Бросив снежок в туман, юноша вытер мокрые пальцы о полушубок и двинулся по тропе. Изредка ему попадались валуны, занесенные снегом, еще реже — мертвые, высушенные стебли каких-то растений и такой же мертвый рыжий мох. Эти мертвецы, в отличие от Боно и Джан-Франко, вселяли в сердце Алекса тихую радость. Он вырвался из ледяного плена, это главное!
Довольно часто Алекс останавливался и задирал голову в надежде увидеть хоть малейший просвет на небе. Крошечный клочок синевы сделал бы его абсолютно счастливым. Но небо было затянуто дымкой, мало отличающейся от сопровождавшего Алекса тумана. Как раз это было вполне объяснимо: последние несколько дней в К. стояла пасмурная погода, так почему бы ей не задержаться еще на неделю?..
И все же жаль, что солнца нет, — Алекс заслужил немного солнца, немного тепла. Он заслужил не этот густой, как кисель, туман, а ясные и четкие силуэты гор. Всю жизнь проживший в этих горах, он неплохо знает ландшафт и мог бы вычислить, где находится, по одному пику, по нескольким утесам, по группе скал. Будет забавно, если тропа выведет его к монастырю святого Марка или к истоку ручья, в котором нашли свой последний приют Разлученные Влюбленные. Еще забавнее оказаться возле одной из лесопилок — ближайшей к «Левиафану» или там, где остался его собственный «ситроен». Если, конечно, лавина не завалила его. Жаль, что Алекс не видел лавину со стороны и не может оценить ее масштаб, но хорошо бы ей быть по-настоящему мощной. Тогда бы ее отголоски так или иначе долетели бы до К. и к «Левиафану» выдвинулся отряд спасателей. Не исключено, что они уже в пути…
Они уже в пути!
Ничем другим появление здесь людей объяснить нельзя!
А они есть, Алекс хорошо видит их силуэты, до них не больше тридцати метров! Двое, их двое! Разглядеть этих двоих в подробностях мешает туман, но в том, что это люди, никаких сомнений нет! Их появление было таким внезапным, что у Алекса подкосились ноги, и он был вынужден опереться на скалу, чтобы не упасть.
— Эй!..
Крика не получилось, лишь сдавленный шепот, — куда подевался его голос, черт возьми?
— Эй! Я здесь!..
Опять невразумительное бульканье, а ведь счет идет на секунды. Эти двое, как и положено спасателям, пребывают в хорошей физической форме, они идут по тропе быстрым шагом и стремительно отдаляются от Алекса, еще чуть-чуть, и их поглотит туман.
Больше не надеясь на голос, Алекс отлепился от скалы и побежал следом за спасателями. Откуда они взялись? Как попали на эту тропу? Судя по направлению движения, они пришли оттуда же, откуда и он сам. Выходит, они уже знают о существовании винтовой лестницы или знали об этом раньше. И… кто это может быть? Местных членов команды спасателей Алекс хорошо знает: Лоренцо и Лукино, два родных брата-погодка, единственные из мужчин К., кто ни разу не заглядывал в бар Джан-Франко. Братья — принципиальные противники алкоголя и сторонники здорового образа жизни, а Лукино к тому же — инструктор в Центре скалолазания. Все свободное время братья посвящают спорту, катаются на горных велосипедах и днюют и ночуют в спортзале. Они невысокие, жилистые, с литыми мускулами и чугунными задницами. Если такой задницей сесть на гвоздь, гвоздь согнется пополам, а задница даже не поморщится.
Это — не Лукино и Лоренцо.
Неизвестные спасатели — высокие, мощные, на их фоне оба брата смотрелись бы самыми настоящими малышами. Но это ничего не значит. Если в горах с кем-нибудь случается несчастье, на спасение людей отправляются целые мобильные отряды, укомплектованные не только жителями окрестных долин, но и профессионалами из Тренто и даже Больцано.
