— О нет, ни в коем случае! Анджела очень любила Кэролайн. Она никогда не вспоминала о случившемся, я уверен. Просто Кэролайн не могла простить себе свой поступок.
— Анджела не возражала против отъезда в школу? — Нет. Правда, она злилась на Эмиаса. И Кэролайн приняла ее сторону, но Эмиас не желал менять принятого решения. Несмотря на горячность, Эмиас был во многих отношениях легким человеком, но, когда он по-настоящемy упрямился, всем приходилось уступать. И Кэролайн с Анджелой получили хороший нагоняй.
— И когда же ей предстояло отправиться в школу? — Осенью. Я помню, они уже начали ее собирать. По-моему, не случись трагедии, через несколько дней она бы уехала. Утром того дня шел разговор о том, что ей взять с собой.
— А гувернантка? — спросил Пуаро.
— Что именно вас интересует насчет гувернантки?
— Как она отнеслась к этой идее? Она ведь лишалась работы, не так ли?
— Пожалуй, да. Правда, она давала уроки и маленькой Карле, но той было — сколько? — лет шесть, наверное. У нее была няня. Они бы не стали держать мисс Уильямс ради малышки. Да, правильно — ее фамилия была Уильямс. Забытые вещи всплывают в разговоре…
— Да, конечно. Вы ведь сейчас целиком перенеслись в прошлое. Оживают в памяти целые сцены, слова, жесты, выражения лиц, верно?
— Отчасти да… — задумчиво отозвался Мередит Блейк. — Но в то же время есть и какие-то провалы… Целые куски выпадают. Например, я помню, какой испытал шок, узнав, что Эмиас намерен оставить Кэролайн, но не могу вспомнить, кто мне сказал об этом — он или Эльза. Я помню, как спорил с Эльзой, пытаясь доказать ей, что она поступает мерзко. Но она только холодно рассмеялась мне в лицо и заявила, что я человек старомодный. Я и вправду, наверное, старомоден, но все-таки убежден в своей правоте. У Эмиаса были жена и ребенок — ему следовало быть с ними.
— Но мисс Грир считала такую точку зрения устарелой?
— Да. Не забывайте, что шестнадцать лет назад на развод смотрели не так, как нынче. Однако Эльза была из тех девиц, которые стараются быть суперсовременными. Она считала, что, если муж и жена не слишком счастливы в браке, им лучше развестись. Эмиас и Кэролайн вечно ссорятся, говорила она, а ребенку, мол, куда полезней воспитываться в атмосфере гармонии.
— Однако ее доводы вас не убедили? Мередит Блейк опять задумался.
— Мне казалось, что она на самом деле не знает, о чем говорит. Она как попугай повторяла чужие мысли, вычитанные ею из книг или услышанные от приятелей. Порой она, как ни странно, вызывала жалость. Такая юная и такая самоуверенная. — Он помолчал. — Есть что-то в молодых, мсье Пуаро, что вызывает к ним жалость.
Эркюль Пуаро с интересом посмотрел на него.
— Я понимаю, о чем вы говорите…
Блейк продолжал, убеждая скорей самого себя, нежели Пуаро:
— Поэтому я и решил поговорить с Крейлом. Он был почти на двадцать лет старше Эльзы. Мне это представлялось не правильным.
— Увы, в таких случаях уговоры бесполезны, — пробормотал Пуаро. Когда человек отважился на что-то, в особенности если в этом замешана женщина, отговорить его нелегко.
— Совершенно верно, — не без горечи согласился Мередит Блейк. — Мое вмешательство ни к чему не привело. Но, честно говоря, я не очень-то умею убеждать и никогда не умел.
Пуаро окинул его быстрым взглядом. В этой горечи он распознал неудовлетворенность человека, болезненно реагирующего на собственный комплекс неполноценности. И признал справедливость того, что сказал Блейк. Мередит Блейк был не из тех, кто способен уговорить другого отказаться от намеченного. Его попытки действовать из лучших побуждений всегда отвергаются — обычно снисходительно, без раздражения, но оттого не менее решительно. В них отсутствует сила убеждения. Он не способен убеждать.
— У вас по-прежнему есть лаборатория, где вы готовите целебные снадобья и настойки? — спросил Пуаро, пытаясь уйти от болезненной темы.
— Нет, — резко ответил Мередит Блейк и с какой-то болью — лицо его вспыхнуло — принялся объяснять:
— Я забросил свое увлечение и ликвидировал лабораторию.
После того, что произошло, разве я мог продолжать работу? По правде говоря, большая доля вины за случившееся лежит, можно сказать, на мне.
— Вы слишком впечатлительны, мистер Блейк.
