— Больван! — взвизгнула Эльза Карловна и, размахнувшись, ударила его кулаком по спине.
Жора вскочил и, растерявшись, молча принялся руками складывать навоз обратно в тачку. По двору неслась отрывистая, похожая на лай, ругань хозяйки.
Мальчики уже наполнили вторую тачку. Костя одним рывком подхватил её и быстро покатил к навозной куче. Тачка была очень тяжелая. Ребята даже удивились, откуда у Кости сила взялась. Даже Эльза Карловна перестала ругаться.
— Точно ведьма, — краснея от злости и обиды, проворчал Жора, когда хозяйка ушла. — Как хряснет по спине своей ручищей — у меня аж искры из глаз посыпались!
— Такая слониха и кость перешибёт, — злобно процедил Вова.
— Сами видите теперь, что приходится работать, — сказал Костя.
Опершись на тачку, он вытирал рукавом мокрый от пота лоб. Видно, нелегко далось ему это усилие.
— Видим, видим, как ты выламываешься перед этой ведьмой! — резко ответил Жора.
Костя густо покраснел:
— А ты попробуй не выламываться!..
— И не буду!
— Ну, и будешь ходить в синяках.
— Ну и пусть!
— Надолго ли тебя так хватит? — возразил Костя.
— Если будем делать всё сообща, то, может быть, и без синяков проходим, — сказал Вова и задумался.
— А я разве против? — В голосе Кости звучала обида. — Как будто я сам напросился старшим быть!
— Надо делать всё умело, сообща… — медленно повторил Вова. Он отчётливо понимал, как необходимы сейчас, ребятам настоящая дружба и взаимная поддержка.
— Костя! — к мальчикам подбежала Шура. — Тебя Эльза Карловна зовёт.
Костя досадливо поморщился и, вздохнув, побрёл к дому.
Жора поднял голову и через силу улыбнулся Шуре, показывал на спину:
— Вот я уже заработал у Эльзы Карловны премию.
— Я видела из окна, — кивнула Шура. — Какая подлая! Я бы что угодно могла с ней сделать, если бы…
— Если бы что? — перебил Жора.
— Если бы это было там, у нас.
— Вот это да! — Жора засмеялся, забыв на миг даже про затрещину Эльзы. — Может быть, и правда, когда придёт время, прихватим Эльзу с собой и отдадим в твоё распоряжение.
— Ты не шути, Жора, я готова её разорвать, — серьёзно сказала Шура.
Она сказала это так сосредоточенно-спокойно, что Вова невольно взглянул ей в лицо. Ему вдруг показалось, что Шура гораздо старше и сильнее, чем они думают. И ему почему-то стало страшно за неё. Такая действительно может, не посоветовавшись, сделать что угодно.
— Шура, иди, а то Эльза заметит, и тебе достанется, — сказал Вова.
— Иди, Шура, иди! — забеспокоились Юра и Жора.
…Костя вернулся совсем расстроенный. Эльза Карловна приказала ему сейчас же собираться и везти с ней молоко на строительство. Костя просто боялся сказать об этом товарищам. «Ребята останутся навоз вывозить, тяжёлую работу делать, — думал он, — а я поеду. Опять могут подумать, что я хитрю, выбираю себе полегче».
— Мне ехать приходится, — заранее оправдываясь, сказал он ребятам. — Уж вы тут орудуйте за меня.
— Это что — опять «задание»? — спросил Жора.
— Ну что вы, ребята, в самом деле! — взмолился Костя. — Да поймите же, не сам ведь я, меня тоже заставляют.
Костя смотрел куда-то в стену, теребя выпачканную в навозе, истрёпанную куртку, мешком висевшую на его похудевшем туловище.
— Ясно, ясно! — подмигнул Жора. — Будь спокоен, всё исполним в точности. Приедешь — отлапартуем.
Последнее слово он умышленно исказил, чем рассмешил товарищей и окончательно обидел Костю.
