– Вот что, голубок, ты сейчас быстренько отдашь чужое, и я не стану сдавать тебя в полицию, учитывая твои прошлые заслуги передо мной. О’кей? – сказал он тихо, тоном, не терпящим возражений.
– Да я… – пролепетал парень, но Родин не дал ему договорить:
– Ты, ты. Быстрее. А то передумаю.
Патлатый потупил взгляд, скинул с себя рюкзачок и, расстегнув молнию, достал оттуда черный кофр.
Михаил молча принял его, открыл, убедился, что аппарат на месте, и, не сказав ни слова, отвесил парню хороший подзатыльник. Тот снова охнул, схватившись за голову. А Родин вальяжным шагом направился обратно к вагону. Светлана уже спешила навстречу.
– Это что, он?! – немного задыхаясь, спросила она, видимо, пронаблюдав за разыгравшейся сценой. – Вот подонок! А почему ты его отпустил? Надо было полицию вызвать.
– И что? Мы бы потеряли полдня, – отмахнулся Михаил, чувствуя, если сейчас же не посетит туалет, случится конфуз. – Ладно, забери свою аппаратуру, я пошел.
– Спасибо, Миша. Огромное человеческое спасибо. Я без нее как без рук. Это мой хлеб. Я теперь твоя должница. Сейчас, – и она открыла свою лакированную сумочку. – Вот моя визитка. Там телефон. Ты позвони, если захочешь. Я проставлюсь.
– Я не пью, – лаконично ответил Родин, но визитку взял.
– Тогда приходи на чай.
– Если только с такими же пирожками.
– Заметано. Спрошу у бабушки рецепт. Сама-то я не особый кулинар, – жалобно улыбнулась Светлана.
– Договорились, – поднял вверх ладонь Михаил и, сунув ее визитку в карман, поспешил в здание вокзала. Чертовы физиологические потребности!
* * *К четырем утра, когда стало выплывать из-за горизонта солнце, запели петухи. Самохваленко заворочался на лавке, откинул с себя лоскутное одеяло и пощупал голову. Не болит. Ночная бражка хорошо подлечила. Бодро соскочив на дощатый пол, пошел к умывальнику. Надо бы побриться, решил он, разглядывая свое лицо в осколке зеркала. И его мысли вновь вернулись к Анне. Теперь она не давала ему покоя. И снова он не знал, как поступить с этим семейством. Есть приказ товарища Тупина, и есть она – Анька. И одно другому мешает, думал он, шкрябая двухдневную щетину опасной, но туповатой отцовской бритвой.
– Ты бы подточил ее, – крякнул тот, слезая с печи. – Вона ремень висит. Знаешь, поди.
Аркадий не стал возражать. И правда, чего торопиться? Барыньки наверняка еще спят. Не в их правилах с петухами да курами вставать. И, ловко натачивая бритву, стал представлять себе, как Анна потягивается в своей мягкой постельке, путаясь в кружевах белой сорочки. Вот так кружева с ним приключились. Не ждал, не гадал. И ведь не расскажешь никому. Даже родным. А чужие и подавно сочтут предателем и контрреволюционером. Тем более товарищ Тупин. И что же такого придумать, чтоб всем угодить? И Аньку не обидеть, и для начальства добросовестным остаться. Трудная задача.
Мать принесла из курятника свежих яиц, разжарила на топленом масле яичницу с салом и густо приправила ее зеленью. В городе такого не поешь. Там все больше столовка с макаронами да сомнительного происхождения котлеты. Хлеба в них больше, чем в самих макаронах. А что поделаешь? Голодуха прет. Все по карточкам. Это ему – Аркадию еще неплохо живется. Феликс Эдмундович заботится о своих чекистах.
Вскоре проснулась и Глафира. Потирая глаза, опустила босые ноги со своей кровати. Только сестре в доме такая привилегия – на перине спать. Откинула назад растрепавшуюся косу:
– Чаво за грохот такой с утра пораньше?
– Поглянь, прынцесса наша пробудилась, – недовольно покосился в ее сторону Аркадий, отхлебывая чай из душицы. – Ты когда работать станешь, корова? Все бока себе отлежала.