Алекс старается не выпустить фигуры из вида, он почти бежит. «Почти» — потому что бежать в полную силу ему мешает осознание ненадежности горной тропы. В любую минуту можно споткнуться о камень, поскользнуться на ледышке, припорошенной снегом. И в результате окажешься в объятиях тумана или вовсе на дне ущелья — такая перспектива Алексу не улыбается. Не улыбается она и спасателям: их шаг размерен и аккуратен. И хотя скорость Алекса ощутимо выше скорости, с которой они движутся, — спасатели не приближаются.
Но и не удаляются.
Алекс осознал это в тот момент, когда чудом избежал падения, зацепившись носком ботинка за небольшой, вросший в землю валун. Он вынужден был остановиться, чтобы удержать равновесие, а валун вылетел с насиженного места и покатился прямиком в туман. Треска и шума, произведенного при этом, было вполне достаточно, чтобы его уловило и не самое чуткое ухо. В горах любой звук имеет значение, он может нести в себе потенциальную опасность и его нельзя игнорировать. Привычка прислушиваться ко всему у тех, кто имеет дело с горами, доведена до автоматизма. А по тому, как движется парочка, можно с уверенностью сказать: они имеют дело с горами. Даже если они не спасатели, то почти наверняка альпинисты или скалолазы. Случайный человек появиться на такой высоте просто не может. Оттого Алекс и ждет, затаив дыхание, — ждет, когда они обернутся.
Они не оборачиваются.
Не удаляются и не приближаются, а как будто топчутся на месте, имитируя движение.
Проклятый туман мешает разглядеть фигуры во всех подробностях, кажется, у них за спиной рюкзаки, а в руках — альпенштоки. Лукино и Лоренцо предпочитают комбинезоны, легкие и прочные; а парни, что идут по тропе, облачены в куртки, сужающиеся в талии. Впечатление такое, что куртки перетянуты ремнями.
Алекс снова пытается закричать, и, кажется, на этот раз у него получается. Получается! — он слышит собственный голос:
— А-а-а! Эге-гей, ребята!..
Наконец-то его услышали! Один из двоих (тот, что идет последним) оборачивается и машет Алексу рукой. Он ничуть не удивлен раздавшемуся за спиной крику, не то что пораженный в самое сердце таким поворотом событий Алекс. Если бы дело происходило на одной из улиц К. (погодные условия неважны), а на месте двух парней оказался бы Джан-Франко, или близнецы Эрик и Аннета, или кто-то еще, кому можно крикнуть довольно фамильярное «Эге-гей», подобный жест еще можно было объяснить. Но здесь не улица, а горная тропа. И парень в куртке ведет себя так, как будто они знакомы. И взмах его руки достаточно красноречив: «Не отставай, подтягивайся!»
Все можно объяснить.
Наверняка эти двое — не единственные, кто задействован в спасательной операции. Есть еще люди, они рассредоточились по склону, кто-то отстал, кто-то ушел вперед. Судя по всему, парочка из тех, кто всегда впереди, вот они и приняли Алекса за одного из отставших.
Молодой человек даже обернулся назад, проверяя, не идет ли кто следом.
Тропа была пуста, но это ничего не значит: туман существенно ограничивает поле зрения, видно не дальше, чем метров на двадцать. Странно лишь, что спасатели движутся не к «Левиафану», а от него… Впрочем, откуда Алексу знать, где именно он находится?
Скорей бы все разрешилось!
Для этого нужно всего лишь догнать парней в куртках и объяснить происходящее. И самому получить кое-какие объяснения. Например, почему идущий последним не окликнул Алекса, не поинтересовался, кто именно прикрывает их тылы… Вот черт! Идущий последним все сделал правильно! Он не проронил ни звука из-за опасности схода новой лавины. Иногда и хлопка бывает достаточно, чтобы огромные массы снега сдвинулись с места и понеслись вниз, сметая все на своем пути. Сам Алекс повел себя неверно, он напрочь забыл правила поведения в лавиноопасной зоне. Но это можно понять: слишком долго он пробыл в одиночестве, слишком тяжело дался ему выход на поверхность, как тут не обрадоваться людям?
