Ратша подремывал или уже спал, Иггельд все еще сидел, она постоянно ловила на себе его задумчивый взгляд. Спросила наконец с раздражением:
– Что еще? Собрался наконец изнасиловать, но не соображаешь, как это делается?.. Молокосос еще? Спроси у своего друга, ему такое приходилось почаще, чем тебе чесаться!
Ратша, оказывается, не спал, тут же приподнялся на локте, хмыкнул. Вид у него горделивый: дескать, что верно, то верно, погулял в свое время. И сейчас не прочь, но не набрасываюсь, как молодой сопляк, а сперва поем, винца изволю, жертва ведь не убежит, связана… А еще лучше, сперва посплю.
И в самом деле лег, повернулся к ним спиной. Иггельд сидел злой, напряженный, она видела, с каким огромным усилием удержался от колкого ответа, вместо этого спросил:
– Ты бывала в Куябе?
Она насторожилась, спросила, не двигая лицом:
– Куяба? А что это?
Он покачал головой.
– Не прикидывайся и не переигрывай. Что такое Куяба – все знают. И кто там правит. Мне кажется, я видел тебя там…
Она удивилась:
– Меня? А ты где был? Под какой личиной прятался? Эх, как же артане беспечны, шпионов не видят!
– Я не прятался, – объяснил он занудно. – Я смотрел сверху. Все так заняты, что никто не обратил внимания на дракона. А мы пролетали чуть ли не над головами!..
– Тогда бы заметили, – сказала она уверенно.
– Ну, не над самыми, – сказал он с неохотой. – Но достаточно низко, чтобы разглядеть. Теперь мне кажется, что я даже видел ту повозку!.. Да-да, в нее как раз грузили мешки и сундуки. А ты стояла прямо перед конями…
Она спросила:
– Одна?
Он переспросил:
– Одна ли?.. Нет, кто-то еще был, не обратил внимания. Не то женщины, не то мужчины… Нет, мужчины грузили, а женщины… нет, не помню. А ты одного из волов не то кормила с руки, не то гладила по носу. Я не рассмотрел, все-таки, если честно, мы пролетали высоко…
Она смолчала, только бросила на него удивленный взгляд. Да, она именно так уезжала, волов и коней угостила сладостями, погладила по их умным, немножко печальным мордам.
– И других женщин не заметил? – переспросила она язвительно.
– Нет, – ответил он искренне. – А что, там были и другие?
Она помолчала, на языке вертелось всякое-разное, но одни слова казались чересчур мягкими, а другие, наоборот, колкими, обидными. Она даже удивилась, с чего бы это избегает обидных слов, это же враги, но докапываться не стала, вздохнула, легла, устроив связанные руки между коленей, и начала убеждать себя, что надо заснуть, сейчас бежать не удастся, измучилась за последнюю попытку, что почти удалась… но вот завтра, с новыми силами…
Перед глазами сперва быстро, а потом все медленнее проплывали картинки, как она, счастливая и смеющаяся, выезжает из ворот Куябы, как обнимает ее на прощание Придон, уговаривает не отпускать сотню храбрых воинов, что дал ей в охрану, как весело и беспечно ехали три недели кряду, не встречая живой души, как в конце концов настояла, чтобы герои вернулись к войску… и как они, сперва возражавшие, понеслись во всю мочь обратно к Куябе, нахлестывая лошадей…
А потом эти двое куявов, что даже не похожи на куявов… Правда, они не совсем куявы, такие просто не могут быть куявами, это наверняка потомство какого-то артанского клана, что, спасаясь от воинственных соседей, отступил в горы и там укрепился. Она часто в детстве слышала о таких родах, что уходили просто через реки или горы, не зная, что переходят в другие страны. Потом через десяток или больше лет выясняется, что те земли принадлежат Куявии, но раз уж куявы на них не обращают внимания, род артан для заселения выбрал не самые плодородные земли, а самые неприступные, то такие вот и остаются жить в Куявии, потом и сами начинают считать себя куявами…
И вот она, потеряв единственных провожатых, лежит со связанными руками. Ее повозка с богатыми дарами брата разграблена, Радило и Ветер убиты, волов скормили дракону, а ее везут пленницей в Куявию. Так не лучше ли, как и надлежит гордой артанке, оборвать свою жизнь, чтобы не даться врагу?
