сибирского ж губернатора о таких к заведению лосиных фабрик охотниках в Сенат не репортовано.
Приводимое ниже временное положение интересно строгой экономией лосин и оценкой их значения как самого прочного и ноского материала.
ВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ О КОЖАНЫХ АЛЕНЬИХ И ЛОСИНЫХ ВЕЩАХ
ОТПУСКАЕМЫХ ОТ ГЛАВНОГО КОМИССАРИАТА В КАВАЛЕРИЙСКИЕ ПОЛКИ
А именно: в Кирасирские 6, Карабинерные 20 — лосиных штанов в 4 г. на 26 полков — 21 268
перчаток — 20 488
портупей —19 916
в драгунские
штанов Аленьих и замшевых в 3 г. на все 14 полков — 11 844
перчаток —11 424
в ландмилицкий конный в 3 г.
во все 5 полков — 4140
Военная коллегия имея довольное рассмотрение о заготовлении тех кожаных вещей рассуждает:
Кирасирам.
Штаны как в кирасирские так и в карабинерные полки неотменно делать надлежит для прочности в носке из лосиной кожи и для того комиссариату и Генералу Криг-комиссару употребить всекрайнее попечение во отыскании оных в большую покупку или подрядчиков.
Перчатки потому ж из той же кожи делать следует. А обшлага, ежели тех кож будет недостаточно и в покупку и в подряд отыскать неможно, в таком случае употреблять из яловошной кожи самой хорошей выделки.
Портупеи, ледуночные ремни, також и перевязи в карабинерных полках, хотя и следует из лосиной кожи делать, но как оных буде покупкою и подрядом отыскать будет не можно, в таком случае делать оные до размножения фабрик из яловошной кожи. Но при том же того приприлежнее смотреть и наблюдать чтоб те кожи самой лучшей доброты, прочности и выделки были.
Драгунам.
Когда Аленьих кож вольною покупкою и чрез подрядчиков достать будет не можно, то оные штаны делать из замшевой кожи, но с крайним смотрением и наблюдением чтоб те замшевые кожи были самой хорошей доброты и прочности в выноске положенного сроку.
О перчатках тож как выше сказано.
Ландмилиция.
О гитанах как выше о драгунских изъяснено.
О перчатках как выше сказано.
От вышеописанной перемены в вещах казне превосходства в цене против старого положения иметь неуповательно. А полки по неотыскании лосиных и Аленьих кож в большую покупку теми вещами довольствоваться будут безнужно.
У подлинного подписано тако:
Граф Захар Чернышов
Князь Федор Щербатов
Барон Томас Фондиц
Яков Протасов
Обер секретарь
Алексей Микешин
Последний по времени из найденных документов — это «Записка о казённой лосиной фабрике» 1852 г. (Из бумаг действительного тайного советника Тенгоборского.) Это рукопись, в которой рассказывается о возникновении, краткой истории и тогдашнем (1809–1852 гг.) состоянии фабрики.
Фабрика была основана в первые годы XVIII в. при Петре I в Москве близ Каменного моста, и рабочие люди набирались «из Чернослободцев, дворцовых и монастырских крестьян и другого звания людей». В 1709 г. по тесноте места она была перенесена в Богородский уезд на берег р. Клязьмы в 42 верстах от Москвы.
Положением о лосиной фабрике 15 сентября 1809 г. ей «дано новое образование». Лосиная фабрика с кожевенным при ней заводом учреждена для выделки «лосиных и кожевенных амуничных вещей на Гвардию, Армию, Гарнизоны и другие воинские команды, т. е. портупей, перевязей, перчаток и ранцев». С этого времени фабрика работала только на бычьих, яловичных, козловых, телячьих и тюленьих кожах, покупавшихся на торгах «в Московской комиссариатской Комиссии» или заготовлявшихся дирекцией «на коммерческом праве».
О размерах фабрики можно судить по сообщаемым в «Записке» цифрам. На фабрике в работе было 32 чана. Ежегодная заготовка дров составляла 1900 саженей (1500 для лосиной фабрики и 400 для кожевенного завода). Расход сальных свечей был 70 пудов в год (50 на фабрике и 20 на кожевенном заводе). Фабрика занимала площадь 74 дес. 871 саж., с рабочим посёлком, в котором было 398 домов. Способных работать обоего пола мастеровых насчитывалось 1639 человек. Заработки в летний день были 11 3/7 коп., в зимний день 5 1/7 коп.
