– Не говори ерунды. Таких, как ты, полно, и тебе об этом прекрасно известно. Хватит изводить себя.
– У всех моих подружек давно есть дети, – промолвила я. – И я для них как чужая. Я покупаю их малышам подарки, стараюсь сохранить нашу дружбу. Они тоже стараются, только все зря. У нас больше нет ничего общего, и им остается лишь пожалеть меня.
– Сейчас, если не ошибаюсь, ты жалеешь сама себя, – бросил Адам.
– Что с того? – с обидой фыркнула я. – Когда еще пожалеть себя, как не сейчас?
Раньше мы никогда не ссорились. Никогда. Но сейчас это казалось до странности необходимым. Как чистка чего-то ненужного. Но тут мы остановились у светофора, и я взглянула на Адама. Лицо у него было усталым и измученным, на лбу образовались глубокие складки. Что ни говори, это была не только моя потеря.
Потянувшись, я положила руку ему на плечо.
– Адам, прости меня.
– Ничего, Май, – со вздохом ответил он, – мы справимся.
* * *Адам усадил меня в нашу необъятную кровать и протянул стакан воды с ибупрофеном. Проглотив таблетку, я устало откинулась на подушку. Адам, наклонившись, поцеловал меня в лоб.
– Я знаю, что для тебя это куда труднее, чем я могу себе представить, – шепнул он. – Я понимаю это, и я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – я открыла было рот, чтобы продолжить, но Адам легонько коснулся пальцем моих губ.
– А теперь поспи, – сказал он.
* * *Уснула я еще до того, как он вышел из комнаты. Снилась мне Франни. Она сидела в своем кресле и весело улыбалась Адаму.
«У меня уже восемнадцать детей, Адам, – сказала она. – Жаль, что ты решил тогда уйти».
6 Майя
Спустя два дня мы с Адамом сидели напротив моего гинеколога, Илейн. Разумеется, я бы предпочла находиться по другую сторону стола, беседуя в качестве врача со своими пациентами. Просвещая их. Успокаивая и убеждая. Однако борьба за ребенка вынудила меня саму занять это неудобное место.
Илейн внимательно пролистывала мою карту, которая лежала перед ней на столе. В какой-то момент она остановилась и стала изучать одну из страниц.
– Я тут кое-что обнаружила во время осмотра, – заметила она, – и выяснила к тому же, что вы не ответили на этот вопрос в своей анкете, которую мы заполняли пару лет назад.
– Что за вопрос? – поинтересовалась я.
– Вы когда-нибудь делали аборт? – взглянула она на меня поверх очков.
Я помедлила. Прежде меня об этом не спрашивали, особенно в присутствии Адама.
– Нет, – ответил за меня Адам.
– Почему вы об этом спрашиваете? – взглянула я на Илейн.
– Видите ли, у вас на матке видны шрамы, которые остаются иногда после аборта. Это они могут препятствовать зачатию и вынашиванию ребенка. Но раз уж вы не делали аборт, то проблема не в этом…
– Делала, – я не собиралась больше молчать. – Я делала аборт.
– Что?! – Адам невольно отклонился, словно обжегшись моими словами. – Когда?
– Еще подростком, – я смотрела на Илейн, однако чувствовала, как изумленный взгляд Адама буквально прожигает мне лицо.
– Были какие-то осложнения? – поинтересовалась она. – Инфекция?
Я вспомнила боль, которой, казалось, не будет конца. Боль, которую я проигнорировала, поскольку в то время меня волновали вещи поважнее.
– Не думаю, – ответила я. – Пожалуй, боль была слишком сильной, но в том возрасте мне и в голову не пришло спрашивать о симптомах.
В каком именно возрасте, я не стала упоминать. Четырнадцать лет. Отец сам отвез меня тогда в клинику. Я отчетливо запомнила нашу поездку домой, хотя и постаралась впоследствии выкинуть тот день из головы. За всю дорогу отец не проронил ни слова, и я уже стала бояться, что он меня разлюбил. Лишь перед тем, как повернуть на нашу улицу – незадолго до момента, который оборвал его жизнь и разбил мою вдребезги, – он тихонько сказал: «Майя, детка, это останется между нами. Будет нашим с тобой секретом».
О боже. Все мои невыношенные дети. Оказывается, это моя вина. Конечно, я и раньше думала о том аборте, когда отчаянно боролась за очередного ребенка. И я никогда не забывала того, первого.
– Значит ли это… – Я сглотнула, не в силах задать мучивший меня вопрос.
Адам, напряженно застывший в кресле, встрепенулся и сжал мою руку. Я была так признательна ему за этот жест!
– Получается, надежды нет? – собралась я наконец с силами. – Даже если мне удастся забеременеть, все закончится очередным выкидышем?
