В плену Левиафана - Виктория Платова 10 стр.


Нет.

Так, во всяком случае, думает Кьяра, иначе давно отхватила бы себе муженька, причем самого лучшего, перспективного и хорошо обеспеченного. Но перспективный, респектабельный и хорошо обеспеченный муж не монтируется с экстремальным образом жизни, который она ведет. Вряд ли он вообще существует в природе — человек, способный укротить Кьяру и подчинить ее себе. Это сильно расстраивает маму, озадачивает отца и вызывает неподдельное восхищение у брата. Так и есть — Алекс восхищается сестрой ничуть не меньше, чем голливудскими звездами Траволтой, Клуни и Аль Пачино. А может, даже больше: ведь киноактеры всего лишь играют роли, а в жизни могут оказаться робкими занудами, трясущими подбородком по любому, самому ничтожному поводу. А Кьяра не играет ролей, она естественна в каждом своем проявлении.

Как естественны животные в условиях дикой природы — любые животные, но Алекс предпочитает думать о красивых и грациозных — пумах, ягуарах, рысях с кисточками на ушах. Странно, что он представляет именно хищников семейства кошачьих, а не безобидных лебедей-трубачей или фламинго, к личностным характеристикам Кьяры это не относится.

После разговора с синьором Моретти Алекс написал Кьяре письмо, что делает совсем нечасто, от силы — раз в месяц. Обычно письма получаются короткими и содержат традиционный набор вопросов о самочувствии родителей и о планах самой Кьяры — в какую точку земного шара она отправится на этот раз? О собственных планах Алекс не распространяется — просто потому, что их не существует в природе. Далее идут пассажи о погодных аномалиях, так свойственных К.:

У нас третий день туман, наверное, продержится до самой Пасхи.

Или:

Снега выпало по пояс, вчера закрыли перевал, объявлено штормовое предупреждение и возможны перебои со связью.

Или:

Крокусы в этом году зацвели на две недели позже, чем обычно.

Письма Кьяры еще короче, чем письма Алекса, иногда они состоят из одного предложения: «У нас все хорошо, приезжай в гости, родители будут счастливы». Правда, раз в полгода письма приходят с вложениями: Кьяра присылает брату фотоотчеты о поездках. Любой из снимков мог бы украсить страницы популярного во всем мире журнала «National Geographic», так они хороши. Кьяра на фотографиях почти не встречается, зато в них находится место удивительным пейзажам, уникальным природным явлениям и — людям. Кьяра любит снимать людей, особенно ей удаются жанровые сценки, подсмотренные в самых глухих, далеких от цивилизации уголках. Все случайные модели так же естественны, как и сама Кьяра, она может найти общий язык с кем угодно, не то что Алекс, для которого первый контакт с незнакомым человеком — мука мученическая.

В ноутбуке Алекса есть специальная папка, где хранятся фотографии сестры, она называется «una splendida»[6] — это относится и к фотографиям, и к Кьяре.

Письмо, написанное Алексом в конце долгого дня, начавшегося восхождением к проклятому месту, оказалось намного длиннее всех других его писем.


Привет, сестренка!

Надеюсь, все вы здоровы, я тоже чувствую себя хорошо. У нас много новостей, хотя ты и считаешь, что в К. ничего не происходит. Открылся центр скалолазания, к нам приезжал знаменитый актер Вольф Бахофнер и… Помнишь ли ты синьора Тавиани? Он работал сторожем при кладбище, а еще его можно было встретить в церкви, он там дневал и ночевал. Так вот, вчера он умер, и угадай, кто первым обнаружил тело? Твой брат Алекс. Ладно-ладно, я знаю, что смертью тебя не удивить, учитывая, чем ты занимаешься в свободное от Непала время. Это шутка, конечно, не обижайся. А еще у нас появился один парень, он хочет здесь поселиться и даже присматривает дом. Вернее, уже присмотрел. И знаешь, кто помог ему в этом? Твой брат Алекс. Ты, конечно, думаешь, что в этом нет ничего особенного — в покупке дома. А вот и ошибаешься, потому что это не просто дом. Это дом на вершине — бывший форпост альпийских стрелков, не мне тебе рассказывать, что за история с ним связана. Так вот, сегодня я там был — на вершине, вместе с этим парнем, его зовут Лео. Тебе бы он понравился — Лео, а не дом. Дом производит жутковатое впечатление. Куча мертвых камней, странно, что они до сих пор не рассыпались. И странно, что Лео вцепился в него мертвой хваткой, а самое странное — что он знал о нем задолго до того, как приехал сюда. У Лео есть карта, очень старая, по ней мы и добрались к дому, но этой картой он разжился где-то в Португалии, а именно — на Атлантическом побережье, в городе Порту. Наверное, Лео так же любит путешествия, как и ты, и у него есть «ламборджини», ты когда-нибудь каталась на «ламборджини», сестренка? А твой брат Алекс… Ладно-ладно, не буду врать, проехаться на «ламборджини» я еще не успел, но все впереди, ведь мы с Лео успели подружиться, и он доверил мне свою карту. А это такая вещь, что первому встречному ее не всучишь…