Она несколько минут серьезно обдумывала способы, как оборвать жизнь. Что Иггельд ее не убьет, это понятно, даже если она бросится на него с мечом, а он окажется с голыми руками. Что-то в нем говорит, что, несмотря на окуявливание, он остался где-то глубоко внутри артанином. Насчет Ратши не так уверена, он смотрит на нее, как на серьезного врага, при сильном подозрении ударит мечом… а мечи у них, надо признаться, длинные, из прекрасной стали, сделанные лучшими оружейниками. Даже рукояти без всякой нужды украшены золотом и драгоценными камешками. Похоже, это не простые воины… Правда, простые не сумели бы и забраться так далеко, и сразить двух отважных артан с такой легкостью…
Она непроизвольно всхлипнула. За спиной шелестнуло, она поняла, что Иггельд не спит, прислушивается. Проклятый куяв, все время следит, чтобы не убежала. А только что говорил, что засыпает, что не усидит на спине дракона!
Она сердито задвигалась, подтянула колени – холодно. Сверху что-то навалилось мягкое, нежное, теплое. Она со злостью поняла, что это Иггельд, решив, что она такая же слабая и нежная, как все куявки, укутывает ее в плащ. Урод, она же распорола ему бок так, что, не будь на нем кольчуги, уже проткнула бы его жирное тело насквозь!
Скрючилась еще больше, подвигала связанными руками между колен, устраиваясь. Пусть подавится своим одеялом, без него обойдемся.
Иггельд заснул на мгновение, как показалось, ужаснулся, что пленница сбежала, в страхе поднял тяжелую голову. Сквозь туман в глазах рассмотрел, что пленница скукожилась в комок, словно жалобный птенец, который старается не выпустить остатки материнского тепла. Артанка, подумал он тускло. Маленькая, отважная, но все же жительница степей с их теплым и ровным климатом. А он везет ее в горы, где днем песок плавится от жары под прямыми лучами солнца, а ночью вода замерзает в лужицах.
Блестка вздрогнула, когда тяжелая рука возникла из-за спины, укутала ее плащом поплотнее, подгребла к себе мощно и властно. Она напряглась, готовая взорваться негодующими воплями, эти грязные свиньи посягнули на ее честь, эти два скота…
Ей в макушку дохнуло теплым воздухом. Она прислушалась, снова вздох, пауза и опять такой же ровный мерный вздох. С колотящимся сердцем, готовая отчаянно завопить и защищать свою женскую честь, все же успела сообразить, что куяв уже спит, а укутал ее и подтянул к себе ближе совершенно непроизвольно, словно зябнущего ребенка.
Она застыла, еще не решив, что делать, как поступить, чтобы не уронить своего достоинства дочери тцара. Вокруг тихо, только из темноты доносится мощное дыхание Черныша. Холодок пробежал по спине, ведь это чудовище может встать и пойти охотиться само по себе, даже верным коням на ночь спутывают ноги, чтобы не забредали чересчур далеко…
Сердце стучало все тише, спокойнее, по телу расходилось приятное животное тепло. Она не шевелилась, еще не решив, что делать, а перед глазами начали двигаться картинки, люди ходили, работали, появились кони, светит солнце…
Очнулась она от ощущения тепла, покоя, улыбнулась сама по себе, раскрыла глаза. И сразу же застыла, моментально вспомнив, где она, что с нею. Вот лежит все так же под шкурами и плащом, спиной вжалась, как в колыбельку, в кольцо мужских рук. Судя по мерному дыханию за спиной, куяв все еще спит, одурманенный ее травами. Она дернулась, ощутив, что приятная надежная тяжесть на ее левой груди – это широкая мужская ладонь, почти горячая, мужская, то ли сама такая горячая, то ли впитавшая жар от ее обычно твердой, но только не сейчас, и почему-то такой накаленной груди.
Сердце начало колотиться чаще. Она чувствовала, что его ладонь буквально подбрасывает на ее груди, но он, похоже, все еще спит. Она старалась умерить дыхание, чтобы грудь не колыхалась так, а то уже прыгает, как перепуганный заяц, он же сейчас проснется, тоже увидит, как они лежат, в какой ужасной позе… и хотя между ними одеяло, все равно она чувствует властную мощь его сильного крепкого тела, его жар, его власть, его призыв.
Странно, решила она, что этот герой стал известен только сейчас, да и то лишь в конце войны, когда уже ничего не изменить. Куявия сокрушена, города сдались, а те, что остались высоко в горах, бедны, там почти нет мужчин, способных держать в руках оружие. Правда, в Куявии герои могут появиться только в дни вот таких всенародных бедствий, когда стране требуются сильные и отважные люди, все остальное время здесь в цене торгаши, в то время как в Артании герои всегда окружены славой, почестями, им достаются лучшие женщины, лучшие места, лучшие кони и лучшие места для охоты…
На востоке посветлело, снизу очень медленно небо начало принимать нежнейший розовый оттенок. За спиной шумно вздохнуло, она поняла, что это просыпается Черныш, под боком которого они устроились, сейчас этот куяв проснется и обнаружит, как низко она пала, как стыдно себя ведет…
Блестка зажмурилась, стиснула зубы и, сделав вид, что все еще во сне, отодвинулась, с великим трудом выдираясь из его горячих и таких уютных рук. Они инстинктивно стиснулись, пытаясь ее удержать, но спросонья слабые, Блестке отодвинуться удалось, так и лежала, делая вид, что спит, хотя сердце подбрасывало ее над землей, словно лапы резвого тушканчика. За спиной хрюкнуло, она ощутила, как куяв проснулся, приподнялся на локте и прожигает ее спину подозрительным взглядом. Успокоившись, сел, сказал негромко, стараясь ее не разбудить:
– Ратша!.. Ратша!.. Поднимайся, а то нас тут сонными повяжут!