— Разве вы не понимаете? Если бы я не собирал эти проклятые травы, если бы не придавал им такое значение, если бы не хвастался ими и не демонстрировал их своим гостям в тот день… Правда, мне и в голову не приходило… Я никогда не думал, что я мог…
— Я в этом и не сомневаюсь.
— А я болтал и болтал, довольный, что могу поразить гостей своими знаниями. Слепой и тщеславный дурак. Я рассказал им про кониум. Я даже сущий идиот! — повел их в библиотеку и прочел отрывок из «Федона» <Диалог древнегреческого философа Платона.>, описывающий смерть Сократа. Прекрасное творение — я всегда им восторгался. С тех пор этот отрывок не выходит у меня из головы.
— На бутылке с кониумом нашли отпечатки чьих-нибудь пальцев? — спросил Пуаро.
— Только ее.
— Кэролайн Крейл?
— Да.
— А ваши?
— Нет. Я не брал бутылку в руки. Только показал на нее.
— Но раньше-то вы наверняка брали ее в руки?
— Конечно, но время от времени я вытирал с бутылок пыль. Я не разрешал слугам входить в лабораторию. И дней за четыре-пять до случившегося я протер все бутылки.
— Вы держали лабораторию под замком?
— Постоянно.
— Когда же Кэролайн Крейл отлила кониум из бутылки?
— Она вышла из лаборатории последней, — неохотно ответил Мередит Блейк. — Я помню, мне даже пришлось позвать ее, и она почти выбежала оттуда. Щеки у нее порозовели, глаза расширились, взгляд был возбужденным. О господи, я прямо вижу ее перед собой.
— Довелось ли вам в тот день с ней беседовать? — спросил Пуаро. — Я имею в виду, обсуждали ли вы с ней ее отношения с мужем?
— Впрямую нет, — тихо проговорил Блейк. — Она выглядела, как я уже вам сказал, очень расстроенной. Улучив минуту, когда мы оказались наедине, я спросил у нее: «Что-нибудь случилось, дорогая?» — «Случилось все…» ответила она. Если бы вы слышали отчаяние, что было в ее голосе. Эти слова следовало понимать буквально, ибо Эмиас Крейл был для Кэролайн всем. «Все кончено, — сказала она. — И меня больше нет, Мередит». А потом засмеялась, обернувшись к остальным, и вдруг ни с того ни с сего сделалась безумно и неестественно веселой.
Эркюль Пуаро медленно кивнул головой. Он почему-то стал похож на китайского мандарина.
— Да. Понятно, как это было…
Мередит Блейк внезапно стукнул по столу кулаком. Он уже не говорил, а почти кричал.
— И вот что я вам скажу, мсье Пуаро. Когда Кэролайн Крейл на суде сказала, что взяла яд для себя, клянусь, она сказала правду! В ту минуту она не думала об убийстве. Клянусь! Эта мысль возникла у нее потом.
— Вы уверены, что она возникла потом? — спросил Эркюль Пуаро.
Блейк уставился на него.
— Извините, я не совсем понял…
— Я спрашиваю вас, — сказал Пуаро, — уверены ли вы в том, что у Кэролайн Крейл вообще возникала мысль об убийстве? Неужто у вас нет ни капли сомнения, что Кэролайн Крейл не совершала умышленного убийства?
Дыхание Мередита Блейка сделалось неровным.
— Но если нет… если нет… Вы что, полагаете, что имел место несчастный случай?
— Необязательно.
— Тогда я окончательно отказываюсь вас понимать.
— Вот как? Но вы же сами назвали Кэролайн Крейл благородным созданием. Разве благородные создания совершают убийства?
— Она была благородным созданием, но тем не менее между ней и ее мужем бывали весьма бурные ссоры.
— Значит, она не была благородным созданием?
— Была… Как трудно объяснить некоторые вещи!
— Я изо всех сил стараюсь понять.
— Кэролайн часто говорила не задумываясь и порой прибегала к довольно резким выражениям. Она могла сказать: «Я тебя ненавижу. Хорошо бы ты умер». Но это вовсе не означало… вовсе не влекло за собой… действий.
— Значит, по-вашему, совершение убийства было поступком, никак не соответствовавшим характеру миссис Крейл?
— Удивительные вы умеете делать выводы, мсье Пуаро. Могу сказать только… что да, подобный поступок отнюдь не в ее характере. И объяснить его можно только тем, что повод был чрезвычайным. Она обожала мужа. В таких условиях женщина способна на убийство.
— Согласен… — кивнул Пуаро.
— Сначала я был просто огорошен. Не понимал, как такое могло случиться. Ведь настоящая Кэролайн не могла этого совершить.
— Но вы не сомневаетесь — в юридическом смысле, — что Кэролайн Крейл совершила убийство? Мередит Блейк опять вытаращил глаза. — Мой дорогой, если не она… — Если не она?