Далее Алекс, как мог, в подробностях описал дом, и тропу, и ландшафты, открывшиеся с маленького плато. Не упомянул лишь о шагах на втором этаже, так испугавших его, — уж очень не хотелось снова предстать перед сестрой трусишкой. Покончив с домом, Алекс приступил к детальному пересказу разговора с синьором Моретти (помнишь ли ты синьора Моретти?), и снова употребил словечко «странно». Это относилось к туманным репликам о невозможности найти дорогу к проклятому месту. Алекс даже позволил себе легкое преувеличение, приписав безрезультатные поиски пути не только синьору Моретти, но еще нескольким людям, словам которых можно доверять.


Никто не смог отыскать этот чертов дом, вот они и делают вид, что его не существует. А Лео — человек свободный от предрассудков, так что нам удалось сделать это с первого раза. А тебе? Ты ведь наверняка поднималась туда, сестренка? Никогда не поверю, что это место обошло тебя стороной. Это, конечно, не Непал и не Тибет, но посмотреть ему в глаза стоило. Жаль, что я не сфотографировал его, зато Лео наделал кучу снимков. Если хочешь, я договорюсь с ним и пришлю фотографии. Передавай привет родителям, крепко обнимаю тебя и целую.

Твой любящий брат Алекс


Нажав кнопку «отправить», Алекс несколько минут сидел, совершенно опустошенный. Впервые в жизни он написал такое длинное письмо, и это потребовало известных усилий. И потом, он был не совсем уверен, что поступил правильно, задав Кьяре вопрос о доме на вершине. Кьяра — победительница всего и всех — людей, обстоятельств; недостижимого для нее не существует. В разумных пределах недостижимого: она не может возглавить мировое правительство, полететь на Марс, переквалифицироваться в далай-ламу. Ее цели вполне реальны, хотя и болтаются где-то на пределе возможностей.

Кьяриных возможностей, разумеется.

Дом на вершине — не самая сложная цель. Достигла ли ее Кьяра? Алекс пытается вспомнить, говорили ли они о проклятом месте, и если да — каким был разговор? Вспомнить не получается. В голову лезут обрывки других разговоров, их временной диапазон чрезвычайно широк: от ложно-нарциссового лета до последнего визита Алекса в Верону, но приют альпийских стрелков ни разу не упоминался. Что совсем уж удивительно, ведь Кьяра, в противовес домоседу-брату, с детства слыла искательницей приключений. А взобраться на вершину, овеянную страшной легендой, — чем не приключение?

Так и есть, они никогда не обсуждали эту легенду.

Странно (самое востребованное слово последних нескольких дней), странно, странно! Зафиксировав эту странность в сознании, Алекс перешел к другой странности: он никак не может вспомнить, откуда вообще узнал о массовом убийстве стрелкового взвода. Последние события, связанные со смертью синьора Тавиани, не в счет, они лишь подкорректировали имеющиеся знания, пристегнули историю жизни сторожа к истории смерти десятерых парней. Алекс услышал легенду не от отца, не от мамы, не от школьных приятелей, что было бы понятно. Синьор Моретти и синьор Пьячентини, которых Алекс знает много лет, и словом о ней не обмолвились. То же можно сказать и обо всех остальных жителях К.

Возможно, Алекс просто позабыл об источнике информации. Напрочь. Лучше всего остановиться именно на этой версии и не мучить себя догадками. И ждать ответа Кьяры, обычно она откликается сразу, в крайнем случае — на следующий день после отправки электронной почты.

Но в тот вечер письмо от Кьяры так и не пришло. Не пришло оно и на следующий день, а потом наступил день похорон синьора Тавиани.

И Алекс увидел Лео.

Уже на кладбище, за несколько минут до того, как гроб с телом сторожа был опущен в могилу. Предыдущие полчаса Алекс только то и делал, что рассматривал пришедших проститься с синьором Тавиани, попутно удивляясь тому, каким неожиданно зорким он стал. Но даже несмотря на зоркость, он заприметил Лео не сразу, должно быть тот подошел совсем недавно. Лео не старался слиться с толпой, да и одет был неподходяще для печальной церемонии прощания: в светлые брюки, мокасины песочного цвета и легкий серый джемпер с накладным карманом из замши. Вокруг шеи Лео был повязан цветастый платок; именно на этот кричащий платок, усыпанный маленькими якорями и такими же крохотными штурвалами, и пялился Алекс.