Но первая волна радости прошла, а вторая никак не может накатить, вот Алекс и шляется в ожидании прилива по замерзшему пляжу собственных сомнений и предчувствий, ежесекундно повторяя про себя одну и ту же фразу — что-то здесь не так.
В последние часы она всплывала в его сознании неоднократно и была связана с причудливой реальностью «Левиафана» и его окрестностей. Что-то здесь не так, эти люди не похожи на спасателей, они похожи на… военных! В спасательной операции задействованы военные части? На памяти Алекса такое уже случалось, лет восемь назад, когда в горах пропало двое подростков из соседнего с К. городка. Эпохальное событие, произошедшее как раз в промежутке между смертью сербской семьи горнолыжников и гибелью лагеря австрийских альпинистов. Разница заключалась лишь в том, что дети (мальчик и девочка шестнадцати и пятнадцати лет соответственно) пропали летом, а не зимой. И они не были ни альпинистами, ни горнолыжниками. И не были местными жителями, просто приехали к родным на каникулы. Через три дня интенсивных поисков, когда стало ясно, что своими силами спасателям и добровольцам справиться не удается, подключились военные. Впрочем, детей не нашли и они, ни живых, ни мертвых. А все, так или иначе причастные к этой истории, смогли убедить себя в том, что имела место романтическая история. И такой же романтический побег, правда, без велосипедов. Юные Ромео и Джульетта просто сбежали из дому, и вроде бы их даже видели где-то в Больцано. Или даже в Вероне, хотя Кьяра, которая любит отслеживать подобного рода дела, эти слухи не подтвердила.
Очевидно, Лео и его метеостанция слишком важны для К., вот почему военных оповестили так быстро. Но зачем им оружие…
Оружие?
Теперь Алекс явственно видит карабины за плечами военных, странно, что он не заметил их раньше! Карабины — вот главная деталь, а вовсе не куртки, не альпенштоки! Но каким образом они могут помочь в спасательной операции?
Что-то здесь не так.
…Никто из солдат больше не обернулся. Не остановился, чтобы подождать Алекса. Еще несколько минут их спины маячили впереди, а потом исчезли. Так же неожиданно, как и появились, скорее всего — просто скрылись за поворотом. Он не успел ни обрадоваться, ни огорчиться этому, потому что за тем же поворотом увидел сложенное из камней невысокое строение. Тропинка обрывалась у самой двери, свернуть некуда, и захочешь — не обойдешь эти камни.
Военные наверняка уже внутри.
Алекс на секунду прикрыл глаза, вспоминая, как один из них махнул ему рукой. В этом взмахе не было ничего угрожающего, скорее, наоборот. Ему не нужно опасаться тех, кто пришел на помощь пленникам «Левиафана». Ему нужно войти.
Распахнув дверь, Алекс приоткрыл рот, чтобы произнести приветствие, но слова застряли у него в горле. Некому говорить «Здравствуйте!», некому говорить «Эге-гей, ребята!», сторожка пуста. Достаточно было обвести ее взглядом, чтобы понять это. Она пуста много лет, и предметов здесь немного, а на тех, что есть, лежит печать ветхости. Стол, колченогий стул, грубо сколоченная полка, подобие топчана: на него даже присесть страшно (на стул, впрочем, тоже). Маленькая печка-буржуйка со сломанной трубой. Она стоит в самом дальнем углу, рядом с окном. Окно тянется от одной стены к другой; обзор, который открывается из него, должен быть отличным. Если бы не туман, Алекс наверняка увидел бы величественную панораму гор.
А сейчас он видит только белую и плотную вату, просачивающуюся извне.