Теперь на основании этих архивных материалов можно попытаться сделать хотя бы самый приблизительный подсчёт исходного количества лосей в конце XVII в., когда началось их массовое истребление. Если учесть потребность войск, внутреннее потребление и постоянный в течение многих десятилетий экспорт, то максимальная ежегодная добыча лося в начале XVIII столетия, может быть, достигала сотни тысяч голов. Однако с 20-х годов она немногим превышала годичную потребность войск в 10–15 тыс. голов, а с конца 30-х годов была ещё меньше. Постоянство больших чисел добычи в течение полустолетия показывает, что поголовье снижалось сначала медленно и что, следовательно, процент отстрела не сильно превышал процент прироста, в наше время равный 12–15 %. Считая величину ежегодной добычи равной 20 % от общей численности, определяем последнюю в полмиллиона голов. При более точных расчётах по уравнению экспоненциальной кривой с учётом архивных данных искомая древняя численность получается менее 500 000. Это близко к современной численности, которая оценивается в 400 000. Вместе с тем за истекшие 200 лет вдвое сократилась лесная площадь и, следовательно, плотность заселения лосей теперь не менее чем вдвое превышает древнюю. За это же время в 10 раз выросло народонаселение, и лоси стали вынуждены концентрироваться в немногих удалённых урочищах, где их плотность в десятки раз выше средней древней плотности. В центральных областях площадь лесов с 1696 г. сократилась втрое. В то же время из указа Анны Иоанновны видно, что число лосей в них было намного меньше, чем в других местах империи, в частности, в Сибири. Это показывает, что современная плотность лосей здесь особенно сильно превосходит древнюю и что в Московской области такого переуплотнения лосей, как теперь, никогда не было за последние 300 лет.
Будучи самым крупным и сильным из оленей, лось имеет наибольшие возможности для защиты от хищных зверей. Однако в глубокоснежный период, особенно при наличии наста, лось делается совершенно беззащитным и в многоснежных районах северной тайги нередко становится жертвой даже такого небольшого хищника, как росомаха. Вообще же из всех хищных зверей наибольшие опустошения в популяциях лося производят волки, отсутствующие, как правило, в многоснежных северотаежных районах.
В период ледостава и вскрытия рек много лосей тонет при попытках перейти реку по тонкому льду. Во второй половине мая — первой половине июня чаще всего бывают нападения медведей на новорожденных лосят. Осенью медведь представляет для лосей наибольшую опасность, особенно в годы неурожая ягод.
Почти во всей литературе по лосю имеются сообщения о прирученных лосях, которые применялись для верховой и гужевой езды. Однако все эти сообщения от раннего Средневековья до наших дней звучат крайне неопределённо, нигде не указывается, сколь долго лоси служили в качестве домашних животных, какие грузы они тянули или переносили, удавалось ли повысить их работоспособность путём какого-либо воспитания. По-видимому, прирученных лосей в большинстве случаев кормили совершенно неподходящей пищей, в результате чего животные погибали в первые годы своей жизни.
В городской ратуше г. Дерпта (Тарту) хранится распоряжение XVIII в., воспрещающее езду на лосях по городу.
В начале XVII в. в Швеции лоси в санной упряжке использовались для перевозки курьеров. Затем в шведской армии пытались создать лосиную кавалерию, но эти части просуществовали только до первых сражений — лоси решительно разбегались при встрече с любой реальной опасностью. Спустя 200 лет, когда этот опыт был забыт, а Советский Союз готовился к войне с Финляндией, боевые лоси были призваны решить проблему проходимости кавалерии по болотам и глубоким снегам Карельского перешейка. В секретных лосиных хозяйствах лосей объезжали, приучали к звукам выстрелов. Однако к Финской кампании 1939 г. создать какие-либо боеспособные подразделения не успели. А ко времени Великой Отечественной войны оказалось, что кавалерия уже не нужна вообще.
ПУТЬ
Путь от станции к даче начинается с площади, нагретой солнцем, пустой — лишь два-три бомбилы стоят у автобусной остановки. Будка с разливным квасом закрыта. Напротив продуктовый магазин с надписью «Винный дворик», но на самом деле там есть все продукты, не только вино. Возле крыльца стоит девочка с двумя велосипедами, а к ней по ступенькам сходит женщина с сумкой. Она в чёрных очках, белых брюках и широкополой шляпе.
Путь ведёт налево, мимо помойки, отгороженной от площади невысокой кирпичной стеной. Там гора пакетов с вываливающимися внутренностями, среди них в смрадном мареве тени — одна, вторая, — зыблются, ворошат, перебирают. Потом, через несколько шагов, сидит на замусоренной траве под ясенем или клёном какая-нибудь выпивающая компания — иногда двое, иногда побольше. Не пристают, заняты своим разговором. Мимо них путь ведёт к лестнице, нисходящей к реке Хрипанке: два десятка бетонных выщербленных ступенек, по ним взбирается навстречу толстая женщина с пластиковыми пятилитровыми бутылями в руках. Набрала воду в роднике — справа, под горой. А вон там и мужчина с велосипедом, навьюченным такими же бутылями: ведёт за руль, сейчас будет закатывать на обрыв по песчаной тропе рядом с лестницей. К роднику не сворачивать, а идти вперёд по дамбе с асфальтовой дорожкой. Впереди деревянный двугорбый мост. Слева, над виадуком в это время пробегает почти бесшумно поезд «Атаман Платов», стремящийся в Ростов-на-Дону. Это значит, время близится к половине восьмого. Поезд гудит перед станцией.
