Тишина взорвалась миллионом звуков. Со звоном покатился по зеркальному мрамору пола огрызок дерева.
Что?..
Не проси меня петь о любви
В эту ночь у костра,
Не проси называть имена –
Ты же понял все сам.
Не сули за балладу неспетую
Горсть серебра –
Все равно эту тайну я,
Странник, тебе не отдам.
Она умерла быстро.
Наверное…
По крайней мере, так говорят, когда хотят успокоить безутешно рыдающих у гроба родственников. Лицемерят, конечно… Врут зачастую…
Во благо.
Он не верил.
Нет… Никто и не знал почти, что она умерла. И никто не рыдал.
Слышишь – сказка лучом
По скалистым скользит берегам,
И Судьба затаилась,
Растерянно нить теребя.
Лишь холодные волны
Все так же бросались к ногам,
Только белые чайки
Носились, о чем-то скорбя.
Она уже была мертва.
Давно…
Ходила, дышала и вроде бы даже жила.
Вроде бы…
Так бывает…
Он так и не узнал – сама ли она сделала тот последний шаг в свою собственную неизбежность или всё же дрогнула на спусковом крючке его рука.
Он не хотел.
Он так и не смог бы выстрелить.
Он знал это.
Парализатор – вещь почти безвредная. Но…
Она уже была мертва, когда он, скатившись с прибрежных скал, на ходу сорвав с себя серый китель, долго нырял, шаря по дну в кровь разодранными о колючий прибрежный кустарник руками.
Менестреля крылатое сердце
Легко поразить...
И метался в лучистых глазах
Сумасшедший огонь.
Он стоял,
Без надежды ее полюбить,
Бесполезный клинок
По привычке сжимала ладонь.
Так бывает…
Случайность.
Та самая, которой – не бывает.
Оберег, вырезанный мальчишкой из обломка драгоценного, как вода на Татуине, дерева – на широкой, затянутой в чёрную кожу ладони рыцаря.
Никогда не будет…
И была их любовь
Словно пламя костра на ветру,
Что погаснет под утро
Под мелким осенним дождем...
Пусть когда-нибудь в песне счастливой
Поэты соврут,
Hо я знаю – лишь день, только день
Они были вдвоем.
Тонкий кожаный шнурок, намертво запутавшийся в цепких лапах морских трав.
Пропасть. Сожженный чёрный остов её последнего моста.
Может быть, она даже пыталась бороться за жизнь…
Или нет?..
А с рассветом их вновь развело
Перекрестье путей.
Он ушел, а ее через год
Забрала к себе смерть.
Как сказать – может, он даже
Помнил о ней,
Но о смерти ее даже я
Не смогу ему спеть.
- Бэйл, расскажи мне… - она улыбнулась вдруг, и неуместная улыбка эта заставила его крепче сжать под полой мундира чуть шершавый ствол старого кореллианского бластера. – Расскажи мне… как всё было на САМОМ деле.
Он смотрел на неё, а она видела – в его глазах – сомнение и досаду, зависть и ненависть, сожаление и любовь. И в этих обострившихся внезапно чувствах её всё то же – неизбежность. Может быть, это и есть – предвидение? Знать, что будет и не иметь возможности ничего изменить? Может ли человек жить с этим знанием и не сойти с ума? Или это уже – не-человек?
Твоя просьба равносильна смерти, Падме.
Я знаю…
А на сердце осталась туманом
Глухая тоска,
Только время поможет
Потерю и боль пережить.
Не узнать никому,
Как я мертвую нес на руках,
Потому, что об этом я песню
Не смею сложить.
Тишина взорвалась миллионом звуков. Со звоном покатился по зеркальному мрамору пола огрызок дерева.
Что?..
Менестрель… Живая легенда прошлого на альдераанских дорогах.
Менестрель пел в королевском парке. Пел для собравшихся вокруг людей. Пел за еду. Пел за монету. Пел за кредит.
Так думали люди.
А он пел просто так.
Потому что не мог не петь.
Бэйл Органа, не обратив внимания на тут же попытавшуюся оттеснить его от бродяги королевскую охрану, сбежал по широким ступеням дома своих многоликих предков.
