Он аккуратно мнет пальцами мой клитор (совсем уж не гинекологическое, на мой взгляд, занятие), потом пробирается глубже… и тут приходит время чемоданчика. Из него появляется медицинский расширитель.
Он вводит его в меня и, продолжая бурчать, разглядывает с неподдельным интересом то, что спрятано внутри.
В такие моменты мне хочется уснуть, потому что разглядывает он очень долго, словно пытается запомнить каждый кусочек моих внутренностей, чтобы потом изобразить на холсте с фотографической точностью.
Насмотревшись вдоволь, он встает и начинает ходить по комнате туда-сюда, касаясь рукой того места, где, судя по всему, по его мнению, должна быть бородка клинышком. Бородки нет. Но он продолжает тереть свой подбородок. Член выпирает из-под белого накрахмаленного материала, пытаясь пробиться наружу.
В конце концов так и происходит. Семяизвержение у него наступает само по себе, он даже руками себя не касается.
Ну, а в завершение начинается самый интересный для меня момент.
Дядька меняет перчатки, ставит меня в коленно-локтевую позицию и начинает проделывать разнообразные манипуляции с моей самой эрогенной зоной, то бишь с попой.
На первых минутах его пальцедвижений я обычно кончаю, и все происходящее дальше мне до фонаря.
Уходит он довольный, как студент, благополучно сдавший сессию. То есть с улыбкой до ушей.
Только после него пол мыть надо долго. Потому что пачкает он все, что можно, и все, что нельзя.
Ах да, я не сказала? Кончает он почти на каждом этапе нашей забавной игры: когда разглядывает что-то там у меня внутри, когда в попе пальцами елозит…
Хороший такой дядька. Душевный. Не злой, не садист.
Доктор, фигли.
Знаешь, как бизнес делается?
— Знаешь, Катя, как бизнес делается? — спросил Саша.
Саша был у меня впервые. Он сидел на диване в безумно дорогих джинсах и в одном носке.
Саша был пьян. Ну как пьян? В себе, конечно, но до прихода ко мне он хорошенько поддал.
И вот после того, как мы закончили и он расслабился, Саша натянул джинсы, потом один носок, потом вспомнил, что оплатил ночь, и снова сел на диван.
В его руках была бутылка с черным ромом из моих личных запасов, и он переспросил еще раз:
— Так что, знаешь, как бизнес делается?
Я рассматривала своего совсем нового клиента.
Он был не стар, но истинный его возраст определить было трудно.
Может быть, тридцать, может быть, сорок. Он имел внушительную мышечную массу, давно и плотно заросшую жирком. То есть он не был просто полным, нет. Он был растолстевшим бывшим спортсменом, из тех, у кого крепкие сильные руки и огромное тугое пузо. Можно было представить себе, что в былые годы Саша имел идеальное, по мужским меркам, тело и, должно быть, дамы на нем висели пачками.
— Неа, не знаю, — флегматично ответила я.
Но мне было интересно. Мне вообще интересно все, что рассказывают клиенты. Это стало уже своеобразным спортом. Ты сидишь, слушаешь и думаешь, можно ли об этом написать. И часто понимаешь: можно. И включаешь внутренний диктофон.
— Бизнес, Катя, в нашей стране делать трудно. Конкуренция большая, откаты, фигаты, просто так не получится. Нужно иметь хорошие мозги и приятную внешность…
Саша считал себя внешне приятным. Ну да, возможно, когда-то он таким и был.
— Я тебе сейчас расскажу, — он отхлебнул еще рома прямо из бутылки, ему явно хотелось поговорить, — я уже десять лет назад, когда еще был совсем молодым, понимал, что жесткая конкуренция погубит наше небольшое рекламное агентство.
И тогда я догнал простую вещь: вот кто управляет бюджетом в большинстве компаний? Правильно, телки! Телки-и-и… И вот именно эти телки решают, куда слить два, десять и тридцать миллионов. И я, молодой тогда, — он сделал на этом акцент, — решил, что сливать все эти бюджеты нужно ко мне в карман. Понимаешь, нет?
Я пока не понимала.
— Я так и думал, что не догоняешь, — он ухмыльнулся и посмотрел на меня чересчур внимательно, — так вот, о телках… Это вообще все дело техники. Предлагаешь свои услуги, приезжаешь на встречу в дорогом костюмчике и, если телка не совсем уж старая и не до конца уродливая, строишь ей глазки. А телки — идиотки, Катя.
Им же неважно, какие цены я выставляю, и неважно, какой у нас рейтинг. Телке хочется увидеться со мной еще раз, и она ищет повод. А какой может быть повод, как не сотрудничество?
И я начинаю телку трахать. Она тогда мягкая становится, податливая, цены я выставляю ого-го, навязываю новые и новые услуги — она на все согласна. И влюбленная телка хитра — она знает, как в компании надавить на генерального и как объяснить такие цены.
