Кухня первобытного человека. Как еда сделала человека разумным - Анна Павловская


Анна Павловская Кухня первобытного человека. Как еда сделала человека разумным

1. Общие проблемы изучения первобытного периода

Начало человеческой истории теряется в глубине тысячелетий. Самый длительный исторический период, традиционно называемый в отечественной науке первобытным, одновременно и самый загадочный. Главная проблема — в источниках информации. Важнейшими для историка, пытающегося восстановить картину далекого прошлого, являются данные археологии, которая располагает обилием человеческих и животных костей, а также каменных орудий; остальные предметы, относящиеся к этому периоду, представлены крайне скудно. Антропологи увлеченно занимаются систематизацией камней и костей по эпохам и воссоздают физический облик человека и его предков, мало интересуясь его духовным миром и образом жизни. Последнее в основном черпается из данных этнографии (или этнологии, на западный манер), но вопрос о том, насколько наблюдения за аборигенами Полинезии или пигмеями Африки отражают жизнь первобытного человека, остается открытым.

Естественно, что в условиях столь ограниченных данных все, что связано с периодом первобытности, это повод для дискуссий. Собственно, нет практически ни одного вопроса, кроме самого факта существования данного периода, который бы считался решенным. Само название и то вызывает споры. В западной литературе период называется «доисторическим» (prehistoric); «историческое» же время начинается после появления письменных источников. Явления доисторического периода определяются как «primitive», по-русски и совсем неудобным «примитивный». У нас в стране понятие «первобытно-общинный строй» стойко ассоциируется с марксистской теорией социально-экономических формаций и потому отвергается некоторыми исследователями, хотя предлагаемая взамен «праистория» звучит не очень. Как бы там ни было, именно термин «первобытное общество» чаще всего используется применительно к самому раннему периоду развития человечества.

Нет и единой точки зрения относительно времени появления человека на Земле. Прослеживается тенденция перенесения всех событий человеческой истории все дальше в глубь веков. Долгое время считалось, что древнейший человек появился 1,5–1 миллион лет назад, потом 2,5 миллиона, сейчас и того раньше. Появление человека современного типа относилось ко времени примерно 40 тысяч лет назад, потом 60 тысяч, а теперь уже и 100 и 150 и некоторыми учеными даже 300 тысяч. Более того, появилась некая политическая подоплека: разные регионы борются за «право» обнаружения более старых человеческих костей, чем у соседей. Абсурдно, но факт: одна из странностей нашего времени заключается в том, что стало престижно быть «обладателем» находки какой-то более древней формы человеческого существа, а в идеале еще и присвоить ему имя своего региона.

Не вступая в дискуссии, в своей работе будем исходить из традиционных примерно 60–40 тысяч лет существования современного типа человека — времени вполне достаточного для выявления основных особенностей развития человека первобытного. Дело в том, что сложный для описания и обсуждения первобытный период крайне важен: это время формирования базовых явлений человеческой жизни, когда закладывались основы существования и развития «человека разумного», к которому мы себя имеем смелость причислять по сей день. Начало отступления ледника 12–10 тысяч лет назад является верхней гранью описываемого периода и знаменует начало нового времени в истории человечества. Согласно археологической периодизации, это время верхнего палеолита (в просторечье — каменного века), согласно геологической — завершающий период вюрмского, или вислинского, оледенения (на территории Восточной Европы к нему еще применяют термин «валдайское оледенение») четвертичного периода кайнозойской эры (уф!).

Несмотря на сложности изучения, есть несколько аспектов жизни древнего человека, которые довольно подробно описаны за последние два столетия. Классики марксизма утверждали, что человека из обезьяны сделал труд, именно поэтому в советское время большое место уделялось изучению эволюции (кстати, удивительно неспешной на протяжении сотен тысячелетий) орудий труда. Еще одна причина пристального к ним внимания заключалась в том, что именно орудия труда практически единственное (не считая костей), что реально, зримо и ощутимо дошло до нашего времени от тех таинственных времен. Классификация, описание, периодизация орудий, произведенных древним человеком и его предком, составляет главное занятие археологов, изучающих доисторические времена. Значительное внимание уделялось и изучению захоронений древнего человека, прежде всего в аспекте магических и религиозных верований. Описывались также жилища и одежда древних, хотя и не столь подробно, как камни и кости.

