Час спустя. Кабинет ректора А. Ю. Афанасьевского
В кабинете вполголоса беседовали двое: Александр Юрьевич и здоровенный, широкоплечий таджик лет сорока на вид. Обычно высокомерный хамоватый ректор на сей раз был сама почтительность, если не сказать подобострастность. Собеседника он благоговейно именовал Надиром Магометовичем. При этом Афанасьевский то и дело норовил заглянуть южанину в глаза. Снизу вверх, по-собачьи. Гость с Востока, напротив, держался дерзко, самоуверенно и даже не пытался скрыть своего презрения к внуку ленинского сподвижника.
– Ты, Сашка, болваном родился, болваном подохнешь, – тихо, но очень зло говорил он. – Ты что, баран чесоточный, решил всех нас подставить?!
– Да я… да я… – жалобно бормотал ректор.
– Молчи, свинья! – взрычал таджик и едко передразнил: – Да я… да я… Да ты попросту… – тут Надир Магометович грязно, витиевато выругался и, лишь закончив многоэтажную матерную тираду, продолжил зловещим шепотом: – Какого шайтана ты взял на работу фээсбэшника Воронцова?! Сегодня я встретил его в коридоре и проследил до аудитории, где он начал читать лекцию… К твоему сведению, о сын безмозглого ишака, Воронцов кадровый сотрудник отдела ФСБ по борьбе с наркотиками! Подвизался он там давным-давно и еще в восьмидесятые годы в составе отряда спецназа КГБ занимался уничтожением караванов с героином. Я эту тварь о-о-отлично запомнил! На всю оставшуюся жизнь! – Черные глаза таджика подернулись туманной дымкой, в свирепом голосе зазвучали тоскливые интонации. – В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году они накрыли наш караван прямо у таджикской границы. Обрушились внезапно, будто снег на голову! Мы и опомниться не успели, как проклятые спецназовцы вырезали всех!!! Я один чудом спасся. А товар кагэбэшники сожгли. Целых восемьсот килограммов чистейшего афганского героина!!! У меня тогда чуть сердце не разорвалось! Лежал в укрытии да землю грыз, стараясь не завыть от отчаяния! – Наркоделец громко заскрипел зубами и яростно стиснул крепкие, волосатые кулаки. – Теперь же ты, недоумок, пристроил фээсбэшную гниду к себе в институт, чтобы спалить наш бизнес, погубить влиятельных людей, – с грехом пополам подавив вспышку дикого гнева, сурово подытожил Надир Магометович.
– Но, может, Воронцов больше не служит в органах? Может, он бывший? – робко вякнул потный от страха Афанасьевский.
– Усвой, мудак вонючий: гэбэшники никогда не бывают «бывшими»! – жестко отрезал уроженец солнечного Таджикистана. – Думаешь, он здесь просто историю преподает?! Ха! Размечтался!!! Спрятавшись за личиной преподавателя, Воронцов потихоньку подбирается к тебе! Возможно, уже вплотную подобрался! Наверное, стоит тебя убить, иначе ФСБ выявит всю сеть. Ты ж, говно собачье, расколешься до жопы на первом же допросе!!!
– Не на-а-адо! – грохнувшись на колени, по-бабьи зарыдал потомок Каменева-Розенфельда. – Надир Магометович!!! Миленький!!! Я вас умоляю!!!
Некоторое время таджик брезгливо разглядывал ползающего по полу, захлебывающегося слезами и соплями ректора и, казалось, о чем-то напряженно размышлял.
– Хрен с тобой. Живи, собака! – по прошествии нескольких минут наконец изрек он. – Поднимайся, вытри морду да слушай в оба уха. Так вот, – когда Афанасьевский торопливо выполнил приказ, с важностью продолжил таджик. – Воронцов работает под прикрытием, инкогнито. Следовательно, ФСБ не станет официально объявлять его своим штатным сотрудником. Поэтому я решил захватить «преподавателя» живьем, допросить с пристрастием, выяснить, что ему известно о наших делах, потом уничтожить, а труп надежно спрятать. Пускай отдел по борьбе с наркотиками поломает голову – куда же подевался их офицерик?!
– Гениальная идея!!! – холуйски восхитился господин ректор и поспешил предложить: – У меня есть на примете несколько надежных ребят-каратистов. Они вполне…
– Глохни, недоделанный! – оборвал Афанасьевского Надир Магометович. – Воронцов – профессионал, прошедший специальную подготовку (в том числе по части рукопашного боя), и в придачу имеет огромную практику! Твоих каратистов он уделает в шесть секунд. Нет! На дело я пошлю настоящих мужчин – моджахедов, повоевавших в Таджикистане, в Чечне… Эти парни тоже не лыком шиты и сумеют справиться с заданием. А вот в допросе ты, пожалуй, поучаствуешь. Хватит быть белоручкой!