Неожиданно ему захотелось закурить. Желание было таким острым, что во рту немедленно начала скапливаться слюна. Алексу даже пришлось потрясти головой, крепко сжать зубы и разжать их — но желание не проходило. Странное дело, он ведь никогда не курил, не то что Кьяра! Мама была против всяческого курения и внушила эту же нехитрую мысль сыну: «Ты ведь знаешь, дорогой, что случилось с мужем тети Паолы? Он дымил, как паровоз, а в результате его парализовало, и умер он в страшных муках!» И было неважно, что несчастный муж тети Паолы умер совсем не из-за курения, но это тот самый случай, когда каждое лыко — в строку. По мнению мамы, курение — вот главная причина большинства смертельных заболеваний, неурядиц в семье, депрессий и мужской несостоятельности, «тебе, как будущему мужу и отцу, необходимо всегда об этом помнить, дорогой! Ты только взгляни на легкие курильщика, никаких фильмов ужасов не надо!». Мамина логика потрясает, ведь под боком у нее курящая дочь, а она всю силу своего темперамента обрушивает на некурящего сына. А Кьяре и словечка против не скажет, молчит, как рыба. Все потому, что она побаивается Кьяры, Кьяра для нее — существо высшего порядка, способное испепелить, если что-то будет ей не по нраву. А Алекс — послушный сын, он и слова поперек не скажет и будет выполнять все мамины прихоти, даже находясь за сотню километров от нее. Конечно, до крайностей в вопросе курения дело не доходит, не все смертельные болезни — следствие неумеренного потребления табака, так склонен думать Алекс. Однажды, в ранней юности, он даже сделал пару затяжек, но ничего особо волнующего не испытал. Скорее наоборот: в горле запершило, подкатила тошнота, и потом он еще долго не мог избавиться от неприятного запаха. Табачный дым, казалось, пропитал все поры его тела, и чтобы избавиться от него, пришлось целых полчаса стоять под душем. На этом отношения с сигаретами для него закончились, и он старается держаться подальше от курильщиков, к Кьяре это не относится.
Кьяра — это Кьяра, совершенно особенный человек. Высшее существо.
Но, в отличие от мамы, Алекс не боится, что старшая сестра испепелит его при случае. Он боится совсем другого: что сестра о нем, при случае, забудет.
Как же хочется курить!
К счастью, он вспомнил, что в кармане лежит подобранная пачка сигарет. «Не стоит этого делать, — сказал кто-то рассудительный внутри него. — К дурному привыкнуть — дело нехитрое. Отвыкать будет сложнее».
Кто же это там разговорился?
Прошлый Алекс, риелтор-неудачник и жалкий продавец рубашек. Мелкий воришка, стянувший чужие запонки (тоже, событие, а-ха-ха!). Радиолюбитель-надомник, фанат непотопляемого пса-полицейского, никогда не существовавшего в действительности. В действительности собак убивают, даже самых умных; полосуют ножом по горлу. С людьми тоже расправляются подобным образом. Прошли те времена, когда он видел смерть, обряженную в благопристойные, хотя и слегка обносившиеся одежды: старомодные фасоны, запах нафталина, выточенная молью ткань. Смерть заглядывает в К. так редко, что ей всякий раз удивляются, и сама она удивляется тоже. И даже изумляется — как незадачливый пассажир, севший не в тот автобус. И удаляющийся от нужного пункта назначения, вместо того чтобы к нему приблизиться. Он может сколько угодно жать на кнопку «стоп» и кричать водителю, чтобы тот остановился, но водитель остановится ровно там, где положено по расписанию.
Остановки «К., сраный городишко» в этом расписании не существует. Он лежит в стороне — и от смерти, и от всего остального. Прошлый Алекс чувствовал себя в этом городишке прекрасно, он собирался жениться на девушке, которую не любит, но к которой относится с симпатией, и прожить с ней жизнь. Так бы все и вышло, и он со временем привык бы к Ольге и к новоявленному родственнику Джан-Франко, вот только Джан-Франко мертв. Его смерть не чета смерти, которая настигает в К. только стариков и дается как награда за выслугу лет. Его смерть носит татуировки, предпочитает обходиться без одежды и не прочь повисеть вниз головой, как заправский акробат.
Такие вещи завораживают, вот бы поговорить о них с Кьярой! А заодно явить ей нового Алекса, который не испугался холода и темноты, сумел найти выход из мрачного левиафановского лабиринта и теперь… хочет покурить!
Куда он положил сигареты?
