— Кажется, возница совсем не походил на кучера?
— Не обратил внимания, — сказал я.
Швейцар посмотрел на меня с любопытством и ушел. Полицейский же побежал докладывать о происшедшем начальству. Я оглянулся. Улица была пуста — ни прохожих, ни экипажей. Опасная для меня карета была единственной…
«Совсем как Паскву, — подумал я, — и та же направляющая рука». Почему же стреляли не в Стила? Во-первых, потому, что убийство сенатора после его выступления сразу бы разоблачило виновников, а во-вторых, роль моя в происшедших за последнее время событиях была разгадана, и холодная война определенно и точно закончилась. Начиналась война настоящая. Ликвидировать меня было проще и безопаснее — велика птица, советник сенатора. Не велика, но опасна. И хотя стреляли из полицейского автомата, но стреляли метко — только рывок экипажа чуточку изменил направление пули.
Я вернулся в отель и позвонил в редакцию Мартину.
— Думаешь, Мердок? — спросил Мартин.
— Вероятно, кто-нибудь вроде покойного Пасквы.
— Я тотчас же ухожу из газеты и буду сопровождать тебя, куда бы ты ни поехал.
— Две мишени вместо одной, — усмехнулся я. — У тебя есть оружие? У меня нет.
— Оружие надо добыть. Стрелять я тоже умею.
Я тут же сообразил, где можно достать оружие. У главного комиссара полиции. И времени терять не будем.
Бойль принял нас немедленно и любезно, хотя и не без удивления, увидев входящего со мной Мартина.
— Что-нибудь срочное, мсье Ано? — заинтересовался он.
— Первое: Дональд Мартин, которого вы сейчас видите, наш человек. Он работал, — я подчеркнул это слово в прошедшем времени, — у Мердока по нашим заданиям. Был связным, а сейчас срочно переквалифицируется в моего телохранителя. Отсюда и второе: нам требуется оружие. Не полицейские автоматыони слишком громоздки, их не спрячешь, а обычные карманные многозарядные пистолеты, такие, как у вас, например.
— Значит, что-то случилось? — подумав, спросил Бойль.
Я кратко рассказал ему о нападении у входа в отель.
— Но почему стреляли именно в вас?
Я объяснил, почему они решили не трогать сенатора. И добавил с усмешкой:
— Мердок — человек сообразительный и умеет делать правильные выводы. В кого бы вы стреляли, если бы хотели ответить по-мердоковски на выступление Стила? И меня, конечно, не устраивает судьба Пасквы, сами понимаете.
Вместо ответа Бойль вызвал дежурного, адъютанта.
— Принесите два пистолета карманного образца и соответствующего калибра, — распорядился он. — Кроме того, пошлите полицейского, который дежурил бы у отеля «Омон».
— Привлечет внимание ваш полицейский, — сказал я Бойлю, когда адъютант вышел из кабинета.
— Лишний глаз не помешает.
Пистолеты нам выдали, но относительно полицейского я оказался прав. Его застрелили на другой же день к вечеру, когда редкие газовые фонари в переулке позволяли стрелять из любого уголка уличной темноты.
Об этом мне сообщил по телефону Бойль, когда убитого уже увезли.
— Гибнут не только противники, Бойль, — ответил я, — гибнут и друзья. Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли, думаете, осталось бы жить Питу Селби, если б Ринки удалось скрыться?
…Наконец консилиум заканчивается, выходят его участники, личный врач сенатора шепчет мне на ухо: «Все в порядке, сердечко выдержало. Постарайтесь его не тревожить», — и дежурная сестра пускает меня в палату.
Сенатор лежит под одеялом, обросший седой щетиной: видимо, с утра не побрился и от этого постарел атак лет на десять. Но не то меня встревожило, а какая-то растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах: вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а скрытой душевной боли.
— Хорошо, что вы пришли, Ано, — говорит он и дрожащей рукой вынимает из кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью: «Джемсу Стилу, сенатору».
«Уважаемый мистер Стил, — читаю я, — ваша племянница жива и здорова и пока находится у нас в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и обслуживают ее отлично, но увидеться с вами, иначе говоря, вернуться домой, она сможет лишь послезавтра, на другой день после выборов, когда будут подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. По условиям конституции вы можете подать в отставку и отдать все эти голоса любому избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы отдаем вам Минни, а Вы нам свои голоса, иначе говоря, избранному не вами, а нами политическому деятелю. Имя его Тур Мердок. Имя, отнюдь не ласкающее ваше ухо, но таковы уж условия сделки».