– Обязательно! Всенепременно! С превеликим удовольствием! – скороговоркой заверил наркодельца Александр Юрьевич.
– Да, и еще! – сплюнув на пол, добавил таджик. – Сегодня под любым предлогом задержи Воронцова в институте часов до восьми вечера. Мне потребуется некоторое время для подготовки операции…
Глава 4
22 часа. Район Новогиреево
Павел Андреевич возвращался домой усталый и настороженный. Вернее, не домой в буквальном смысле слова, а на специальную квартиру, предоставленную ему ФСБ, – в непрестижном районе, малогабаритную, скудно обставленную, полностью соответствующую материальному положению ученого-гуманитария рыночной эпохи и, главное, не содержащую ни малейших доказательств причастности ее обитателя к Конторе. Ну, с усталостью понятно (накануне практически не спал плюс весь день на ногах), а настороженность Воронцова объяснялась чрезвычайно странным поведением господина Афанасьевского. Под конец занятий ректор вызвал Павла Андреевича к себе в кабинет и неожиданно вместо привычной ругани начал обсуждать с опальным преподавателем тему его кандидатской диссертации!!! Причем без издевок, без подковырок, а даже как-то заискивающе. Не успевал Воронцов толком ответить на один вопрос, как Афанасьевский моментально задавал следующий. При этом господин ректор периодически косился на часы. Данное обстоятельство, естественно, не укрылось от бдительного ока полковника ФСБ. Ровно в восемь Александр Юрьевич с хрустом зевнул и, поменяв заискивающий тон на обычный, грубый, гавкнул:
– Вы свободны!
«Сегодня непременно что-нибудь произойдет, – мысленно констатировал Павел Андреевич. – Афанасьевский нарочно удерживал меня в течение определенного срока. Или готовится новое нападение, или квартиру мою обыскивают. Ладно, поглядим!»
Выйдя из здания института, он осмотрелся по сторонам, убедился в отсутствии свидетелей, достал сотовый телефон, изложил свои соображения Федору Федотовичу и общественным транспортом направился в далекое Новогиреево…
Воронцов сошел с троллейбуса у кинотеатра «Саяны». «Хвоста» не было, народу в окрестностях тоже. Настороженность достигла апогея.
«Сейчас начнется», – подумал полковник и не ошибся. Едва он миновал арку у кинотеатра, на него с рыком «Аллах акбар» дружно набросилась толпа здоровенных, небритых мужчин. Мгновенно догадавшись, КТО перед ним, Воронцов повел бой на уничтожение…
* * *Ахмет Хойхороев доводился отдаленным родственником тому самому подонку, который в 1996 году отпилил ножовкой голову русскому солдату Евгению Родионову за категорический отказ парня снять с груди крес[10]
Тот Хойхороев благополучно подох в Грозном в 1999 году, его родной брат тоже скопытился, а вот Ахмет выжил. Правда, в одном из боев Ахмету отстрелили яйца. В результате он ненавидел русских гораздо больше остальных чеченцев. После разгрома банды, в которой обретался Хойхороев, отрядом спецназа ГРУ Ахмет в панике удрал из Ичкерии, по поддельным документам пробрался в Москву и влился в здешнюю чеченскую диаспору. Вскоре он нашел весьма прибыльную работу у крупного наркодельца Надира Магометовича Хабибулина.
Новый хозяин быстро оценил по достоинству садистскую жестокость Хойхороева и назначил последнего на должность штатного палача. Евнух Ахмет с наслаждением замучивал до смерти всех, на кого указывал наркоделец. Чем и кормился…
Учитывая солидный боевой опыт Хойхороева, Надир Магометович поручил руководство захватом Воронцова именно ему, однако напоследок грозно предупредил:
– Только смотри – ЖИВЬЕМ!!! Фээсбэшник нужен для допроса. Потом терзай неверного сколько пожелаешь, но сперва доставь мне его целым, а не по частям. Уразумел?!
Ахмет с готовностью кивнул. Перспектива «потерзать неверного» привела садиста в бешеный восторг.
В группу Хойхороева входило десять человек – семь чеченцев и три таджика. Все они успели повоевать против России, а теперь работали на Хабибулина. Хозяин снабдил Ахмета фотографией намеченной жертвы. (Фотографию выдрал из личного дела и любезно предоставил наркодельцу ректор Афанасьевский.)
Бывшие моджахеды поджидали Павла Андреевича с девяти вечера. Местная молодежь по причине холодной погоды не тусовалась, как обычно, на лавочках у кинотеатра, а разбрелась кто куда. Наши «джигиты» тоже изрядно замерзли и посему окончательно озверели. (Впрочем, в них и раньше-то было мало человеческого.)