– Необязательно, – ответила Илейн. – Но это, скорее всего, объясняет три прежних неудачи. Вам нужно поговорить с доктором Галлахером о том, стоит ли пытаться вновь. Необходимо взвесить все «за» и «против».
Итак, еще несколько месяцев меня будут накачивать гормонами. Потом попытка оплодотворения. Надежда появляется. Исчезает. Снова появляется. Но все это ничто по сравнению с тревогой, которая поселяется в тебе с момента беременности – с ожиданием этой тянущей боли в животе. Не знаю, смогу ли я решиться на это вновь.
* * *Когда мы добрались до машины, я чувствовала себя совершенно разбитой. В полном молчании мы отъехали от парковочной площадки.
– Прости меня, – сказала я наконец.
Адам даже не взглянул в мою сторону.
– Почему ты не сказала мне про аборт? – спросил он.
Я помедлила, подбирая слова.
– Это то, о чем мне не хотелось вспоминать. К тому же считается, что аборт не влияет на способность к воспроизводству. Но я думала… я боялась, что мои неудачи связаны именно с ним. В то время я с легкостью забеременела, а вот теперь, во взрослом возрасте, у меня с этим проблемы. И мне всегда казалось, что это как-то связано… – Голос у меня прервался. Я и прежде винила себя в том, что это из-за меня мы не можем завести ребенка, и боялась, что Адам, сознательно или нет, тоже упрекает меня в чем-то подобном. А теперь у него появился для этого конкретный повод.
– Прости меня, – снова повторила я.
– Ради бога, Майя, хватит извиняться. Если я и сержусь, то из-за того, что ты мне ничего не сказала. Три года мы пытаемся завести ребенка – без особого, надо сказать, успеха, – и вот теперь я узнаю, что ты скрыла от меня такую важную вещь.
– Я знаю, – меня так и подмывало сказать «прости», но я удержалась. – Я не сознательно скрывала от тебя аборт, просто мне очень не хотелось вспоминать о нем. Мне… – Отвернувшись, я слепо уставилась в окно. Я и сама понимала, что никакие объяснения тут не помогут.
Адам не стал спрашивать о том, сколько лет мне тогда было и кто отец ребенка, за что я была ему искренне признательна. Мне не хотелось даже думать об этом. То, что я тогда пережила, повлияло не только на мою способность вынашивать детей: вся моя жизнь разделилась надвое.
Как знать, не думал ли Адам сейчас о том, что еще я утаила от него помимо аборта? И не намечалось ли там других – более неприятных – секретов?
Если так, то он был абсолютно прав.
7 Ребекка
– Останешься на ночь? – поинтересовалась Ребекка, в то время как Брент парковался у массивного викторианского дома, в котором жили она и Доротея.
– А ты бы что предпочла? – спросил он, распахивая дверцу.
Ей было все равно, лишь бы он оставлял ей часть личного пространства. Прошло уже два дня после возвращения из Сан-Диего, а Ребекка еще не оправилась от конференции. Избыток еды и нехватка физических упражнений.
– Надо сказать, – заметила она, направляясь к наружной лестнице, которая вела к комнатам на втором этаже, – что четыре дня бесконечных встреч, речей и драматичных сцен изматывают больше, чем месяц активной работы.
– Тут ты права, – хмыкнул Брент.
На первом этаже горел свет. Казалось, будто рассвечены сразу все комнаты.
– Дот еще не спит, – промолвила Ребекка, поднимаясь по ступеням. – Пошли поздороваемся.
Они остановились на первой площадке, и Ребекка постучала в дверь, ведущую на кухню. Ответа не последовало. Тогда она потянула за ручку – Доротея терпеть не могла замков – и просунула голову внутрь.
– Дот, ты здесь? – окликнула она.
– В столовой, – послышался голос Доротеи.
Через кухню они направились в глубь дома. Стены здесь были бирюзовыми, мебель – фиолетовой, посуда – ярко-желтой, а кухонные приборы – белыми. Дело рук Луизы. В свое время Доротея дала той полную свободу. И хотя при жизни Луизы она жаловалась порой на сочетание красок, после смерти подруги оставила тут все как есть. Ребекка была этому только рада. Если бы ей вздумалось вдруг украсить свое жилье, она бы точно использовала броскую палитру Луизы.
Луиза отличалась немыслимой аккуратностью, однако ее художественная натура требовала красок – чем ярче, тем лучше. Бедняжка точно перевернулась бы в могиле – не завещай она своего тела госпиталю, – если бы увидела, во что превратилась ее любимая столовая, подумала Ребекка, осторожно пробираясь между коробок и стопок с журналами.
Доротея, сидевшая за столом, что-то печатала на одном из ноутбуков. Второй стоял неподалеку.
