Яковлев А. Сумерки - Автор неизвестен 11 стр.

Итак, 1903 год. Столыпин — губернатор Саратовской гу­бернии. Уже тогда она именовалась «красной»: бунты, под­жоги «дворянских гнезд», босяки на всех пристанях, толпы нищих. Здесь он еще раз убедился в необходимости срочно­го и коренного решения аграрной проблемы: она кричала, вопила и уже полыхала. «Общественное мнение», создавае­мое полуобразованным сбродом, рукоплескало революцио­нерам, особенно эсерам-террористам. На рожон лезли все: эсеры — с наганами, большевики — с популистско-демагоги- ческими программами, купцы и промышленники — с день­гами «на дело революции», интеллигенты — с желанием поскорее найти «пятый угол», помещики — с нафталинны­ми проектами, крестьяне — с общинными утопиями и при­зывами к насильственному переделу помещичьей земли, ра­бочие — с требованием: все «отнять и поделить».

Крупный помещик Столыпин не разделял взглядов боль­шинства помещиков, особенно мелкопоместных, с протяну­той рукой шлявшихся по всем казенным присутствиям, выклянчивая дотации. Точь-в-точь как нынешние колхоз- но-совхозные вожаки, непревзойденные мастера траты дота­ционных денег на все, кроме дела. Лично я не устану ут­верждать, что, пока крестьянин не получит землю в личную собственность, Россия будет нищенствовать.

Столыпин считал, что аграрная реформа должна стать ры­чагом подъема всего хозяйства страны. Для этого необходи­мо было разобщинить деревню, деколлективизировать ее, оперсоналить, начать переселение крестьян на хутора и от­дать в частную собственность надельную землю (отруба). Снабдить крестьян сельхозорудиями, дать возможность по­лучать посильный кредит.

В отличие от либерала Витте, который возлагал свои надеж­ды преимущественно на индивидуальную инициативу, Столы­пин считал, что коренные реформы обязана проводить власть.

«Ставить в зависимость от доброй воли крестьян мо­мент ожидаемой реформы, — говорил он, — рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся са­ми собой — это, значит, отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владе­ние земельной собственностью».

Свои мысли о сложившейся в стране ситуации саратов­ский губернатор изложил в отчете царю за 1904 год. Отчет понравился Николаю II. Он резюмировал на документе: «Вы­сказанные мысли заслуживают внимания».

Что же это были за мысли?

Столыпин писал, что 1904 год «дал печальное доказатель­ство какого-то коренного неустройства в крестьянской жиз­ни». Обратите внимание на удивительно точное определение: коренное неустройство. Оно вполне подходит и к сегодняш­ней России. И сегодня, почти два десятка лет, Россия погру­жена в политическую толчею в борьбе за власть и никак не доберется до коренных экономических преобразований.

По мнению Столыпина, главной причиной этого «неуст­ройства» является засилье в ней общинного землевладения. Отсюда господство среди крестьян уравнительных настро­ений, трудности с внедрением в сельское хозяйство агро­культурных и агротехнических улучшений, сложности с при­обретением через Крестьянский банк земли в личную собст­венность. Все это создавало благоприятные условия для разрушительной революционной демагогии.

Единоличная крестьянская собственность, по мнению Столыпина, не только приведет к подъему сельского хозяй­ства. Она послужит «залогом порядка, так как мелкий собст­венник представляет из себя ту ячейку, на которой покоит­ся устойчивый порядок в государстве».

Эту спасительную истину начисто выветрила советская власть. Именно с этого, самого массового предприниматель­ства, и надо было начинать рыночные реформы в 1985 году. Горбачеву эта проблема не была чуждой, но он боялся под­ступиться к ней. Ельцин не боялся, но так и не смог преодо­леть большевистское сопротивление земельной реформе.

1905 год. Русская смута. Саратовская губерния бурлит. Саратовский губернатор показал себя энергичным админи­стратором, твердым, нередко безжалостным. Храбрость его была невероятной. Бывало, один шел на разъяренную толпу, и после его яростных речей страсти угасали. В Столыпина стреляют, бросают бомбы, присылают подметные письма с угрозами. В целом Петр Аркадьевич пережил двадцать поку­шений за свою жизнь. Двадцать первое оказалось роковым.