Ф. Энгельс подхватил и сделал достоянием широкой научной общественности идеи Г. Моргана и ряда других социологов в своем знаменитом труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Вслед за ним социологи, философы и этнологи последующих поколений уделяли пристальное внимание изучению общественных отношений древних людей, типам общин, в которых они жили, вопросам собственности и права, а также семейным и сексуальным отношениям в древнем коллективе. Культурологи и этнологи сосредоточились еще в XIX веке на древних верованиях, прежде всего магических ритуалах и инициациях, которые изучали на основании аналогичных традиций современных исследователям примитивных, как их называли, обществ аборигенов. Во всех этих построениях и реконструкциях древней жизни, конечно, присутствовала изрядная доля фантазии, но, как бы то ни было, именно они долгое время стояли в центре внимания исследователей первобытности.

Во многом выделение указанных аспектов как важнейших при изучении древнейшего человека справедливо. Безусловно, главными составляющими человеческой жизни были (и есть) поддержание жизни и продолжение рода. Большая часть духовных и общественных установлений связана для древнего периода именно с этими базовыми основами. Что касается поддержания жизни, то ученые сосредоточились на процессе производства орудий для добычи с помощью охоты продуктов питания, то есть труде. Продолжение рода прежде всего связано с половыми и семейными отношениями в древнем обществе. Две составляющие — труд и семья — стали основой для всех прочих построений: с ними связывают изменения в общественных отношениях, появление верований, магические ритуалы, да и эволюцию самого человека.

При этом исследователями глубокой древности практически полностью игнорируется важнейший вопрос, касающийся системы питания. Вскользь перечисляются животные, чьи кости находят в тех или иных поселениях, а также изображения которых являются древнейшими произведениями искусства. Еще более бегло — возможные продукты собирательства ввиду отсутствия материальных свидетельств. Несколько большее внимание уделяется овладению огнем, но и здесь «застольные традиции» древних практически игнорируются, важнее оказывается тепло и возможность с его помощью отпугивать диких животных. Тема еды то ли, с точки зрения многих исследователей, слишком низменна, чтобы ею серьезно интересоваться, то ли слишком проста, чтобы стать объектом научного исследования.

Вместе с тем вопросы, связанные с составом пищи древнего человека, способами ее приготовления и хранения, традициями и ритуалами приема, представляются чрезвычайно важными. Социальная функция еды представляется ключевой для понимания процесса становления древних обществ, в которые уходят корнями многие традиции и ритуалы значительно более позднего времени, вплоть до современности. Понять их, не обратившись к истокам, чрезвычайно трудно.

Безусловно, судить о составе пищи древних людей, традициях ее приема и связанных с этим ритуалах и верованиях крайне сложно. Скудность материальных свидетельств по данному вопросу очевидна. Однако это не сложнее, чем восстанавливать семейные и даже брачные отношения того же периода, разбирать упорядоченные или беспорядочные сексуальные связи, вопросы собственности в коллективе, инициации мальчиков и девочек и прочее, чем успешно занимаются ученые вот уже более двух столетий. Возможно, эти темы имеют бо́льшую притягательность в силу своей пикантности, однако история показывает, что еда и связанные с нею традиции способствовали установлению общественных связей не в меньшей степени, чем семейные связи. Да и семья испокон веков строилась вокруг кормившего ее очага. Не случайно понятие «семейный очаг» дошло до современности, хотя давно уже в обиходной жизни очаги отсутствуют.

Существующие источники и методы, выработанные учеными применительно к другим сторонам жизни древних людей, позволяют нарисовать достаточно полную картину питания в первобытном обществе, выявить его социальные функции и проследить некоторые традиции и верования, с ним связанные. Что мы и попытаемся сделать ниже.

Несколько замечаний, касающихся получения данных по теме еды. Они вполне традиционны, хотя и имеют некоторые особенности. В первую очередь это данные археологии, основы основ для изучения каменного века.