Подписано письмо не было. Пока я читал его, Стил лежал как мертвец, с закрытыми глазами и отекшими веками. Я, заикаясь, спросил его:
— Когда, же ее похитили?
— Думаю, после полудня.
Значит, она еще в Городе, предполагаю я. Шантажистам нет смысла увозить ее далеко, если придется возвращать ее завтра после полудня.
— Я все уже решил, — не открывая глаз, произносит Стил.
— Что именно?
— Сделать то, что они требуют.
Я встал над его постелью.
— Откройте глаза, Джемс! Вы еще не умираете, и Минни пока жива. Вы имеете право жертвовать многим ради ее спасения, но не имеете права предавать партию. Не имеете права предавать Город. Если вы сделаете это, Мердок станет его хозяином. Словом, ждите. И не вызывайте никаких адвокатов, пока я не сообщу вам, что Минни свободна.
С этими словами я покидаю палату. Мартин поджидает меня на улице.
— Минни похищена, — говорю я. — Чистый кинднаппинг, как говорят у вас в Штатах.
— А выкуп?
— Все голоса Стила, полученные на выборах.
Мартин не понимает. Я объясняю ему, как можно распорядиться поданными за тебя голосами, если подашь в отставку тотчас же после выборов.
— Сволочи, — говорит Мартин.
— Хуже, — добавляю я.
— А если все-таки рискнуть?
— Как?
— Без полиции.
— Об этом я и думаю.
— Ты же знаешь адрес.
— Наверняка дом охраняется.
— А сколько их? Двое, трое… не больше. Справимся не Земля ведь, а чужое пространство и время.
— Сволочи не слабее оттого, что они стреляют в чужом пространстве и времени.
— Все равно поехали.
Мы с Мартином понимаем друг друга с полуслова. Чтобы спасти Минни, должен струсить Мердок. А это не просто. Сначала трое или четверо дружков Пасквы, а потом он сам, бывший шериф. Стрелять умеет. Но и мы умеем.
Газовый фонарь далеко, а в особняке Мердока тускло горят лампочки или свечи. Освещены только два окна на втором этаже — должно быть, все-таки свечи: ночью в Городе электроэнергия не подается в дома даже этого квартала. Внизу светится окошко рядом с подъездом: в первой комнате, должно быть, дежурят охранники.
Я подхожу к калитке так, чтобы сидящему на ступеньках крыльца был виден мой силуэт. Мартин, мгновенно поняв меня, незаметно взбирается на ограду рядом. Я издаю тихий свист. Фигура на крыльце подымается и шагает по утрамбованной дорожке к калитке. Судя по силуэту, парень похож на гориллу в темной рубахе без пояса.
— Кто? — хрипит он из темноты.
— Свой, — говорю я.
Он плотно приникает к чугунной решетке, силясь разглядеть, свой ли. В ту же секунду Мартин кошкой прыгает на него сверху. Охранник не успевает даже вскрикнуть.
— Готов, теперь не скоро очнется, — шепотом откликается Мартин, открывая засов калитки.
— Видишь слабый свет в окнах сверху? — говорю я тоже шепотом. — Там кабинет и спальня Мердока. Наверно, он дома. Внизу, по-видимому, охранники. Сколько их, неизвестно.
— Рискнем.
Мы поднимаемся по ступенькам к двери. Она чуть приоткрыта: видимо, охранники не боятся вторжения. Пол крепкий, не скрипит, дверь тоже бесшумна. Должно быть, петли заботливо смазаны. Сразу из темной передней видна неосвещенная лестница наверх и стол с зажженным трехсвечником в комнате справа с настежь открытой дверью За столом два небритых «пистолетника» играют в карты. На табуретке рядом лежит знакомый полицейский автомат. Другого не видно. Нас картежники не замечают.
— Может, не будем? — шепчу я на ухо Мартину. — Обезоружим сначала. Свяжем…
— Нашел кого жалеть! — яростно шепчет Мартин. — Да и бесшумно не выйдет. У них автоматы. Лучше шумно, да наверняка.
Несколько часов спустя, когда все уже кончилось, я, вспоминая об этой минуте, спрашивал себя: а имел ли я право без всяких ссылок на чужое пространство, время и чужой социальный строй, имел ли я моральное право стрелять? Что бы ответил я судье? Да, имел. Я стрелял в убийц, спасая жизнь похищенной ими девушки, я защищал свободу Города: ведь голоса Стила, отданные Мердоку, сделали бы того подобием самых отвратительных земных диктаторов.
