«Как и верность идиота», — подумал Джошуа.
— Сюда, пожалуйста.
Хироэ провела Джошуа в просторную комнату с низким потолком и венецианскими окнами, выходившими на прерию. Повсюду стояли мониторы, на столе лежала потертая клавиатура — кусок дубовой доски в шесть дюймов толщиной. Этот кабинет принадлежал человеку, который обожал свою работу — и не знал в жизни больше ничего.
Интереснее всего была каменная колода перед одним из окон. В ней росли какие-то трубообразные растения пяти футов в высоту, бледно-зеленые, с красными и белыми прожилками. Они жались в кучку, словно объединенные общим секретом, и у Джошуа возникло странное ощущение, что движутся они вовсе не от сквозняка.
— Sarracinea gigantica, — сказала Хироэ. — Кстати, они плотоядные.
— И вид у них соответствующий. Когда время кормежки?
Хироэ мелодично рассмеялась.
— Они едят только насекомых. Эти растения выделяют нектар — сладкую приманку, у которой есть несомненный коммерческий потенциал. Семена мы получили с помощью одного из дублей Лобсанга, разумеется.
— Которого?
— Ответ на этот вопрос вам пока еще не по карману, — с улыбкой ответила Хироэ, указав ему на кресло. — Подождите минутку, пожалуйста, сейчас мы пройдем последний этап контроля…
Она постучала по клавишам.
— Вот чем мы торгуем тут, в Трансземном институте. Мы продаем и покупаем коммерчески ценную информацию.
Джошуа цинично подумал: «Значит, это не просто спонсируемый Блэком игровой манеж для Лобсанга». Как типично для Дугласа Блэка — потребовать прибыли.
— Вот, я ввела вас в систему. Пожалуйста, носите бейджик не снимая. Вы готовы к встрече с Лобсангом?
Хироэ вывела его из здания, и они зашагали по прилегающей территории. В этом мире, как и во всех остальных, наступал вечер. На горизонте мерцали несколько фонарей, солнце низко висело в небе.
И слабо пахло серой. Ходили слухи, что Йеллоустон тут вел себя чуть беспокойнее, чем в большинстве соседних миров. Например, сообщали о деревьях, погибших из-за ядовитых испарений. Видимо, Йеллоустоны в большинстве Ближних Земель переживали какие-то геологические сдвиги. На Базовой Земле произошел взрыв, в результате которого погиб молодой парковый смотритель по имени Герб Льюис — не вулканическое извержение, как подчеркивали ученые, а гидротермический инцидент, выброс кипящей воды. В общем, мелочи. Мелочи. Даже в тысяче миль от Йеллоустона Джошуа казалось, что он чует здешние «мелочи»; он вспомнил помешанного на апокалипсисе фанатика, который пристал к ним в аэропорту на Базовой Земле с разговорами об адском огне и сере, и ему стало не по себе.
Хироэ села на деревянную скамью, вырезанную из одного огромного бревна.
— Пожалуйста, садитесь. Здесь мы подождем Лобсанга.
Джошуа неловко сел.
— Вы волнуетесь перед новой встречей, да?
— Не то чтобы волнуюсь… а откуда вы знаете?
— Ну, всякие мелочи. Стиснутые зубы. Белые костяшки. И прочие тонкости.
Джошуа рассмеялся. Но все-таки оглянулся, прежде чем ответить.
— А он слышит нас?
Хироэ покачала головой.
— Нет. Здесь его способности ограничены. Сестра Агнес говорит, это ему на пользу. По крайней мере, одно место в мире — или мирах, — где Лобсанг не всемогущ. Как по-вашему, зачем я привела вас сюда, прежде чем начать разговор? Я не хочу его обидеть.
— Вы ведь не просто служащий Лобсанга, правда?
— Я, честно говоря, считаю себя другом. Лобсанг вездесущ, и в то же время он очень одинок, мистер Валиенте. Ему нужны друзья. Особенно вы, сэр…
Сквозь стену вечернего света прошел старик — так показалось Джошуа. Стройный, высокий, бритоголовый, в просторном оранжевом одеянии. Ноги, обутые в сандалии, были грязны. В руках он держал грабли.
Джошуа встал.
— Привет, Лобсанг.
Хироэ улыбнулась, поклонилась и грациозно вышла.
— Все по порядку, — сказал Лобсанг. — Спасибо, что пришел.