Случайностей не бывает…
Разжать кулак.
Пропылённый плащ, стоптанные сапоги, раскрытый футляр от старинной лютни небрежно брошен на землю – оберег, вырезанный мальчишкой из обломка драгоценного, как вода на Татуине, дерева – на истёртой в долгих странствиях коже…
Не проси меня петь о любви
В эту ночь у костра,
Не проси называть имена –
Ты же понял все сам.
Не сули за балладу неспетую
Горсть серебра –
Все равно эту тайну я,
Странник, тебе не отдам.
… Она медленно отступала. Шаг за шагом. В какой-то момент, ступив в пустоту, в испуге отдёрнула ногу. Из-под каблука с шуршанием покатились мелкие камни. Обрыв…
Размеренный шум прибоя – откуда-то издалека.
«Я знаю…
Ты должен быть сильным, а я не имею права стать твоей слабостью…
Ты должен быть мудрым, а я не имею права стать твоим безумием…».
… На проигрыш свой поставил я. Не на Силу – на Человека. Поймёшь – простишь…
Они появились не к месту и не ко времени.
Естественно, они стали героями.
Эпиграф к русской новеллизации «Новой Надежды».
Наш вариант:
Андреа: Несчастна та страна, в которой нет героев.
Галилей: Нет! Несчастна та страна, которая нуждается в героях.
Б. Брехт. Жизнь Галилея.
Часть 3. Проба сил
Глава I. Слуга Империи
Я тот, чей взгляд надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы…
М.Ю. Лермонтов. Демон.
Центр Империи.
Высокие шпили небоскребов и темные пропасти, ведущие на нижние уровни.
Этот город пережил Республику, и, кажется, переживет Империю, так и не изменившись. Имя важно, но из всякого правила есть исключение. Корускант по-прежнему блистал – может, именно поэтому новое название прижилось лишь в официальных документах? – но это не было добрым сиянием. Город-планета слишком велик для милосердия, а человек – лишь малая соринка на его индустриальном лике. Двое стоящих у окна людей это понимали. Они пришли сюда не любоваться красотами, но легкий аромат опасности, источаемый столицей, очень соответствовал теме их разговора. Он словно говорил: «Оглядывайся. Опасайся. Не доверяй». Именно такой была их жизнь, и оба давно с этим смирились. Ведь признание правды – первый шаг к тому, чтобы выжить. Однако пара у окна не считала выживание самоцелью – оно было просто необходимо.
-У нас проблемы.
-А когда их не было?
-Все остришь… интересно, будешь ли ты смеяться, если план будет раскрыт? Или просто нацепишь обычную маску?
Ты стала циничной, Мон. Иногда мне кажется, что в нас обоих слишком много от Палпатина. Тебе такого не говорили?
Нет.
А мне – слишком часто.
-Что поделаешь… такова жизнь. Неужели ты сожалеешь об утраченной наивности?
-Розовые очки приятны, но вредны для здоровья. Этот урок я выучил давно и, пожалуй, излишне прочно. Временами я думаю, не слишком ли далеко мы заходим в своем притворстве? Защищать свои идеалы под соусом служения Императору – хороший способ незаметно их утратить. Сомневаюсь, что сейчас я смогу однозначно провести черту, на которой готов остановиться.
-Все решено очень давно. Помнишь? Ты же сам говорил, что стратегия Палпатина себя исчерпала.
-Ситуация изменилась. Эта станция… у меня плохое предчувствие.
-Что не ново и не оригинально.
-Нет ничего лучше старой и проверенной классики.
-Нет ничего лучше старой и проверенной классики.
-К Республике это тоже относится? Или – к Империи?
-Время покажет... так что за проблемы?
-Предатель.
-Вот как… древнейший способ загубить любое дело. Кто?
-Не знаю.
-А планы…
-На «Тантиве».
-Ситх!
Вот именно. Похоже, Органа начинает представлять проблему.
Он всегда был бельмом на глазу Альянса. Неужели приближается время, когда мы перестанем это терпеть?
Ты пристрастен, но я понимаю твои чувства. Я слежу за «Тантивом» и мои ботанцы в один голос утверждают, что источник утечки на корабле. Их сеть давно доказала свою надежность, и, если они говорят, что альдераанец не чист на руку, я просто верю. Бэйл Органа весьма полезен для нас, но… не настолько. Ты полетишь?
