– С кем ты разговаривал?
– С самим Хейфицем.
– Что он сказал?
– Он с самого начала подозревал, что вы планируете акцию не против Лихоносова, а против самого Леонида Иосифовича.
– Так и сказал?
– Да. Он считает, что эта провокация изначально была спланирована против него.
– Старый дурак! – не выдержал Арвид. – А больше ничего не сказал?
– Нет.
– Они не будут тебе мешать?
– Не знаю.
– Но он тебе что-то посоветовал?
– Ничего.
– Ладно. В пять вечера будь у станции метро, как мы договаривались. И больше ни с кем в контакты не вступай. И учти, что мы тебе еще не до конца верим. Деньги ты получил, но наше доверие еще нужно заслужить.
– Это я понимаю, – уныло согласился я с Арвидом.
– И хорошо, что понимаешь. Значит, сегодня ровно в пять часов вечера.
Он отключился, а я вдруг вспомнил, что с самого утра ничего не ел, и пошел перекусить в соседнее кафе. На часах был полдень, времени у меня не так много. Поэтому я поймал машину и отправился в гостиницу «Украина», где проживал Назим. Этот человек поверил мне на слово и одолжил деньги в тот момент, когда я в них очень нуждался. Теперь же я собирался вернуть их с процентами.
В гостинице у него свой офис на двенадцатом этаже. Раньше там жил Маир, еще до того, как его убили. А теперь живет и работает его друг и напарник Назим. Конечно, подержанные машины он давно не перегоняет и вообще ими не занимается. Этот бизнес уже не приносит такого дохода, как раньше. Зато Назим согласился помочь мне в трудную минуту, за что я ему всегда буду благодарен.
Приехав в гостиницу, я поднялся на двенадцатый этаж, где находился арендуемый Назимом номер, и постучался в дверь. Он открывает мне сам. Назим был маленького роста, не доходил мне даже до плеча, но он деловой и достаточно прагматичный человек, умеет делать деньги, крутится и вообще пытается не пропасть в таком гигантском мегаполисе, как Москва. Увидев меня, он приветственно кивнул, пропуская меня в номер.
– Извини, Назим, что приехал так поздно, – начал я, усевшись на коричневый кожаный диван.
– Ничего, что случилось?
– Принес деньги. – Я достал три с лишним тысячи долларов.
Он посмотрел на деньги и улыбнулся:
– Откуда? Неужели ограбил банк?
– А ты думаешь, что иначе я не могу заработать деньги?
– Если до этого не мог, то каким образом сейчас смог?
– Так получилось, что мне предложили одно дело.
– И выдали три тысячи долларов аванса? – недоверчиво уточнил Назим.
– Даже больше. – Я не собирался посвящать его в подробности моих дел, чтобы лишний раз не подставлять. Иначе потом сюда могут прийти либо убийцы от Палехова, либо киллеры от Хейфица. А мне совсем не хотелось, чтобы с Назимом что-то случилось.
– Может, часть денег оставишь себе? – предложил Назим.
– Нет, спасибо. Теперь они мне не нужны. Я уже начал понемногу вылезать.
– Устроился на работу?
– Почти.
– Ну и хорошо, – рассудительно произнес Назим, – всегда лучше иметь гарантированный кусок хлеба, чем заниматься разными подработками. Чем-нибудь нужно помочь?
– Нет, ничем, спасибо. Я собираюсь поехать в Минск.
– Опять к своей знакомой, – понимающе кивнул Назим.
Он знает, что именно случилось семь лет назад, когда я перегонял машину. А я знаю, про кого именно он спрашивает. Хорошо, что Женя живет в другом городе и в другом государстве, иначе я бы не решился на такую сложную авантюру. Со мной может произойти все, что угодно, но нельзя подставлять близкого мне человека.
– Нет, не к знакомой. Просто собираюсь туда поехать.
– Хочешь переехать в Минск? – удивился Назим.
– Пока не знаю, посмотрим, – уклончиво ответил я.
Если бы в тот момент я знал, что Женя уже в Москве, наверное, я не стал бы так спокойно рассуждать о своем предстоящем отъезде. И вообще не стал бы появляться в гостинице, не отправив Женю домой. Пусть даже насильно, лишь бы она не оставалась в Москве. Но если бы мы знали, что с нами произойдет через несколько часов, мы смогли бы избежать многих ошибок и неудач. В жизни на самом деле так никогда не бывает. Каждый обречен на свои ошибки и свои неудачи.
– Кофе хочешь? – предложил Назим.
– Нет, спасибо. Я лучше пойду. Спасибо тебе за все, Назим. В самый сложный момент ты меня очень выручил, и я этого никогда не забуду.
