– Ну, я пойду? – Мастер кивнул на дверь, ведущую в глубь дома. При этом он так пристально посмотрел на великана, что тому показалось на мгновение, что человек услышал все его невеселые размышления.
– Оружие.
Тер-Ахар постучал пальцем по колченогому столику.
– Ах да! – улыбнулся Мастер. – Забыл. Извини.
«Ага, – подумал телохранитель. – Ты забудешь. Скорее белый медведь забудет, где он бросил недоеденного моржа. Проверяешь меня просто. Ничего. Проверяй. Я привык».
Сыщик тем временем отстегнул от пояса ножны с длинным кордом – больше двух пядей. По мнению Тер-Ахара, имперский обычай соизмерять длину клинка с занимаемым в обществе положением не стоил и плошки тюленьего жира. Так можно докатиться до того, чтобы цвет штанов соответствовал знатности их владельца. Длина оружия может определяться только его предназначением и ничем иным. Из-за голенища сапога Мастер вынул широкий нож с глубоким кровостоком и изогнутой рукояткой, из рукава – пару легких ножей, похожих на серебристых рыбок. Постоял, подумал немного, улыбнулся Тер-Ахару и сунул ладонь себе за шиворот, вытаскивая четыре метательные звездочки.
– Все! Чисто! Не скучай!
Сыщик скользнул в дверь, словно растворился в воздухе – бесшумно и даже, похоже, не вызвав ветерка в тесной комнатушке.
Великан почесал бок. Уселся на табурет.
Мастера он уважал. Люди – странные существа. Большинство почему-то считало Тер-Ахара тупее колоды для разделки мяса. Наверное, им так привычнее – если кто-то уродился здоровяком, то в уме не нуждается. Вот и пытались обмануть великана, обжулить эту гору мышц и костей, способную лишь кулаками махать да тяжести переносить. Откуда же им знать, что безмозглый охотник в снежной равнине не выживет? Ум, смекалка, наблюдательность помогают поколениям великанов бороться с суровой природой – находить еду, топливо для очага, шкуры для одежд и жилищ, дерево, кость и редкое кричное железо для оружия и охотничьих приспособлений. Что ж, несколько сыщиков поплатились за самонадеянность сломанными или вывихнутыми руками, попробовав спрятать нож или кастет. Мастер никогда не позволял себе ничего подобного. С шуточками и подначками, но выкладывал на столик все имевшееся у него оружие. При этом Тер-Ахар ощущал в нем спокойную уверенность опытного бойца и не отказался бы когда-нибудь проверить мастерство рукопашного боя маленького человека. Великан не мучался угрызениями совести, справедливо предполагая, что в драке с Мастером совершенно не важно, кто больше весит или у кого толще кости.
Глава Аксамалианского тайного сыскного войска, благородный т’Исельн дель Гуэлла, скомкал исписанный убористым почерком листок и запустил его в угол, в корзину для бумаг. Сколько шпионов из Айшасы, Вельсгундии, Итунии или Фалессы отдали бы половину крови за право порыться в ней! Как бы не так! Утром молчаливый и суровый великан, не смыкавший глаз в прихожей, сожжет все черновики и пепел разомнет, чтоб ни одна живая душа не подобралась к тайнам государственной важности.
Хотя какая там, к ледяным демонам, государственная важность?!
Половина бумаг – глупые доносы и невразумительные подозрения. Одному лавочнику кажется, будто сосед шпионит в пользу Айшасы, а десяток опытных сыщиков должны с его фантазиями разбираться. Другой решил, что в подвале соседнего дома собирается компания вольнодумцев, – в последние пять-шесть лет немало развелось таких граждан Империи, которые готовы превозносить все заграничное, как, например, панталоны фалессианцев, символизирующие, оказывается, внутреннюю свободу и духовную независимость, или отношение айшасианов к белокожим эмигрантам – мол, так нам и надо, со свиньями и обхождение свинское… Пропустить подобный донос дель Гуэлла, конечно же, не мог. В особенности после именного указа Императора, объявляющего смутьянов и вольнодумцев врагами Сасандры. Проверили. Оказалось, что и вправду собираются, но не с целью злоумышления против государственности, а для удовлетворения противоестественной похоти. Глава тайного сыска передернулся – он многое мог понять, но не мужеложство… Чем не подрыв устоев государственности? Пришлось отправить извращенцев вначале за решетку городской тюрьмы, а после на каторгу – колоть щебень для строительства имперских дорог.
В двери поскребли. Осторожно и вместе с тем решительно. Как если бы гость не сомневался в том, что его ждут, но не желал застать хозяина врасплох. Никто, кроме Мастера, такого себе не мог позволить.
– Входи! – Дель Гуэлла перевернул стопку листов исписанной стороной вниз. Хоть и лучший сыщик, а доверять в этом мире нельзя никому.
