Нужно было закупать дешевый турецкий ширпотреб и привозить его в Баку для продажи. Самое главное, что мы получали твердую оплату за наши услуги. Никакой коммерции, никакого личного бизнеса. За все платил один пузатый местный коммерсант. Он владел несколькими магазинами и был уважаемым человеком в городе, так как успел совершить даже хадж в Мекку. Хозяин платил нам за получение товара и его доставку в Баку. Говорили, что он занимается благотворительностью, щедро жертвует деньги в мечеть. Наверное, действительно жертвовал, только вот зарабатывал их не очень праведно. Товары, которые мы ему привозили, продавал втридорога и на этом делал свою коммерцию. А в его магазинах вовсю торговали спиртным, что, в общем, запрещено таким набожным людям, каким был этот мерзавец.
Зато нам действительно начали платить. Мы с Расимом получали товар и отправляли его на автобусах в Баку. Или, если это был достаточно дорогой и важный товар, который нужно было срочно доставить, отправляли его авиарейсами. Должен сказать, что у нас в Стамбуле был какой-то конкурент. Пожилой мужчина среднего роста, который каждый раз появлялся в аэропорту с огромными ящиками. Никаких пошлин он, конечно, не платил, за дикий перегруз с него тоже не брали никаких денег. Когда появлялся этот тип, некоторые пассажиры, летающие достаточно часто, просто пугались: их вещи не доходили до города, а ящики этого проходимца всегда грузили в первую очередь. Но потом мы с Расимом смогли договориться с турками и в результате наши грузы стали доходить даже раньше товаров наших конкурентов.
Мы работали так около двух лет. Не скажу, что я разбогател, но постепенно начал откладывать деньги, зарабатывая на этих поставках. Гораздо спокойнее работать, получая твердый оклад или даже процент с посланных товаров, чем становиться бизнесменом и самому рисковать своими деньгами. В общем, работая в Стамбуле, я постепенно понял преимущество социализма над капитализмом для таких людей, как я. Нет, нельзя сказать, что я был безынициативным и глупым, просто я не был приспособлен для этой капиталистической жизни. Нормальный бизнес – это всегда продуманная и узаконенная спекуляция, ловкачество, приемлемый вид мошенничества. Не обманув, не наживаясь на покупателях или продавцах, нельзя заработать. По-моему, это понятно всем. Успешный бизнесмен – это человек, умеющий делать деньги. А деньги всегда зарабатываются за счет других людей. Прибавочная стоимость получается благодаря тому, что вы изымаете эти деньги у других и в результате имеете большую прибыль.
А у меня, очевидно, не было особых способностей к мошенничеству и обману. Посмотрите, кто сумел стать бизнесменом в новой России или у нас в Азербайджане. Конечно, бывшие и настоящие чиновники в первую очередь. Настоящие состояния делались на деньгах из государственного бюджета. Только там были большие деньги во время распада страны. И только украв эти деньги, присвоив себе государственное имущество, получив за бесценок заводы и фабрики на подставных залоговых аукционах, можно было стать миллиардером. Затем – большая группа других «специалистов»: бывшие спекулянты, фарцовщики, мошенники, валютчики, которым в прежнем обществе даже не подавали руки. В период потрясений они вылезли наружу, применяя все свои прежние навыки. Продавцы цветов и собранных компьютеров, бутербродов и ширпотреба превратились в олигархов, так как умели обманывать, лгать, приспосабливаться и ловчить. Вот эти две группы людей и стали хозяевами новой жизни, а все остальные оказались выброшенными на обочину. Про творческие профессии я уже не говорю. Если вы не позаботились заранее открыть какое-нибудь дело, приобрести недвижимость, вложить деньги в ресторан или в кафе, вы просто влачите жалкое существование. Возможно, если бы мы все родились и выросли при капитализме, то сумели бы приспособиться к этим жестким условиям. Но мы жили в тепличных условиях социализма, и когда в один день от нас потребовали перестроиться, большинство из нас так и не сумели этого сделать. Надо было еще при социализме научиться торговать и спекулировать, чтобы потом плавно перейти в другую формацию.
Комфортно жить, когда ты обеспечен достойной заработной платой и ни о чем больше не думаешь. Может быть, я и не прав, но мне кажется, что социализм нужен обычным людям без амбиций и особых талантов, которые хотят просто достойно жить, а не выживать, нормально существовать, а не умирать с голоду, пытаясь жульничать и обманывать своих близких.