Он знал, что его убьют. И завещал, чтобы его похоронили там, где он погибнет. Потому могила его в Киеве.

Столыпину удалось сплотить всех противников революции и восстановить порядок. Однако осенью, после уборочных работ, деревня снова забурлила. В губернию направили ка­рательную экспедицию генерал-адъютанта Сахарова. Вскоре его убили эсеры. На смену прибыл другой генерал-адъютант, Максимович. Он продолжил карательные акции. На этом фо­не Столыпин, оказавшийся как бы в стороне, прослыл в неко­тором роде либеральным губернатором, возбудив у части лю­дей надежды на сотрудничество с властями.

Здесь уместно заметить, что мы, в России, весьма упро­щенно понимаем либерализм как слабость власти и право на полную волю, проявляем этакое умиление по поводу тех или иных «шалостей» и «капризов» своевольных честолюбцев. Тут и лежит одна из причин наших заблуждений. Говоря просто, либерализм — это когда в обществе много человека и мало государства. Но свободу либерализм ставит вровень с ответственностью перед законом. Правят законы, а не люди. Иными словами, либерализм — это жесткость, но не жесто­кость, диктатура закона, но без диктаторов.

В этой связи хотел бы обратить внимание на своего рода программные слова Столыпина, актуальные и сегодня. Он го­ворил, что «преобразованное по воле монарха отечество дол­жно превратиться в государство правовое, так как пока пи­саный закон не определит обязанностей и не оградит от­дельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены».

Разумная твердость в саратовских событиях, несомненно, помогла карьере Столыпина. Когда кабинет Витте в апреле

1906 года ушел в отставку, Столыпин был назначен на пост министра внутренних дел, то есть стал главным полицейским империи в правительстве Горемыкина.

В то время начала свою работу I Государственная дума, учреждение шумное, драчливое, оппозиционное к власти. Ни Горемыкин, ни его министры не знали, как вести себя с депутатами — по преимуществу краснобаями и демагогами, ибо эти министры никогда не были публичными политиками по причине своей чиновничьей сути. Один Столыпин был и отменным чиновником, и блестящим оратором, относитель­но готовым к обращению с парламентом — совершенно но­вым явлением в жизни России.

Его речи волновали. В них были твердость и стойкое пони­мание как прав, так и обязанностей власти. В первый раз из министерской ложи на думскую трибуну поднимался ми­нистр, который не уступал думским ораторам в умении вы­ражать свои мысли. С Думой разговаривал не выскочка- чиновник, а государственный муж. Очень скоро стало ясно, что правительству с Думой не ужиться, для власти она была слишком левой. Камнем преткновения стал аграрный вопрос.

Правительство повело дело к разгону I Думы. Решившись на этот шаг, оно обставило его различными мерами предос­торожности. Имея на руках царский манифест от 8 июля о роспуске Думы, Столыпин, на которого была возложена эта миссия, по телефону известил председателя Думы Муромце­ва о своем намерении выступить на очередном ее заседании 9 июля, в понедельник. Но уже накануне, в воскресенье, Тав­рический дворец, где она заседала, был оцеплен войсками.

В июле же 1906 года Столыпин был назначен председате­лем Совета министров. Портфель министра внутренних дел оставался у него, что означало беспрецедентную концентра­цию власти в одних руках. С первых же дней премьерства Столыпин зарекомендовал себя жестким администратором и искушенным политиком. Были пресечены попытки собрав­шихся в Выборге депутатов разогнанной Думы обратиться к народу с призывом к гражданскому неповиновению. Подав­лены восстания моряков и солдат в Свеаборге и Кронштадте, так же как и попытки рабочих поддержать эти выступления забастовкой.

Решительность в проведении репрессивного курса сделала Столыпина кумиром правящей элиты. Его авторитет особен­но подскочил после покушения на него самого, совершенного эсерами-максималистами 12 августа 1906 года. Убийцы взор­вали две бомбы в приемной премьера на его даче. Были уби­ты 27 человек из числа посетителей и прислуги, в том числе и трое покушавшихся. Тяжелое ранение получила четырнадца­тилетняя дочь Столыпина, ранен был и его трехлетний сын. Кабинет, где Столыпин в то время находился, не пострадал.