Журил он ее, конечно, по-братски. Знал, что много чего на ней тут в хозяйстве. И огород, и курятник, и запасы на зиму. Но деньги семье тоже нужны. Давно он хотел ее на ту же текстильную фабрику пристроить. А была бы поученее, так и в секретариат Губчека можно было бы податься.
– Ладно уж, сынок, ты енто… Глашка и тут нам сгодится, – осторожно пробормотала мать, выкладывая на стол чудом уцелевший крендель с маком и сахаром, что он привез из города.
Посидели. Поспорили по-семейному. Аркадий даже спросил у отца, откуда, мол, Сутуловы могут знать его имя?
– Так я ж им стол на заказ справил. А в следующий год еще и лавки с резными спинками. Они у них в саду, поди, так и стоять. Енто надо ж, запомнили! – довольно крякнул тот.
– А хозяина самого как зовут? Владимир… Отечество-то как? – как бы невзначай поинтересовался Самохваленко.
– А, так енто… Спиридонович они. Ага, Владимир Спиридонович. Недурной мужик. Заплатил хорошо. Хорошо, – закивал отец, готовя самокрутку.
– Ну-кась, стой! – вдруг вскрикнул Аркадий и, чуть не рассыпав на пол табак, вырвал из рук отца клочок газеты. – Ты чаво ж делашь, батя?! Тут же фотография самого Ленина! Вождя нашего! Да ты…
– А шо мине с ей делать-то? Нешто на стенку вешать? – возмутился тот.
– Ты знаешь, батя, тебя за такие дела самого к стенке могут приставить, – понизив голос, произнес сын, сворачивая вчетверо газетный обрывок и пряча себе в карман. – Так что гляди!
Мать учащенно перекрестилась.
– Еще один несознательный элемент! – кивнул в ее сторону Аркадий. – Да вы хоть знаете, кто ваш сын?! Эх, мамаша, подведете вы меня под монастырь с вашими антиреволюционными взглядами. Бога нет, запомни. Как выразился Владимир Ильич? «Религия – опиум для народа»! Во.
– Как скажешь, сынок. Как скажешь, – забормотала мать и снова перекрестилась.
Глафира хихикнула в кулачок и принялась мыть посуду в жестяном тазу. А Самохваленко, обреченно резанув воздух ладонью, натянул на себя кепку, сунул за ремень «наган» и снова отправился к Сутуловым.
Когда подходил к их усадьбе, заметил, что из калитки выходит Анна с каким-то долговязым парнем под руку, рядом девчонка лет двенадцати. У всех плетеные корзинки. Похоже, опять за грибами навострились. Долговязый, никак, братец ее Сергей, что любитель по лесу шастать, а малая – дочь Лидии Васильевны – Лизавета, – рассудил Самохваленко, приближаясь.
Заметив его, процессия остановилась. Анна что-то шепнула на ухо брату. Тот пристально посмотрел в сторону Аркадия, подхватил под руку теперь уже Елизавету, и они, отделившись от Анны, пошли вперед, не оглядываясь. Анна же так и осталась стоять у калитки. Даже приветственно помахала Аркадию. Он чуть было не махнул в ответ, но сдержался, прибавив шаг.
– Доброе утро, Анна Владимировна, – сдержанно поздоровался он, подойдя ближе.
– Здравствуйте, Аркадий Валерианович, – улыбнулась она, теребя ручку большой корзины.
– А вы, никак, опять по грибы? Нешто вы их так любите? – едва сдерживая ответную улыбку, спросил Самохваленко.
– Я? Нисколько. Только что же поделаешь? Впереди зима. Голодно станет. А у нас ведь, сами знаете, шесть ртов здесь. Да еще и Егор в городе. Его тоже подкармливать надо. Не хотите ли присоединиться к нашей компании? – предложила она так, словно они были давними приятелями.
– Что ж, можно, – удивляясь самому себе, согласился Аркадий и, сдвинув на лоб слегка изломанный козырек кожаной кепки, заложил руки за спину и двинулся вперед.
Некоторое время они шли молча по извилистой тропинке, ведущей к лесу. Впереди маячили фигурки долговязого с малолеткой.
– А это ваш братец Сергей? – первым нарушил тишину Самохваленко. – А девчонка – двоюродная ваша сестрица?
– Вы абсолютно правы. Ну, просто настоящий чекист, – похвалила его Анна. – Может, пойдем помедленнее? Что-то я запыхалась.