Мастер вошел. В сером суконном камзоле и высоких сапогах он походил на выслужившего полный пенсион кавалерийского капитана. Из тех, кому предоставляют земельные наделы в Тьяле, на левом берегу Дорены.
Сыщик слегка поклонился. Глава тайного сыска дружески кивнул и жестом указал на стул с высокой резной спинкой. Раболепно кланяться – удел бесталанных. Человек, распутавший столько сложных и подчас непостижимых простым разумом преступлений против Империи, имеет право на маленькие привилегии.
– Чем порадуешь? – с трудом сдерживая зевок – время-то позднее, – спросил т’Исельн.
Мастер пожал плечами.
– В нашем деле радостей все меньше и меньше, – сказал он, пододвигая стул ближе к шикарному столу начальника.
– И все же… Просто так ты не пришел бы. Так что давай не будем уподобляться юным влюбленным: «Угадаешь – поцелую!» – Дель Гуэлла передернулся, вспомнив мужеложцев – один из них так и заявил, когда на допросе его спросили о роде занятий и месте постоянного проживания.
Лучший сыщик Аксамалы тихонько рассмеялся. Интересно, о чем он подумал – о том же или о чем-то своем?
– Он еще и смеется! – Т’Исельн откинулся на спинку стула, всплеснул ладонями. – Ты знаешь, что у меня уже лежит донос на твою бордельмаман?
– Она такая же моя, как и сотен достойных аксамалианцев, – невозмутимо отозвался Мастер. – Женщина мудрая, спору нет, но неужели я свяжу жизнь с хозяйкой борделя?
– Да? А мне показалось…
– Показалось. – Глаза Мастера сверкнули сталью. – Кто написал донос?
– О… Один весьма почтенный горожанин. Его зовут Доброжелатель. Не слышал о таком?
– Как же! Приходилось. Много их у нас в Аксамале. Как котов нерезаных.
Дель Гуэлла позволил себе ухмыльнуться. Насолить умному и удачливому подчиненному – вроде бы бесполезная мелочь, а все равно приятно. Меньше будет выделываться. А то ишь ты, моду взял называться кличкой, словно наемник или портовый грузчик – человек из самых низов. Никогда не представляется родовым именем, которое, если разобраться, звучит ничуть не менее гордо, чем дель Гуэлла. Ничего, будешь жить теперь с оглядкой. Карьеру-то портить тебе, дружок, никто не собирается – себе дороже терять сыщика такого уровня, а вот подержать на крючке, пожалуй, можно. Тем более если этот крючок – черноволосая и пышногрудая фрита Эстелла, хозяйка «Розы Аксамалы».
– И что пишет наш доброжелатель? – Мастер почти незаметно приподнял бровь, выявляя заинтересованность вопросом.
– Требует закрыть мерзкое заведение, ознаменовавшее день тезоименитства матушки императора, да живет он вечно, безобразнейшей дракой с кровопролитием.
– Да? Очевидно, это случилось уже после моего ухода.
– И больше тебе нечего добавить?
Сыщик пожал плечами:
– Когда я уходил, там оставалась веселая компания студентов. Императорский аксамалианский университет. Судя по обрывкам фраз, они сдали сегодня экзамен по астрономии, а следовательно, закончили подготовительный факультет.
– Вот они-то и учинили драку с гвардейцами. Сегодня всем молодым дворянам, прошедшим испытательный срок, присвоили звание лейтенантов. В честь праздника, само собой.
– И молодежь, выходит, не поделила девочек Эстеллы?
– Выходит, что так.
– Странно… Обычно у нее все чинно и мирно.
– Сегодня не обычный день. – Дель Гуэлла наклонился через стол. – Два трупа. Еще один покалечен так, что неизвестно, доживет ли до утра.
– И кто победил? – прищурился Мастер.
– Не смешно! – отрезал глава сыска. – Мне еще предстоит давать объяснения по этому поводу перед самим императором, да живет он вечно!
– Кстати, как здоровье старика?
Дель Гуэлла махнул рукой:
– Знаешь, иногда мне кажется, что он не доживет до окончания разговора, а иногда – что всех нас переживет. – Он сделал пальцами знак, отгоняющий сглаз, и проговорил, поднимая глаза к потолку. – Да живет его императорское величество вечно!
Мастер покивал, потер щеку сгибом большого пальца.
– Думаю, пора рассказать, зачем я пришел.
– Что ж, расскажи.
– Мне кажется, что я наконец-то вышел на след айшасианского шпиона.
– Да? – Брови дель Гуэлла поползли вверх. – В борделе фриты Эстеллы?
– И кто победил? – прищурился Мастер.