– Сколько времени? – поинтересовалась она, поднимая голову.
Седые пряди волос выбивались из небрежно заплетенной косы, что ничуть не портило присущей ей привлекательности. Несмотря на то что Доротее исполнилось уже шестьдесят семь, время от времени в ней проглядывала та красотка, какой она была в молодые годы.
Брент, наклонившись, дружески поцеловал Доротею в щеку.
– Что ты тут высматриваешь? – спросил он, вглядываясь из-за ее плеча в экран ноутбука.
– Смотрю, как формируются тропические штормы, – ответила она.
Ребекка тоже устроилась за столом, придвинув к себе другой компьютер.
– Тебя что-то тревожит? – поинтересовалась она, включая Интернет.
Доротея слегка поводила курсором, внимательно изучая экран.
– Пока что трудно сказать. Так, пара деталей… но, может, и обойдется.
Столовую Луиза сделала красной. Стены здесь отличались насыщенно-алым, а неподалеку от стола висела картина – огромный холст с абрикосами. Она-то и придавала помещению особый шарм. Именно столовая нравилась раньше Ребекке больше всего. Но Доротея умудрилась так захламить комнату, что та потеряла всю свою привлекательность. Ребекку тревожило порой то безразличие, которое охватило Доротею после смерти Луизы. Она по-прежнему отличалась ясным умом и живой натурой, однако то безразличие к бытовым условиям, которое во многом помогало ей в зонах бедствия, казалось чем-то неуместным в Северной Каролине. Доротея перестала принимать у себя посторонних – разве что Ребекку с Брентом да еще несколько сотрудников DIDA, поскольку не могла заставить себя привести дом в порядок. Когда Ребекка займет место главы DIDA, ей придется разбирать и этот кавардак.
– В следующий раз, когда нам придется разбираться с очередным катаклизмом, привлечем к работе твоего зятя, – бросила Доротея Ребекке. – Смотрю, он так и рвется в бой.
– Только если это займет не больше двух недель, – напомнила она Доротее. Сомнительно, чтобы Адам смог отпроситься в больнице на более долгий срок. От добровольцев требовалось, чтобы они тратили на работу в DIDA только две недели в год, но Доротея склонна была пренебрегать подобной мелочью.
– Мы как раз от них, – заметил Брент, пристально вглядываясь в экран.
– Как там Майя? – поинтересовалась Доротея. – Поправляется?
– По-моему, ей гораздо лучше, – заметил Брент, никогда не отличавшийся особой проницательностью.
– На самом деле ей хуже некуда, – сказала Ребекка.
– Мне показалось, что с ней все в порядке, – нахмурился Брент.
– Уж я-то хорошо ее знаю, – пожала плечами Ребекка.
Майе ничего не стоило встретить вас ослепительной улыбкой, но даже под ней Ребекка способна была разглядеть истину.
– Они оба сейчас в ужасном состоянии.
– Во всяком случае, – заметил Брент, – они собираются поужинать с нами в субботу вечером. Хотим опробовать этот новый бразильский ресторанчик. Присоединишься?
– Слишком много работы, – покачала головой Доротея. – Впрочем, это, должно быть, неплохое местечко.
Ребекка и подумать не могла, что Майя согласится на бразильский ресторан: ее сестра старалась избегать этой части Дарема. Что и говорить, опасный райончик. Но Адам буквально зажегся.
– Чудесно! – воскликнул он. – Я и сам хотел туда заглянуть.
Увидев, каким светом озарилось лицо Адама, Ребекка вдруг поняла, насколько подавленным он был с самого начала. Майя, должно быть, тоже это заметила, поскольку кивнула в знак согласия. Пытается угодить ему, подумала Ребекка. Пытается хоть как-то облегчить ему потерю ребенка. Она уже хотела предложить другой ресторан, но вспомнила, как Брент обвинил ее в том, что она держит Майю за маленькую, и промолчала. К тому же ей самой не терпелось сходить в этот ресторанчик.
– Ну так что, вы женитесь или нет? – спросила Доротея с привычным для нее отсутствием такта. Она бросила взгляд на Ребекку, затем на Брента, и Ребекка заметила, что в огромных глазах ее отражается карта ураганов, высвеченная на экране компьютера.
– Я еще не потерял надежды, – ответил Брент едва ли не робко. Прозвучало это так мило, что Ребекка невольно улыбнулась ему.
– Я сказала, что не вижу смысла в этих формальностях, – пояснила она.
– И как только ты ее терпишь? – Доротея, склонив голову набок, взглянула на Брента.
– Все потому, что люблю ее, – рассмеялся тот.