Два выстрела взрывают тишину дома. Оба охранника оседают на пол, даже не успев открыть огонь. Мартин, не нагибаясь к раненым, тотчас же подхватывает лежащий на табуретке автомат.
— Подходящая штука для встречи с теми, кто сейчас спустится с лестницы.
— А если это Мердок?
— Вступим в переговоры.
На лестнице наверху показывается тень человека с похожим на шахтерский фонарем. В другой руке у него пистолет. По силуэту видно, что не Мердок.
— Погоди. Может, обойдемся без выстрелов, — шепчет Мартин.
Человек с фонарем приближается, не опуская пистолета.
— Стоп, — говорю я из темноты. — Поставьте фонарь и бросьте пистолет. А руки вверх?
В ответ гремит выстрел по голосу. Я успеваю брякнуться на пол, пуля надо мной разбивает стекло входной двери.
Мартин не остается в долгу. Успев подкрасться по темной лестнице наверх, он хватает стрелявшего за ноги. Тот падает навзничь. Фонарь, покатившись вниз, гаснет, но загорается струйка вытекшего керосина. Мы наспех связываем руки лежащего — он молчит, видимо, понимая, что кричать бессмысленно: Мартин уже поднял свой брошенный автомат. Но из предосторожности мы все-таки забиваем ему рот носовым платком. Струйку горящего керосина затаптываем, чтобы не загорелась деревянная лестница.
— Теперь визит к хозяину, — говорю я.
Но дверь в кабинет заперта. Выстрелом я сбиваю кусок дерева у замочной скважины. Потом ударом ноги открываю дверь настежь. Тут же из освещенного кабинета слышится выстрел, Мердок готов к встрече, но не видит цели. Мартин и я притаились за дверью.
— Не двигайтесь, Мердок. — Он слышит мой голос и замирает. — Нас двое, а ваших телохранителей уже нет. Бросьте пистолет и поднимите руки. Мы сможем спокойно поговорить с вами, если нам никто не помешает.
— Верю, — говорит Мердок и бросает пистолет на пол. — Входите, Ано, не стесняйтесь.
Мы входим. Мердок встречает нас с улыбкой и чуть поднятыми руками.
— Обыщи его, Мартин, — командую я.
Мартин ощупывает карманы Мердока и, подняв брошенный им пистолет, передает его мне.
— Ничего нет, Юри.
— Тогда садитесь, Мердок, — предлагаю я, не опустив пистолета.
В кабинет вбегает горничная с перекошенным от страха лицом, без халата, только в ночной рубашке.
— Что случилось, мистер Мердок? Меня разбудили выстрелы.
— Идите к себе, Джесс, — спокойно произносит Мердок. — закройте двери, запритесь и не выходите до утра, пока не прибудет полиция. Никто вас не тронет.
Горничная исчезает, и мы остаемся с Мердоком. Он сидит на диване, а мы напротив у письменного стола. Мартин с автоматом, а я опустил пистолет в карман.
— Вы опять переиграли меня, Ано, — кривится в насильственной улыбке Мердок.
— Переиграл, — соглашаюсь я, — хотя, скажем мягко, вы и пытались мне помешать.
— Возможно. Вы, кстати, отвечаете тем же. Судя по тому, как вы угробили моих парней, вам что-то от меня нужно.
— Многое.
— А именно?
— Во-первых, вы немедленно освободите Минни Стил.
— Это не так просто. Ее здесь нет.
— А где она? Бесполезно скрывать.
— Согласен. В кафе «Жюн». Под надежной охраной.
— Жива.
— Пока.
— Вот мы с вами и отправимся сейчас в кафе «Жюн», и вы сами позаботитесь о ее благополучном возвращении домой.
— А если я этого не сделаю?
— Мы тут же вас убьем, Мердок. У нас нет выбора.
— Так ведь и девчонку тоже убьют.
— А сенатор Стил — он, кстати, сейчас в больнице — умрет от второго сердечного приступа. Допускаю и это. Но зато вас не будет, Мердок, и Город вздохнет свободно.
— У меня тоже нет выбора, — пожимает плечами Мердок, — разрешите переодеться.
— Последи за ним, Мартин.
Пока Мартин ощупывает сюртук Мердока, я поднимаю телефонную трубку.
— Соедините меня с больницей святой Магдалины, не знаю ее номера, — говорю я телефонистке.
— Дежурный врач у телефона, — отвечает больница.