Аркадий укоротил шаг, но про себя подумал, что Анна лукавит. Дыхание ее было тихим и ровным. Кажется, она просто хочет, чтобы дистанция между ними и ее родственниками увеличилась. Но зачем? Боится за них? Или хочет остаться с ним наедине? Хитрая барынька. С ней надо ушко востро держать.
Когда Сергей и Лиза скрылись за деревьями, Аркадию показалось, что Анна облегченно вздохнула. Даже повеселела, начав щебетать о сегодняшней погоде.
– А я, честно говоря, думал, что вы еще спите все, – поддерживая беседу, включился Аркадий. – Это мы – крестьяне – рано привыкли вставать. Хозяйством заниматься. У кого куры, у кого покрупнее кто, огороды опять же. На это много времени надо. И чтоб все засветло.
– Так и мы теперь землепашцы! – воскликнула девушка. – Между прочим, тоже хотим кое-какой скотиной обзавестись. Для начала хотя бы вот курочками. А ваши родители держат курятник?
Теперь пошла болтовня про живность, о том, как ее содержать, чем кормить. Между тем они уже все дальше углублялись в лес, и Аркадий постоянно думал о том, как же ему сменить тему разговора и приступить к главному.
Анна присела возле березы, заметив пару светлых крупных грибов.
– Ой, поглядите, какая прелесть! Просто братики-крепыши! – буквально взвизгнула она. – Это ведь подберезовики? Да?
И тут терпение Самохваленко лопнуло. Только не разговор он свой начал, а, присев возле Анны, схватил ее за плечи и потянул на себя. Потеряв равновесие, они оба упали в траву. Анна охнула. Глаза ее наполнились ужасом. Но Аркадий, уже не в силах совладать с собой, впился в ее раскрытый рот жадным поцелуем. Потом отпрянул, осознав постыдность своих действий, нашел в траве слетевшую кепку и тут же напялил на голову. Так и остался сидеть, обхватив ее руками. Анна поднялась и молча стала отряхивать платье от приставших к нему тонких сухих веточек. Затем подобрала пустую корзину и, так и не тронув найденные грибы, молча пошла вперед. Аркадий тоскливо посмотрел ей вслед. Уж лучше бы накричала на него. Или по харе залепила. А так… Так еще хуже. Встал. Тоже слегка отряхнулся и понурив голову пошел за ней, ругая про себя свое нетерпение. Не должен чекист так себя вести! Надо было либо закончить начатое, либо делать то, что приказано. Кисель он! Как есть кисель. И ничего лучше не придумал, как, поравнявшись с ней, извиниться за свое поведение.
Анна присела возле березы, заметив пару светлых крупных грибов.
– Ой, поглядите, какая прелесть! Просто братики-крепыши! – буквально взвизгнула она. – Это ведь подберезовики? Да?
И тут терпение Самохваленко лопнуло. Только не разговор он свой начал, а, присев возле Анны, схватил ее за плечи и потянул на себя. Потеряв равновесие, они оба упали в траву. Анна охнула. Глаза ее наполнились ужасом. Но Аркадий, уже не в силах совладать с собой, впился в ее раскрытый рот жадным поцелуем. Потом отпрянул, осознав постыдность своих действий, нашел в траве слетевшую кепку и тут же напялил на голову. Так и остался сидеть, обхватив ее руками. Анна поднялась и молча стала отряхивать платье от приставших к нему тонких сухих веточек. Затем подобрала пустую корзину и, так и не тронув найденные грибы, молча пошла вперед. Аркадий тоскливо посмотрел ей вслед. Уж лучше бы накричала на него. Или по харе залепила. А так… Так еще хуже. Встал. Тоже слегка отряхнулся и понурив голову пошел за ней, ругая про себя свое нетерпение. Не должен чекист так себя вести! Надо было либо закончить начатое, либо делать то, что приказано. Кисель он! Как есть кисель. И ничего лучше не придумал, как, поравнявшись с ней, извиниться за свое поведение.
Анна все так же молча выслушала его, а потом, словно ничего и не случилось, беззаботно спросила:
– А вы надолго сюда приехали, Аркадий?
