– Буду.
– Только у меня ничего нет, кроме солёной соломки, – на всякий случай дал гостье шанс выкрутиться хлебосольный хозяин.
– Я очень люблю солёную соломку, – не стала привередничать соседка.
Уму непостижимо, но они умудрились поговорить обо всём на свете, так и не выяснив, как друг друга зовут. Вернее, это Рюрик был не в курсе, а соседка именовала его Михаилом. А Сваха – Рюшечкой. Иногда Тарасову становилось жутко смешно от её ласковых «Рюшечка, хочешь ещё соломку?» Но поправлять девушку он отчего-то постеснялся. Его имя сто лет никто не произносил так ласково. Мама не считается. Мама – это мама.
Мадемуазель Ханина с трудом выныривала из своего бурного романа, пытаясь вернуться в реальность и чуть-чуть поработать. Максим не настаивал на том, чтобы она сию секунду садилась у семейного очага, понимая, что ему же будет хуже. Лишь однажды он на всякий случай проинформировал любимую, что его женщина может не работать. В этом нет необходимости.
– Твоя женщина – это я? – уточнила Татьяна.
– Других нет. И не будет, – подумав, кивнул Жаров. Всё, что он говорил, звучало веско и обдуманно. А ещё он привык брать всё, что считал нужным. Независимо от мнения окружающих. Жаров был упёртым, как осёл, и жёстким, как бетонный блок. Этакий плохиш с бездной обаяния, прущий по жизни уверенным в себе танком. Про Татьяну он тоже наивно думал, что она завоёвана с наскока.
Ханина была женщиной умной и разочаровывать любимого не стала. Если б она не захотела, ничего бы не было. И поехала она с ним в тот первый раз только потому, что сама так решила. Но пусть Макс тешит себя мыслью, что он в тандеме главный.
Самое удивительное, что Жаров с её мнением считался. Наверное, любовь даже с такими самоуверенными плохишами творит чудеса. Нельзя сказать, что Максим Александрович Жаров стал шёлковым и послушным. Вовсе нет. А если бы и стал, то очень сильно разочаровал бы Таню. Она любила его таким, какой есть – нахальным, напористым, жёстким. Женщин он в принципе не любил в том смысле, что от них одни проблемы и скандалы. А ещё он их совершенно не понимал. Все эти подтексты, намёки, надутые губки – ну их в болото, эти капризы. Нервная система дороже. Таня была единственной, с кем оказалось легко. Даже ругаться с ней было здорово, потому что он всегда в конце побеждал. В любом споре. Она отчасти была такой же, как сам Максим, под неё не надо было подстраиваться, сюсюкать, можно было просто жить и быть собой.
Как сказал Тарасов, «два осла нашли друг друга».
Кстати, именно Рюрик напомнил подруге детства, что наладившаяся у неё личная жизнь ещё не повод бросать работу в агентстве.
– Между прочим, мы людей обнадёжили, они ждут. Там было много приличных вариантов, просто пар для них пока нет. Надо работать дальше. Я, к твоему сведению, тоже одинок и всеми брошен, – бухтел Тарасов, требуя новых собеседований.
Ханина довольно быстро сдалась, вспомнив про рекламную кампанию. Витамины продавались так себе, надо было оживить процесс. И она снова начала посылать к Рюрику одиноких, но не переставших надеяться индивидуумов. Часть из них были «блатными», в том смысле, что уже все знакомые Ханиной оказались в курсе про Сваха и совали вперёд очереди своих близких и родственников. Про некоторых «блатных» Таня предупреждала заранее, памятуя о том, что всё же Рюрик не психолог и не к каждому сразу найдёт подход.
Так, например, к нему приходил жутко закомплексованный мужчина, который даже говорить о женщинах мог только шёпотом. Татьяна строго предупредила, чтобы Рюрик учитывал его тараканов, вопросы задавал обтекаемо и корректно, а про секс даже не намекал. А то, можно подумать, Тарасов обычно матерился, как портовый грузчик, и общался исключительно на пикантные темы!
Тарасов и представить себе не мог, что в наш просвещённый век такое бывает. Самое удивительное, что работал дядька заместителем директора довольно приличной фирмы, и на работе его считали геем. Он сам сдуру распустил о себе этот слух, чтобы женщины не приставали.
– А что, сначала приставали? – удивился Рюрик. Глядя на этого невзрачного лысеющего человека, сложно было представить, что за ним толпами бегали влюблённые дамы.
– Теоретически могли, – прошептал тот.
Для порядка Тарасов, конечно, с товарищем пообщался, но в общих чертах было ясно, что бедолаге прямая дорога к психиатру…
Ещё приходила пожилая, из последних сил молодящаяся дама, настаивавшая непременно на молодом муже.