Они должны быть в кармане полушубка, так и есть! Алекс вытащил пачку «BENSON&HEDGES», ловко (как будто всю жизнь только этим и занимался) выбил из нее сигарету и щелкнул зажигалкой. Первая затяжка была восхитительной, вторая — не менее прекрасной. Алекс чувствовал, как сладковатый дым заполняет легкие, голова слегка кружилась, еще секунда — и наступит полная эйфория. А это именно то, что сейчас ему нужно, — немного положительных эмоций, чтобы взглянуть на все с ним происходящее без ужаса и сосущей тоски. Когда мозг не затуманен страхом, проще оценить обстановку и подумать о всех последующих шагах.
Военные не могли раствориться в воздухе, они просто ушли дальше, а Алекс не увидел продолжения тропы. Сторожка и туман сбили его с толку. А военных так просто с толку не собьешь. Хотя… Мало кто устоит перед искушением заглянуть в дом, который оказался на пути. В месте, где дома не встречаются в принципе.
Размышляя об этом, Алекс курил прямо в окно, следя за тем, как табачный дым смешивается с туманом, исчезает в нем. А потом дым остался в одиночестве: туман исчез. Это началось несколько минут назад, сначала в плотном сыром облаке появился просвет. Через мгновение просвет увеличился вдвое, еще через мгновение очистилась уже добрая половина пейзажа в окне — все происходило как при ускоренной съемке, когда цветы распускаются за считаные доли секунды и за те же доли секунды отрастают хвосты у ящериц.
Туман тоже похож на ящерицу. Или на гигантскую саламандру, спасающуюся бегством от опасности. Достаточно выглянуть из окна, чтобы понять: он не рассеялся окончательно, всего лишь спустился на десяток метров вниз и забился в расщелины. Сверху он напоминает хлопья, залитые молоком, пожалуй, сейчас Алекс не отказался бы от тарелки хлопьев!
Но за неимением хлопьев и сигареты подойдут.
Как он вытащил вторую сигарету, Алекс даже не заметил. Зачем ему понадобилась вторая? Никотиновый голод не удален, пижонские «BENSON&HEDGES» — слишком слабы для него, разве что оторвать фильтр?
Так он и поступил.
Крошечные волокна табачного листа защекотали губы, и снова это было приятное ощущение. Что-то оно напомнило Алексу. Ах, да, такие ощущения возникают, когда прядь женских волос упадет на лицо. Не какая-нибудь абстрактная прядь абстрактной женщины, случайно мазнувшей по лицу волосами в утренней давке ski-bus’а[22]… Тем более что Алекс не лыжник и не сноубордист, ему нечего делать в автобусе, идущем к подъемнику. Это не абстрактная прядь и не абстрактная женщина… Ольга? Ольга забирает волосы в хвост, так предписывают санитарные нормы. Волосы не должны лезть в глаза, когда разносишь поленту и собираешь со столов пустые бокалы. Простой хвост по будням, а в выходные и праздники Ольга украшает его разноцветными заколками, у нее сотня заколок. Или даже две — с бабочками, цветами, видами приморских городов и героями мультфильмов. У остальных девушек Алекса… вот черт, у них у всех были короткие стрижки! Стрижка — не личностное предпочтение Алекса, просто так складывалось: девушки, с которыми Алекс «крутит любовь» (мамино выражение, оно идет в комплекте с поджатыми губами), приезжают сюда отдохнуть и покататься с гор. Они энергичные, немного жесткие — в словах и поступках, у них жесткие пальцы, жесткие запястья, хранящие память о застарелых переломах. И любовь получается такой же жесткой и короткой, она длится ровно столько, сколько длится их отпуск. Тратить время на возню с волосами девушки Алекса не считают нужным, лучше лишний раз спуститься по склону. Хорошо, что волосы растут медленно. Очень медленно. Если бы все связи Алекса можно было измерить длиной волос, то они получились бы смехотворными карликами: два миллиметра, три, полсантиметра. Никто не задерживался рядом с Алексом дольше трех миллиметров. Никто, кроме Ольги.