Он медленно поднялся на ноги, опасаясь в темноте удариться головой о какое-нибудь неожиданное препятствие, положил скованные наручниками руки ладонями на стену и осторожно двинулся вдоль неё к выходу. Когда всё началось, дверь была открыта, поэтому можно рассчитывать, что путь из камеры свободен. Нужно выйти в коридор и выяснить, что с учёными, чем занята охрана и что вообще творится на свете белом, столь неожиданно ставшем чёрным. Медведь, на ощупь переступая через неожиданно многочисленные и крупные обломки, добрался до противоположной стороны камеры и понял, что проблем с выходом не возникнет: стены, в которой располагалась дверь, больше не существовало. Собственно, через её обломки он и пробирался. Здоровяк добрался до разрушенного края камеры и остановился, вглядываясь в темноту. Видимость превосходная — хоть глаз выколи. Если отойти от стены, недолго и потерять ориентацию на местности, если раньше не сломаешь ногу. Похоже, выдержали только несущие стены и перекрытия, остальные перегородки обрушились. Как только потолок не обвалился…
Майор попытался сообразить, где он сейчас находится и в какую сторону смотрит. Если он всё правильно представляет, то выход где-то вон там, туда и надо пробираться. Он хорошо помнил, что перед тем, как всё началось, входная решётка была закрыта и конвоир находился где-то рядом с ней. Если сержант успел унести ноги, то вряд ли запирал за собой решётку, а значит, есть возможность пройти дальше. Если не успел, то где-то там лежит его тело, на котором должны быть ключи от наручников. Избавиться от браслетов хотелось ну очень сильно, пробираться в полной темноте через кучи острых обломков со скованными руками — занятие не самое удобное. Медведь поочерёдно потёр зудящие от постоянного гула уши. «Этот гигантский шейкер, совмещённый с пароваркой, быстро добьёт кого угодно, если под рукой нет запаса воды, хотя бы обычной фляги. И всё-таки, что происходит? Выброс, даже самый мощный, не способен разрушать бетонные здания. В Жёлтой Зоне, вон, до сих пор деревянные дома держатся…» Он пару раз резко выдохнул через нос, выдувая набившуюся пыль от битой штукатурки, и громко произнёс:
— Есть кто живой?
Ответа не последовало, и майор повысил голос:
— Люди добрые и не очень, отзовись! Кто откликнется, тому ничего не будет! Даже балбесу сержанту!
Но никто так и не отозвался. Медведь нахмурился. «Это плохо. Нужно быстрее разыскать учёных, наверняка им нужна помощь. Но сперва стоит попытаться избавиться от наручников и, в идеале, раздобыть хоть какое-то освещение, иначе разыскивать пострадавших придётся так долго, что кому-нибудь из них помощь может уже и не понадобиться…» Ощупывая скованными руками путь, майор полез во тьму через завалы рухнувших стен. Держать прямое направление движения среди всей этой разрухи было невозможно, и пробираться от одной разрушенной стены к другой пришлось долго. Входную решётку он нащупал только полчаса спустя. Она была закрыта и заперта. «Не самые оптимистичные новости», — подумал Медведь и в очередной раз выдул из ноздрей постоянно набивающуюся туда пыль. Он прижался к решётке спиной и посмотрел в густой мрак. Итак, сейчас он в начале коридора. Учитывая его ширину и то место, откуда сержант-конвоир подавал голос крайний раз, его тело должно лежать где-то… где-то шагах в трёх-пяти отсюда, никак не дальше. Майор опустился на корточки и принялся методично обшаривать скованными руками устилающие пол куски обрушившихся стен и обломки битого кирпича.
Труп охранника он всё-таки пропустил, и если бы случайно не наступил на него ногой, искал его ещё долго. Тело оказалось почти полностью засыпано — похоже, сержанта накрыло разлетающейся стеной. Медведь попытался проверить пульс на сонной артерии, но понял, что в этом нет смысла, едва его руки упёрлись в то, что осталось от головы конвоира. «Не повезло тебе, сержант, — вздохнул майор, вытирая руки об охранника, — надеюсь, другим досталось больше везения». Он вновь потёр уши, жгущие болью от надрывного гула, и коротко потряс головой. Бесконечная вибрация отдавалась тупой резью в висках. Сейчас бы поспать…
Медведь некоторое время разгребал обломки, выкапывая мёртвое тело, после чего принялся обшаривать его в поисках чего-нибудь полезного. Помимо ключей от наручников, на трупе обнаружилась рация, автомат, подсумок с одним магазином, резиновая дубинка, электрошокер, мобильный телефон, УИП стандартной модели и всякая мелочь вроде бумажника, сигарет и зажигалки. И самое главное — прицепленные к поясу ключи от входной решётки. «Жить стало легче, — улыбнулся майор, снимая с себя наручники. — Выбрасывать не будем, всякое может быть. — Он отшвырнул в темноту пачку с сигаретами. — Это для лохов. А вот это — вещь!» Медведь щёлкнул зажигалкой, и весёлый язычок пламени ослепил привыкшие к темноте глаза. Поморгав глазами, он вытянул руку, сжимающую дрожащий в забитом пылью воздухе огонёк, и осмотрелся.