Несколько месяцев назад, когда позвонила плачущая сестра и сообщила, что умерла мать, я принял решение поехать в Баку. Я понимал, что не имею права появляться там без денег. И понимал, что муж моей сестры не обязан хоронить мою мать, когда у нее есть сын, пусть даже такой непутевый, как я. Приехав к Назиму, я рассказал ему о трагедии в нашем доме, и он не раздумывая дал мне три тысячи долларов на поездку в Баку и похороны матери.
Я прилетел ночью, а на следующий день ее должны были хоронить. По нашим обычаям, покойных хоронят до заката солнца, но из-за меня похороны задержали на один день. Видимо, мой зять просто хотел разделить оплату похорон пополам. Что мы и сделали. Конечно, трех тысяч было недостаточно, но мы поставили палатку, в которой принимали всех пришедших. И еще я оплатил все расходы на поминки на три дня. Муж моей сестры остался доволен. Он не ожидал такой материальной поддержки от своего заблудшего родственника, каким считал меня.
Через четыре дня я улетел. Оставшиеся деньги передал сестре и улетел…
Попрощавшись с Назимом, я вышел из гостиницы. И почти сразу услышал телефонный звонок. Достал свой мобильный телефон и к своему ужасу услышал знакомый голос Жени:
– Здравствуй, Ильгар. Я приехала сегодня в Москву. Где ты находишься? Куда мне можно подъехать?
Только этого мне не хватало для полного счастья! И именно сегодня, возможно, в самый сложный день моей жизни. Я сжимал в руках аппарат и не знал, что именно следует отвечать. Поэтому молча стоял, опасаясь принять какое-то решение.
Глава 9
С Женей я познакомился примерно семь лет назад, когда мы с Расимом еще перегоняли машины для Маира. Уже тогда было понятно, что это «последние ласточки», которые мы гоним в Россию. Или предпоследние. Там принимали все более и более строгие законы против подержанных машин. Делалось все, чтобы подобные автомобили не появлялись в городе. Это было справедливо и понятно – нельзя превращать страну в склад уцененных автомобилей. Повсюду строились новые автомобильные заводы, ввозились новые иномарки, которые продавались с рекордной скоростью. Потом, спустя много лет, напишут, что нулевые годы были лучшими в истории России, а бывший министр финансов даже скажет, что подобной благоприятной экономической ситуации, возможно, не будет в стране еще лет пятьдесят. И понятно, что на этом фоне ввоз в страну старых автомобилей становился просто экономически невыгодным. Появились корейские и китайские машины, которые по ценовым категориям совсем не уступали подержанным немецким. Хотя некоторые упрямо предпочитали европейские марки. Многие по-прежнему готовы были платить за десятилетний «Мерседес» больше, чем за новую корейскую машину. Но такие времена постепенно уходили в прошлое.
На этот раз мы перегоняли три автомобиля, каждый из которых был десятилетним «старичком», – два «Ауди» и один «БМВ». Кроме меня и Расима, за рулем третьей машины сидел Игнат, он уже несколько раз помогал нам с перегоном старых автомобилей. Обычно с нами ездил «запасной» водитель, чтобы подменить одного из тех, кто устал или нуждался в отдыхе. Отправлять по два водителя для охраны и безопасности уже не было никакой необходимости. Тандем Путин – Лукашенко навел такой порядок на дорогах, что теперь происшествия с убийствами или угонами чужих автомобилей на трассах считались особо опасным ЧП. Бандиты значительно присмирели, а профессиональных угонщиков на трассах почти не осталось.
И именно в той самой поездке у Игната неожиданно заболел живот. Он был старше нас лет на десять, и мы не придали значения, когда он пожаловался на боль в правом боку. Да и сам он шутил, что переел дома какую-то острую еду, но потом морщился от боли в Германии и Польше. А когда мы на обратном пути проехали границу с Белоруссией, он начал стонать. Это уже было совсем некстати. Мы с Расимом видели, как ему становится хуже буквально с каждой минутой, именно поэтому, доехав до Минска, приняли решение остановиться. Расим остался у машин, а я вместе со скорчившимся от боли Игнатом отправился в больницу, находившуюся недалеко от железнодорожного вокзала.
Когда мы вошли в приемный покой, Игнат неожиданно побледнел, словно ждал именно этого момента, и рухнул на пол. Сразу появились врачи и медсестры. Нужно отдать им должное: их не интересовало его российское гражданство или его страховка. Они увидели, что человеку плохо, и бросились ему помогать. Удивительный народ эти белорусы – такие отзывчивые и добрые люди.
Я сидел в коридоре и ждал, когда наконец мне сообщат, что с ним случилось. Через некоторое время вышел пожилой врач в очках и в белом халате и строго посмотрел на меня:
– Это вы привезли больного?