Костя вышел из коровника со слезами на глазах.
Юре стало жаль товарища.
— Надо бы полегче с Костей, ему тоже несладко, — упрекнул он ребят.
— Выслуживается он, вот что, — отрубил Жора.
— Нет, Жорка, ты не прав, — возразил Вова и, помолчав, добавил: — Ты, смотри, не поддавайся на фашистскую удочку! Эльза рада была бы всех нас перессорить. Неужели ты не понимаешь, что тогда ей было бы легче с нами справиться? Во что бы то ни стало мы должны дружить! А Костя тут ни при чём, его заставили.
Но Жору трудно было убедить, он имел своё особое мнение.
— Пусть Костя откажется быть старшим, — доказывал он. — Тогда ведьма сама будет давать задания, сама наблюдать за нами. Ну, с месяц она, может быть, и будет это делать, а потом ей надоест. Вот тогда нам и станет легче.
— Ты, Жорка, плохо разбираешься и не понимаешь главного. Эльза Карловна смотрит на нас, как на рабов, и потому будет всегда одинакова. Ей ничего не стоит заморить нас голодом, замучить досмерти, — доказывал Вова, понявший раньше других, что работать им, хочешь не хочешь, а придётся. — Даже немца Макса она держит в чёрном теле. Мы стоим с ним вчера и разговариваем. Он, как будто ничего человек. Ну, и откуда ни возьмись — Эльза Карловна. Она как заорёт на него. Он улыбнулся мне, сказал: «Не бойся», а сам всё-таки отошёл… В самом деле, ребята, давайте крепче дружить. Ведь мы пионеры!
Вова торжественно поднял руку, словно для салюта. Мальчики на мгновение застыли, выпрямившись, как на линейке.
Но тут же опомнились и взялись за лопаты…
Однако поездка Эльзы Карловны на строительство в этот день не состоялась: разразилась гроза.
Ливень согнал всех со двора, и ребята рано забрались в свою каморку.
— Хоть бы немножко согреться, — жаловался Юра, вода ручейками стекала с его куцей курточки.
— Может, тебе тёплую баньку нужно, — пробовал пошутить Жора.
Но никто не поддержал шутки. Приунывшие ребята молча стягивали насквозь промокшие, облепленные грязью башмаки и едва шевелили онемевшими пальцами. Юра чувствовал себя особенно плохо. Дышал он тяжело и покашливал, а на щеках яркими пятнами горел румянец.
Все быстро улеглись и погасили свет. Жора лежал с открытыми глазами, чувствуя за спиной согревающее дыхание Вовы.
Мутные струйки текли по запылённому окну. Редкие отблески молнии освещали во тьме бледные лица мальчиков.
— Вот в такую ночь хорошо бежать! — шепнул Жора.
Вова не отозвался.
— Ты чего молчишь? — повернулся Жора к товарищу.
Отдалённый раскат грома прокатился над крышей и замер.
Вова сразу приподнялся и, стиснув пальцами Жорино плечо, горячо прошептал:
— На выстрелы похоже, правда? Повсюду сейчас бой идёт! А наши всё равно их побьют и придут сюда!
— Кто про нас вспомнит? — вздохнул Юра. Он тоже не спал и слышал, как говорили товарищи.
Разгорелся спор. Жора был возмущён неверием Юры. Прыгая босиком от кушетки к дивану, чтобы согреться, он размахивал руками и старался всех перекричать:
— Придёт сюда Красная Армия или не придёт, а всё-таки нас освободят и после войны отправят по домам. Я уверен!
— В суматохе нас могут не найти! — тревожился Юра.
Он часто беспокоился об этом. Сегодня он впервые решился высказать свои опасения товарищам. Но постоянно терзавшая его мысль, облечённая в простые слова «нас могут не найти», была так ужасна, что Юра содрогнулся. Как же жить тогда? Он тяжело закашлялся, жадно прислушиваясь к спору. Ему так хотелось, чтобы ребята успокоили и обнадёжили его!
