Прошло столько времени… Почему мысли о том Судном дне не покидают меня? Я разозлилась на себя, почему я веду себя так, как будто вокруг идет война. Может быть, тот мальчик из детства даже не помнит меня… Плохое забывается. Он должен был забыть о том страшном дне. И о моем предательстве. И было бы лучше, если бы он совсем забыл меня.
А я не могла забыть его. И тот день. И то, как я стыдливо сбежала, бросив его, и залезла под одеяло, пока мучители били его палками. И я не могу забыть Умку. Я очень много думала о ней. Не могла поверить, что Стас сделал это… Умка была не только моим другом. Она была его другом тоже.
Бабушка стояла на пороге, улыбаясь во всю свою вставную челюсть. Она очень любила, когда я приезжала, несмотря на то что с ее работой – выпечка тортов, пирожков, булочек для праздников – скучать ей совсем не приходилось.
– Томочка! – приветливо воскликнула бабушка. – Как ты поживаешь? Как мама с дядей Костей? Ты не приезжала ко мне так долго. – Бабушка укоризненно качала головой.
Я вошла в дом и повесила куртку на крючок. Крючки были смешные, в виде собачьих попок с хвостиками. Сейчас подобные крючки продаются повсюду, разноцветные пластмассовые крючки-попки можно видеть в каждом хозяйственном магазине. Но эти сделаны из дерева и металла, их вырезал еще дедушка много лет назад, и для всех это было диковинкой. Все, приходя в дом, смеялись до колик и просили дедушку вырезать такие же. Дедушка дарил такие крючки многим, и – кто знает? – может, кто-то и «слизал» дедушкину идею и всерьез занялся производством таких крючков.
Я разувалась и в процессе развязывания шнурков на первом ботинке рассказывала бабушке новости. Собственно говоря, рассказывать было нечего. Все как обычно. Второй я развязывала в полном молчании. Говорила уже бабушка, которую понесло в бесконечные истории о клиентах.
У бабушки было много постоянных заказчиков. Кто заказал хоть раз торт на день рождения, тот и потом что-то заказывал уже на другие мероприятия и торжества. Цены у бабушки были очень демократичными, а качество на высшем уровне, поэтому недостатка в клиентах она не испытывала. Цены поднимать она не хотела – на жизнь хватает, а работа приносит ей удовольствие.
Я слушала ее вполуха. Мне не было дела до чужих праздников, чужих жизней и сплетен.
Я вошла на кухню. Интерьер всего дома был очень простой, но кухня – кухня была шикарная. Просторное помещение оборудовано всеми современными технологическими новинками, и сама кухонная мебель красивая – глянцевая, нежно-розовая. Столовая выведена отдельной комнатой, и по красоте она не уступала кухне. Здесь бабушка принимала заказчиков. Обычно на столе у нее лежало много всего – коржи, баночки с разноцветными сахарными сердечками, звездочками, кружочками, вазочки с марципановыми цветочками. Но сейчас стол был пустой. Видно, у бабушки сегодня выходной.
Какое-то время мне пришлось сидеть на кухне и слушать бабушкины истории. Но меня спас счастливый случай: ей кто-то позвонил по телефону, и, воспользовавшись этим, я быстро ускользнула в свою комнату. Разобрала сумку, переоделась в домашнюю одежду. Собрала волосы в хвост.
Снова прошла на кухню, открыла холодильник – чего бы перекусить?
– Тома, я сейчас котлетки пожарю! – раздался голос бабушки. Она больше не разговаривала по телефону. Я улыбнулась. Обожаю бабушку. С ней самой не приходится делать абсолютно ничего – она сама все приготовит и еще в рот положит. Разве только жевать приходится самой. Дома ситуация другая. Родные постоянно пропадают на работе, и готовить приходится мне на нас троих.
Вскоре передо мной стояли две тарелки. Одна с аппетитно пахнущими пухлыми котлетками и вторая – с салатом из огурцов. Я запивала все это томатным соком.