— Не могу представить иного решения. Несчастный случай? С чего бы?
— Не могу представить иного решения. Несчастный случай? С чего бы?
— Ни с чего, сказал бы я.
— В версию о самоубийстве я тоже не верю. Такая версия была выдвинута, но звучала она крайне неубедительно для всех, кто знал Крейла.
— Понятно.
— Итак, что же остается? — спросил Мередит Блейк.
— Остается возможность, — весьма хладнокровно заявил Пуаро, — что Эмиаса Крейла убил кто-то другой.
— Но это же чепуха!
— Вы так думаете?
— Уверен в этом. Кому нужна была его смерть? Кто мог убить его?
— Вам лучше знать.
— Не можете же вы всерьез утверждать…
— Возможно, я ошибаюсь. Но мне хотелось бы исследовать все варианты. Поразмыслите как следует. И скажите мне ваше мнение.
Мередит с минуту-другую не спускал с Пуаро взгляда. А затем опустил глаза. Прошло еще минуты две, он покачал головой:
— Не могу представить себе ничего другого. А хотелось бы. Если бы была возможность заподозрить кого-нибудь другого, я бы охотно поверил в невиновность Кэролайн. Мне не по душе считать, что это сделала она. Сначала я вообще не мог этому поверить. Но кто еще был там? Филип? Закадычный друг Крейла. Эльза? Глупо. Я? Разве я похож на убийцу? Почтенная гувернантка? Двое старых верных слуг? Можно ли считать, что Анджела способна на такой поступок? Нет, мсье Пуаро, альтернативы не существует. Никто не мог убить Эмиаса Крейла, кроме его жены. Но он сам довел ее до этого. Вот почему, по-моему, это убийство можно считать самоубийством.
— Он погиб по своей вине, хотя и не от своей руки?
— Да. Правда, это несколько фантастично, но есть причина и есть результат.
— А не приходило ли вам в голову, мистер Блейк, что причину преступления почти всегда можно отыскать, изучив личность убитого?
— Нет, не приходило, но я понимаю, о чем вы говорите.
— Только когда вы точно знаете, что представлял собой убитый, вы начинаете отчетливо понимать обстоятельства, в которых было совершено преступление, — сказал Пуаро. А потом добавил:
— Именно это я и пытаюсь выяснить. И вы с вашим братом очень мне помогли понять, что за человек был Эмиас Крейл.
Мередит Блейк не обратил внимания на слова Пуаро. Его привлекло только упоминание о его брате.
— Филип? — тотчас спросил он. — Да.
— Вы с ним тоже беседовали?
— Разумеется.
— Вам следовало сначала обратиться ко мне, — не сдержался Мередит Блейк.
Чуть улыбнувшись, Пуаро протянул руку, словно прося извинения.
— Если исходить из права первородства, то конечно, — согласился он. Я знаю, что вы — старший брат. Но, поскольку ваш брат живет недалеко от Лондона, мне было проще сначала встретиться с ним.
Мередит Блейк продолжал хмуриться и теребить свои усы.
— Вам следовало сначала обратиться ко мне, — повторил он.
На этот раз Пуаро не стал оправдываться. Он ждал. И Мередит Блейк объяснил:
— У Филипа на этот счет предвзятое мнение.
— Вот как?
— По правде говоря, он ко всему относится и относился с предубеждением. — Он окинул Пуаро быстрым тревожным взглядом. — Он пытался настроить вас против Кэролайн?
— А разве это имеет значение по прошествии стольких лет?
— Понимаю, — тяжело вздохнул Мередит Блейк. — Порой я забываю, что прошло столько лет и что все давным-давно забыто. Кэролайн больше нельзя обидеть. Но тем не менее мне бы не хотелось, чтобы у вас создалось превратное впечатление.
— А вы считаете, что ваш брат способен вызвать у меня превратное впечатление?
— Честно — да. Дело в том, что между ним и Кэролайн всегда существовал, так сказать, антагонизм.
— Почему?
Вопрос Блейку, по-видимому, не понравился.
— Почему? Откуда мне знать почему? Так складывались отношения. Филип при каждом удобном случае цеплялся к ней. Он был очень недоволен, когда Эмиас на ней женился. Больше года не встречался с ними. Тем не менее Эмиас оставался его близким другом. Наверное, причина и была именно в этом. Филип, вероятно, считал, что на свете нет женщины, которая была бы достойна его приятеля. А может, боялся, что под влиянием Кэролайн их дружба разладится.
— Так и случилось?
— Вовсе нет. Эмиас оставался другом Филипа до конца своих дней. Любил посмеяться над ним за любовь к деньгам, за увлеченность биржевыми сделками, за то, что он все больше и больше становится обывателем. Но Филип не обращал внимания. Он только усмехался и говорил, что Эмиасу повезло, что у него оказался хоть один респектабельный друг.