Лео стоял в отдалении от основной массы псевдоскорбящих, у старого вяза, скрестив руки на груди и подпирая ствол плечом.

И улыбался.

Улыбка ослепительного владельца «ламборджини» поразила Алекса в самое сердце: она была исполнена торжества, смешанного c презрением и ненавистью, в жизни своей молодой человек не видел такой отталкивающей улыбки. Отталкивающей — и в то же время выдающей ее хозяина с головой. Все его эмоции, все его чувства. Поймай улыбку в фокус тот, кому она адресована, он умер бы на месте. А прежде чем умереть, бросился бы прочь, не разбирая дороги. Вот только кому она адресована? Явно не Алексу (об этом юноша подумал с облегчением) и не синьору Моретти (он стоит совсем в другой стороне от направленного действия улыбки и о чем-то тихо переговаривается с синьором Пьячентини). Два босса Алекса — бывший и нынешний, интересно, о чем они говорят?

Явно не об Алексе — его персона слишком незначительна, чтобы ее обсуждали два не последних в городе человека. Если бы Алекс не был так озабочен улыбкой Лео, он с удовольствием порассуждал бы про себя, что вызвало к жизни столь оживленную беседу людей, не особо жалующих друг друга. Синьор Пьячентини и синьор Моретти давно на ножах, об этом знает каждый в К. Причина их взаимной нелюбви покрыта мраком времени, синьор Моретти за глаза называет своего недруга «тряпичным болваном» (очевидно, имея в виду его мелкий рубашечный бизнес, а может, и что-то другое, более личное). Синьор Пьячентини раз и навсегда объявил синьора Моретти «прощелыгой», что позволяет ему игнорировать места, которые посещает риелтор. Во всяком случае, появляться там, когда синьор Моретти уже убрался или еще не подошел.

И вот теперь они мирно переговариваются друг с другом, неужели смерть сторожа заставила их зарыть топор необъявленной войны?..

Но больше, чем это внезапное воссоединение, Алекса интересовала улыбка Лео. Испытывать столь яростные и однозначные чувства к незнакомому человеку невозможно, а вот к давнему и кровному врагу — вполне. Но когда это Лео успел приобрести кровника? Он мало кого знает в К.: Алекс, синьор Моретти — список тех, с кем общался чужак, удручающе короток. И вряд ли за те два дня, что они не виделись, в нем появились новые имена.

Пока Алекс раздумывал об этом, Лео наконец-то заметил его. И смутился. Именно смутился, как будто Алекс застал его за чем-то неприличным. Он быстренько стер отвратительную улыбку, заменив ее другой — приветливой. Потом, видимо решив, что улыбка не лучший эскорт для погребения, вообще перестал улыбаться. Вздохнул и помахал Алексу рукой.

Отличный повод, чтобы приблизиться к так и не состоявшейся дружбе. Еще раз испытать судьбу.

Решив так, Алекс осторожно выбрался из толпы и направился в сторону вяза.

— Привет, — сказал он, подходя.

— Рад тебя видеть, — ответил Лео, пожимая протянутую Алексом руку. — Рад, конечно, не совсем уместное слово в данной ситуации… Но я, действительно, рад.

— Я тоже. — Сердце Алекса учащенно забилось, а щеки обдало жаром.

— Я просто проезжал мимо. Увидел процессию и решил посмотреть.

— Обычные сельские похороны…

— …на которые собираются все?

— Примерно.

— Это тот самый сторож, о котором ты говорил?

— Синьор Тавиани, да. Я сам удивлен, что пришло столько народу. Он был нелюдимым человеком, синьор Тавиани. И ни с кем особенно не общался.

— Но вы вроде бы приятельствовали?

— Да. Он называл меня «малышом».

— Он всех так зовет, я помню.

Все точно, дурацкий «малыш» — понятие универсальное, с высоты своего возраста синьор Тавиани имел право назвать «малышом» любого, даже герра Людтке, даже синьора Моретти. Вот только Алекс в упор не помнит, что сообщил об этом Лео. Вполне возможно, что сообщил.

— Ему было восемьдесят девять, но все равно… Смерть — всегда грустно.

— Не всегда, — неожиданно заметил Лео.

— Что ты имеешь в виду?

— Это просто философские размышления, не обращай внимания, Алекс.