Два с лишним года, проведенные в Стамбуле, меня многому научили. А потом выяснилось, что наш «набожный» хозяин-бизнесмен попытался сыграть еще и на политическом поле. Его денег ему показалось мало. Вообще это чисто советский феномен, которого не может быть ни в Америке, ни в Европе. Там политики занимаются политикой, а бизнесмены зарабатыванием денег. А в бывших советских республиках богатые люди априори считаются ворами, но самыми умными ворами, что, наверное, правильно. И, конечно, умные люди начинают заниматься еще и политикой, считая себя вправе не только воровать, но и руководить. А другим политикам, уже успевшим занять лучшие и самые теплые места, это не может нравиться. В результате появляется конфликт интересов. Как только где-то и кто-то начинает богатеть, он сразу решает, что пришло время заниматься политикой, и вступает в конфликт с уже существующими властями. Все богатые люди искренне считают, что стали таковыми не в результате бардака, возникшего при распаде, и не в результате собственной удачи и умения приспосабливаться. Нет, они считают, что получили эти деньги благодаря своим уму и таланту. А некоторые, особо бессовестные, даже говорят, что в этом деле им помогает сам Господь. Насколько нужно презирать всех окружающих тебя людей, чтобы выдумать подобную ересь.
Конечно, наш хозяин просчитался. Пока он занимался перепродажей турецкого, польского и китайского ширпотреба, он был на своем месте. Но как только начал заниматься политикой, сразу прокололся. Достаточно быстро стало известно, что он поддерживает оппозиционную партию и пытается пройти в парламент. Естественно, никто его в парламент не пустил и никакие выборы он выиграть не смог. Зато теперь все знали, что он поддерживает оппозиционеров, и у него сразу появились большие проблемы. Два раза его груз задерживали на границе, таможня не пропускала наши товары без должного оформления, начались проверки налоговых органов, подключилась прокуратура. При желании у любого бизнесмена можно найти кучу недостатков. Мало того что он начал разоряться, так еще оказался перед угрозой ареста и длительного тюремного заключения. Конечно, он был не очень умным человеком, раз решил полезть в политику, но достаточно хитрым и ловким бизнесменом, чтобы почувствовать изменение конъюнктуры. Он решил все бросить и уехать, и это его спасло. Быстро перебравшись в Турцию, через подставных лиц он продал все свои магазины и сделал это очень вовремя, так как последний магазин продать все же не успел и директора посадили на четырнадцать лет.
Мы с Расимом почти не пострадали, если не считать потерянной работы и гарантированного заработка. К этому времени у меня было около шести тысяч долларов, которые я сумел накопить за два года моей работы, и мне пришлось возвращаться в Баку. Я накупил кучу подарков для своей дочери и вернулся в родной город.
Остальное вспоминать до сих пор больно. Домой меня не пустили. Мои подарки не приняли. За два с лишним года жена сумела убедить мою дочь, уже ставшую подростком, что я настоящий подонок и негодяй, бросивший их семью на произвол судьбы. Самое обидное, что я не мог в первое время высылать деньги, так как тратил почти все, что зарабатывал, на еду и одежду, нужно было каким-то образом выживать. Но Фарида использовала и этот фактор против меня.
Можете себе представить, как я себя чувствовал, когда меня не пустили в нашу квартиру, а моя дочь даже не захотела со мной разговаривать. Все подарки я оставил на лестничной клетке перед дверью и ушел. Поехал к маме и остался ночевать у них. А на следующий день позвонил Расиму и спросил, что он собирается делать дальше.
– Поедем в Москву, – предложил он, – говорят, там сейчас можно неплохо заработать.
– В какую Москву? – недовольно спросил я его. – Думаешь, нас там ждут с распростертыми объятиями?
– Конечно, не ждут, – согласился Расим, – только сейчас положение начинает налаживаться. Правда, сам понимаешь, первое время будет трудно.
– Мне уже все равно, – решил я для себя, – давай в Москву, если сумеем там закрепиться.
– Попытаемся, – сказал Расим. По образованию он художник, чьи картины никто и никогда не покупал. То есть он был примерно в моем положении. Кому нужен актер, который уже несколько лет занимается отправкой ширпотреба из Турции и практически потерял почти все свои навыки? И кому нужен художник, картины которого никому не интересны и который тоже уже несколько лет вообще не берет кисти в руки? Талант выше обстоятельств, даже умирая с голоду, человек должен рисовать и выступать, если у него есть призвание. Вспомните Ван Гога, который не продал ни одной своей картины. Но он был настоящим художником и просто не мог остановиться. Ему было важно рисовать, рисовать даже для самого себя. Расим, конечно, не был Ван Гогом. А я не был Сарой Бернар или Иннокентием Смоктуновским, который прожил безумно тяжелую жизнь, но, как гениальный актер, всегда верил в свое призвание, хотя ему долго пришлось доказывать право называться актером.