Черты лица этого конкретного модуля напоминали некоторые из тех обличий, которыми Лобсанг пользовался раньше. Но он позволил себе состариться — или, по крайней мере, как подумал Джошуа, запрограммировал какие-то нанофабрикаторы, наградившие его морщинами и зобом. Выглядел он лет на семьдесят. Лобсанг держался сутуло, двигался медленно, суставы рук, сжимавших рукоятку грабель, слегка припухли, кожу покрывали пигментные пятна. Конечно, он состарился не по-настоящему — в Лобсанге не было ничего настоящего, и приходилось постоянно напоминать себе об этом. Но в любом случае выглядела подделка внушительно: если Лобсанг вознамерился изображать старого монаха, он верно передал все детали, вплоть до потрепанного края грубого оранжевого одеяния.
Джошуа остался равнодушен. Он не испытывал особого желания к обмену любезностями.
— Зачем ты хотел меня видеть? Из-за того, что устроила Салли?
Лобсанг улыбнулся.
— Напомню тебе, что она вступила в комплот с твоей давней приятельницей — лейтенантом Янсон. Комплот… — повторил он, с преувеличенным старанием двигая губами. — Очаровательное слово. Слово, которое необходимо использовать исключительно ради удовольствия его произносить. Это одна из многих неожиданных радостей телесного воплощения… Так о чем мы говорили? А, о Салли Линдси. Да, ее побег вместе с троллихой Мэри и детенышем стал сенсацией.
— Не сомневаюсь, — с горечью ответил Джошуа.
Благодаря старой пленке с записью прибытия «Марка Твена», а также широкому использованию распознающих программ Джошуа обрел известность как сподвижник Салли. Ему не давали покоя представители прессы и активисты, стоявшие на самых разных позициях в отношении троллей и связанных с ними проблем.
Лобсанг сказал:
— Выходка Салли сделала проблему троллей и людей самым актуальным вопросом, да. Но вся эта история уже несколько лет на грани кризиса. Не сомневаюсь, ты в курсе. И теперь тролли начали действовать самостоятельно. Что сулит определенные последствия для нас всех.
— Да, я слышал. Тролли просто берут и уходят.
Лобсанг улыбнулся.
— Я тебе сейчас покажу. Точнее, покажут мои тролли.
— Твои тролли?
— В десятке переходов отсюда их целая компания. Мои здешние владения распространяются на несколько соседних миров.
Он протянул руку, словно приглашая пройти.
— Сейчас увидишь.
В группе было около двадцати троллей. Самки сидели в тени раскидистого дерева и лениво чистились, детеныши играли, несколько молодых самцов без особого увлечения боролись, а по краям мелькали туда-сюда взрослые самцы. Работая, играя и дремля, тролли пели — энергичную песню, насыщенную сложными гармониями и переходами. Мелодия повторялась каноном, образуя замкнутый круг.
Лобсанг отвел Джошуа в маленький садик, обнесенный забором. Там стояли несколько скамеек и фонтан. Земля под кронами разбросанных деревьев была покрыта мхом — не травой, а мхом, который при свете заходящего солнца сиял ярко-зеленым.
— Садись, если хочешь, — сказал Лобсанг. — Пей. Вода чистая, из источника. Кстати говоря, надо почистить трубы…
Он неуклюже опустился на четвереньки и пополз по газону, выдергивая отдельные стебельки травы, как сорняки.
— «Старая горная роса», — произнес он.
— В смысле?
— Так называется песня, которую поют тролли. Старинная народная ирландская песня. Первый контакт людей с каждой отдельно взятой группой троллей можно датировать по песням, которые они поют. В данном случае это произошло в конце девятнадцатого века. Помнишь рядового Перси? Я провел небольшое исследование, и результатом стало нечто вроде карты перемещений прирожденных путников, предшествовавших Уиллису Линдси. Хотя, конечно, не всегда возможно отследить блуждания троллей.
— Что ты имел в виду под «своими» троллями, Лобсанг?
Лобсанг двигался вперед, терпеливо пропалывая лужайку.
— Фигура речи. Эту стаю я нашел в одном из миров Кукурузного пояса и, как мог, пригласил их последовать за мной. Здесь живут и другие группы. Разумеется, они — мои тролли в том же смысле, как Шими — моя кошка. Но я создал заповедник — тут и в соседних мирах, на много квадратных миль. Я не пускаю сюда людей и изо всех сил делаю так, чтоб троллям, этой стае и другим, было уютно. Я пытаюсь изучать их, Джошуа. Ты знаешь, что я занимался троллями десять лет, со времен нашего путешествия на «Твене» и визита на Мягкую Посадку. Здесь я могу наблюдать за ними в условиях, приближенных к естественному состоянию.
— Ты поэтому стал таким смиренным, Лобсанг? Ты, сверхчеловеческое существо, охватывающее два миллиона миров, понизился до уборщика?
Он улыбнулся, не прекращая работать.
— Честно говоря, да, в общении с троллями смирение помогает. Я постоянно присутствую, но никого не устрашаю. Но не говори, что я понизился. Особенно в присутствии сестры Агнес. С ее точки зрения, я расту.