– Расскажи мне что-нибудь! – попросила бабушка. – Как ты там живешь? С кем дружишь?
Я застонала про себя – я же все рассказала, пока шнурки развязывала.
– Ну, у меня там есть друзья, – сказала я. Хотя назвать их друзьями тяжело. – Мы ходим вместе в парк, в кино… На роликах катаемся. – На роликах с одноклассниками мы катались всего один раз. И в кино ходили один раз. И то из-за того, что отменили три урока в середине учебного дня, нужно было чем-то себя занять. А в парк мы не ходили ни разу.
– Это хорошо, что есть друзья, – кивнула бабушка. – Друзья – самое главное в жизни. Чем старше ты становишься, тем тяжелее найти новых друзей. В школе легче всего заводить знакомства.
«Ну, я бы так не сказала…» – невольно подумала я.
– А я тут вчера видела мальчика, ну, помнишь, ты играла с ним в детстве. – Вилка выпала у меня из руки. Я полезла под стол доставать ее.
Подошла к раковине и стала ее мыть. Вилка снова выскользнула из рук – на этот раз она упала в раковину.
– И что? – тихо спросила я. Раньше бабушка никогда не заводила разговор о Стасе. – Как он?
– Ох, какой красивый мальчик стал… Такой красивый, не описать словами… Жалко, что хулиганит много. Но все они в этом возрасте такие.
– Хулиганит? – переспросила я.
– Да, встретила его маму. Говорит, сил с ним нету никаких. В школе жалуются на него, все время родителей вызывают. Говорят, обижает других ребят.
Я вздохнула. Дашка писала то же самое.
– А он поздоровался с тобой? – спросила я. Мне было интересно… Здоровается ли он с моей бабушкой? Если да, то значит, что он помнит меня… Я прикусила губу… вспомнила Умку.
– Поздоровался, а как же? Он всегда здоровается. Улыбается мне. Ох, какой же красивый парень… Вчера идет, рубашка расстегнута… Какие плечи, какая фигура… – и мечтательно добавила: – Эх… Была бы я лет на шестьдесят моложе… – бабушка кокетливо засмеялась и сказала: – Эх, Тамарка, уведут парня… Я вижу, что он то с одной девочкой ходит, то с другой. У тебя преимущество есть – вы все-таки вместе столько лет дружили… и чего разошлись? Гуляли бы сейчас вместе под ручку да под березкой бы на лавочке сидели.
Вместе? Нет! Ни за что! Мне даже представить такое стыдно и противно. Он никогда не простит мне того, что я сделала. А я никогда не прощу ему смерть Умки. Только дьявол способен на такое. Бабушка подкинула мне ценную информацию – раз она здоровается с ним, значит, они пересекаются. Мне нужно быть осторожней, когда я буду уезжать.
После ужина я помыла посуду, потом мы с бабушкой вместе посмотрели какую-то передачу, и я ушла к себе в комнату.
Я открыла окно и вылезла на крышу терраски. Крыша была мокрая – недавно шел дождь. Мои тканевые тапочки мигом промокли. Было довольно зябко – на дворе поздний вечер, солнце уже давно скрылось. От холода по телу пробежала дрожь. Обхватив себя руками, я долго смотрела на звездное небо – оно было удивительно ясным, значит, завтра будет хорошая погода. Я старалась ни о чем не думать.
Просто не пускала в голову мысли, которым там не место. Когда зубы стали отбивать барабанную дробь, а ладони превратились в две ледышки, я перелезла через окно обратно в комнату.
Я осталась у бабушки на три дня. Первые два дня прошли спокойно. Мне не нужно было выходить из дома. Мне хотелось увидеться с Дашкой – но подруга укатила на море с родителями.
На третий день случилась неприятность. Бабушка заставила меня выйти из дома.