Чеченец Алихан шептал на родном языке ужасные проклятия. Остальные злобно скрежетали зубами. Один лишь Ахмет сохранял видимость спокойствия и внимательно наблюдал за троллейбусной остановкой. Наконец, ровно в десять с троллейбуса сошел Воронцов и неторопливо направился прямиком к засаде.
– Приготовиться! – тоненьким голоском кастрата скомандовал Хойхороев. – Объект приближается… Внимание!.. Вперед!!!
И начался кошмар.
Первым погиб Алихан – приемом из Универсальной боевой систем[11] фээсбэшник сломал чеченцу позвоночник. Затем истек кровью таджик Мустафа – шинковым движением Павел Андреевич разорвал ему сонную артерию. Воронцов «работал» в пластичной манере ведения бо[12] – двигался бесшумно и мягко, словно кот, легко уходил от ударов. На непроницаемом, но белом от холодной ярости лице горели светлым пламенем серые глаза…
Беззвучно хватая ртом воздух, осел на землю Зелимхан – участник налета Шамиля Басаева на больницу в Буденновске. Чудовищный удар кулака остановил «джигиту» сердце.
Ахмета захлестнул животный страх. От хозяина Хойхороев знал, что Воронцов служил в спецназе КГБ, и потому, предосторожности ради, старался держаться подальше от места схватки. Однако даже он не ожидал от фээсбэшника такой прыти! Действия Воронцова живо напомнили «сыну гор» ту ужасную ночь, когда на лагерь их банды напал отряд спецназа ГРУ, кстати, раз в пять меньший по численности. Те тоже, при необходимости, играючи убивали матерых моджахедов небрежным на вид движением руки или ноги.
– И-е-е-э-э!! – захрипел, хватаясь за горло и медленно заваливаясь на бок, некто Лечо Джанибеков, слывший между прочим отличным специалистом по карате.
– Бум! – стукнулась об асфальт голова мертвого Руслана Мусаева, одного из немногих уцелевших после штурма федеральными войсками села Комсомольское. Мгновенно скончавшийся Руслан не вскрикнул, не пошатнулся, а грохнулся сразу, будто срубленное дерево. Ахмет наконец опомнился от шока, но прежде чем он успел это сделать, в ад отправились еще двое боевиков. Хойхороев вытащил из кармана заранее заготовленную трубку, осторожно вставил в нее смазанную особым психотропным средством иглу, тщательно прицелился и с силой дунул. Отравленная иголка вонзилась Воронцову в щеку. Фээсбэшник остановился, с ненавистью посмотрел на Ахмета, шагнул в его сторону и… потерял сознание.
– Грузите неверного в машину! – пискляво приказал Хойхороев двум оставшимся в живых подручным…
Глава 5
Полковник ФСБ Павел Андреевич Воронцов
Меня мучил один и тот же, беспрестанно повторяющийся, жуткий сон: я бреду по пустыне, изнемогая от жажды. В небе нещадно палит белесое, раскаленное солнце. И песок под ногами белый. Вернее, это не песок, а героин. Куда ни кинь взгляд – везде он, проклятый!!!
Внезапно передо мной выскакивает из-под земли черт: мохнатый, рогатый, хвостатый, с копытами и со шприцем в когтистых лапах.
– Предлагаю взаимовыгодную сделку! – безапелляционно заявляет он. – Ты прекращаешь нам мешать, начинаешь сотрудничать и получаешь воду. Смотри, какая чистая, прозрачная!!!
Рогатый извлекает из воздуха бутыль, до отказа наполненную живительной влагой, и машет ею у меня перед носом.
– Проваливай, нечисть! – выдавливаю я запекшимся ртом. – Сотрудничать с ВА-А-АМИ?! Ну нет!!! Лучше сдохну от жажды!!!
Морда демона перекашивается в гримасе бешенства. Вода в бутыли превращается в кровь. Налетевший порыв ветра валит меня с ног, лицом в героиновый порошок. Я задыхаюсь, хриплю. Отовсюду несутся сатанинские визг, вой и улюлюканье. Ядовитые змеи жалят мое тело в самых разных местах. На спину усаживается какая-то тварь, вроде здоровенной вороны, и острым клювом методично долбит затылок. Одна из скользких гадин непонятным образом заползает в рот, не спеша спускается вниз по пищеводу и кусает внутренности. Бес с наркоманским шприцем надрывается от хохота.
– Давайте! Давайте! – истошно вопит он. – Кушайте, змеюшки, неверного… неверного… неверного…
Неожиданно поганый сон кончился.
– Неверного еле взяли, – донесся до меня тоненький голосок кастрата с заметным кавказским акцентом. – Слава Аллаху, я захватил с собой трубку со специальными иглами. Иначе бы всех, сволочь, положил!
– Что, Сашка-мудак, убедился теперь, кем является на самом деле твой «преподаватель истории»?! – желчно спросил кто-то.