За спиной, в стороне Раменского вдруг забурчало что-то. Оглядываешься: может, гроза будет?.. Вдоль Хрипанки растёт старый ольшаник, говорят, реликтовый. Стволы высокие, не ниже сосен. К одному стволу перед мостом прибит чёрный фанерный щит и на нём белой краской от руки написано:
Государственный памятник природы
Долина рек Хрипани и Куниловки в п. Кратово Постановление Главы Адм. МО № 194 от 7.09.92 Режим водоохранный прибрежной полосы
На мосту иногда стоят, иногда сидят на перилах подростки с банками коктейлей или пива и с мобильниками. Сейчас никого. Несколько досок в настиле проломано. Дырки где заделаны, где нет. Хрипанка совсем обмелела, еле-еле движется. Внизу по болотистому берегу, заросшему крапивой, вьётся дорога с развороченными колеями, где гоняют некие местные идиоты на квадроциклах. Сразу за мостом — поляна с двумя сосновыми пеньками посередине. Здесь начинаются дачи. Первая — Вадима, ветерана войны. Дача трижды горела, и трижды он её восстанавливал. Сейчас в саду видны машины, кто-то сидит за столом — приехали, похоже, сыновья. Прямо, вдоль железной дороги, идёт в гору улица Железнодорожная, но путь сворачивает от поляны направо, в безымянный проулок между Вадимом и другими дачами. И выводит снова на Хрипанку, только повыше, — к поляне, самой красивой в Кратове. Здесь сосны и ели стоят, наверное, столетние, и в любую погоду присутствует нечто торжественное. За поляной — уступ речной террасы, и там уже ольшаник и пойменная лужайка. Тропа спускается к речке — к так называемому «второму мосту», а точней, к старой запруде, сложенной когда-то из бетонных блоков, но давно размытой. Налево же, вверх начинается улица Комиссарова, верней, она тут кончается. Туда ведёт и путь.
Двухэтажный домик на самом углу за забором из рабицы — это дача Светланы, старой диссидентки 70-х годов. Но её не бывает почти никогда. Домик такой маленький, что лестница на второй этаж не поместилась в нём и пристроена снаружи на отдельных столбах. Два пролёта с прямоугольным изломом и площадкой между ними. Над лестницей шиферная крыша. Всё это выглядит странно и слегка таинственно — может быть, потому ещё, что рядом с домиком растёт старая ель и нависает над ним тёмными лапами.
Напротив Светланы участок Валеры и Гали (№ 38). Стриженый газон, на нём яблони. Яблок много, они уже падают, пестрят в траве. Дом вдали, за кустами сирени и жасмина. Хотя на калитке висит замок, но, может быть, они дома. Мобильника у меня нет, и узнать я этого не могу — и позвать, чтобы мне открыли. Иногда я перелезаю через калитку и иду по саду к веранде. Сейчас я не буду так делать. Путь продолжает вести по Комиссарова вверх и — мимо дачи Брауде (№ 36) за зелёным забором, мимо красивого одноэтажного домика Паши и Риты (он стоит на нашем участке и глядит окнами прямо на улицу) — подводит к нашим воротам (№ 34).
Гроза действительно будет — небо потемнело. Из-за железной дороги, со стороны кратовского озера медленно заходят тучи. Гром слышен всё чаще, но ещё далеко. От калитки к крыльцу — дорожка мимо одичавшей яблони, сирени и рябины. Справа от крыльца — георгины, некоторые выше человеческого роста, они уже отцветают. Стебли, сгибаясь, переламываются, и растрёпанные, тяжёлые цветы свешиваются почти до земли. Ещё несколько таких георгинов высажены на поляне, через которую тропинка ведёт к сараю и туалету. Поляну охватывают с одной стороны шпалера флоксов, белых и розовых, с другой — золотые шары высокой стеной, с третьей — кусты с бледно-фиолетовыми цветами-метёлками, которых я не знаю названия. Я открываю ключом дверь на крыльце и поднимаюсь по тёмной лестнице на второй этаж. Лестница пахнет старым деревом, а может быть, тлением старых книг и журналов, сложенных при входе на покосившемся стеллаже вместе с пыльными пивными бутылками. На верхней площадке я включаю свет и отпираю дверь, ведущую в нашу половину.