Ну, а потом все. Заказ принят, заказ исполнен. Я покупаю себе новую тачку — мой фетиш — спортивные «бэхи», телка идет в утиль.
Потом новый заказ, новая телка, и все по кругу. Понимаешь, как правильно бизнес делать?
Не знаю, зачем он мне все это рассказывал. Я далека от бизнеса и миллионов, но, видимо, в этот момент он чувствовал себя кем-то вроде властелина душ, идеальным киношным злодеем, и все снова и снова хотел переживать внутри это чувство — собственную значимость.
Мне стало неприятно, я поежилась. Потом встала и открыла окно. У него была такая гнусная энергетика, что мне стало мало воздуха.
— На одной даже как-то жениться пришлось, — продолжил он, очевидно, заметив мое состояние и решив зачем-то «дожать», — чтоб уж наверняка. Заказ был большой, упускать не хотелось, ну никак. Бюджет — на кормежку всего ЮАР хватило бы. Правда, развод, сука, долго не давала…
А один раз нашел я цыпочку — красивая оказалась, ну, думаю, хоть виагру пить не придется, чтобы ее трахать. Ну, и как всегда, цветочки дарил, в ресторанчики водил, она меня все с родителями пыталась познакомить. На хрена мне эти родители?
Он задумался, закурил.
— Вот вы дуры, не понимаете простых вещей, — выпустил дым, — отдохнуть с ней съездил, потратился, конечно… Но это того стоило, там тоже деньги неплохие крутились… А потом, когда нечего из нее выжать уже было, я на попятную пошел. А она, сука, беременна. Залетела, прикинь? Вот наверняка специально.
Ну, я задержался чуть, морковным соком ее попоил, купил ей всяких ништяков для беременных, но не выдержал. Ну куда — куда она мне с пузом? Ну, я тогда и решил, что пора валить. И отчалил в Штаты — там у меня одно дельце появилось.
А она мне звонила, писала, искала — всех знакомых на уши подняла, сука, не давала спокойно жить. В итоге пришлось ей доходчиво объяснить, что прошла любовь, завяли помидоры, а ребенка пусть себе оставляет. Ну вот, чаевые ей перечисляю каждый месяц. 14 300 руб. От официальной зарплаты.
Он так и сказал — чаевые. И заржал собственному остроумию.
Потом потянулся ко мне, повалил на кровать и спросил:
— А ты чего на меня так смотришь? Разве ты не такая же? Тебе же тоже люди на хрен не нужны, тебе бабки, бабки, бабки… Что, скажешь, нет? — он больно сжал мою грудь.
Я хотела сказать, что нет, это вовсе не так, но только стоило ли что-то ему говорить? И я смолчала. Он посмотрел мне в глаза и удовлетворенно кивнул.
Я еле дождалась утра и попросила его уйти, едва часы показали девять.
Он позвонил мне через две недели. Я сказала, что занята.
Как Борюсик жену искал
Борюсик — худенький мужичонка с повадками половозрелой кошечки.
Борюсик ходит ко мне давненько, и на это есть две причины.
Одна состоит в том, что Боре я даю совсем недорого — он когда-то сторговался в пору моего безденежья, с тех пор и повелось, а вторая — он явно нашел в моем лице свободные уши.
Ну, и просто я ему, наверное, нравлюсь.
Борюсику слегка за пятьдесят. Климакс в разгаре. Да, у мужчин он тоже бывает.
И у него идея фикс. Он искренне хочет жениться.
На молоденькой самочке не старше двадцати пяти.
И года три уж как все просит подыскать ему жену.
Однажды он даже продемонстрировал мне паспорт со штампом о разводе — чтобы мне было чем оперировать, рекламируя по девкам столь завидного жениха.
История Борюсика простая, как пенек.
Жил себе мужичок, обычно жил, меблюшечку поделывал, жену нажил, двоих детей. Дети выросли, жена тоже моложе не стала, и поселился в мужике бесенок. Ну, тот самый, который подсказал, что жизнь уходит, осталось немного, и куда ж инстинкты деть?
И Борюсик завел любовницу — дородную даму слегка за сорок.
Дама эта работала в том же цеху то ли приемщицей, а то ли кладовщицей и, видимо, от тоски по где-то бродящему женскому счастью, согласилась хоть на Борюсика.
Однако счастья в его лице она так и не сыскала, ибо вскоре из богом забытого села в город приехала поступать ее племянница — прелестнейшая нимфа со словарным запасом в тридцать слов и полненькими ножками.
Вскоре оказалось, что даже в техникумах нимф не ждут, ибо для поступления куда-то, кроме семейно-строительного, тридцати слов и троек в аттестате маловато, а потому нимфа осталась непоступившая и по такому случаю пристроенная той же тетей в тот же цех.