– Завтра уж уеду, – ответил он, опустив взгляд и продолжая идти за ней, словно телок на веревке. Но отметил, что она уже не назвала его по отчеству. А просто – Аркадий. Что это? Показывает, что больше не имеет к нему уважения? А было ли оно до того? Или они после случившегося стали друг другу ближе? Но возможно ль такое? Опять она лукавит?
– А с какой целью были? Родных навестить? – задала она вопрос по существу. Вот теперь наконец Аркадию и следует рассказать ей о своей миссии. Самое время.
* * *Оказавшись наконец дома, Михаил первым делом, как и обещал, позвонил Даше, не подумав о том, что всего лишь шесть утра.
– Алло, – прозвучал ее сонный голосок. – Кто это?
– Это папа. Извини, ребенок, как-то не въехал, что ты должна еще спать. Я на месте, так что досматривай сон дальше. Пока.
– Ага, – прогнусавила она, – звони, не пропадай.
Принимая душ, Михаил уже в который раз недовольно оглядывал это отвратительное помещение с отвалившейся кафельной плиткой, протечным потолком и ржавой сантехникой. Вот если Даша и Алексей все-таки приедут к нему в гости, как посмотрят на все это? Просто стыдоба. На хороший ремонт, конечно, денег надо много. Но со следующей зарплаты непременно нужно потратиться хоть на новую сантехнику.
После смерти его соседа по этой коммуналке прошло достаточно времени. Но пока никто из родственников, заявивших бы права на это захудалое жилище, не объявился. Хозяин опустевшей комнаты был законченный алкаш, впрочем, как и в недавнем времени сам Родин. Но все-таки имел дочь. Где она, одному богу известно. Поначалу Михаил хотел кинуться на ее поиски, но потом решил, что если той что-то надо, объявится сама. Но жить в такой помойке, которая тут царила, он не хотел. Даже несмотря на то, что квартирный вопрос так и оставался в подвешенном состоянии, он все же собирался навести тут порядок. Особенно после того, как вчера наладил отношения с детьми. Так что на повестке ближайших дней теперь висели добавочные вопросы, остающиеся открытыми. В их число вошел и тот, где он сам себя спрашивал: стоит ли продолжить знакомство с местной журналисткой Светланой? Что тоже требовало некоторых материальных затрат. Завтра она угостит его пирожками, а в следующий раз будет уже его очередь. И пирожками тут не ограничишься.
Наскоро позавтракав, он решил, что нечего просто так отлеживаться у телевизора. Гораздо полезнее снова отправиться на товарную станцию и подзаработать там лишнюю тысчонку-другую. Хотя какие же они лишние?
Вечером, вернувшись после разгрузки турецких томатов, он снова принял душ, созерцая стены, поеденные грибком, поужинал покупными пельменями со сметаной и уже заслуженно рухнул перед телевизором, что был в комнате покойного соседа. Да так и уснул под мелькающие кадры и монотонное вещание диктора о последних происшествиях в стране и мире, ничем, как всегда, не радующих.
На следующее утро Родин снова отправился на товарку. И, изрядно попотев при перегрузке мешков сахара с вагона в грузовик, вернулся домой, чтобы помыться, поесть, переодеться в другую рабочую спецовку и отправиться на «Зоринку» – на свою основную ночную работу.
Родин трясся на заднем сиденье маршрутного автобуса, думая лишь об одном. Люк! Только он сейчас будоражил его воображение. Михаил уже представлял, как его вскроет, но не совсем представлял, чего же под ним увидит. Но тем и интереснее ожидание.
Пройдя по огромной территории базы, напоминающей если не городок, то поселок, до вверенного ему склада, Михаил столкнулся с грузчиком Степаном. Тот уже спешил домой. Они обменялись коротким рукопожатием.
– Как съездил? – спросил Степан, разумеется, не зная о цели его визита. Спросил просто так. Не из любопытства. А так положено между знакомыми или сослуживцами.
– Нормально, – как и положено, кинул через плечо Михаил, переступая порог открытой калитки ворот, ведущих на склад.
Кладовщица Елена Алексеевна – полная и всегда оптимистично настроенная женщина – тоже собиралась на выход, запирая на ключ свою бендешку.
– Добрый вечер, Елена Алексеевна.
– А, привет Миша-Титан! – хохотнула она. – Как съездил?