Ратша ответил сипло:
– Человек спит всего треть жизни, остальные две трети мечтает выспаться, а ты мне и треть поспать не даешь. Ладно, поесть уже приготовил?
Иггельд ответил раздраженным шепотом:
– Я?
– Ну ладно-ладно, я чего спросил? Чтобы знать, будем есть или полетим голодными. С тебя и такое изуверство станется!
Он тоже говорил шепотом, словно не хотели разбудить ребенка. Блестка из-под приспущенных ресниц видела, как его крупная фигура возделась над еще темной землей, веточек в костер подбрасывать не стал, вытащил и разложил на скатерти хлеб, сыр, сушеную рыбу, вареные яйца.
– Эй, артанка, – позвал он негромко. – Поднимайся, заморим червячка. Вообще-то это твое дело – накрывать на стол, но мы, куявы, гуси не гордые…
– Вы свиньи, а не гуси, – пробормотала вроде бы сонным голосом.
– Гусь свинье не помеха, – ответил Ратша. – Гусь свинье – на один раз пожрать, верно, Иггельд?
– Верно, – ответил Иггельд хриплым со сна голосом.
– Еще говорят, – добавил Ратша, – что артанин артанину гусь, свинья и боевой друг. Это правда?
Она не ответила, бросила взгляд украдкой на Иггельда. За ночь еще больше осунулся, рана дает знать, но все равно, даже в Артании, где много великих героев, он считался бы силачом и великим воином, а женщины видели бы в нем мужественного красавца. В каждом доме, где есть дочери, родители мечтали бы породниться с ним, за его спиной как за каменной стеной.
Ратша переломил хлеб и протянул ей половинку. По случаю завтрака даже веревку снял. Она села, жевала вяло, запивала водой, к щекам прилила горячая кровь, когда вспомнила, как спала в объятиях Ночного Дракона. В самом деле красив, гад. Правда, волосы неприятно русые, зато лицо как будто из камня, суровое и мужественное, резкие выпирающие скулы, высокие и гордые, квадратный подбородок с вертикальной ямочкой, почти раздваивающей подбородок. Он выглядит решительным и властным, вроде бы и не куяв, а настоящий мужчина.
Ратша время от времени приподнимался, поглядывал по сторонам, не переставая жевать. Однажды даже взобрался на спину дракона – тот все стерпел, – осмотрелся, спустился нахмуренный, буркнул:
– Облачко пыли… Двигается в нашу сторону.
Сердце Блестки екнуло, она быстро посмотрела на Иггельда. Тот хмуро поинтересовался:
– Близко?
– Пока далеко.
– Заканчивай жевать, ты можешь до ночи этим заниматься, знаю. Я не хочу новых драк.
Она перехватила брошенный в ее сторону быстрый взгляд, сказала ядовитым голосом:
– Для вас было бы лучше, если бы не вылезали из своих нор в горах! Завели бы кучи детей, учили бы их прыгать вместе с другими горными козлами по камням… а так вам Придон сорвет головы! Да и то сперва с живых спустит шкуры. А потом еще посадит на колья.
Он поморщился.
– Так отрубит голову или посадит на кол? Какой смысл сажать на кол с отрубленной головой?.. Ладно, детей я не смогу завести пока что.
– Почему? – спросила она живо.
– Для этого нужна жена, – пояснил он.
Она удивилась.
– Так ты не женат?
– Нет, – ответил он сухо.
– Понятно, – сказала она насмешливо, – это в Артании тебя бы считали достойным воинской славы, а в Куявии нужны торгаши. Ты как насчет торговли? Обвешивать, обмеривать? Надувать?
– Если надо – научусь, – ответил Иггельд. Она не поняла, серьезно ли он о такой гнусности, а он добавил: – Но, похоже, тебя тоже не считают достойной замужества? В Артании предпочитают женщин более покладистых?
Она фыркнула. Если он намеревался ее обидеть, то просчитался, она давно привыкла, что мужчины предпочитают более покладистых, смирных, тихих – словом, полную противоположность ей.