Наверное, Лео имеет в виду реакцию посторонних людей на смерть такого же постороннего человека. С какой стати им грустить? Посторонних людей ничто не связывает, от их присутствия или отсутствия жизнь не претерпит существенных изменений. Другое дело — мимолетные мысли о собственной смерти, которой, как ни крути, никому избежать не удастся. Как и ухода близких, дорогих, самых любимых. Вот и получается, что ты вроде бы присутствуешь на репетиции еще неизвестной тебе пьесы, в неизвестном тебе передвижном театре, думая лишь о том, чтобы первое ее представление на подмостках собственного, домашнего театра состоялось как можно позже.

Или не состоялось вообще.

Ого, вот и Алекс пустился в философствования, Лео нельзя отказать в благотворном влиянии на скромного продавца мужских сорочек!..

— Как продвигаются дела по покупке дома?

— Успешно. — Лео зачем-то снял шейный платок с якорями и штурвалами и сунул его в задний карман брюк. — Синьор Моретти оказался молодцом, избавил меня от рутины и взял оформление документов на себя. Сделка будет заключена в самое ближайшее время.

— Значит, ты все-таки решил остаться здесь?

— Как видишь. Думаю, я окажусь полезным для вашего городишки. Во всяком случае, у вас появится своя собственная метеостанция.

— Здорово. Если понадобится моя помощь…

— Синьор Моретти — дока в своем деле. И порядочный человек, как мне кажется.

— Я говорю в принципе, — Алекс смутился. — Если понадобится моя помощь — я к твоим услугам, Лео. И я все здесь знаю. Все и всех.

— Спасибо, Алекс, — сказал Лео вполне искренне. — Я тронут. И прости, что не появился тем вечером в «Карано». Мне нужно было уехать. Ненадолго. А предупредить тебя я не успел.

Все разрешилось самым замечательным образом. Волшебным. И незаданные вопросы, до сих пор так мучившие Алекса, можно смело выбросить на помойку — ввиду их неактуальности. Лео и не думал избегать общества Алекса, он просто был занят делами, что вполне понятно. И их приятельские отношения, а в перспективе и дружба (о ней Алекс думает с замиранием сердца) всего лишь оказались отложенными.

Ничего, Алекс умеет ждать!

— Может быть, сегодня?..

— Боюсь, что сегодня тоже не получится. У меня встреча с подрядчиком в Больцано.

— С подрядчиком? — растерялся Алекс.

— Ну да. Дом нужно привести в порядок. Вернее, отстроить заново. Без бригады специалистов не обойдешься.

— Да-да, я понимаю. И когда… специалисты приступят к работе?

— Надеюсь, в самое ближайшее время, как только состоится сделка.

— Хочешь въехать в дом побыстрее?

— Как можно быстрее, Алекс! Надеюсь справить Рождество на новом месте.

Время, потраченное на синьора Моретти, нельзя считать таким уж бесполезным: чему-то Алекс да научился. Он видел руины в скале и со всей уверенностью может утверждать: вернуть их к жизни за полгода, а именно столько осталось до Рождества, нереально. К тому же всем давно известно, что восстановить старое еще сложнее, чем построить новое. Плюс местность, не слишком благоприятная для подобного рода строительства. Дом находится на вершине, на грузовиках к нему не подъедешь и технику к нему не подогнать, значит, придется поднимать все материалы и инструменты вручную. По тропе, преодолеть которую даже налегке не так уж просто, и вряд ли «бригада специалистов» окажется укомплектованной еще и профессиональными альпинистами. Алекс знаком кое с кем из строителей, все они — самые обычные люди, от которых никто не требует работать на износ, да еще в экстремальных условиях. Конечно же, вершина, на которой собирается поселиться Лео, вовсе не Джомолунгма и даже не Монблан, но и у нее есть специфические для всех горных массивов особенности: там заметно холоднее, чем внизу. Там постоянно дуют ветра, а разница между дневной и ночной температурой может доходить до полутора десятков градусов, а то и больше… О, да, Алексу хотелось бы посмотреть на сумасшедших, которые согласятся помочь Лео в обустройстве его нового местожительства! Наверняка их ждет вознаграждение сверх указанных в смете договоренностей, но, каким бы щедрым оно ни было, невозможно реанимировать дом за полгода. Разве что просто восстановить его, вставить рамы со стеклами, навесить дверь, поменять полы и заново отстроить лестницу. А еще нужно позаботиться о генераторе, об электропроводке и о воде (естественных источников на плато нет) — откуда Лео собирается брать воду?..

— …К Рождеству? Ты собираешься вселиться к Рождеству? Боюсь, ты излишне оптимистичен, Лео. С таким объемом работ тебе и за год не справиться.

— Хочешь поспорить?

— Тут и спорить нечего, поверь мне.

— Отчего же? — Лео подмигнул Алексу. — Давай заключим пари.

— Пари?

— Пари о рождественских праздниках. Официально заявляю, что проведу их в новом доме.

Назад Дальше