Я в свое призвание совсем не верил, даже будучи лауреатом премии Ленинского комсомола республики, которую получил не совсем честно. Мы сыграли в какой-то политической пьесе, и всем молодым актерам, участвующим в этом проекте, дали премию. В последний момент мой отец вписал туда и меня, благодаря ему я и получил эту премию, хотя был занят отнюдь не в главной роли. Я ведь, не в пример родителям, никакими особыми талантами не обладал и в актеры пошел просто по инерции, как обычно шли в институты и университеты наши молодые ребята. У нас в этом отношении удивительное общество, как в древней Индии или в средневековой Европе. Здесь свои касты и свои профессиональные цеха. Закрытые касты и закрытые цеха. Сын прокурора может быть только прокурором, сын врача врачом, сын писателя писателем, сын художника художником, а сын чиновника, конечно, чиновником. Цеха очень обособлены и не пускают в свои ряды чужаков. Поэтому сын режиссера-актера и актрисы мог стать только актером. Вернее, должен был стать. И в результате, не обладая талантами своего отца или красотой своей матери, я стал обычным второразрядным актеришкой, которого чаще всего занимают в тусовке и который выходит на сцену только для того, чтобы сообщить о поданной карете или вынести чай главным героям. При отце меня иногда еще занимали в новых пьесах, а после его смерти я окончательно закрепился в массовке и уже никому не был интересен.
– Давай попытаемся, – согласился я, – может, в Москве что-нибудь получится.
Через несколько дней мы улетали в Москву. Улетали, практически не зная, чем именно мы будем заниматься и как будем выживать. Мне было уже тридцать восемь, и я должен был определяться. Сорокатрехлетнему Расиму в этом плане было даже сложнее, чем мне.
Глава 6
Кажется, этой ночью мне все равно нормально не уснуть. Я поставил все на карту. Либо пан, либо пропал. Так обычно действует неистовый картежник, который решается сделать главную и последнюю ставку в игре на все оставшиеся деньги. Поэтому я позвонил Леониду Иосифовичу и сообщил ему, что Палехов все знает.
– Как это знает? – явно растерялся Хейфиц.
– Он уже знает, что завтра вы передадите мне деньги, потом я должен буду вам позвонить.
– Это вы ему сообщили? – гневно спросил он.
– Про звонок – да. Я не мог ему сорвать, просто испугался, что он знает обо всем. А насчет денег он сказал мне сам.
– Как он мог узнать, если вы ничего не говорили?
– Не знаю. – Пусть Хейфиц сам решает, кто именно мог его сдать. Когда человек начинает думать над таким вопросом, он всегда находит виноватых, ведь давно известно, что в первую очередь предают именно свои. И каждый, подозревая, что имеет предателя в своем окружении, пытается его вычислить.
– Он знал только про деньги? – уточнил Леонид Иосифович.
– Да. Только про деньги.
– Сумму назвал? – Это уже теплее. Значит, он подозревает кого-то конкретно. Может, своего хозяина, который выдает ему эти деньги, или своего банкира, или водителя, который привез ему эти деньги, а может, помощника, который завтра утром должен передать эти деньги мне.
– Нет, не назвал. Он вызвал меня сегодня ночью и сказал, что ему все известно. Он знает о том, что мы встречались в театре.
– Откуда? В коридоре не было никого, когда мы разговаривали.
– Там был охранник Лихоносова, – напомнил я.
– Он работает с ним уже четыре года, – не согласился Хейфиц, – но я все равно буду проверять. Вы можете приехать прямо сейчас? Я пошлю за вами машину. Где вы живете?
– Не нужно. – Я подумал, что подозрительный Глеб Мартынович мог оставить наблюдателя у моего дома. – Не нужно никого присылать. Я выйду и поймаю такси, а вы мне потом оплатите стоимость поездки.
– Хорошо, я буду ждать вас в доме, – предложил Леонид Иосифович. – Когда приедете, назову код, чтобы вы открыли входную дверь и прошли ко мне. Но учтите, что я буду не один и вас обыщут при входе.
– Конечно, – согласился я и положил трубку. Можно подумать, я собираюсь его убивать.
Я вышел из дома и прошел несколько улиц, пока не убедился, что за мной никто не следит. Потом поймал первую попавшуюся машину и попросил отвезти меня по адресу, который дал мне Хейфиц. Водитель, пожилой кавказец, назвал тариф – семьсот рублей, очевидно, ночная наценка.
– Пятьсот, – попытался я поторговаться с этим усатым типом.
– Давай шестьсот, – предложил водитель, и я сразу сел на переднее сиденье.
Пока мы ехали, я спросил у него, откуда он родом.