— A-а. Так это ее идея?
— Она говорит, что детские башмаки мне уже малы.
— Очень в духе Агнес.
— Если я хочу стать частью человечества, нужно в него влиться. Спуститься на землю, стать нижним звеном пищевой цепочки, так сказать.
— И ты согласился?
— Ну, не было особого смысла так утруждаться и заново воплощать эту женщину, если я не собирался прислушиваться к ее советам, правда? Вот почему я подумал, что нуждаюсь в ней, Джошуа, ну или в ком-то подобном. В человеке, у которого есть здравый смысл и моральное право нашептывать мне на ухо сомнения.
— И как, работает?
— Я многому научился. Например, насколько менее декоративным кажется декоративный сад, если именно тебе приходится подметать сухую листву. Как обращаться со шваброй, которая требует, помимо умения владеть обеими руками, еще и некоторой энергосберегающей стратегии. Ты удивишься, сколько, оказывается, в мире углов. Возможно, это какой-то многомерный парадокс. Но есть и обязанности, которые мне нравятся. Кормить карпов. Подстригать вишневые деревья…
Джошуа представил Агнес, хохочущую во все горло. Но ему самому было не до шуток.
Лобсанг заметил его каменное лицо.
— А, старый гнев еще не утих, я вижу.
— А чего ты ожидал?
Десять лет назад, вернувшись из своего путешествия с одним из аватаров Лобсанга в отдаленные закоулки Долгой Земли, Джошуа обнаружил Мэдисон в виде обгорелых руин. Город разрушила ядерная бомба фанатика. С тех пор у Джошуа не хватало сил заговорить с Лобсангом.
— Ты по-прежнему считаешь, что я мог бы вмешаться, — негромко произнес тот. — Но меня там не было. Я ведь улетел с тобой.
— Не целиком…
Лобсанг, по природе своей разлитый в пространстве, всегда утверждал, что его истинная сущность отправилась с Джошуа в далекие последовательные миры и так и не вернулась. С кем бы Джошуа сейчас ни разговаривал, это был другой Лобсанг, другое вместилище души, частично синхронизированное с оставшимися на «Марке Твене» копиями благодаря хранилищам памяти, которые Джошуа доставил обратно на Базовую. Другой Лобсанг — не тот, которого знал Джошуа и который, возможно, продолжал существовать где-то далеко. Но этот Лобсанг был свидетелем гибели Мэдисона — и предпочел остаться в стороне.
— Даже тогда, десять лет назад, когда «Твен» вернулся, ты был… — Джошуа отыскал в памяти старый религиозный термин, — имманентным. Ты наполнял весь мир. Ну или так ты утверждал. Однако ты пропустил тех ублюдков с бомбой, позволил Янсон и другим копам тщетно бегать и искать их, тогда как мог бы…
Лобсанг кивнул.
— Тогда как я мог, метафорически выражаясь, щелкнуть пальцами и предотвратить преступление. Ты бы этого хотел?
— Если ты мог, почему ты им не помешал?
— Знаешь, веками люди задавали тот же самый вопрос христианскому Богу. Если Он всезнающ и всемогущ, как Он допускает страдания хотя бы одного-единственного ребенка? Я не Бог, Джошуа.
Тот фыркнул.
— Но ты любишь вести себя как Бог. Даже в сандалиях и с метелкой.
— Я не читаю в душах мужчин и женщин. Я вижу только внешнее. Иногда, когда истинная суть наконец прорывается в слове или поступке, я понимаю, что ничего подобного не предвидел. И даже если бы я мог остановить тех террористов — стоило бы это делать? И какой ценой? Скольких бы пришлось убить, чтобы предотвратить поступок, который, возможно, так и остался бы чисто гипотетическим? Что бы ты тогда обо мне подумал? Людям дана свободная воля, Джошуа. Когда они причиняют друг другу вред, Бог не желает им мешать, а я не могу. Думаю, тебе следует поговорить об этом с Агнес.
— Зачем?
— Возможно, тогда ты найдешь силы простить меня.
Джошуа подумал, что этого не случится никогда. Но он знал, что придется временно сменить гнев на милость. Джошуа с усилием сосредоточился на другом.
— Итак, тролли. Что же ты узнал?
— О, многое. Например, про их настоящий язык, который не имеет ничего общего с примитивными жестами и тыканьем в картинки, которое навязывают им люди, когда хотят отдать приказ.
— Но это же очень действенно, Лобсанг. Повсюду изображения Мэри, которая говорит свое: «Я не хочу». На плакатах, рисунках граффити, в сети, даже на футболках.