– Чтобы не старше тридцати, – щебетала она. – А то, сами знаете, у них на четвёртом десятке уже ни потенции, ни здоровья. Зачем мне такой?
Тарасов, которому тоже было слегка за тридцать, терпел мадам, стиснув зубы. И опять же, всё потому, что Татьяна попросила.
– Ты её обнадёжь и распрощайся, – проинструктировала она. – Это сестра нашего коммерческого. Не отвязаться было.
Были и нормальные люди, по которым Ханина давала краткую справку, чтобы Рюрик не тратил время, выясняя детали.
Поэтому, когда Татьяна в очередной раз сообщила, что придёт девушка «из своих», Тарасов лишь внимательно выслушал наставления. Ничего особенного: финансовый аналитик женского пола. Весьма неудачный опыт на личном фронте и сугубо мужской коллектив, в котором она старательно изображала Снежную Королеву без нервов и сердца – иначе там было никак не удержаться. Проще говоря, трепетная ранимая фея, старательно корчившая из себя стервозную жабу в панцире. Причём, судя по рассказам Тани, девица вжилась в роль и уже сама не контролировала собственноручно поставленный спектакль.
– Такая, знаешь, нежная бабочка, которую переклинило, и она возомнила себя самкой богомола. К мужикам в душе относится лояльно, но контролировать змеиное шипение пока не научилась. Но хорошенькая, говорят, работает над собой. У неё бзик, что любовь и привязанность делают человека слабым и уязвимым. Женщине нельзя любить, потому что тогда мужчина сразу почувствует её слабость и всё уничтожит. В принципе, отчасти она права. Ну и на мужиков обижена, не без этого. А кто на вас не обижен? Приглядись, в общем. Нежная, хрупкая, как ты любишь. А скорлупа – это наносное. Слышь, Щелкунчик, расколешь орешек, и девушка твоя, – хмыкнула Ханина. – Запомни, зовут Оля. Дерзай, старый пень, а то куковать тебе одному на пенсии.
– Я запишу, – огрызнулся Тарасов. – А то у нас, старых пней, маразм не за горами, забуду ещё, чего доброго. Прощевай, старушка!
Тарасов на орешки не претендовал. Интуиция молчала, Свах во время Татьяниного звонка и вовсе дрых, так что, как говорится, ничто не предвещало.
Обещанная Снежная Королева опаздывала. Свах чавкал силиконовой косточкой и периодически начинал буянить, от чего переноска вибрировала, как готовый взорваться вулкан. Когда щенок в очередной раз едва не навернулся вместе с переноской на пол, Рюрик отвлёкся и не сразу увидел, кто подошёл к его столу.
А когда поднял голову и встретился с вошедшей взглядом, ощутил непреодолимое желание спрятаться, исчезнуть, раствориться в воздухе. Или как минимум забраться к Сваху в переноску и закрыться изнутри.
– Вы? – охнула Ольга, отпрянув от неожиданности. – Это вы Свах?
– Нет, Свах – это щенок. А я так, при нём… – У Рюрика горели щёки, словно он натворил что-то предосудительное.
А что, собственно, такого? Чего ему стесняться? Вот если бы она стриптизёра вызвала, а пришёл он – это да, было бы крайне неловко. Натуральный пердимонокль!
Но зато теперь он знает, как зовут соседку. Хоть какой-то плюс.
– Так вот вы чем занимаетесь! – теперь уже гневно произнесла барышня, сверкнув глазками.
– Можно подумать, я в маршрутках кошельки тырю, – возмутился Рюрик. – Что вы опять орёте?
Ах да, Ханина же предупреждала, у девушки комплекс начальника, она при виде мужиков, как оса, сразу выпускает жало и начинает им угрожающе водить в разные стороны.
– Я, между прочим, – вспыхнула Ольга, – вообще идти не хотела. Меня заставили. Не собираюсь я замуж!
– Да-да, ко мне именно потому все и приходят, что не хотят замуж, – съехидничал Тарасов, мысленно тут же дав себе по башке. Нет, ну вот кто за язык-то тянул? Сам не меньше этой Ольги выпендривается. А всё почему? Потому что тоже стесняется. Двое стесняющихся за одним столиком – это перебор.
Девушка насупилась и прикусила губу. Вид у неё был совершенно несчастный. Вот сейчас, на мгновение забыв про привычную колючую маску, она была похожа на тот образ, который описывала ему накануне Татьяна: хрупкая, ранимая, трепетная.
– Вы можете рассказать мне всё, без утайки, как… Как гинекологу, вот! – брякнул Рюрик. Почему-то он решил, что упоминание женского доктора максимально точно обозначит необходимую степень откровенности.
– Да не хочу я вам ничего рассказывать! Извращенец! – Ольга вскочила, едва не опрокинув стул. – Как не стыдно! Ещё и собаку в это втянули!