– Из Сухуми, – ответил водитель.
– Давно в Москве?
– Уже двадцать с лишним лет. Как началась это проклятая перестройка, а за ней война, так мы сразу и уехали.
– Почему?
– У меня жена грузинка и трое детей. Что было делать? Брать автомат и идти убивать грузин? Или сражаться за грузин против моих братьев? Как нужно было поступить?
– Не знаю.
– А ты сам откуда?
– Из Баку.
– Хороший город, – улыбнулся водитель. – И зачем ты уехал? У вас, говорят, сейчас хорошо, денег много, нефти много. Зачем вы все сюда едете? Мы вот от войны бежим. У тебя что, жена армянка или мама?
– Нет, – невольно улыбнулся я. Если бы все было так просто.
– А тогда почему не остался у себя?
– Не знаю. Так получилось. Приехал на заработки и остался. В последнее время много всяких проблем появилось, но пока живу.
– Сейчас нас здесь не любят, – вздохнул водитель. – Раньше, когда «Кавказ» называли, то сразу улыбались. Мы им всем веселым, легкомысленным народом казались – танцуем, поем, вино пьем. А после двух чеченских войн и после всего, что за эти годы произошло, нас здесь невзлюбили. Сам видишь, что в Дагестане творится, каждый день кого-то убивают или бомбу взрывают. И никогда это уже не закончится. Я так думаю…
Мне нечего было ему ответить. Я угрюмо молчал, а мысли мои витали совсем в другом месте. Я думал о предстоящем разговоре с Хейфицем. Если не смогу из него деньги вытащить, напрасно я все это придумал. Хотя сделать это будет сложнее всего.
– Кому нужна была эта перестройка? – неожиданно спросил водитель. Все это время он продолжал говорить. – Ну, скажи, зачем они все это придумали? Раньше так хорошо жили. Не скажу, что лучше всех, но нормально. И дружить умели, никто никого не убивал. А как только начали все перестраивать, все сразу и рассыпалось. Или ты так не думаешь?
– Может быть, – мне меньше всего хотелось сейчас обсуждать политические проблемы.
– Это Америке нужно было нашу большую страну развалить, – убежденно продолжал водитель, – а наши местные боссы им подыграли. Все сразу поняли, что без контроля из Москвы можно будет безнаказанно воровать. Ничего больше не бояться. И разодрали страну на куски, чтобы каждый управлял своим собственным куском. Каждый хочет хозяином быть. Пусть маленьким, но хозяином. А ты как считаешь?
– Народы хотели самостоятельности. – Почему он от меня не отвязывается? Тоже мне, нашел родственную душу. Мне сейчас не до его глупых рассуждений.
– Народ как стадо баранов, куда поведешь, туда и пойдет, – рассуждал этот доморощенный философ. – Нужно, чтобы пастухи были с совестью, если действительно о своем стаде думают. Можно отвести его на хорошее пастбище, где зелени много, но тогда придется в горы подниматься. А можно на равнине, где зелени почти не осталось, всю вытоптали и съели. Стадо, конечно, полуголодным останется, зато трудиться не придется, в горы забираться. Все от пастухов зависит.
Наконец мы подъехали к дому, и я, заплатив ему шестьсот рублей, остановил машину достаточно далеко от нужного мне места. Метров двести прошел пешком и, подходя к подъезду, вытащил телефон и набрал номер Леонида Иосифовича:
– Я уже приехал.
– Оперативно, – одобрительно проговорил он, – наберите код «тридцать четыре сорок два» и поднимайтесь на шестой этаж.
Я так и сделал. Набрал код, открыл дверь и вошел в подъезд. Поднялся на шестой этаж и сразу увидел высокого молодого парня, который ждал меня у дверей открытой квартиры. Он тщательно меня обыскал и только затем пропустил в квартиру.
Не скажу, что она была слишком роскошной и большой. Обычная четырехкомнатная типовая квартира. Никогда не думал, что Хейфиц живет так скромно. Он появился из дальней комнаты в темных брюках с подтяжками и в светлой рубашке. Подошел ко мне и, не протягивая руки, сухо кивнул, приглашая в комнату для беседы.
Мы устроились в двух глубоких креслах перед телевизором. Я подумал, что, скорее всего, эта квартира не лично Леонида Иосифовича, а нечто вроде квартиры для деловых встреч, а может, и не только деловых, и вообще, может, я ошибаюсь, и молодой человек, встретивший меня у входа, вовсе не телохранитель. По городу давно уже ходят упорные слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Леонида Иосифовича. Мне абсолютно все равно, кого он любит или не любит, главное, чтобы он как можно сильнее ненавидел Палехова, и тогда все будет в порядке.