– Что с ним? – поднялся я со стула.
– Хорошо, что мы успели. Как вы могли довести его до такого состояния! Взрослые люди, а ведете себя как неразумные дети. Если бы мы хоть немного опоздали, он бы просто умер у нас на операционном столе. У него обычный аппендицит, который можно было удалить, когда начались боли. А вы довели его буквально до последней стадии, чуть ли не до перитонита.
– Он сам себя довел, – признался я, – у него давно болела правая сторона, но он уверял нас, что съел острую пищу, и не обращал внимания на усиливающиеся боли.
– Так нельзя, – убежденно произнес доктор, – идите в нашу регистратуру и все оформите. Он должен остаться у нас хотя бы на одну или две недели. Надеюсь, что никаких осложнений не будет. Мы ему все почистили.
Он повернулся и пошел по коридору, а я стоял такой растерянный, что даже постеснялся спросить, где находится регистратура. Потом я, конечно, узнал и отправился на первый этаж. В комнате, куда я вошел, никого не было, и я удивленно оглянулся по сторонам. В это время дверь с другой стороны открылась, и вошла миловидная женщина лет тридцати пяти. Я сразу отметил ее приятное лицо, короткую стрижку и печальные глаза, словно она была чем-то огорчена. Женщина взглянула на меня и спросила:
– Вы ко мне?
– Не знаю. Я пришел в регистратуру.
– Значит, ко мне. – Она прошла к столу и села на стул. Голос у нее был приятный, это я тоже отметил.
– Садитесь, – предложила она, доставая какой-то журнал и бланки, – вы, наверное, хотите зарегистрировать своего друга? Или он ваш родственник?
– Нет. Он мой коллега, мы с ним работаем вместе, – пояснил я, усаживаясь напротив нее.
– Давайте его паспорт, – потребовала врач.
Я растерялся. Паспорт и автомобильные права Игната были у него всегда с собой, все-таки мы перегоняли машины через несколько стран. А когда его увезли, я даже не подумал о его документах, оставшихся во внутреннем кармане его куртки.
– Извините, – пробормотал я, – дело в том, что все документы моего товарища остались в его куртке, которая была на нем.
– Ничего страшного, скажите мне его имя и фамилию, год рождения.
– Игнат Павлович Сумишин, – вспомнил я, – а год рождения могу перепутать.
– Вы не знаете, сколько ему лет? – удивленно посмотрела она на меня. Глаза у нее были тоже красивые, лучистые, необычные.
– Примерно знаю, но по паспорту никогда не уточнял. У него документы остались в куртке, – снова повторил я.
– Да, вы уже говорили. Он не гражданин нашей республики?
– Нет. Он российский гражданин. Вы думаете, его могут отсюда выгнать? – задал я дурацкий вопрос.
Она усмехнулась. Улыбка у нее тоже приятная, хотя губы тонкие и у рта при улыбке образовывались две морщины. Интересно, почему у такой молодой и красивой женщины такие печальные глаза и такие резкие морщины у рта? Гадать можно сколько угодно, но я понял, что в жизни этой молодой и симпатичной женщины уже были свои проблемы.
– Никто его не выгонит, – пояснила она, – просто нужно все правильно зарегистрировать. Вы меня подождите здесь, а я пойду и выясню, куда положили его одежду. Может, смогу найти и паспорт.
Она вышла из комнаты, а я остался сидеть. Минуты через две дверь открылась, и какой-то молодой врач быстро спросил:
– А где Евгения Андреевна?
– Она вышла, – ответил я.
Он раздраженно закрыл дверь и куда-то поспешил. Евгения. Значит, ее звали Женей. Я вспомнил, что у нас в школе была Женя Щеглова, которая потом переехала куда-то в Казахстан. Она была не очень красивой девочкой, но занималась спортом и уже в четырнадцать лет получила звание мастера спорта по гимнастике. Интересное сочетание, когда все мальчики в школе знают о твоих успехах, но при этом никто не хочет за тобой ухаживать. Наверное, можно нажить немало комплексов. Разумеется, ее всегда ставили в пример остальным ученикам.
Евгения Андреевна вернулась с документами Игната.
– Они были у него в куртке, – сказала она, усаживаясь на свое место, – сейчас мы все оформим, но документы останутся у нас. Мы вернем их владельцу.
– Конечно, – согласился я, – никто и не собирался их забирать. Спасибо, что вы их нашли.
– Это было нетрудно. Сейчас я все быстро заполню…
– Вы можете дать мне свой телефон? – неожиданно перебил я ее.
– В каком смысле? – В ее вопросе, кажется, прозвучала ирония.