Археологические данные представляются наиболее достоверными для изучения палеолита. Просто, но ясно писал об этом Д. А. Авдусин в своем ставшем образцовым учебнике «Основы археологии»: «Археологические источники содержат в открытом или скрытом виде информацию о деятельности людей. Они созданы людьми для удовлетворения своих потребностей, и их утилитарный характер является известной гарантией доброкачественности содержащихся в них сведений. Археологические источники по своей природе более достоверны, чем письменные, за исключением очень редких случаев… Не следует лишь требовать от археологических источников больше, чем они могут дать»[1]. Другое дело, что именно ты ищешь в этих данных и хочешь найти. Самый простой пример: тот же Авдусин детально описывает модификации скребел, скребков, резцов эпохи позднего палеолита, предлагая различные версии их использования: для обработки шкур, изделий из кости, дерева и другие. Но ни разу не упоминается возможность использования найденных орудий для приготовления и приема пищи, хотя очевидно, что они должны были использоваться и в этих целях. Или известный археолог П. П. Ефименко, написавший еще в 1930-е годы фундаментальный труд «Первобытное общество», отмечает: «Применение того же кремня, наряду с костью и рогом, в изготовлении охотничьего вооружения — наконечников копий и дротиков, гарпунов, охотничьих ножей и кинжалов — явилось несомненно очень важным моментом в растущем совершенствовании средств охоты»[2]. Само слово «нож» должно наводить на мысль о кулинарном назначении таких предметов, но всегда и везде рассматривается только смелая и романтическая охота, а не приземленная стряпня.

В большинстве описаний поселений древних людей лишь вскользь упоминается устройство очагов, главное — их наличие, детали вроде как несущественны. Мало внимания уделяется камням, расположенным рядом с очагами и вообще в жилищах, а ведь они могли использоваться древними хозяйками во время готовки. Лишь по отдельным замечаниям удается восстановить довольно интересную картину возможных способов приготовления пищи.

В последние годы зарубежные антропологи, биологи и палеонтологи занялись изучением сохранившихся зубов и костей древних людей, определяя по ним питательность поступавшей в организм еды, наличие в ней различных веществ, а также заболевания, связанные с питанием. Один из важнейших вопросов, который они пытаются решить, — различия между первобытным человеком и другими приматами в вопросах питания. Однако гомо сапиенс интересует их мало, исследования преимущественно обращены в глубокую древность к австралопитекам.

Данные археологии дают хотя и весьма скудный, но вполне конкретный материал по истории питания. Эпоха палеолита практически не сохранила остатков еды, как не дошли до нашего времени изделия из дерева, кожи, коры, листья, которые могли использоваться при приготовлении и приеме пищи. Однако поселения древности, жилища и их структура, орудия охоты и труда, кости животных, раковины, наконец, пусть немногочисленные, но уже существовавшие в каменном веке произведения искусства — фигурки людей и животных, наскальные изображения, украшения орудий, — все это дает возможность составить определенную картину не только быта, но и питания древнего человека.

Труднее судить о ритуалах и общественных традициях, связанных с едой. Самый значимый материал по данному вопросу содержится в двух группах источников. К первым относятся уже упоминавшиеся наблюдения за народами, сохранившими традиционный уклад. Именно так в XIX веке исследователи восстанавливали картину семейных и общественных отношений первобытных людей по образу жизни индейских племен Северной и Южной Америки, австралийских аборигенов, жителей островов Океании. Материал этот был популярен среди зарубежных ученых и в XX веке, когда привлечение данных этнологии при изучении первобытного общества стало играть вторичную роль в связи с накоплением многочисленных данных археологии.

Народы, живущие тем же устройством, что и в древности, называли первоначально «дикарями» и «примитивными», позже терминология расширилась, появились «туземцы» и «аборигены», а затем и более аккуратные определения: «сохранившие первобытный уклад», «охотничье-собирательские», «коренные», «малые». Ныне и вовсе начались игры в политкорректность, по условиям которых индейцев Америки надо называть не индейцами, а «коренными жителями Америки» (хотя, если на то пошло, они тоже пришлые, только раньше европейцев), а то и вовсе громоздким «америндианз» (в этом случае, видимо, стоит ввести и термины евроитальянцы, евронемцы, и уж точно — азиякитайцы, их много во всех частях света).