– Томочка, сходишь на почту? Мне нужно посылку отправить тете Маше, здесь кое-какие ее вещи остались, ей они очень нужны, а сама она не может приехать… Вот, решили мы с ней почтой отправить. А я вся в делах… Тут недалеко, на соседней улице… Ну, ты, наверное, помнишь…
Я схватилась за прядку волос и стала завязывать ее в узел. Прямо напротив почты располагался тот самый магазин, где мы со Стасом в детстве покупали разные вкусняшки…
– Хорошо, я схожу, – вздохнула я.
Я натянула джинсы и серую толстовку. Погода в середине лета выдалась довольно прохладной. Я натянула капюшон низко на голову и вышла за калитку. Чтобы уменьшить вероятность встречи с врагами, я пошла через пустырь и вышла к зданию почты с другой стороны. Только хотела уже толкнуть дверь, как увидела объявление на двери. Почта закрыта на ремонт. И даны адреса ближайших почтовых отделений. Я застонала – они все были далеко. Но делать нечего, придется идти. Я шла по самому краю дороги, пробираясь чуть ли не по кустам, чтобы сделаться более незаметной. Через двадцать минут дошла до почты, быстро открыла дверь, вошла внутрь и выдохнула от облегчения. Я немного боялась открытых пространств, где была на виду. Куда безопаснее находиться в четырех стенах.
Я провела на почте полдня. Сначала отстояла огромную очередь, затем долго заполняла бланк – переписывала его несколько раз из-за ошибок, – а потом мою посылку оформляли, кажется, целую вечность.
Наконец я вышла из здания. Снова почувствовала себя неуютно. Я пошла другой дорогой – в обход. Эта дорога была менее людной.
Начался дождь. Колючий, холодный. Дождь становился все сильней и сильней. Моя толстовка вскоре промокла. Я шла по дороге, черпая кроссовками лужи. Вдруг за спиной послышался шум мотора. Мимо, обдав меня сырым ветром, на квадроцикле пронесся парень. По телу пробежала волна электричества. Ноги подкосились. Я не видела лица парня, но каждой клеточкой своего тела почувствовала рядом Его присутствие.
Стас. Он не видел меня.
Я не помню, как добралась до дома. Вбежала в свою комнату, меня распирало от любопытства. Несмотря на то что Дашка была в роуминге, я написала ей. Спросила: есть ли у Стаса квадроцикл? Она ответила, что есть. Отец ему подарил, чтобы хоть чем-то заинтересовать и отвлечь от его жутких увлечений.
Этим же вечером, к большому огорчению бабушки, я уехала обратно, в такую далекую и безопасную Москву.
На станции я забилась в самый дальний угол. Когда подошла электричка, я быстро вошла внутрь. И выдохнула от облегчения.
Дома меня встретили хмурые мама с дядей Костей. Я испугалась – неужели я что-то натворила? Стала напряженно думать, но так и не вспомнила ничего, чем могла бы вызвать их недовольство.
– Томочка, – смущенно сказала мама. – Нам с дядей Костей надо с тобой серьезно поговорить.
Ох, как я не любила подобное начало разговора… По их смущенным улыбкам и бегающему взгляду я поняла, что в этот раз накосячили они, а не я. Они что-то натворили и не знали, как мне об этом сказать.
Мы сели за кухонный стол.
– Тома, – начала мама свой странный разговор, – ты же знаешь, в нашей семье последнее время трудновато с деньгами.
Я кивнула.
– Дядя Костя хорошо зарабатывает, только работая по контрактам…
Я снова кивнула. Он часто уезжал в командировки. Обычно командировки были частыми, но недолгими – он уезжал на несколько дней. Я не понимала, к чему мама клонит.
– Дочка, ты же знаешь, я устроилась на новую работу… Работа аудитора – это вечные проверки, вечные командировки… Порой меня не бывает дома семь дней в неделю.
Я насторожилась, начиная улавливать, к чему она клонит.