Входная решётка с наружной стороны оказалась завалена битым кирпичом почти на треть своей высоты. Ладно, это не трагедия, она открывается вовнутрь, а здесь он обломки разгребёт. Вопрос в том, что там, дальше… Мобильный и УИП не работали, что не удивительно, если предполагать, что сейчас идёт Выброс. Автомат поцарапался и запылился, возможно, под ударами падающей стены сбилась пристрелка, но в целом оружие не пострадало. В самом подвальном помещении внутренние стены почти полностью сохранились у стыков с несущими конструкциями и почти полностью же разрушились ближе к его центру. Если на момент катастрофы учёные стояли в дальних углах, как он, то шансы выжить у них были. Майор привычно укрепил на предплечье неработающий УИП, рассовал по карманам всё остальное и, забросив автомат за спину, пошагал через обломки разыскивать «головастиков».
Николаеву он нашёл сразу. Профессор уже пришла в сознание и сидела у стены, пытаясь разглядеть приближающегося к ней человека.
— Медведь, это вы? — Она всматривалась в тусклый свет, стряхивая с лица пыль и мелкие кусочки битой штукатурки. — Что произошло?
— Похоже, Выброс, — поморщился здоровяк, — и очень мощный. Вы как, целы?
— Я не пострадала. — Николаева осмотрела себя. — Будет пара-другая синяков, и не более того. Вот только всё тело зудит, словно телефон с вибровызовом, и в ушах гул. Наверное, контузило.
— Нет, — майор присел перед ней на корточки, — это действие Выброса. Нам повезло, что мы оказались в здании, да ещё и в подвале. На открытой местности мозг или внутренние органы не выдержали бы вибраций. — Он вытянул перед её лицом два пальца английской буквой «V». — Сколько пальцев видите?
— Два.
Он соединил их вместе и поводил рукой из стороны в сторону:
— Следите за пальцами, голову не поворачивайте, только глазами. — Здоровяк всмотрелся в глаза профессора. — Что ж, контузии у вас нет, значит, обрушение вас не зацепило, а потеря сознания была вызвана Выбросом.
— Я думала, что тревога учебная, — болезненно поморщилась Николаева, — и что Выброс имеет строго определённый Шаг в один километр сто пятьдесят три метра и не может добраться сюда…
— Я тоже так думал. — Пожал плечами Медведь. — Давайте, я сниму с вас наручники.
— Наш сторож сменил гнев на милость? — Профессор принялась растирать освобождённые от оков запястья.
— Ему уже всё равно. — Майор поднялся. — Пойду, поищу Никиту. Вы пока не выходите из этого угла, кто его знает, что сейчас происходит на поверхности… Выброс не разрушает строения. По крайней мере, раньше не разрушал.
Степанов обнаружился в своей камере, без сознания и придавленный куском стены. Похоже, когда стены рушились, его отшвырнуло в сторону. Он упал, пытаясь закрыть голову скованными руками. Это его и спасло. Иначе учёного ожидала участь сержанта-конвоира. Медведь положил зажигалку в карман, уцепился за край упавшей стены и упёрся ногами в пол. «Тяжёлая зараза, центнера два с половиной будет, однако. Хорошо, упала на Степанова не сразу, сначала осыпались обломки поменьше, на них-то она и застряла. Так бы раздавила беднягу в хлам». Здоровяк крякнул и, приподняв остатки стены, опрокинул их прочь, освобождая учёного из плена. Вновь осветив разрушенную камеру, майор быстро снял с него наручники и наскоро осмотрел. Левая рука в области предплечья сильно распухла, наверняка перелом в том месте, куда пришёлся удар. Голова цела, видимых повреждений нет, а большего при таком освещении не разобрать. Он поднял учёного на руки и, стараясь не погасить зажигалку, понёс его в камеру Николаевой.
В сознание Степанов пришёл только через полчаса. За это время Медведь успел расчистить пол перед выходом и открыть решётку. Все трое собрались перед наполовину заваленным обломками коридором, утопающим в гудяще-вибрирующей темноте.
— Я сползаю туда, — здоровяк кивнул в сторону выхода, — надо бы посмотреть, что там дальше. Это здание Службы Собственной Безопасности, тут должно быть полно народу. Даже если здание обвалилось, кто-то мог успеть укрыться в подвале, да и дежурный на этом этаже должен был быть.