Костя отмалчивался. Он верил, что Красная Армия за ними придёт. Но сейчас он старался сосредоточить свои мысли, всю изобретательность на одном: уберечь ребят до прихода Красной Армии. «Пусть Жора думает, что угодно, но я-то понимаю, как нам трудно уберечь друг друга», — думал он.
Прислушиваясь к шумному говору ребят, Костя твердил про себя: «Они считают меня плохим товарищем. Не понимают, что я душу готов за них отдать…»
Косте нравилась горячность Жоры, дерзкая независимость его и смелость. Как часто он сам еле сдерживал себя, чтобы не нагрубить ненавистной хозяйке! Но Косте казалось, что своей осторожностью он заслоняет ребят от лишней беды, и только ради этого он мирился с постоянными нападками и насмешками Жоры. Но всё-таки больше ему невмоготу, надо объясниться.
Костя наклонился к самому уху Вовы и заговорил быстро, захлебываясь и глотая слова:
— Ты не думай, Вова… Я в наших крепко верю! И никогда не испугаюсь, если надо что-нибудь сделать вместе со всеми. Но ведь надо же обдуманно поступать! А если будем свои головы сгоряча, как Жорка, под удары подставлять, то можем и Красной Армии не дождаться. Перережут нас всех, как цыплят, и всё.
— Я про тебя плохо и не думал! — Вова поглядел Косте прямо в глаза.
Юра и Жора даже не заметили их разговора, разгорячённые спором.
Вова послушал-послушал и рассмеялся:
— Чудаки вы какие! Красная Армия обязательно сюда придёт. — Голос Вовы зазвенел уверенно, горячо. — И про нас никто не забудет, всех освободят. Только мы сами должны крепко верить, дружить, не сдаваться. Давайте вот потихоньку соберёмся и решим, как сделать, чтобы легче было нам дождаться Красной Армии.
Юра и Жора даже не заметили их разговора, разгорячённые спором.
Вова послушал-послушал и рассмеялся:
— Чудаки вы какие! Красная Армия обязательно сюда придёт. — Голос Вовы зазвенел уверенно, горячо. — И про нас никто не забудет, всех освободят. Только мы сами должны крепко верить, дружить, не сдаваться. Давайте вот потихоньку соберёмся и решим, как сделать, чтобы легче было нам дождаться Красной Армии.
— И девчат пригласим? — спросил Юра.
— Всех не надо. Позовём Шуру, а она пусть расскажет Люсе и Ане.
— А может, лучше сразу всех собрать?
— Всех нельзя, — сказал Жора. А вдруг к ним в каморку затащится Лунатик, а их нет?
Лунатиком ребята прозвали отца Эльзы Карловны за то, что днём он редко выходил во двор, а по ночам бродил чуть не до утра. То в коровник зайдёт, то к ребятам наверх поднимется, то прохаживается по двору, пыхтит трубкой, бормочет что-то себе под нос, кашляет и без конца бродит всю ночь, точно сторожит своё богатство.
Решили так, как предложил Вова. Соберутся на чердаке Жора, Юра, Костя, Вова и Шура ночью, после работы. Жора и Юра попеременно будут наблюдать за воротами коровника, чтобы вовремя спрятать Шуру, если Лунатик вдруг забредёт к ним.
На следующий день после обеда Вова нарочно задержался на кухне. Шура сливала молоко в большие фляги, Аня вышла принести воды.
— Мы решили сегодня собраться у нас, — быстро зашептал Вова. — Ты должна быть от девочек. Только никому пока ни слова.
Вова испытующе поглядел на Шуру. Она подняла удивлённые глаза:
— Может… может, лучше Люся?