— А как ваш брат относился к роману Эмиаса с Эльзой Грир?
— Мне почему-то непросто ответить на ваш вопрос. Филипа порой нелегко понять. По-моему, он злился на Эмиаса за то, что тот делает из себя дурака из-за этой девицы. И не раз говорил, что ничего из этого не получится и что Эмиасу суждено об этом пожалеть. И в то же время мне кажется — да я в этом и не сомневаюсь, — что он был доволен, видя Кэролайн униженной.
У Пуаро поднялись брови.
— В самом деле?
— Поймите меня правильно, — ответил Блейк. — Я высказываю только свое мнение, не более того. Так вот, мне кажется, что он был этим доволен. Не знаю, испытывал он такое чувство сознательно или бессознательно. У нас с Филипом мало общего, но мы все-таки родные братья и должны понимать друг друга. Обычно братья знают мысли друг друга.
— А после трагедии?
Мередит Блейк покачал головой. Лицо его передернулось судорогой боли.
— Бедняга Фил. Он был искренне потрясен. И долго не мог прийти в себя. Он был очень привязан к Эмиасу. Преклонялся перед его талантом. Мы с Крейлом одного возраста. А Филип на два года моложе и поэтому всегда смотрел на Эмиаса снизу вверх. Да, для него это был настоящий удар. Он был очень зол на Кэролайн.
— И он тоже не испытывал никаких сомнений?
— Ни у кого из нас не было сомнений… — ответил Мередит Блейк.
Наступило молчание. А затем с грустью и раздражением, свойственным человеку безвольному, Блейк сказал:
— Все это забыто… кончено. И вот являетесь вы и начинаете раскапывать все заново…
— Не я. Кэролайн Крейл.
— Кэролайн? — вытаращил глаза Мередит. — Что вы хотите этим сказать?
Не сводя с него взгляда, Пуаро ответил:
— Кэролайн Крейл-младшая. Лицо Мередита смягчилось.
— Ах да, малышка Карла. Я даже не сразу вас понял.
— Вы решили, что я говорю о самой Кэролайн Крейл? Вы решили, что я говорю о той, кому — как это сказать? — суждено спокойно спать в своей могиле?
— Не нужно, — вздрогнул Мередит Блейк.
— Вам известно, что в последнем в своей жизни письме, адресованном ее дочери, она написала, что невиновна?
Мередит опять вытаращил глаза.
— Кэролайн так написала? — не мог поверить он.
— Да. — Помолчав, Пуаро спросил:
— Вас это удивляет?
— И вас бы удивило, если бы вы видели ее на суде. Бедное, загнанное в угол, беззащитное существо. Она даже не пыталась бороться.
— Капитулировала?
— Нет-нет. Ни в коем случае. Скорей, здесь играло роль сознание того, что она убила человека, которого любила, по крайней мере так мне казалось в ту пору.
— А сейчас вы сомневаетесь?
— Написать такую вещь, да еще когда умираешь…
— Быть может, это была ложь во спасение? — подсказал Пуаро.
— Может быть, — с сомнением в голосе согласился Мередит. — Но это не похоже на Кэролайн…
Эркюль Пуаро кивнул. Карла Лемаршан сказала то же самое. Но Карла утверждала это, исходя из детских воспоминаний. А вот Мередит Блейк хорошо знал Кэролайн. Это было первое полученное Пуаро подтверждение того, что мнению Карлы можно доверять.
Мередит Блейк смотрел на него.
— Если… Если Кэролайн была невиновна, тогда все это просто безумие! — медленно сказал он. — Только я не вижу другого решения… — Он резко обратился к Пуаро:
— А вы? Что думаете вы?
Молчание.
— Пока, — наконец заговорил Пуаро, — я ничего не думаю. Я только собираю мнения. Хочу знать, что представляла собой Кэролайн Крейл. Каким был Эмиас Крейл. Что представляли собой люди, которые были там в ту пору. Что именно имело место в течение тех двух дней. Вот что мне нужно. Тщательно изучить один за другим все факты. Ваш брат готов мне помочь. Он согласился письменно изложить все события в том порядке, в каком они ему помнятся.
— Большой пользы вам от него не будет, — резко сказал Мередит Блейк. Филип — человек занятой. Он старается не держать в памяти события, с которыми покончено. Вполне возможно, что он многое перепутает.
— Все запомнить трудно, я понимаю.
— Вот что я вам скажу… — Мередит вдруг умолк, а потом, покраснев, продолжал:
— Если хотите, я могу сделать то же самое. Тогда вы сможете, так сказать, сверить наши воспоминания, верно?
— Это было бы замечательно! — с горячностью откликнулся Пуаро. — Какая превосходная мысль!