В сознание Степанов пришёл только через полчаса. За это время Медведь успел расчистить пол перед выходом и открыть решётку. Все трое собрались перед наполовину заваленным обломками коридором, утопающим в гудяще-вибрирующей темноте.
— Я сползаю туда, — здоровяк кивнул в сторону выхода, — надо бы посмотреть, что там дальше. Это здание Службы Собственной Безопасности, тут должно быть полно народу. Даже если здание обвалилось, кто-то мог успеть укрыться в подвале, да и дежурный на этом этаже должен был быть.
— Если уж здесь перегородки не выдержали, то наверху здание может оказаться полностью разрушенным, — покачала головой профессор. — Всё произошло так быстро… маловероятно, что кто-то успел сюда добежать.
— Разве по инструкции в случае Выброса не нужно найти укрытие и дождаться его окончания? — Степанов с болезненной гримасой прижимал к груди сломанную руку, висящую на перевязи, наскоро сделанной из ремня погибшего конвоира. — Выходить наружу чревато гибелью. Или я что-то путаю?
— Всё верно, — вздохнул Медведь, — вот только Выброс может длиться и неделю. Без воды мы столько не протянем, да и зажигалка скоро сдохнет. Вылезать под Выброс я не собираюсь, но попытаться понять, в каком положении мы оказались, необходимо. Если первый этаж уцелел, там есть кулеры с водой. Я видел, меня арестовывали как раз возле одного из них. А в дежурке должны быть фонари и сам дежурный. Тоже полезная штука.
— Вы всё шутите, Николай Иванович, — улыбнулся учёный. — Для вас, как я понимаю, подобная ситуация не в новинку. А вот мне несколько не по себе.
— Ну, меня тоже никогда не закапывали в тёмном подвале, — весело хохотнул здоровяк, — но сейчас мы что-нибудь сымпровизируем. Главное — отыскать в помещении дежурного сухой паёк. Я за любую авантюру, кроме голодовки!
Заявив это, майор полез в полузасыпанный коридор.
Ползти оказалось довольно больно. Острые края битого кирпича врезались в тело, руки и ноги, а особенно неприятно приходилось коленям, когда Медведь в кромешной тьме задевал ими за развалины. Причина столь сильного захламления коридора выяснилась быстро: потолочные плиты разошлись, и в образовавшуюся трещину ссыпались обломки с первого этажа. Значит, здание подверглось сильному разрушению. Если оно полностью рухнуло, то их, с большой вероятностью, погребло под обломками. Не самая радужная перспектива…
Высота завала стала уменьшаться, и вскоре майор смог подняться на ноги. Он пощёлкал зажигалкой и осмотрелся. Похоже, тупик. Кругом одни завалы из лопнувших перекрытий, обвалившихся стен и просевших потолочных плит. Все помещения шириною большие, чем коридор, засыпало наглухо. Если там и был кто-то живой на момент трагедии, то сейчас от него осталось немногое. И это самое немногое придавлено сотнями килограммов обломков. Медведь невесело ухмыльнулся: «Не было счастья, да несчастье помогло». Их арестантская троица уцелела как раз благодаря тому, что находилась в узких клетушках камер. Хоть многие внутренние стены и не выдержали, но потолок не рухнул им на головы лишь потому, что ширина камер много меньше длины потолочных плит. То же и с коридором. Нужно обшарить этот каменный мешок, пока ещё есть источник света. Насколько он помнил, этот коридор не длинный и ведёт к лестнице на первый этаж, но он был совсем не широк и сейчас оказался заваленным. Майор выключил зажигалку и подул на неё, остужая обжигающе горячее колёсико кремня. Не хватало ещё, чтобы что-нибудь в зажигалке расплавилось и она взорвалась у него в руках. Помнится, курящие знакомые рассказывали какие-то небылицы на эту тему…
Выход из западни обнаружился под самым потолком — в стене из обломков зиял небольшой лаз. Видимо, коридор засыпало не полностью, где-то на высоте человеческого роста можно было проползти. Медведь с сомнением посмотрел на уходящую в темноту узкую каменную нору. Не застрять бы, с его-то габаритами. Вот будет весело. Он поднёс горящую зажигалку к чёрному провалу. Тупика не видно, и пламя огонька затрепетало, стало быть, есть конвекция. Это ещё не значит, что там выход, но хотя бы ободряет. Здоровяк снял со спины автомат, взял его за ремень у антабки, чтоб удобнее было ползти, и принялся протискиваться в узкую нору. Острые обломки цеплялись за камуфляж, замедляя движение, несколько раз битые кирпичи проседали под могучим майором, но в целом протискиваться удавалось. Закончился лаз здоровенным обломком, за нижним краем которого виднелся провал. «Ну конечно, кто бы удивлялся», — мысленно хмыкнул майор. У всех нормальных людей в этой ситуации обнаружился бы выход, а у него, как всегда, пробка на самом интересном месте.