Покушение потрясло Столыпина. Как вспоминают совре­менники, он заметно изменился даже внешне. Меры борьбы с революционными выступлениями стали еще жестче. По свидетельству Витте, когда Столыпину напоминали, что он раньше рассуждал вроде бы иначе, был мягче, тот отвечал: «Да, это было до бомбы на Аптекарском острове, а теперь я стал другим человеком».

19 августа 1906 года в чрезвычайном порядке был принят указ о введении военно-полевых судов. Судопроизводство, проводившееся строевыми офицерами, должно было завер­шаться в 48 часов, приговор приводился в исполнение через

24 часа. Жестокость армейских чинов достигла таких масш­табов, что даже военный министр Редигер возмутился дейст­виями Столыпина.

Но постепенно в установках Столыпина появляются по­правки, он становился ровнее, вдумчивее. Его прежний принцип — сперва успокоение, потом реформы — сущест­венно изменился. Он все больше склонялся к мысли об одно­временности этих действий. Понимал, что времени нет, что обстановка в стране обостряется, а репрессии не приносят желаемого эффекта. Столыпин формулирует свой новый курс следующим образом: «Если заняться исключительно борьбой с революцией, то в лучшем случае устраним послед­ствия, а не причину... Если обращать все творчество прави­тельства на полицейские мероприятия — это будет призна­ком бессилия правящей власти».

Актами от 12, 27 августа и 19 сентября 1906 года Крестьян­скому банку передавались для продажи крестьянам участки казенной земли в европейской России и Сибири. Затем ука­зом от 5 октября отменялись некоторые существенные огра­ничения в правовом статусе крестьян. В частности, устра­нялись ограничения при поступлении на государственную службу и в учебные заведения; предоставлялось право сво­бодного получения паспортов и выбора места жительства; снимались препятствия к уходу крестьян на заработки; отме­нялись пункты законодательства, запрещавшие семейные разделы; зажиточные крестьяне, купившие землю, могли уча­ствовать в земских выборах по курии землевладельцев и т. д.

Особую известность получил указ от 9 ноября 1906 года о праве выхода крестьян из общины и закреплении надельных земель в личной собственности. Такое решение означало ко­ренную ломку крестьянского уклада жизни. Первая статья указа устанавливала, что каждый домохозяин, владеющий землей на общинном праве, может потребовать передачи причитающейся ему части земли в личную собственность. Земля могла продаваться, покупаться и закладываться, прав­да в ограниченных рамках.

Это был уже другой Столыпин, испытавший горький опыт силовых решений, переживший трагедию собственной семьи. В полном виде правительственную программу премьер изло­жил в своем первом выступлении во II Думе б марта

1907 года. Он говорил депутатам: «В странах с установив­шимся правительственным строем отдельные законоположе­ния являются в общем укладе законодательства естествен­ным отражением новой назревшей потребности и находят себе место в общей системе государственного распорядка...

Не то, конечно, в стране, находящейся в периоде перестрой­ки, а следовательно, брожения...»

Еще раз обращаю внимание читателя на слово «пере­стройка». В России, по Столыпину, при выработке новых за­конопроектов надо думать, прежде всего, о том, чтобы они не отозвались губительным образом на благе страны. Все за­конодательные предположения должны быть подчинены еди­ной идее, каковой является создание тех «материальных норм», в которые должны воплотиться новые правоотноше­ния, вытекающие из реформ и приносящие блага людям.

Столыпин признавал, что некоторые гражданские свобо­ды, провозглашенные манифестом 17 октября (в сущности, манифест был первой демократической конституцией Рос­сии), — свобода слова, собраний, печати, союзов, вероиспове­даний — имели характер временных правил, так и не под­твержденных законодательно; другие — неприкосновенность личности, жилища, тайна корреспонденции — оставались не­нормированными вообще. Этот комплекс вопросов, подлежа­щих разработке и законодательному утверждению, должен, по мысли Столыпина, составить правовую базу общества.

Другой важнейшей проблемой России премьер назвал ре­организацию и совершенствование системы местного управ­ления и самоуправления. В законопроектах для Думы пред­усматривалось укрепление губернского и уездного админи­стративного звена — расширение полномочий губернаторов, замена уездных предводителей дворянства начальниками уездов, ликвидация скомпрометировавших себя земских на­чальников и замена их участковыми комиссарами.