– За меня не волнуйтесь, – ответила она. – У нас в Артании женщины сами выбирают себе мужей.
Он расхохотался – обычай не просто нелеп, его только что придумала эта отважная гордячка. Даже в Артании, где женщины пользуются большей свободой, чем в Куявии, они не выбирают, а выбирают их. Это мужской мир, это везде мужской мир. И таким пребудет.
– На этот раз, – сказал он, – если артане не захотят тебя выкупить…
– Они захотят, – возразила она, – но… не станут.
Он кивнул.
– Ратша предполагал и такое. Я не понял, почему.
– И не поймешь, – ответила она гордо. – Мы, артане, воюющий народ. Женщина ли, ребенок, старик… мы все – воины. С тех пор, как ваши войска стерли с лица земли наши города Броды и Даньск, наш народ поклялся всегда мстить вам. В Даньске самые древние сокровища, которые вы осквернили, а в Бродах вы истребили наших жрецов…
– Колдунов, – поправил Иггельд. – Это у нас – жрецы. А у вас – колдуны. Это ответный рейд. Вы так часто нападали и разрушали наши города, что мы наконец-то решили собрать войска и нанести удар.
– Мы разрушали ваши города, – возразила она горячо, – за то, что вы пытались посадить на престол Артании своего ставленника!
– Это вранье, – отрезал он. – Этому вранью уже триста лет. Нет, четыреста! Ведь это ваш доблестный Жарослав совершал подвиги в войне за престол, так называли то безумие!
Она вскипела:
– Безумие?
– Или дурость, – отрезал он.
Она сверкала глазами, он чувствовал, что сам уже закипает, а это еще большая дурь, чем четырехсотлетняя война по сомнительному поводу: смотрит на молодую и, надо признаться, очень привлекательную девушку и спорит с ней о древних войнах!
– Ладно, не обижайся, – сказал он примирительно.
– Умные не обижаются, – отпарировала она. – Умные делают выводы.
– Если женщину называют умной, – ответил он, – значит, у нее других достоинств не наблюдается. Это верно?
Ратша довольно хохотнул, праведный и занудный Иггельд начинает отгавкиваться, иногда довольно удачно, его школа, сам он спешно затаскивал на Черныша ящики с золотом, кожаные мешки с золотыми украшениями, драгоценными камнями, жемчугом. Иггельд помогал, как мог, хотя из-за раны в боку двигался с неловкостью. Вдвоем затащили все, старательно закрепляли, ремней не хватало, не предусмотрели такую богатую добычу, спорили, перекидывали ремни с места на место, как будто добычи стало больше или словно половину ремней растеряли.
Она наблюдала за ними в смятении, с Иггельда вообще не сводила взгляда, но все тайком, страшась встретить его прямой открытый взгляд, совсем не похожий на трусливый взгляд куява. Куявы – торгаши и колдуны, но рядом с ней сегодня ночью лежал и обнимал горячими руками могучий красивый воин. И как бы ни называла его торгашом, но каждая черточка в нем говорит, что это воин, хищный и умелый воин. У него сильное мускулистое тело, широкие плечи, просто широчайшие…
Даже среди артан, снова мелькнула у нее в голове та же мысль, он выглядел бы героем. Похоже, он в самом деле не знал сытой и разнеженной куявской жизни, а жил подобно артанам: с оружием в руках, в постоянных схватках, боях, набегах, сражениях. Правда, такое представить трудно, надо расспросить при случае…
Она ужаснулась, поняв, что допустила – только допустила! – мысль, что не убежит сегодня же от этих проклятых и подлых куявов, от подлых и трусливых куявов, куявы все трусливые и подлые… Да-да, трусливые и подлые.
Глава 6
Внизу проплывала земля, очень медленно и величаво. Еще вчера Блестке казалось, что дракон просто парит на месте, она с земли часто видела застывших в недвижности орлов с раскинутыми крыльями, они могут с утра до вечера висеть над одним и тем же местом, так и этот дракон, а крыльями машет только потому, что тяжелый, иначе провалится… но сегодня она понимала, что несутся стремительно, быстрее летящей над землей птицы, ведь вон от той рощи до вот той речушки на коне полдня, а дракон одолел за пару взмахов могучих и таких удивительных крыльев.
За ее спиной Ратша время от времени начинал что-то объяснять. Судя по голосу, сам все еще не привыкнет к полетам, в нем щенячий восторг, то и дело указывал то на стада оленей, то на конский табун, явно перебежавший со стороны Артании, то на группу туров, куда подкрадываются волки…
Блестка стискивала зубы, ей то хотелось визжать от восторга, то накатывал страх, как только понимала… нет, чувствовала, ощущала, что под нею хоть и надежная спина толстого зверя, но под этим зверем пустота, а до далекой и твердой земли так далеко!