– Ты находишься дома совсем одна, а это не годится. Я вся на нервах на работе – как ты там одна?
– Но я уже не маленькая! – стала спорить я. – Мне четырнадцать! Я сама могу о себе позаботиться!
Но мама только качала головой и продолжала:
– И мы с Костей решили, что тебе будет лучше снова переехать к бабушке и вернуться в свою старую школу.
Внутри у меня все похолодело. Вернуться в школу? В мою старую школу? В той школе учился человек, который желал мне смерти.
– Нет! Я не перееду туда! – горячо кричала я, нервно ходя по кухне. – Я уже взрослая! Я могу сама за собой присмотреть! Мне не нужна бабушкина забота!
– С бабушкой тебе будет лучше, – настаивала мама. – За тобой должен присматривать кто-то из взрослых, я не допущу, чтобы ты жила одна круглые сутки.
– Но что? Что я сделаю? – отчаянно спросила я. – Подожгу квартиру? Напущу полный дом наркоманов?
– Конечно, нет, – поспешно ответила мама. – Мы так не думаем. Но все равно. Ты должна быть под присмотром. Это не обсуждается.
Я тяжело опустилась на стул. Я была послушной девочкой. Я не умела спорить с мамой.
Что же они делали со мной? Разрушали мою жизнь, вот что.
Я уступила. Но дальше возник спор по поводу школы. Я категорически отказывалась возвращаться в свою старую школу, и несколько недель мы с мамой обходили другие учреждения в городе. Возникла большая беда – в округе всего три школы, и в двух из них девятые классы переполнены. Были места в школе в соседнем городе – но там классы простые, а не гимназические. Я была согласна на это, но маме шепнул кто-то из учителей, что простой класс в той школе равняется классу коррекции, и мама впала в ужас.
У меня не было выхода. Мне пришлось возвращаться в свою прошлую жизнь.
Глава 14
Первое сентября. Я проснулась за полчаса до будильника. Когда я открыла глаза, сон как рукой сняло. Долго плескала на лицо водой. Руки немного дрожали. Бабушка уже встала и делала на кухне очередной торт. Белый, с сахарными фигурками лебедей на верхушке – я знала это, потому что она показывала вчера эскиз. Пока что для торта были готовы только бисквитные коржи.
– Доброе утро, ба, – поздоровалась я.
– Доброе утро, Томочка! Как спалось? Нервничаешь? Первое сентября… Новая школа…
– Немного страшно, – честно призналась я. Я помыла турку, налила воду и поставила ее на огонь.
– Не переживай! Все пройдет хорошо. Ты же уже училась в этой школе, тебе все должно быть знакомо… А ребята, я уверена, тебя примут, и ты быстро со всеми подружишься.
Я рассматривала причудливые абстрактные узоры на турке. Узоры напоминали мне кошачьи мордочки. Я не стала делиться с бабушкой своими опасениями по поводу того, примут ли меня ребята… Вода закипела. Я засыпала ложку кофе, подождала, пока пена поднимется, и сняла турку с плиты. Налила кофе, добавила молока. Села за дальний угол стола, чтобы не мешать бабушке. Она возилась со всякими мисочками. Я грела о чашку ледяные руки. Холодно. Почему так холодно? Вот-вот начнут стучать зубы.
– Съешь творожок, он в холодильнике, – сказала бабушка.
– Не хочется, – ответила я. Мысль о еде вызывала тошноту. – Где дедушка?
– Уже укатил на работу.
Дедушка обычно добирался до работы на велосипеде.
Бабушка стала напевать под нос какую-то мелодию. Пахло сладкой выпечкой, но если обычно этот запах вызывал аппетит, то сейчас от него тошнило.
Я сполоснула чашку. Пошла в ванную мыть волосы. Долго сушила их феном, вытягивая расческой, чтобы сделать более гладкими.
Посмотрела в зеркало. Вроде бы прямые, только на концах немного вились.