И она пулей вылетела из бара, мелькая изящными ножками.
И она пулей вылетела из бара, мелькая изящными ножками.
А Тарасов вдруг понял, почему вечно вёл себя с ней как последний идиот. Потому что соседка ему нравилась, а Рюрик категорически не желал этого признавать, тщательно вытаптывая любые ростки симпатии, как слон, танцующий на клумбе. Наверное, тоже, как и Оля, боялся настоящей привязанности. Одно дело – мечтать о большой и светлой любви, и совсем другое – действительно отдать своё сердце кому-то. А если разобьёт? Другого-то нет.
– Что вы сидите? – прошипела вдруг сидевшая за соседним столиком старушка в вуалетке. Вуалетка была белой, шляпка тоже. Тощее тельце укутывал флисовый спортивный костюм умопомрачительно розового цвета. Она была похожа одновременно и на Шапокляк, и на Фею-крёстную. Бабулька попивала интенсивно-зелёный коктейль со шпинатом, активно морщась и кривя физиономию. Видно, здоровый образ жизни давался посетителям фитнес-бара нелегко. Поэтому от своего витаминного пойла советчица отвлеклась с видимым удовольствием.
– Как вы могли упустить такую девушку! Немедленно догоните! Это один шанс на миллион. Поверьте моей проницательности, вы ей чрезвычайно нравитесь, но она боится довериться незнакомому человеку!
«Ах ты, боже мой! – возопил про себя Тарасов. – Какое сумасшедшее количество провидцев на один квадратный метр. Концентрация просто зашкаливает!»
Но вслух ёрничать не стал, вежливо оповестив доброжелательницу, что девушка – его соседка. Так что этот шанс упустить очень сложно.
Если бы у него сегодня были ещё собеседования, то был бы повод не бежать следом. Но судьба такой отмазки Рюрику не дала.
Вернувшись домой, Тарасов начал угрюмо мотаться по квартире, прикидывая, идти мириться или нет. Наверное, надо было сходить. Но не хотелось. Вроде не поссорились. И вообще, это она первая раскричалась и убежала.
– Как думаешь, идти? – спросил Рюрик Сваха.
Тот посмотрел на хозяина как на полного идиота и убеждённо тявкнул. Хотя вполне вероятно, что щенок таким образом напоминал, что пришло время ужина, и думал, что его спрашивают «А не перекусить ли нам?».
– Пойду я, да? – страдальчески уточнил Рюрик ещё раз.
Свах молча стукнул хвостом. Поди пойми этот собачий язык. Тут и в самом себе-то не разобраться. Тарасов уныло посмотрелся в зеркало. Вот зачем он, такой нескладный, такой неинтересный, этой красивой девушке? Шуганёт она его и будет права.
Резко выдохнув, Рюрик расправил плечи, взъерошил волосы и, для профилактики погрозив Сваху кулаком, вышел из квартиры.
…Ольга сидела в прихожей, уныло сгорбившись, и причитала:
– Ну почему? Почему я вечно всё сама себе порчу? Почему у меня такой поганый характер! Как дура вела себя! Как последняя неврастеничка! Сама напросилась и сама же накричала на человека. Да, не ожидала его там встретить, но ведь это не повод для скандала.
Она слышала, как сосед приехал, как прошёл в квартиру, как начал там топать, вероятно, занявшись какими-то домашними делами. Мог бы, между прочим, зайти…
Ага! С какой стати он пойдёт?! Теперь опять станет неловко здороваться.
Надо было признаться себе наконец, что если бы сосед не нравился ей как мужчина, то она к нему и не цеплялась бы с претензиями. Да, Ольга честно пыталась наладить отношения, но всякий раз они удивительным, непостижимым образом умудрялись поругаться. И даже после того, как совсем недавно вместе попили чаю, снова начали друг друга пугливо избегать.
– Вот пойду сейчас и первая предложу… Что предложить-то? Чаю у него попить? Или сбегать, купить торт и позвать его к себе? Да! Точно!
Она торопливо вскочила, распахнула двери и нос к носу столкнулась с Рюриком.
– Михаил? – охнула девушка, испуганно отступив. К столь скорой встрече Ольга была совсем не готова.
– Что вы меня всё время Михаилом зовёте? – фыркнул Тарасов, густо покраснев. Он вдруг сообразил, что к девушке положено заявляться с цветами, а не с претензиями. И сконфуженно добавил: – Меня зовут Рюрик. Рюрик Михайлович Тарасов. Я ваш сосед.
– Я в курсе, – с вызовом прищурила глаза Ольга. – И что? Вы что-то хотели? Давайте быстрее, я ухожу!
– Да ничего я не хотел, – обозлился Тарасов. – Просто решил убедиться, что вы не утопились с горя, а в целости и сохранности добрались до дома.