– Извините. Я имел в виду телефон вашей больницы. Я хочу позвонить его жене и сообщить, что с Игнатом все в порядке и у него обычный аппендицит. У нее больное сердце, и ей нельзя волноваться, а если он долго ей не звонит, она начинает нервничать.
– Похвальная забота о супруге вашего друга. Люди редко думают о таких вещах, – одобрительно произнесла она и внимательно посмотрела на меня.
– Люди вообще в последнее время стали редко думать, – заметил я, – так удобнее.
– Вы считаете?
– Конечно. Мы все стали делать на автомате. Жить, любить, ненавидеть, работать, даже умирать.
– Наверное, вы правы, – задумчиво проговорила Евгения, думая о чем-то своем. – Кем вы работаете?
– Мы перегоняем автомобили из Германии в Россию, – честно ответил я, – поэтому он держался до последнего, не хотел ехать в больницу, чтобы не срывать наших сроков.
Она кивнула головой, глядя в его паспорт. Как мне не хотелось говорить, чем именно мы занимаемся, но и лгать почему-то не хотелось. А когда я сказал правду, стало неприятно и стыдно. Перед женщиной-врачом сидел обычный перегонщик подержанных автомобилей. Представляю, что она подумала о моем интеллекте.
– Ему в конце сентября исполнится пятьдесят, – вдруг сказала она, глядя в его паспорт.
– Он самый старший из нас, – подтвердил я, – хотя считал себя уже почти стариком. Для нашей работы. Но все относительно. В молодости мне казалось, что сорок лет – ужасная цифра.
– А теперь? – улыбнулась она.
– А теперь я думаю, что пятьдесят – это очень далеко. Хотя, наверное, и здесь я не прав. Когда будет пятьдесят, как ему, буду считать шестьдесят роковой датой. Впрочем, действительно все относительно. Как говорит Гамлет своему другу Горацио, «жизнь человека – это молвить «раз».
Евгения снова улыбнулась и покачала головой. Положила паспорт на стол и, с интересом взглянув на меня, сказала:
– Перегонщик автомобилей, который цитирует Шекспира по памяти, – интригует.
– Я не всегда был перегонщиком автомобилей, – пояснил я, – у меня высшее театральное образование, я актер по профессии и даже был лауреатом какой-то премии.
– А потом решили переквалифицироваться в перегонщики? Бросили свою профессию?
– Не бросил. Просто нужно было кормить семью, и я уехал на заработки в Турцию.
Она вздрогнула. Я видел, как она испугалась, словно я сказал нечто непристойное.
– Почему в Турцию?
– Понятный язык, общий менталитет, много знакомых и друзей. Я ведь из Баку, – пояснил я своей собеседнице.
– Турецкий и азербайджанский так похожи?
– Почти одинаковые. За редким исключением некоторых слов.
– Странно. Я об этом никогда не знала. – Кажется, она немного успокоилась. – Занимались ширпотребом? – уже с некоторой иронией уточнила Евгения.
– Занимался. Отправлял грузы из Стамбула в Баку.
– И не преуспели?
– И не преуспел, – согласился я с ней. – Вы так уточняете, словно среди ваших знакомых тоже были люди, совершавшие подобные поездки.
– В девяностые таких было очень много, – ровным голосом произнесла она. – Один мой знакомый тоже уехал на заработки в Турцию. Только в отличие от вас он преуспел, наладил свой бизнес, открыл магазин сначала у нас в Минске, а потом в Стамбуле. Говорят, есть такой район – Агсарай, и там все разговаривают только по-русски.
– Правильно говорят, – улыбнулся я, – там в основном живут выходцы из стран СНГ и Восточной Европы. Россия, Украина, Белоруссия, Польша, Чехия. И, конечно, общий язык – русский. Даже вывески в этом районе написаны по-русски. Правда, лично мне это не помогло. В результате этих поездок я просто потерял свою семью. Длительное отсутствие одного из супругов явно не способствует укреплению семейных уз. В этом я теперь убежден. Хотя, если бы я сумел наладить свой бизнес и заработать больше денег, возможно, все было бы совсем иначе.
– Необязательно, – возразила она, – нельзя оценивать успех только в денежном эквиваленте. Даже если вы преуспели в этой непонятной Турции.
– Вы туда не ездили?
– Никогда там не была.
– Ваш знакомый вас туда не приглашал?
– Нет. Он был занят своим бизнесом. Интенсивно делал деньги, как он мне говорил. Нужно уметь выживать в любых условиях. Вот он и «выживал». Даже преуспел. Правда, многое потерял во время этого долгого пути к процветанию. – В ее словах прозвучала непонятная горечь.
Кажется, я начал догадываться, почему она вздрогнула. Во всяком случае, так близко приняла к сердцу эту историю об уехавших на заработки в Турцию людях.