– Не смешно! – отрезал глава сыска. – Мне еще предстоит давать объяснения по этому поводу перед самим императором, да живет он вечно!
– Кстати, как здоровье старика?
Дель Гуэлла махнул рукой:
– Знаешь, иногда мне кажется, что он не доживет до окончания разговора, а иногда – что всех нас переживет. – Он сделал пальцами знак, отгоняющий сглаз, и проговорил, поднимая глаза к потолку. – Да живет его императорское величество вечно!
Мастер покивал, потер щеку сгибом большого пальца.
– Думаю, пора рассказать, зачем я пришел.
– Что ж, расскажи.
– Мне кажется, что я наконец-то вышел на след айшасианского шпиона.
– Да? – Брови дель Гуэлла поползли вверх. – В борделе фриты Эстеллы?
– Именно. У нее. Жаль, что пока мне не удалось обнаружить, кто именно этот шпион и каким образом ему передают сведения.
– Знаешь, это очень немного, – грустно проговорил глава сыска, строго взглянув на подчиненного.
– Знаю. Есть подозрения. Некий профессор Носельм. Он же Нос, он же Гусь…
– Первый раз слышу такие клички… – Т’Исельн нахмурился, наморщил лоб, плавно переходящий в высокие залысины.
– Немудрено. Эти клички дали ему студенты все того же Аксамалианского императорского университета. Их же мне передал и осведомитель.
– Кто? – напрягся дель Гуэлла.
– О нет! Это мой маленький секрет. Хорошие осведомители – большая редкость, и я ценю каждого.
– Ну, не хочешь говорить, не надо. Я не настаиваю.
– Это радует. Продолжим. Я понаблюдал за Гусем, или лучше сказать, за фра Носельмом.
– И что же?
– Пока ничего с уверенностью сказать нельзя, кроме, пожалуй, того, что живет он не по средствам. Дом на широкую ногу. У супруги и двух дочерей наряды, которым позавидовали бы даже внучатые племянницы императора. Много играет на петушиных боях, на кошачьих травлях… Причем не переживает, когда проигрывает, а проигрывает очень часто. Опять же посещает «Розу Аксамалы», а она по карману лишь дворянам и преуспевающим купцам, но никак не профессору астрономии, чье жалование не так велико.
Дель Гуэлла задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– Астрономии, астрономии… Так ты говорил, те студенты, что устроили дебош, сдали экзамен…
– Да. Именно по ней. Они наверняка его знают. Именно их приход и спугнул Носельма. Он ушел из «Розы Аксамалы» и, похоже, так ни с кем и не обменялся записками. Хотя сидел и ждал. Я пошел следить за ним. Кстати, именно потому и пропустил развлечение, которое устроила наша золотая молодежь. Довел до дома… И ничего! Сорвался.
Глава тайного сыска задумался.
Мастер не торопил его. Сидел, закинув ногу за ногу, и задумчиво покачивал носком сапога.
– Что ж… – проговорил дель Гуэлла наконец. – Сам Триединый, очевидно, послал нам в руки этих студентов. Аксамалианский университет всегда был оплотом вольнодумства. Пора раздавить эту заразу кованой подошвой…
– При чем тут университет? – возразил сыщик. – Одна паршивая овца…
– Вот именно! Все стадо портит. Займись-ка ты студентами. Или, правильнее сказать, бывшими студентами.
– Какое их ждет наказание? – пристально взглянул на собеседника Мастер.
– Строго по закону. – Т’Исельн погладил лежащие перед ним листы бумаги, словно это был уже подписанный приговор нарушителям правопорядка. – Из университета, само собой, вылетят. Не удивлюсь, если приказ на отчисление будет подписан деканом еще до рассвета. А потом, скорее всего, каторга. Каменоломни, рудники или лесоповал. Возможно, строительство дорог, но это вряд ли… Туда стараются брать сельских жителей – они лучше работают. В военное время каторгу заменили бы на армейскую службу, но, хвала Триединому и мудрому императору, да живет он вечно, Сасандра пока ни с кем не воюет. Офицерам же разжалование, лишение дворянского звания, батоги, а потом все то же самое. За одним исключением. В армию их могут взять. В какой-нибудь завшивевший гарнизон на окраине. Без права выслуги из рядовых.
– Радужно, ничего не скажешь.
– Указ императора.
– Причем, если бы они это устроили завтра, отделались бы, в худшем случае, выплатой штрафа в магистрат, так?
Дель Гуэлла развел руками – ну что, мол, попишешь, если его императорскому величеству взбрела в голову такая блажь?
– Что я им предложу, если они согласятся нам помогать? – прямо спросил Мастер.
– Замену каторги изгнанием, – отвечал начальник. Подумал и добавил: – Пожизненным. И чтобы ноги их в Аксамале не было.