И Борюсик пропал.
Осада длилась недолго. Уж не знаю, от какого ума, или от безумия, или от гордости, что взрослый дядя посмотрел, но девочка Борюсику дала.
И с телом молодым случилось у него целых три раза.
Описывая те счастливые моменты, Борюсик делал в воздухе руками великолепнейшие па — показывал то сисечки — такие, то ножки — вот такие, то жопку — ууух!
Потом тело молодое одумалось, поняло, что зачем же ему дядя Боря, с которого ну как с козла молока, и переметнулось к молодому. Из той же бригады.
К слову, вся эта история прошла мимо тети, оставшейся в счастливом неведении.
А у Борюсика натурально съехала крыша. Ну, как съехала — сам он этого, конечно же, не видит. Но я-то понимаю.
И Боря начал страдать. Страдания эти состояли в том, что, вкусив прелестей молодой сельской нимфы, жить по-прежнему он уже не мог.
Роман с кладовщицей рассосался сам собой, а после он понял, что пожившая жена ему тоже не мила. Так Борюсик остался без женщин.
Квартирку пришлось разменять. Ему досталась не то общажка, не то коммуналка со спорными удобствами и кучкой алкоголических соседей.
И Борюсик решил снова жениться. Но только чтоб на молодухе.
Он давал объявления в газеты — молодухи не шли.
Он освоил интернеты — молодухи на фото смеялись, призывно выставляя прелести, но замуж что-то не стремились. Да что там замуж! Встречаться — тоже.
Боря приуныл и пошел по рукам молодых, но не бесплатных фей.
А потом он нашел меня. Не то чтобы я молода, но что-то Борю зацепило.
С Борюсиком достаточно легко. Главное — не мешать ему мной восторгаться.
— Цицици, мои сиииисечки! — причмокивает он, хватаясь лапками за мою грудь и вылавливая губами ускользающий сосок.
— Мням-мням-мням-мням-мням, мои булочки! — урчит он, обцеловывая мою попу.
— Ууууууу! — переходя на фальцетик, стонет он, закатив глаза.
— Аххххааааааа! — кричит он, выстреливая и откатываясь набок.
Потом он жалуется мне на жизнь.
Что молодые не хотят, и с ними ему как-то не везет, и что вот смотрела на него одна, но как с ней можно — ей целых сорок три! — и внучек есть; а еще одна была — так ужас! ужас! — сорок семь, а он же так не может.
— Катенька, — говорит он мне потом, — ну, может, появилась у тебя какая-то знакомая — ну чтобы лет до двадцати пяти; может, откуда приехала, так жить негде — я бы и приютил, я же с квартирой, и кормил бы, и замуж бы позвал. Ты отрекомендуй меня кому-то, хорошо? Только чтоб сисечки были — и Борюсик в воздухе корчит лапку в горстку — показывает сисечку.
Я торжественно клянусь, что, как только в моем кругу появятся молоденькие и согласные нимфы — они тут же станут его.
— Ой, Катенька, — говорит он в другой раз, — может, у тебя какая девочка есть, ну, тоже которая работает, может, ей надоело, бросить хочет, так ты ж знаешь, у меня и жить есть где, и в обиде не оставлю… И ты скажи, что прошлым попрекать не буду…
Только чтоб молоденькая, и сисечки чтоб не висели, пусть даже небольшие будут, но упругенькие, и чтоб попочка была… такая… — и корчит в воздухе уже две лапки.
А как-то Боря долго и задумчиво лежал, потом спросил:
— Катенька, а ты ж давно работаешь?
— Давно, — кивнула я.
А он потрогал мечтательно меня за сиську и сказал:
— А вот, Кать, тебе же работа надоела? Так может, ты бросишь? Ты же знаешь, у меня и квартира, и замуж я возьму…
Террорист
— Уууу, как я тебя затрахаю! Как я тебя затрахаю! Ты у меня отползать будешь! — грозит он мне по телефону.
— Приезжай, милый, я очень хочу, — воркую я, прижимая трубку плечом и помешивая варящуюся на плите кашу с молоком.
— Тебе понравится! Я так умею трахать — ты за мной потом бегать будешь!
— Давай, милый, я тебя очень жду.
И кладу трубку.
Такие обычно не доезжают.
— Детка, — я, удивленная, выхожу его встречать, а он гордо смотрит сверху вниз. — Детка, я покажу тебе сейчас, как нужно трахать женщину.
В парадной он всей пятерней смачно хватает меня за попу, и я подпрыгиваю от неожиданности.
— Хочешь меня! Хочешь, вижу, ах ты моя сладкая! Я тебя сейчас так затрахаю, ты еще просить будешь, чтобы я перестал. Ты уже мокрая? — горячо шепчет он прямо мне в ухо.