Шура сказала так потому, что Люся всё-таки первая познакомилась и подружилась с Вовой. Но у Вовы были такие серьёзные глаза, что Шура насторожилась. Нет, пожалуй, ребята не просто хотят «отвести душу», поговорить.
Вошла Аня. Вова взял чашку с водой, поднёс её к губам и как бы невзначай твёрдо сказал:
— Ты, Шура, ты!
Допил воду, отдал Ане чашку и вышел, постукивая деревянными подошвами по каменному полу коридорчика, а Шура подумала: о чём же будут они сегодня говорить на сборе?
Но после обеда произошло неожиданное событие. Костя решил перед отъездом вывезти ещё одну тачку навоза, неловко повернулся, и тяжёлая тачка накренилась. Он попытался удержать её, но не смог и вывихнул руку. Прибежала Эльза Карловна, подняла шум, однако Костю не тронула. Уходя, она сказала Вове:
— Ты поедит завод!
5. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
К полудню небо стало проясняться. Яркое солнце пробилось сквозь пелену разорванных облаков, озаряя зеленовато-жёлтые поля и леса, омытые дождём. В свежем осеннем воздухе пахло увядшей листвой. Обсаженная тополями дорога светилась множеством луж, на поверхности которых играли золотые зайчики солнечных лучей.
Ломовая лошадь не спеша тащила плоскую автокачку — телегу на резиновых скатах. На пружинном сиденье, обтянутом чёрным дермантином, восседала грузная Эльза Карловна, держа в руках натянутые вожжи. Вова кое-как пристроился сзади, придерживая тяжёлые фляги.
Чем хуже становилась дорога, чем больше трясло и подбрасывало Вову на ямах и выбоинах, тем мрачнее становились его мысли. Ему так и хотелось толкнуть Эльзу Карловну в широкую заплывшую жиром спину, чтобы она полетела с этого скрипучего сиденья ко всем дьяволам.
Наконец телега выехала на автостраду и плавно покатилась к показавшемуся из-за пригорка городу. Настроение Вовы несколько улучшилось. Кажется, впервые в этом году Вова почувствовал прелесть свежей, чистой и красивой осени. Ему вспомнились школа, друзья, дом. Сейчас бы он уже учился в шестом классе. После уроков вместе с ребятами отправлялся бы на стадион играть в футбол, а потом успел бы заглянуть в сад послушать музыку. Ах, как чудесно жилось там, дома, среди друзей, в родном городе, где был знаком каждый камень. Как привольно дышалось! Как далека теперь та, настоящая жизнь!..
Скоро лошадь свернула опять на просёлочную дорогу, и автокачка въехала в сосновый лес. «Спрыгнуть бы с телеги, спрятаться где-нибудь в зарослях», — думал Вова, но всё это было мечтой. Вова не мог позволить себе ничего, он невольник…
Потянуло смолой. Послышались звон пил и стук топоров. Через несколько минут автокачка въехала на огромную поляну — вырубку, где торчали пни и темнели кучи хвороста. Пахнуло опилками, смолой и дымом. Невдалеке горели костры из хвойных сучьев. Дым подымался прямыми столбами, в воздухе кружились седые хлопья сгоревшего мха. «Совсем как на пионерском костре», — подумалось Вове, и почему-то захотелось плакать.
Эльза Карловна остановила телегу у фанерного барака. Она кивнула Вове, что означало: «Присмотри за лошадью», — и пошла к калитке, где стоял часовой.
На площадке между пнями и кучами валежника копошилось множество людей. Вова, подавшись вперёд, вглядывался в худые, медленно движущиеся фигуры, в нашивки на их лохмотьях. Он догадался — пленные!
Площадку охраняли немецкие автоматчики.
«Наши здесь!» — Вову била дрожь. Он и рад был увидеть своих советских людей, и горько и страшно было ему видеть их здесь, в Германии, в таком виде.