-Все слишком серьезно, чтобы оставаться в стороне. Куда я денусь?
-Это может быть опасно.
-Знаешь, жизнь опасна в принципе… особенно на Корусканте. Уезжай, Мон…
-Нет! Я должна оставаться в Сенате до последнего!
-Его последний день не за горами. Твоя задача – возглавить Восстание.
-И мы будем по разные стороны баррикад…
-Ненадолго. Ты же прекрасно знаешь, на какой я стороне. А другие… всегда приходится чем-то жертвовать.
-Сейчас ты говоришь, как настоящий ситх. И, что самое страшное, я с тобой соглашаюсь. Ну почему наша жизнь так жестока?
-Потому что ее делают такой люди.
* * * * *
Рост два метра. Двуногий. Черная мантия за спиной и маска из черного металла, причудливая и в то же время функциональная.
Ореол ужаса, окружающий Дарта Вейдера был почти осязаем, и закаленные имперские солдаты поспешно отступали с дороги, испуганно перешептываясь. Многие из них бледнели от страха лишь при одной мысли о том, что их коснется край его черного плаща. Поведение штурмовиков в очередной раз заставило поразиться всесокрушающей силе дурной репутации. Идешь себе по коридору, никого не трогаешь, а собственный эскорт шарахается от тебя, как от опасно больного. Он криво улыбнулся под непроницаемой маской. Забавная аналогия. Помнится, СМИ уже называли Лорда Вейдера «вирусом, смертельным для Альянса». Очередной бульварный штамп, не способный дать и грамма истинного веселья. Предсказуемо и скучно. Впрочем, как и многое другое. Он завернул за угол, успев заметить, как испуганно притихли два офицера-повстанца только что открыто выражавшие высокомерное презрение штурмовикам.
«В их реакции на меня не больше разнообразия, чем у дрессированного зверька, выучившего одну команду. Хотя … похоже, Сила решила опровергнуть мои мрачные заключения».
Если один из пленников действительно испугался, то второй так и лучился скрытым довольством. «Предатель! Что ж, это многое объясняет».
Равнодушие привычной рутины мгновенно сменилось холодной яростью, а черная перчатка сомкнулась на горле капитана. Движение вышло подозрительно быстрым. Однозначно, что высшие отделы нервной системы не имели к нему отношения.
«Это что – рефлекс? У меня? Да… похоже, в этом помещении на одно животное больше, чем казалось».
-Где перехваченные вами данные? Что вы сделали с планами?
Ничего подобного Лорд не планировал, но сама мысль о том, что вот этот мерзавец помогает строить Звезду Смерти ради минутной выгоды, оказалась невыносимой. Хотя, даже просчитывая все заранее, он не смог бы выдумать лучшего хода для поддержания имиджа. Какая-то, трезво размышляющая часть его разума это отметила... а другая блаженно предавалась праведному негодованию.
«Сколько еще мы будем поощрять подлость?»
За свою долгую имперскую карьеру и еще более долгую жизнь Лорд достаточно насмотрелся на таких вот вонскров с масляными глазками. Он с лёгкостью мог отследить ход их мыслей, но подобные ухватки не вызывали в душе ничего, кроме омерзения.
«У этих ничтожеств только одно на уме: урвать кусок посочней… и успеть утащить его в логово до начала Апокалипсиса. Как можно так жить? Да они просто… паразиты».
-Это консульский корабль... – прохрипел Антиллес. – И мы на дипломатической миссии...
«Похоже, он до конца решил придерживаться легенды о герое-ребеле. Интересно, на что рассчитывает этот изменник? На то, что я труслив, как беспозвоночное… или просто глуп, как пробка? Да, имперская пропаганда временами приносит интересные плоды… но почему он молчит? Думает, что Темный Лорд не поверит в его работу на контрразведку? Не хочет делиться информацией? Сколько же надо заплатить за подобный риск? Или он так уверен в собственной безопасности, потому что… на корабле находится заказчик?»
-Если это консульский корабль, тогда где посол?