В области местного самоуправления предполагалось ввес­ти земство в Прибалтике, Западном крае и Польше, несколь­ко расширить компетенцию земских управ, создать в качест­ве низшего административно-общественного звена всесос­ловную земскую организацию, а также образовать особые поселковые управления в крупных селах и поселках, где про­живало и некрестьянское население. Столыпин упорно ук­реплял вертикаль власти, одновременно расширяя полномо­чия власти на местах.

Предполагалось реформировать правоохранительную сис­тему. Общая полиция сливалась с жандармскими управления­ми, с которых снимались функции политического дознания. Последние передавались следственным органам. Согласно за­конопроекту о местных судебных органах, отменялись судеб­ные функции земских начальников и волостных судов. Вновь предлагалось ввести институт мировых судей. Предусматри­вался допуск адвокатов на стадии предварительного следствия.

Правительство планировало провести совместную с обще­ственными учреждениями (земствами, городскими управа­ми) реформу образования на принципе доступности, а затем и обязательности начального образования, при непрерывной связи низшей школы со средней и высшей, с законченным кругом знаний на каждой ступени обучения, создание широ­кой сети профессиональных учебных заведений, дающих в то же время необходимый минимум общего образования.

Такова была в общих чертах программа столыпинского кабинета. С такой программой ни в царское, ни в советское, ни в посткоммунистическое время не выступал ни один госу­дарственный лидер. Поражаешься ее глубине и масштабнос­ти, доступному и образному изложению, а главное, комп­лексности, всеохватывающему подходу к решению пере­зревших российских проблем.

Меня, как учителя, восхищает столыпинский подход к на­родному просвещению. Большевики лгали, что Россия была сплошь неграмотной. В начале века 75 процентов населения империи имело то или иное образование. Столыпин, а от­нюдь не Ленин, ввел обязательное начальное образование — «Всеобуч». Ленин, как он сам говорил, «экономил даже на школах». Патриот Столыпин, в отличие от Ленина, на школы денег не жалел. Всего за три года (1908—1910) Столыпин уве­личил расходы на народное образование в четыре раза!

В церковно-приходской школе, что в селе Введенском, где я учился, а в церкви этого села был крещен, учительни­ца, как рассказывал мой отец, при «проклятом» царизме за­казывала себе наряды в Петербурге, а вот при советской власти — нищенствовала. У меня до сих пор хранится Еван­гелие, врученное отцу этой учительницей за примерное по­ведение и хорошую учебу.

Программная речь Столыпина, выдержанная во властном, резком тоне, явно провоцировала левых депутатов на ответ­ные заявления в том же духе. Так и произошло. И тогда премьер занял открыто конфронтационную позицию по от­ношению к «левым силам». Поднявшись на трибуну, он с не­прикрытой угрозой заявил:

«Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у прави­тельства, у власти паралич воли и мысли, все они сводятся к двум словам: «Руки вверх». На эти два слова, господа, прави­тельство с полным спокойствием и сознанием своей право­ты может ответить тоже двумя словами: «Не запугаете!»

Основным пунктом расхождений оставался аграрный вопрос. Левое и либеральное думское крыло требовало от­чуждения помещичьих земель в той или иной форме. Прави­тельство упрямилось. Выступая в Думе 10 мая 1907 года, Сто­лыпин отверг и радикальный проект трудовиков, и компро­миссный вариант кадетов, так как считал, что оба проекта ведут к «социальной революции». Перераспределение зе­мель он допускал лишь путем скупки государством продавае­мых помещиками земель и перепродажи их крестьянам.

Главным направлением аграрной политики, подчеркивал Столыпин еще и еще раз, должно быть освобождение крестьян от тисков общины и закрепление уже существую­щих наделов в личной собственности. Осознавая сложность проблемы, он говорил о постепенности и осторожности в решении этого вопроса. Столыпин решительно отвергал на­ционализацию земли, как подрывающую устои государст­венности, исторические и культурные традиции народа. В за­ключение своего выступления он произнес в адрес радика­лов фразу, ставшую хрестоматийной: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».