С обломком пришлось изрядно повозиться. В узком лазе не было возможности ни развернуться, ни как следует упереться руками, и все усилия сводились к тому, что Медведь отталкивался от камня, вместо того чтобы отталкивать его. В конце концов пришлось упереться в обломок лбом и, упёршись руками-ногами в разные стороны, всем телом выдавливать его. Шейные мышцы вздулись от напряжения, позвоночник хрустел, словно ломающийся карандаш, но майор, хрипя от напряжения, продолжал давить. Пробка поддавалась неохотно, и окончательно вытолкнуть её наружу удалось лишь через полчаса, когда Медведь взмок от напряжения и недостатка кислорода в забитом пылью воздухе. Обломок выпал из лаза и с тихим шумом скатился в темноту. Майор устало выполз из норы, стараясь не свалиться вслед за ним и не переломать себе конечности, и несколько минут отдыхал, собираясь с силами.
Пространство, в котором он оказался, размерами было не намного больше его камеры. Узнать в нагромождении обломков, чем было это место до обрушения здания, не представлялось возможным. «Это и неважно, — подумал Медведь, глядя на дыру в потолке, в которой слабо угадывался свет, — главное, что теперь мы можем выбраться хотя бы на уровень земной поверхности». Он аккуратно прислонил автомат к обвалившейся потолочной балке, размял гудящую от боли шею и вскарабкался по завалу обратно в нору.
— Николай Иванович? — встретила его Николаева. — Мы уже начали беспокоиться, не произошло ли чего! Вы долго не возвращались. — Она всмотрелась в его лицо. — У вас лоб кровоточит, кожа порвана! Что случилось?
— Ерунда! — отмахнулся Медведь и весело заявил: — Да что со мной может случиться? Я же под землёй! Пойдёмте, нам пора менять место жительства. Перебираемся, так сказать, поближе к цивилизации. — Его взгляд остановился на Степанове. Учёный лежал на засыпанном битой штукатуркой полу и подрагивал во сне. — Что с Никитой?
— Лихорадит, — ответила профессор. — Рука стала как нога толщиной, сильное воспаление. Нужны антибиотики. Вы нашли выход?
— Нет, — покачал головой майор, — пока идёт Выброс, лезть на поверхность опасно. Я отыскал место, из которого виден слабый свет. Когда всё утихнет, попробуем попытать счастья и выбраться наружу. Пока же лучше оставаться внизу.
Он склонился над вздрагивающим учёным и осторожно взял его за плечо. Тот встрепенулся и открыл кроваво-красные от воспаления глаза.
— Как самочувствие, Никита? Двигаться можешь? — Медведь помог ему подняться. — Нам нужно сменить этот каменный мешок на другой, поменьше. Здесь слишком много места, никакой романтики от клаустрофобии.
— Рука огнём горит, — болезненно скривился учёный. — Долго ползти? С одной рукой, боюсь, мне будет сложно…
— Ерунда, доползём, — отмахнулся здоровяк. — Я помогу. Там даже есть где устроить привал по пути. Пойдёшь крайним, если что, я тебя вытяну.
До нового места добирались долго. Степанов двигался медленно, часто останавливаясь для отдыха. Когда преодолевали вторую нору, учёный в темноте ударился обо что-то поломанной рукой и потерял сознание от болевого шока. Медведю пришлось доползти до места, вылезти из лаза, развернуться и возвращаться к нему. Оставшуюся часть пути здоровяк тащил отключившегося Никиту за шиворот, пятясь в узкой норе, словно охотничий пёс, вытаскивающий добычу. Он отдал профессору зажигалку и, расчистив ногой место на полу, уложил туда Степанова.
— Я думаю, что сейчас ночь, — негромко сказала Николаева, указывая на пролом в потолке, — поэтому света почти нет. Не похоже, что над нами лежат обломки здания: здесь вибрации сильнее и гул агрессивнее. Да и воздух горячее. Стоит дождаться рассвета. — Она поводила по сторонам рукой с едва горящей зажигалкой. — Газ заканчивается… Воды отыскать не удалось?
— Здесь один сплошной завал, утром поищу наверху. — Здоровяк отбросил в сторону несколько обломков, очищая на полу место для сна. — Сейчас лучше всего поспать. Во сне организм не так сильно ощущает боль от Выброса.
Огонёк зажигалки дрогнул в последний раз и потух. В нахлынувшей темноте светлое пятно потолочного пролома виднелось более отчётливо. Профессор на ощупь извлекла из кармана лабораторного комбинезона кусок тряпицы, оторвала от неё часть и протянула её Медведю.