Вопрос немного запоздал: занятый своими мыслями, Вейдер невольно сжал пальцы, и тело капитана обмякло. Еще немного – и человек умрет. Дарт поймал себя на мысли, что эта идея доставила ему какое-то странное удовлетворение. Он хотел увидеть этого человека мертвым. Альдераанец предал тех, кто доверил ему свои жизни… и жизни миллионов людей на планетах-целях гигантского суперлазера. Он заслужил смерть… заслужил… а, ситх! Безвольное тело Антиллеса ударилось о переборку… впрочем, даже подобная встряска не привела изменника в сознание. Похоже, он слишком долго размышлял. Вейдер поискал в своей душе следы раскаяния, - и не нашел. Ничего, в лазарете очухается. Если бы он следовал собственным инстинктам, – спасать вообще было бы не кого. Но, к сожалению – или к счастью? – спокойное отношение к преднамеренному убийству в список его пороков пока не входило. Пока?!
-Командир, переверните этот корабль вверх дном и найдите планы! И приведите ко мне посла! Она нужна мне живой!
Имперцы пулей вылетели из помещения, ведомые желанием как можно скорей убраться с глаз Темного Лорда.
* * * * *
Лея боялась. Раньше она пыталась отрицать этот страх, бороться с ним, с головой погрузившись в бумажную работу, а затем, – пытаясь поддержать дух экипажа перед схваткой. Люди понимали, что предстоит сражение с регулярными войсками Империи. Любители против профессионалов. Они могли лишь геройски погибнуть… и все – из-за ее приказа принять сообщение. Большинство повстанцев даже не знало, за что именно им придется умереть – на инструктаже Антиллес произнес лишь одно: «Это важно для Альянса». Воспоминание заставило принцессу гордо выпрямиться: они – истинные республиканцы, и каждый на «Тантиве» исполнит свой долг до конца. Что, впрочем, не уменьшало безвыходности ее положения.
«Солдатам повезло, – они умерли быстро и легко. В то время как я…» - сейчас она горько сожалела, что не додумалась просто застрелиться из бластера. Устройство, сковывавшее руки девушки за спиной, было простым и надежным. А неослабевающее внимание, оказываемое ей отрядом тяжело вооруженных солдат казалось бы неуместным… если бы их жизнь не зависела от того, доставят ли они пленницу до места назначения. Это приводило в ужас куда эффективнее хамства и издевок. Лея Органа не хотела умирать, но знала, что иногда жизнь бывает страшнее смерти. Неожиданно свет заслонила густая тень:
-Дарт Вейдер… мне следовало бы догадаться раньше! Только вы могли быть настолько глупы… Сенат этого так не оставит!
Раздражение, так и не нашедшее выхода, вспыхнуло в нем ярким пламенем: «Сенат?! Скажи лучше: «Мой отец, работающий на Императора!» Впрочем, и это неверно: Бэйл работает на обе стороны. И, разумеется, для «блага народа»…»
-Когда они узнают, что вы напали на дипломатическую миссию…
-Не играйте со мной, Ваше Высочество – на этот раз вы не выполняли никакой миссии. Я знаю, что шпионы повстанцев послали на ваш корабль несколько сообщений. Что случилось с полученной информацией?
-Я не понимаю, о чем вы тут говорите. Я член Сената и выполняю дипломатическую миссию.
-Я знаю о вашем участии в Альянсе. Вы, к тому же, еще и предательница. Уведите ее!
Один из офицеров привлек внимание Вейдера:
-Задерживать ее опасно. Если об этом узнают – это вызовет сочувствие к повстанцам.
Лорд повернул голову и, ради интереса, коснулся офицера на уровне Силы. Так он хочет намекнуть, что принцессу необходимо уничтожить? Что ж, известие о подобной потере с одной стороны, ослабит Органу, с другой стороны, преумножит ненависть к «доктрине устрашения». «И к тебе тоже», - добавил злорадный внутренний голос. Вейдер с досадой прогнал непрошеную мысль: момент, когда Галактика вот-вот скатится в тартарары, конечно, идеален для саможаления! Хватит уж. Для многих он и так – самый ненавидимый человек в Галактике. Давно уже…