Я взяла из комнаты белую рубашку и черные брюки, спустилась вниз гладить. Погладила только рубашку, на брюки просто прыснула водой и разгладила руками. Оделась. Посмотрела в зеркало – выглядела как мальчишка. Рубашка длинная, свободная. Брюки строгие, зауженные снизу. Густо подвела глаза черной подводкой. Вот так лучше. Так я хотя бы стала похожей на девчонку.
Грубые черные ботинки на шнурках, черная куртка из кожзама и кожаный рюкзак завершили образ. Как же не хотелось выходить из дома!.. Прежде чем открыть дверь, я немного постояла, собираясь с духом. Это тяжело – сделать первый шаг… в логово к хищнику. Добровольно идти на смерть.
«Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствует тебя», – почему-то вспомнились мне слова гладиаторов. «Ave, Caesar, morituri te salutant». Хм… в московской школе я учила латынь, но не помню, чтобы мы проходили эту фразу.
Я попрощалась с бабушкой, услышала в ответ пожелание удачи и открыла дверь. На улице светило солнце, но было довольно прохладно. Хорошо, что я надела куртку. Прежде чем выйти за калитку, я осмотрелась по сторонам – не было никакого желания сталкиваться со Стасом нос к носу. На улице никого – путь свободен.
Я шла своей старой дорогой. Я помнила здесь все: что сейчас справа за углом увижу огород, из которого каждое утро доносились крики петуха, слева будет стоять сломанный грузовик, а прямо за ним я увижу две влюбленные березы, ветви которых причудливо переплелись друг с другом.
Воспоминания всплыли в голове так отчетливо, как будто я никуда и не уезжала на три года. Ничего не изменилось. Грузовик по-прежнему стоял на своем месте, и березы никто не спилил. Их ветви стали переплетаться еще теснее.
Я подошла к воротам школы. Все приятные чувства вмиг испарились, уступив место страху и отчаянию. Я смотрела на трехэтажное кирпичное здание. Моя школа. Сколько я проучилась в ней? Пять лет? Она совсем не изменилась. Как будто я была здесь вчера.
На территории школы собралось уже довольно много народу. Я отошла подальше от ворот и спряталась за гаражи. Мне нужно было дождаться Дашку. Она обещала прийти в половину, но уже без двадцати.
Через несколько минут я увидела знакомый серый «форд» – машина Дашкиного отца. Как-то он подвозил подругу ко мне, поэтому мне запомнилась эта машина. Она остановилась у ворот. Дашка вышла. Длинные стройные ноги, черные туфли на шпильках, облегающая черная юбка и короткая кожаная куртка. Длинные волосы тщательно расчесаны, гладкие, блестящие, волосок к волоску.
Я вышла из своего укрытия.
– Тамаська! – закричала Дашка и кинулась обнимать меня. На каблуках она была на целую голову выше меня.
– Тш-ш-ш, – шикнула я, пытаясь высунуть нос из могучей Дашкиной груди. – Пойдем внутрь. Не хочется торчать у ворот у всех на виду.
Мы зашли на территорию. Дашка подвела меня к нашему классу. Некоторых я узнала сразу, некоторых нет. Из колонок доносилась песня «Учат в школе».
– О, смотрите, это Томка! – ко мне подошла Светка. Светка в начальной школе была старостой класса. Она изменилась: всегда в школе была пухляшкой, а сейчас стала худой как скелетина. Но я узнала ее без труда. Те же желтые волосы, та же улыбка и курносый нос.
Ко мне повернулись с десяток голов.
– Всем привет, – растерянно улыбнулась я и помахала рукой. Ребята наперебой закричали:
– О, это Томка!
– Томка, привет!
– Ты чего такая мелкая, все не растешь? Ешь «Растишку» и морковку!
– Морковку люблю, а вот творог терпеть не могу, – засмеялась я.
Я расслабилась, волнение прошло. Мне было безумно приятно, что они помнят меня. И что рады моему появлению.