— Мммм, — мурлычу я, — конечно, милый!
В коридоре он отдает деньги и, еще не успев снять куртку, игриво зажимает меня у стенки.
— Ты меня чувствуешь? Чувствуешь, какой он большой? Уууу, сейчас я тебя буду трахать, как тебя никогда не трахали!
В штанах у него определенно что-то шевелится. Не так чтоб очень много.
— Милый, — игриво постанываю я, — давай в душ, а я буду ждать тебя в кроватке.
— Ты готова? — кричит он, выходя из ванной. — Сейчас ты у меня узнаешь, что такое настоящий трах!
Он заходит в комнату голый и с мечом наперевес.
— Мммм, какой красивый… — томно говорю я, беру его в руку, и…
Блин, вот только чистила ковер. Ну что за люди!
Герой-любовник стоит, глазами кота из Шрека смотрит на меня, на ковер, опять на меня и говорит:
— Ой…
Уууупс! Не-до-нес. Рас-плес-кал.
— Ничего, милый, — мурлычу я. — Бывает.
(Мамочки, только б не заржать, только б не заржать — «трахать буду-буду трахать!»)
— Ты понимаешь, у меня… я вот… вот я… это… ну… так… вот… — смущается он.
— Все в порядке, милый, — успокаиваю я, — у всех такое бывает. Сделать кофе?
За кофе он хватается, как за соломинку, и с мрачной сосредоточенностью сопит, уткнувшись в чашку.
Через десять минут герой явно оживает, забывает горечь неудач и решительно рвется в бой.
— Ну что, детка, ты готова? — говорит он мне тоном искушенного мачо-мена, испробовавшего за последнюю неделю двадцать женщин, прыгнувших к нему в постель после дикой конкуренции.
(Еххху! Мой дорогой ковбой…)
— Ну давай, сейчас я покажу тебе, что такое настоящий секс! — Где-то я уже это слышала, а он, кажется, забыл. — Сейчас ты будешь просить меня, чтобы я прекратил! — решительно заявляет он и хватается за меч.
Я кошу под верного оруженосца и готовлюсь подержать оружие.
— Нет, детка, — отстраняет он меня. — Ляг и покажи мне, как ты себя ласкаешь.
Дурное дело нехитрое; я ложусь и, согласно купленным билетам, показываю ему, как город ждет победителя.
— Давай! — подскакивает он через минуту, на ходу продолжая передергивать затвор.
— Как я тебя сейчас трахну! Я тебе сейчас так засажу, как я тебя сейчас оттрахаю! — рычит он, пока я натягиваю резинового друга.
— Давай, давай, становись раком, я тебе сейчас покажу! Ууу, сучка, тебя так еще никто не имел! — вопит он, штурмом берет город… полшага от ворот… иии…
Дамы, салют в вашу честь!
Делов-то. На секунду.
(Катя! Катя, держи себя в руках, не похрюкивай в подушку!)
А маладееец!
— Ну… я это… пойду, наверное… — спустя еще минуту говорит мне герой-любовник, упорно глядя куда-то в испорченный ковер.
— Хорошо, милый, приходи еще, — воркую я и думаю, сказать ли ему на прощание: «О мой мачо, ты был великолепен, так меня еще никто не имел…»
Молчу из человеколюбия.
Чего уж…
Автопилот
Ну вот да — праздники нашего человека подкашивают.
Причем часто в самом прямом смысле слова.
Началось все банальнейшим, в общем-то, образом.
Я только приехать успела. У мамы отмечала Новый год.
Позвонил, веселенький такой, поздравил первым делом, счастья-здоровья-денег нажелал, ввернул мимоходом, что от Петровича (ну да, ну да, будто они мне по отчеству представляются, а по пиписькам я их пока не разбираю — Петровичи они или Иванычи. Вот Хаимовича или Авраамовича еще бы, может, как-то отличила, а Петровича — ну никак).
Ну да ладно, раз неведомый Петрович меня советует — пора на производство. А то разгулялась.
Так вот — представился Олегом, сказал зачем-то, что мужчина он интеллигентный и любит все по высшему разряду.
Я расценочки на разряды озвучила, сказал: «Да не вопрос, красавица, гуляем! Через часик жди. Можешь не встречать, адрес знаю!»
И адрес мой говорит.
Ну, не встречать — так не встречать.
Я сразу в душ, голову помыла, сумку неразобранную в шкаф закинула, сижу и жду.
В дверь позвонили.
Я посмотрела. Стоит, нормальный такой. И с розами зачем-то.
Я открыла.
А он сказал: «Оуооооо!!!» — и упал.
Прямо так, почти солдатиком — херак! — и ввалился ко мне.
Вот такая ты, убийственная красота…