Ребекка вновь перевела взгляд на карту. Ей было ясно в этот момент, что и она его любит. Любит как друга. Как парня, который будет бегать с ней посреди ночи по пустынным улицам Дарема. С которым можно покататься на велосипеде. Прыгнуть с парашютом. Который, не задумываясь, бросит дела и помчится помогать людям, пострадавшим от какого-нибудь цунами. Но будет ли она любить его в качестве мужа? Вот этого она не знала.
8 Майя
Мы с Ребеккой сидели на заднем сиденье в машине Брента, тогда как мужчины устроились впереди. Все они, кроме меня, болтали о DIDA. Ребекка, наклонившись вперед, оживленно вела беседу, ну а мужчины охотно ей поддакивали. Сама я даже не пыталась слушать. По-хорошему, мне не стоило принимать это приглашение. Живот еще слегка болел после выкидыша, да и кровотечение не совсем прошло. Какой смысл ехать в таком состоянии в дебри Дарема, чтобы попробовать пищу, которая мне явно не понравится? Но Адам проявил неожиданный энтузиазм, а Брент завтра утром улетал в Эквадор, где за день до этого произошло землетрясение, стершее с карты пару деревень. Ну как я могла отказаться?
Было еще достаточно светло – достаточно для того, чтобы я видела, как меняется, квартал за кварталом, наш город. Я перевела взгляд на сестру. Ребекка, небрежно облокотившись о переднее сиденье, повествовала о том, как летала с миссией DIDA в Южную Америку. В последний раз их автобус захватил какой-то грабитель: угрожая пассажирам мачете, он заставил их отдать всю наличность. Чудная история, Бек, подумала я. Самое то для Брента, который улетает не далее как завтра утром. Но Брент весело хохотал – как, впрочем, и Адам. Только я чувствовала себя так, будто сама была в этом автобусе. Только я видела парня, который неумолимо приближался ко мне, поигрывая мачете. Я быстро достала кошелек и высыпала на пол автобуса все деньги. Забирай их. Они твои.
Прошлым вечером, когда Брент предложил нам этот ресторан, я не сомневалась, что Адам откажется и предложит что-нибудь другое, в местечке поприличнее. Однако этого не произошло: то ли он забыл о моих страхах, то ли все еще сердился на меня. Впрочем, я и сама была не ребенком. Если уж мне так не хотелось идти, надо было отказаться, вот и все. Но я промолчала. Адам был на взводе, и я не хотела давать ему еще один повод для нервов – даже такой пустяковый. Он и так держался со мной очень холодно после нашего визита к Илейн. Я вновь и вновь просила у него прощения за то, что умолчала об аборте. А что еще мне оставалось делать? За свою жизнь я отчетливо усвоила одну вещь: невозможно изменить прошлое, как бы сильно вам этого ни хотелось.
– Единственный раз, когда я была в Бразилии, – донесся до меня голос Ребекки, – друзья заказали мне такое блюдо в ресторане. Оказалось, что это вареный аллигатор.
Прекрасно, чуть не вырвалось у меня. Так с какой стати мы направляемся в бразильский ресторан?
Мы проехали мимо винного магазинчика, у витрины которого красовалась группка размалеванных девиц – ясное дело, проституток.
– А вот и он, – Брент махнул рукой в сторону крохотного здания со стеклянным фасадом, которое было зажато между ломбардом и магазином с дисками.
– Вот это? – судя по голосу, Ребекке ресторанчик явно понравился.
Вывески над дверью не было, и только в витрине, на куске картона, красовалась надпись: Ресторан.
– Именно, – кивнул Брент. – Они только открылись и не успели еще обзавестись названием.
– Круто, – заметил Адам.
– Кто-нибудь видит парковку? – спросила я, с тревогой вглядываясь в окно. Мне не хотелось бродить по этому району больше, чем требовалось.
– Ничего похожего, – ответил Брент, оглядывая окрестности.
Мы проехали квартал. Затем еще один.
– Пожалуй, удача сегодня не на нашей стороне, – сказала я. – Может, лучше…
– Вот она! – воскликнул Брент.
Он решительно повернул в сторону тротуара и чуть не раздавил мотоцикл, который стоял прямо на въезде в парковку.
– Что за черт! – вырвалось у него. – Парень умудрился занять сразу два места!
– Да ладно, он же крошечный! – возразила моя сестра. – Давайте его подвинем!
Не успела я понять, что происходит, а они с Адамом уже выскочили из машины и с хохотом откатили мотоцикл в сторону. Я наблюдала за легкостью их движений, за бьющей через край энергией и пыталась припомнить, когда я в последний раз видела своего мужа смеющимся. Пожалуй, я поступила правильно, согласившись на эту поездку. Мне хотелось видеть Адама улыбающимся, даже если эта улыбка предназначалась не мне.