– Думаю, они согласятся, – невесело усмехнулся сыщик.
– И я так думаю, – согласился дель Гуэлла. – Иди работай. Да! Погоди. Я хочу, чтобы ты знал мнение его императорского величества и старшего жреца. Шпионы – это хорошо. Поймаем, враги новых подкупят. Не поймаем, будем за старыми гоняться. Его императорское величество, да живет он вечно, считает, что главный вред устоям Сасандры наносят не шпионы Айшасы или там Мораки, а наши, внутренние вольнодумцы.
– Вольнодумцы и заговорщики – дешевые болтуны, – твердо произнес Мастер. – Какой вред они могут нанести великой и могучей Империи?
– По мнению его императорского величества, очень даже существенный. Ты слышал, что многие заговорщики выступают за предоставление свободы и независимости провинциям Сасандры?
– А зачем они им? Я имею в виду, свобода и независимость – зачем?
– А хочется! Осенью был раскрыт заговор в Вельзе, зимой – в Камате. Очень боюсь, что Тельбия, уже почти созревшая для того, чтобы войти… добровольно, прошу заметить… в состав Сасандры, пожелает сохранить независимость. Не позавидую в таком случае королю Равальяну. Он может потерять корону вместе с головой.
– Сочувствую. А мне-то что с того?
– А то! Страшнее всего для Империи, что провинциальных вольнолюбов поддерживает довольно много аксамалианцев. Названия «Земля и люди», «Движение за свободу» ничего тебе не говорят?
– Полагаю, это названия аксамалианских сообществ, подрывающих устои государственности?
– Именно.
– Значит, верно ли я догадался: мне следует проверить студентов, не участвуют ли они в подобных сборищах?
– Я всегда поражался твоему умению схватывать на лету, – улыбнулся дель Гуэлла.
– Что ж… Хорошо. Прощупаю. – Мастер поднялся, опять едва заметно поклонился. Спросил: – Платных осведомителей из них делать будем?
– Платных? – нахмурился глава сыска. – Как бы не так! Залогом их беззаветной службы будет не презренное злато, а постоянно маячащий на горизонте гранитный карьер и кувалда в два стоуна[Стоун – мера массы. Приблизительно 5,5 кг. ] весом…
Когда дверь за сыщиком закрылась, т’Исельн дель Гуэлла вздохнул и устало опустил локти на стол. Дались ему эти шпионы! Разведчика из Айшасы видит в каждом встречном-поперечном. Даже в профессоре-астрономе. Нет, не шпионы разрушат Империю, если этому суждено будет случиться, а свои же люди. Бестолковые, запутавшиеся во взятках политики; жрецы, склоняющиеся к новым, смахивающим больше на ересь толкованиям Священной Книги; ищущая новизны и острых ощущений городская молодежь; офицерство, погрязшее в пьянстве и разврате; провинциальные борцы за свободу. Что они собираются с ней делать, зачем она им? Ведь тут же, не пройдет и месяца после выхода из состава Сасандры, они вцепятся друг другу в глотки. Барн против Тельбии, Арун против Гобланы, Вельза против Тьялы. Не говоря уже об Окраине, которую без поддержки имперской панцирной пехоты просто втопчут в сухие ковыльные стебли кентавры. А может, это и к лучшему? Дать бы им независимость хоть на полгода, на год. Пусть хлебнут пьянящее вино свободы… Лишь бы не захлебнулись. Назад прибегут проситься, да поздно будет. Разбитый кувшин не склеишь, а семена ненависти всегда падают на благодатную почву.
Т’Кирсьен делла Тарн, лейтенант гвардии, с остервенением отчищал мундир от пыли и паутины. Что ж, тому, кто решил прятаться под кроватью, нужно быть готовым к подобного рода испытаниям. Но Кир тер рукав о рукав чересчур упорно. Плечи молодого человека при этом тряслись, словно холка коня, напуганного до полусмерти степным пожаром.
– Все равно порванный, – мягко сказала Флана. – Я бы попробовала зашить, только…
Она хотела сказать, что не очень-то преуспела в работе с иглой и ниткой, но замолчала на полуслове. Слишком уж сердитый взгляд бросил на нее Кир.
– Ну, чего ты злишься? – произнесла она. – Моя вина, что ли?
Делла Тарн молчал и продолжал елозить рукавом по плечу. Жгучий стыд, смешавшись с испепеляющей ненавистью, дает гремучую смесь. Там, внизу, затевая драку со студентом… Как, кстати, его зовут? Антоло, кажется. Так вот, вступая в спор с Антоло, он казался себе значимым, решительным и непогрешимым. А все излишек мьельского.
Теперь хмель ушел.
Остался стыд, досада и презрение к собственной трусости.
Бежал, бросив товарищей, офицеров-гвардейцев!