Как бы там ни было, если называть вещи своими именами, речь идет о народах с неевропейским типом развития. Но не о тех азиатских народах, которые были известны европейцам с древнейших времен, а о народах «экзотических», знакомство с которыми относится к эпохе Великих географических открытий (XV–XVII века), когда европейские путешественники активно (и порой весьма агрессивно) осваивали мир. Это время открытия Америки и Австралии, изучения неизвестных регионов Африки и Азии, многочисленных островов Океании и Карибского моря. Разнообразие племен и народностей, существовавших вне привычного европейцам мира, не могло не поразить воображения, так что неудивительно, что их изучение и описание стали важнейшей задачей исследователей на несколько столетий вперед. Эти данные легли позднее в основу исследований первобытной истории; образ жизни, поведение, верования и ритуалы «благородного дикаря» стали основой для понимания жизни древнейшего человека.

Признавая во многом справедливость подобного подхода, хотелось бы отметить, что племена «благородных дикарей», наблюдавшиеся европейцами, жили, как правило, в регионах, значительным образом отличавшихся от тех, где проживали охотники палеолитической эпохи. Даже если предположить, что они «законсервировались» в своем развитии с древнейших времен (что представляется крайне сомнительным; особый путь развития, а не отсутствие развития «малых» народов давно является общепризнанным явлением), местные условия не могли не повлиять на их образ жизни. В вопросах питания это особенно заметно. Характер еды и традиции приема пищи островных народов Океании или южноамериканских индейцев значительным образом должны отличаться от питания палеолитических народов Евразии эпохи ледникового или даже межледникового периодов. Уже упоминавшийся автор «Первобытного общества» П. Ефименко в 1930-х отмечал, что «наиболее отсталые общества современности, в особенности тасманийское, о котором сохранились некоторые известия от XVIII и начала XIX веков, при всей своей простоте представляют все же общественные образования, достаточно далеко ушедшие от первобытного строя мустьерской эпохи»[3].

Однако есть крайне важный для исследования данной проблемы материал: этнографические описания народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, а также других народов, входивших в состав Российской империи (и позже — в СССР). Материал этот уникален для тех, кто хочет восстановить быт и образ жизни древнего человека. Значительная часть этих народов либо искони проживала на своих нынешних территориях, либо переселилась из Средней Азии, Алтая, Саян, Прибайкалья. Эти области издревле были заселены человеком (древнейшие стоянки датируются более 100 тысяч лет), богаты археологическими памятниками эпохи палеолита, а следовательно, народы, вышедшие оттуда, в значительной степени являются потомками носителей древней культуры. В их случае можно говорить не о перенесении модели современных явлений на явления древности, а о прямом сохранении древнейших традиций, традиций предков. Надо отметить, что огромная территория Сибири даже и сегодня относительно мало населена, но исторически здесь проживало большое количество представителей самых разных языковых и культурных групп.

Освоение Сибири и Дальнего Востока русскими активно начинается с XVI века, а большинство коренных народов были «открыты» и того позже, то есть практически до XVIII века они жили в полной изоляции от так называемого «цивилизованного» мира. Начиная с XVIII века российское правительство систематически отправляло научные экспедиции для изучения и описания народов Сибири, как и других народов, входивших в состав империи. Позже эту традицию подхватило советское государство, посылавшее экспедиции в самые удаленные уголки страны. Безусловно, как и когда-то в случае с когортой ученых-путешественников елизаветинской Англии, отправленных в самые разные районы зарождавшейся империи, интересы правительства были отнюдь не бескорыстные. Потенциал и ресурсы новых регионов — вот ради чего организовывались экспедиции. Но ученые для таких исследований отбирались лучшие, их скрупулезные заметки, составившие огромные тома, являются бесценным источником о жизни различных племен и народов Российской империи, в первую очередь — Сибири. Одновременно они оказывают неоценимую услугу при изучении образа жизни, традиций и повседневности древних народов, заселявших территории Евразии. Не экзотические островные племена, много веков проживавшие в тепличных условиях, а возможные потомки первобытных охотников и собирателей, проживающие в суровых условиях, близких к ледниковому периоду, дают, несомненно, значительно более достоверный материал, во всяком случае, касательно системы питания древних. К тому же описания, относящиеся к XVIII–XIX векам, застали эти народы в их первозданности, в тот момент они еще не подверглись влиянию русских переселенцев с их укладом и образом жизни.

Дальше