– Нормально.
– Вот и хорошо. Ладно, кто на работу, а кто и с нее. Я пошла. Спокойной тебе ночи.
– А вам спокойной дороги.
Заперев за кладовщицей калитку изнутри на прочный засов, Родин, действуя по инструкции, отключил дополнительный свет, что требовался в этом помещении для рабочего дня. Под высоким потолком по всей трехсотметровой длине склада осталось гореть только несколько шестидесятивольтных лампочек, висевших на длинных шнурах. Отчего склад всегда становился похожим на бесконечный тоннель, заставленный по краям всевозможными коробками и ящиками и ведущий в неизвестность полумрака. Затем подошел к своему столу, на который с верхней балки неизменно была направлена видеокамера, зажег лампу с зеленым абажурчиком, кинул на стол портсигар, повесил на спинку стула пакет с термосом и бутербродами и тут же направился в глубь зала. Туда, где в последний раз и обнаружил ту таинственную железную крышку в полу, не дававшую ему покоя уже три дня.
После того случая с титаном, хозяин провел тут полную ревизию. Ненужное просто сдал в металлолом, кое-что из сохранившегося сдал куда-то оптом и тем самым здорово расчистил склад. Михаил порадовался тому, что партия ломов осталась нетронутой. Один из них ему сейчас пригодится. Подхватив его, двинулся дальше. Ну, вот и заветное местечко. Подойдя ближе, прислонил лом к ящикам с гвоздями-сотками, включил карманный фонарик. Добавляя освещения, направил луч на нужный участок. Все осталось по-прежнему. Никто без него тут не ковырялся. Вот он – край проржавленного листа, который кто-то когда-то зацементировал, пытаясь скрыть от чужого глаза. Приладив фонарик на один из тех же ящиков так, чтобы свет был направлен куда надо, Родин взялся за лом и, не боясь кого-то потревожить, стал усердно, словно дворник, что колет лед, откалывать цемент. Нельзя сказать, что давалось это легко. И лом тяжелый, и слой цемента оказался толще, чем он ожидал. Да и прочнее, в отличие от современной «замазки», состоящей в основном из песка. К тому же довольно было потрачено сил на товарке. И тем не менее он упорно продолжал свое дело. Выдохся тогда, когда очистил приличную площадь. Около квадратного метра. Вот только посетила мысль: а какого вообще размера может быть эта железная крышка? Может, и в пять квадратов? Или того больше? Причем пока не видно ни ее начала, ни конца. А не станется ли так, что это просто на бетонном полу лежит металлический лист и не является никаким прикрытием никакого лаза или люка? Вдруг когда-то он служил какой-нибудь площадкой для чего-либо? А позже его зачем-то зацементировали. Например, чтобы не препятствовал возить по полу те же ящики с гвоздями, зацепив их крюком, каким и по сей день пользуются грузчики. Да тот же Степан.
Так рассуждал Родин, сидя за своим столом и попивая чай из термоса. Он был несколько огорчен тем, что пришло сейчас в голову. Попытался начать думать в другом направлении – более оптимистичном – и, незаметно для себя самого, задремал, откинувшись на высокую спинку древнего деревянного стула, поскрипывающего при каждом движении своего седока.
Проснулся в том же положении оттого, что заныла область копчика. Отсидел. Потянулся, подался вперед, взглянул на часы. Было без четверти семь.
– Черт, – выругался он вслух.
Теперь уже не поработаешь ломом. Через час заявятся грузцы и Елена Алексеевна. Надо бы прибрать там все, чтоб ничего не заметили. Только на это времени и хватит. Взяв пару оцинкованных ведер, что также являлись ценностью склада, и пару брезентовых руковиц, Михаил отправился на уборку засоренной им территории. Сложив в ведра куски колотого цемента, он спрятал их за ящиками с гвоздями. Выносить что-либо со склада бесконтрольно он, разумеется, не имел права. Но не просить же Елену Алексеевну выдать ему накладную на этот мусор. Кроме того, пространство оголившегося металла задвинул все теми же полезными ящиками, что стояли в непосредственной близости. Получилось вполне нормально. Если, конечно, сегодня не приедет кто-то из желающих прикупить центнер гвоздей, который так замечательно здесь разместил Родин.