– Простите, Надир Магометович! – плаксиво заныл знакомый голос Афанасьевского. – Я, право…
– Заткнись, сука! – грубо оборвали господина ректора.
Афанасьевский послушно заткнулся.
Полностью придя в сознание, я вспомнил недавние события, не открывая глаз, осторожно шевельнулся и понял, что лежу на холодном, грязном полу; руки скованы за спиной наручниками, а ноги крепко связаны в щиколотках. Голова разламывалась от боли. Сердце норовило выпрыгнуть из груди. Горло ссохлось. Очень хотелось пить.
– Очухивается неверный!!! – очевидно, заметив мое движение, восторженно взвизгнул евнух-кавказец.
Поняв, что дальше притворяться бессмысленно, я открыл глаза. В мрачном, сыром подвале, помимо меня, находились пятеро: трое боевиков – те, что остались живы после рукопашной у кинотеатра «Саяны», ректор Афанасьевский и некий темноволосый мужчина, похоже, главный в этой компании. Он развалился на стуле у стены. Остальные почтительно стояли. В ближайшем углу подземелья лежали гнусные атрибуты палаческого ремесла, в том числе большая (полтора на полтора метра) жаровня, доверху наполненная раскаленными углями. «Намечается допрос с пристрастием, – устало подумал я. – Ну давайте, скоты, мучайте, рвите на куски. Все равно ничего не добьетесь!»
– Прикажете начинать, Надир Магометович?! – обратился к главному кавказский кастрат (тот самый, который ухитрился попасть в меня отравленной иглой).
Надир Магометович царственно кивнул. Евнух направился в угол, взял увесистые железные клещи, тщательно нагрел их над жаровней и, сладострастно улыбаясь, приблизился ко мне.
– Сейчас ты будешь умолять о смерти, русская свинья, а я от души понаслаждаюсь твоими воплями! – облизываясь, пропищал садист и наклонился, намереваясь приступить к пытке. Подтянув связанные ноги к животу, я из последних сил врезал подонку обеими пятками в область диафрагмы. Евнух отлетел назад, угодив спиной прямехонько в жаровню, но… даже не вскрикнул, не шевельнулся. Видимо, удар сразил его наповал. В следующий момент на мою голову обрушилась резиновая дубинка, и я впал в полуобморочное состояние…
Пятью минутами позже. Москва
Надир Магометович Хабибулин был вне себя от бешенства. Рот таджика выплескивал матерную ругань. Лицо налилось темной дурной кровью. Глаза пучились, вылезали из орбит. Казалось, наркодельца вот-вот хватит инсульт. Однако на сей раз обошлось.
– Да снимите вы, ослы безмозглые, труп с углей!!! – малость опомнившись, заорал он. – Тут дышать нечем!!! А фээсбэшника – на дыбу!!! Им я лично займусь!!!
Двое уцелевших боевиков при помощи пепельно-серого со страху Афанасьевского поспешно извлекли из жаровни тлеющего Хойхороева, залили пеной из огнетушителя. Потом без промедления взялись за полубесчувственного Воронцова. Павла Андреевича раздели до пояса, подтащили к облезлому турнику (лет пять назад в подвале располагалась молодежная «качалка»), привязали к цепочке наручников один конец длинной, прочной веревки, перебросили ее через турник и сильно потянули за другой конец. Тело Воронцова медленно поднялось вверх. Руки неестественно вывернулись в плечевых суставах. Тем не менее полковник не издал ни звука. Лишь до крови закусил губу.
– Ишь ты, упорный какой попался! – не сумев скрыть изумления, сказал Хабибулин. – Но ничего! Сломаешься! – быстро обретя привычную спесь, убежденно заверил он. – В моих руках и не такие орлы соловьями пели…
В это же самое время. Здание на Лубянской площади
– Дар-р-рмоеды!!! – рычал на сконфуженных подчиненных генерал-лейтенант ФСБ Федор Федотович Верещагин. Обычно сдержанный, вежливый, генерал в настоящее время напоминал огромного, разъяренного хищника. У далеко не робких подчиненных по коже бегали мурашки. – Я кому русским языком говорил – не упускать Воронцова из поля зрения, а вы?!!! – тут в глазах Федора Федотовича полыхнула молния. Стоящие перед ним трое офицеров виновато потупились.
– Внезапно мотор у машины заглох, – не поднимая глаз, пробормотал капитан ФСБ Андрей Румянцев. – А когда наконец завелся и мы подъехали – все закончилось. На месте обнаружили семь трупов, следы от колес джипа и… ни одного свидетеля!
Глянув на Румянцева, Верещагин улыбнулся улыбкой голодного тигра. Проштрафившийся капитан внутренне сжался, ожидая сурового нагоняя, но… на его счастье, генеральские мысли неожиданно потекли в ином направлении.