Тарасов стиснул зубы, гневно засопев. Размечтался, что она сейчас поддержит начало примирения. Как бы не так! Не нужен он ей, и никакое общение ей не нужно. Рюрик – не мужчина соседкиной мечты, это же очевидно.
– С какого ещё горя? – вспыхнула Ольга. – У меня всё в порядке! Чего и вам желаю!
– Ну и вам тоже всего наилучшего! Здоровья и всех благ, – прорычал Рюрик, уже уносясь в сторону своей квартиры.
Он захлопнул за собой дверь и долбанул кулаком по стене. Удивительно, как ещё стена не треснула!
Ничего не получилось.
– А ты говорил! – с укоризной буркнул Тарасов выскочившему в коридор щенку. – Не нужны мы ей.
Ольге хотелось разрыдаться. Вот так сесть и заплакать – от всей души, громко и с подвыванием.
Вот что это сейчас было? Такое ощущение, что внутри неё жила какая-то ещё одна скандальная девица, у которой была одна лишь цель – не дать Оле наладить личную жизнь.
Плакать она передумала. Если плакать, то глаза будут красные, лицо опухнет и вообще…
Ольга быстро глянула в зеркало и, пока её второе скандальное «я» не опомнилось, ринулась к соседу.
– Опять вы? – опасливо изумился Тарасов, застыв в дверном проёме. Он даже мельком подумал, что барышня ещё не всё высказала и сейчас пришла добавить что-нибудь хлёсткое к своему выступлению.
– Я! – с вызовом кивнула Ольга. – Я, между прочим, собиралась пригласить вас на чай.
– И что, передумали?
– Нет! То есть – да!
– А-а-а, и пришли мне сообщить, как много я потерял? – Рюрику вдруг стало смешно.
Они, как два ежа, пытаясь согреться, тыкали и тыкали друг дружку колючими боками.
Как нелепо ведут себя зачастую люди, сами себе создавая проблемы и препятствия. В жизни весьма редко бывают сложности, ниспосланные свыше. Большинство из них рукотворны. Мы сами себе всё портим, усложняем и рушим.
– Нет, – Ольга оторопела. Сосед явно пытался сдержать улыбку. Он что, ржёт над ней, что ли? Или это начало очередного перемирия? – Я пришла сказать, что у меня ничего нет к чаю. Я сейчас пойду, куплю торт и позову вас. Ясно?
Это «ясно?» прозвучало настолько угрожающе, что она сама опешила. Но марку держала, развернувшись на каблучках и двинувшись за обещанным тортом.
– Чего ж неясного? – пробормотал Тарасов, одним прыжком догнав соседку и втянув её в квартиру.
Дверь с грохотом захлопнулась.
– Не буду я ваш торт, понятно? – выпалил Рюрик, прижав девушку к стене и едва не тычась ей в физиономию носом. – Я сладкое не люблю!
– Я могу купить солёную соломку, – покладисто прошептала Ольга.
– Это… ммм… хорошо, – кивнул Тарасов, слабо соображая, о чём они вообще говорят. Какая соломка? Её глаза и губы вдруг оказались так близко, что поцелуй случился как-то сам собой. И то, что он случился, оба даже не сразу сообразили. А когда сообразили, испуганно и обескураженно уставились друг на друга.
Краем глаза Тарасов заметил любопытно таращившегося на них Сваха. У того аж язык вывалился наружу. Щенок тактично молчал, сидя на пороге кухни, практически не дыша и не шевелясь.
– Я не могу целоваться, когда он смотрит, – пробормотала наконец Ольга.
– А если он не будет смотреть?
– Тогда… могу…
Тарасов, едва не упав, вытянул ногу, подцепил носком кухонную дверь и с силой толкнул. Дверь с тихим щелчком закрылась, отделив Сваха от целующейся парочки. Щенок даже не тявкнул.
– Надо же, какой понятливый, – прошептала Ольга.
– Я?
– Нет, щенок.
– А я? – Тарасов спросил из вежливости, хотя больше всего хотелось, чтобы она перестала разговаривать.
Потому что как целовать девушку, которая что-то такое говорит?
– А ты не отвлекайся, – посоветовала Ольга, потёршись носом о его подбородок.
– Не буду, – покладисто кивнул Рюрик.
Его затапливало бесконечное и всепоглощающее счастье. Огромное и бездонное, как небо за окном, и уютное и ласковое, как улыбавшийся за дверью щенок.
Как глупо, что они потеряли столько мгновений любви. И как здорово, что почти вся жизнь ещё впереди.
Счастье, как и лето на календаре любой судьбы, рано или поздно неизбежно придёт. И если в вашей жизни ещё не было лета – ждите, оно не за горами!