— Ты прав, но со стороны мятежников Вальгаллы безответственно смешивать собственную символику с тролльей и объединять два разных конфликта, каждый из которых в отдельности затрагивает всю Долгую Землю.
Лобсанг, весьма убедительно вспотевший, сел на пятки.
— Ты знаешь, что в основе подлинного языка троллей — музыка, Джошуа? Конечно, для тебя это не новость. После контактов с людьми они усваивают наши песни, но сочиняют и свои, изобретая бесчисленные вариации. Музыка для троллей — способ выразить естественный ритм собственного тела, вплоть до биения сердца, дыхания, скорости шага во время ходьбы, даже, быть может, работы нейронов. Еще они используют ритм песен как способ отсчета времени, когда хотят сообща перейти или поохотиться. Кстати, Галилей тоже так делал.
— Галилей?
— В ранних экспериментах по механике, с качающимися маятниками и так далее, он использовал музыку как часы, чтобы отмерять время. И, конечно, тролльи песни несут информацию. Самая простая дисгармония может содержать предупреждение. Но в них кроется и нечто большее. Посмотри — кажется, они собираются на охоту…
Тролли мелькали все быстрее и быстрее. Возвращавшиеся особи вносили свою лепту в непрерывную гармонию, громко или тихо, смело или робко, и песня развивалась как единое целое, и остальные откликались на нее.
— Я расположил в окрестностях резервации запасы пищи, — сказал Лобсанг. — В соседних мирах, я имею в виду. Например, медовые соты и животных, на которых тролли могут охотиться. Оленей, кроликов. Стая действует как единый организм, когда ищет еду. Разведчики расходятся по соседним мирам, и, как только один из них находит какой-нибудь многообещающий ресурс, скажем стадо оленей, он возвращается… и поет об этом.
— Насколько я понимаю, поют они о том, как здорово надраться ирландской бражкой.
— Основная тема — это всего лишь несущая волна, Джошуа. Я проделал множество акустических опытов. Есть вариации высоты, ритма, фразировки, которые содержат информацию о том, как далеко находится еда и какого она качества. Другие разведчики подхватывают принесенные сведения, идут и проверяют их, а потом возвращаются с подтверждением или, наоборот, с опровержением. Очень эффективный способ исследовать все местные возможности. И вскоре стая принимает какое-то решение, изменив тональность или вообще заведя другую песню, чтобы обозначить свое единодушие. И вместе переходит. Примерно так действуют и пчелы: когда ищут новое место для улья, они высылают разведку, которая возвращается и танцем передает информацию. Тролли по отдельности не намного умнее шимпанзе, но сообща они разработали способ, благодаря которому племя способно принимать здравые, разумные решения. Но это не человеческое мышление и не демократия. Даже та, которую вы практикуете в вашем захолустье, — он улыбнулся Джошуа. — Я слышал, тебя выбрали мэром.
— Да, типа того.
— Тяжелая предвыборная гонка?
— Заткнись. Моя работа — руководить городскими собраниями. Черт-Знает-Где достаточно мал для того, чтобы все взрослые жители могли собраться на лужайке и обсудить насущные проблемы. Мы используем «Регламент» Робертса.[9]
— Очень по-американски. Но, возможно, в ваших методах есть нечто от коллективной тролльей мудрости. Лучше так, чем страдать от ошибок одного лидера, если у него голова не так повернута. Тролли почти никогда не ошибаются, Джошуа, даже если я ставлю перед ними довольно замысловатые задачки.
— Никто раньше не изучал троллей?
— Ни у кого не хватало терпения. Люди всегда сосредоточены на том, что тролли могут для них сделать. А не на том, чего тролли хотят. Не на том, что они умеют.
— Ну и почему наши шимпанзе до этого не дошли? Я имею в виду на Базовой.
— Наверное, тролли в ходе эволюции приспособились к переходам. На Долгой Земле, где источник пищи может быть географически близко, но в соседнем мире нужны иные стратегии поиска и взаимодействия. Разведчики должны найти еду и быстро вернуться с новостями, а стая — решить, отправиться ли туда поскорее или нет. Образ жизни троллей способствовал развитию эффективных методов разведки, точных и подробных описаний, умения быстро принимать решения. Что мы и наблюдаем. Но, опять-таки, в музыке троллей кроется нечто больше, чем сиюминутные потребности. Долгий зов, который распространяется по мирам, — это нечто вроде зашифрованной народной мудрости. Зов может продолжаться целый месяц, прежде чем повториться, он насыщен ультразвуками, которые находятся вне человеческой слышимости. Сознание словно растягивается — ничего подобного в человеческом опыте нет. Я пытаюсь расшифровать долгий зов. Представляешь, какая передо мной задача? И я добился кое-каких успехов — у меня есть нечто вроде набора переводчика, в разных прототипах.