Невольно он стал прикидывать, как далеко это место от усадьбы Эльзы Карловны. Если по дороге, — наверное, километров десять. Если же пойти прямо через лес и пересечь шоссе, будет, пожалуй, не более четырёх-пяти километров…
Эльза Карловна вернулась быстро. Отворились ворота, и автокачка въехала на чистый, посыпанный песком двор. Против ворот стояло одноэтажное здание, откуда доносились звуки радио, треск пишущих машинок и немецкая речь.
Эльза Карловна разговаривала с толстым немцем в белом халате и военной фуражке с кокардой. Она показывала ему на Вову. Это, очевидно, означало, что она знакомит с Вовой толстяка — не то повара, не то кладовщика — и объясняет ему, что впредь молочные продукты будет возить этот русский мальчик. Немец кивал головой и повторял:
— Гут, гут…
— Сюда давай! — крикнула Эльза Карловна, указывая на склад.
Вова подвёл лошадь к дверям склада и неожиданно почти лицом к лицу столкнулся с человеком в потрёпанной грязно-зелёной гимнастёрке и русской пилотке. Невысокий, худой, с длинными руками пленный пристально смотрел на Вову глубоко запавшими, удивлёнными глазами. Очевидно, костюм Вовы и его вид сразу дали понять, кто перед ним.
Когда пленный по приказу немца взял первую флягу, Вова бросился помогать ему. Их взгляды встретились. Приседая от тяжести, русский понёс флягу. За ним пошли толстый немец и Эльза Карловна. Из склада пленный вышел первым. Он огляделся и быстро подошёл к телеге. У Вовы ёкнуло сердце. Он не знал, что делать, и, вскочив на телегу, стал подвигать флягу.
Пленный взялся за флягу, как бы делая усилие, задержался и, глядя прямо в лицо Вовы, спросил:
— Ты русский?
— Русский! Русский я! — восторженно прошептал Вова.
В это время из-за угла вышел немец с автоматом. Вова торопливо начал подвигать следующую флягу, нарочно гремя крышкой. Пленный с ношей торопливо направился к амбару. Немец отошёл. Вова с нетерпением ожидал возвращения русского.
На этот раз пленный задержался. Вова с огорчением подумал, что в телеге осталось только три фляги. Если бы их было больше, он, наверное, успел бы как следует поговорить с пленным.
«Вот и он!» — облегчённо вздохнул Вова, увидев в дверях знакомую фигуру.
— Как тебя зовут? — подойдя, прошептал пленный.
— Вова. Вова Горлов.
— Как попал в Германию, сынок?
— Пригнали.
Пленный вздрогнул, как будто его ударили, взвалил флягу и отошёл. Вова успел обдумать свой вопрос и, когда пленный вернулся, прошептал торопливо:
— Вас много тут?
— С каждым днём всё меньше становится… Умирают люди…
— Жить плохо?
— Не сладко… Кое-кто от голода на ногах не стоит.
— А у меня с собой ничего нет… — пожалел Вова и тут же торопливо добавил: — Привезу следующий раз.
— Не найдется ли у тебя покурить?
— Я не курю, — растерялся Вова. Ему было так досадно, что он сейчас, сию минуту, ничем не может помочь товарищу.
Вышла Эльза Карловна. Пленный понёс предпоследнюю флягу, а Вова с непринуждённым видом подгребал в телеге солому. Ему хотелось сказать ещё хоть два слова, хоть взглядом перекинуться с этим человеком. К счастью, Эльза Карловна пошла в дом, где стрекотали пишущие машинки, и у Вовы появилась надежда узнать фамилию пленного.
— Вас как звать? — спросил Вова, когда пленный вернулся за последней флягой.
— Кузьма Павлов.
В это время часовой заорал, очевидно, услышав их разговор. Павлов чуть заметно кивнул Вове, дескать, держись, не робей, малыш…
«Да! — Вова вздохнул. — Им, наверное, приходится тяжелее, чем нам. Какой у них вид! Они еле ноги волочат».