— Говорит советник сенатора Стила. Он спит, наверно?
— К сожалению, нет, советник. Не спит даже со снотворным. А мы не рискуем увеличивать дозу.
— И не надо. Сообщите ему немедленно, что я звонил и что племянница его уже через час, а может быть, и раньше благополучно вернется домой.
Мердок в сюртуке и цилиндре ждет нас у двери.
— Я готов, джентльмены.
— Пойдем пешком до ожидающего нас экипажа, — говорю я. — Мы по бокам. Никакие парни из кафе вам не помогут. Девушку вы отправите самолично в нашем же экипаже, парней отпустите, а мы втроем поговорим о дальнейшем. Ясно?
— Ясней быть не может. Идемте.
Глава XX РЕШАЮЩИЙ ШАГ
Кафе «Жюн» закрыто. Пришлось стучать. На стук дверь приоткрылась, закрепленная изнутри на цепочке, и чей-то хриплый голос сказал сквозь щель:
— На вынос не продаем. Закрыто.
Мы ждем ответа Мердока. Он говорит тихо и властно: — Открой. Слим. Свои.
В распахнутую настежь дверь мы входим в том же порядке: чуть впереди Мердок, за ним вплотную я и Мартин.
В зале тихо и пусто. Столы поставлены один на другой, стулья отодвинуты в сторону, на стойке горит единственная свеча, освещая не больше пяти квадратных метров погруженного в темноту зала.
— Где девочка, Слим? — спрашивает Мердок.
— Наверху в угловой комнате. Наверное, уже спит. От ужина отказалась.
— Разбуди ее повежливее и скажи, чтоб спускалась вниз. Кто рядом?
— Крук и Тони. Должно быть, играют в кости. Проглотили уже бидон абрикосовой.
— Будет оплачено, Слим. Кстати, скажи им по пути, чтобы убирались отсюда немедленно.
Слим мгновенно исчезает за дверью возле стойки, смутно различимой в темноте. Мердок садится на ближайший к стойке стул, мы устраиваемся рядом, контролируя каждое его движение.
В двери у стойки появляются двое, похожие на ранчменов в широкополых соломенных шляпах и узких штанах, заправленных в высокие башмаки до колен. Тусклый свет единственной в зале свечи не позволяет рассмотреть их лица.
— Вы оба свободны. Девчонкой займется Слим, — говорит Мердок.
Парни в высоких башмаках почтительно ретируются, не обращая на нас никакого внимания. Приказа хозяина им было достаточно, а самодеятельность, должно быть, не поощряется.
Минуты две-три спустя появляется Минни в светлом платье с жирными пятнами на длинных тюлевых рукавах: вероятно, ее тащили за руки. Я делаю знак Мартину, чтоб он держал под прицелом Мердока, и выхожу ей навстречу.
— Мсье Ано! — радостно восклицает она, в окружающей полутьме не замечая ни Мердока, ни Мартина.
— Вы сейчас поедете домой, Минни. — говорю я. — вас отвезут. И не пугайтесь, если не застанете отца дома. Он в больнице святой Магдалины, легкий сердечный приступ после вашего исчезновения. Вы ему позвоните в больницу, как только вернетесь домой.
— Слим, — распоряжается Мердок, — отвезешь девушку и головой ответишь за любую задержку в ее возвращении домой.
— А кто же здесь останется, хозяин? — медлит Слим.
— Мы подождем твоего возвращения.
— Идите, Минни, — говорю я. — Экипаж у подъезда.
Минни и Слим уходят. Я закрываю дверь на цепочку.
— Первое ваше требование выполнено, Ано. — Мердок разговаривает спокойно, но с какой-то внутренней настороженностью. Видимо, он понимает, что его ждет еще более неприятное испытание.
Я сажусь напротив Мердока.
Наблюдение продолжает Мартин.
— Здесь есть телефон? — спрашиваю я.
— Вон там, за стойкой, — кивает Мердок.
— Через полчаса я позвоню Минни домой и тогда будет видно, как выполнили вы наше первое требование. Надеюсь, телефон работает?
— Проверьте.
— Проверим. А пока проверим другое.
— Что?
— Ваш здравый смысл и страсть игрока.
— Не понимаю.
— Сейчас объясню. Вы проиграли, Мердок. Но только игрок по призванию переживет спокойно любой проигрыш. Повторяю: любой.
— А что я проиграл сейчас, кроме голосов Стила?
— Вашу ассоциацию, Мердок, в перспективе — партию и все кресла в сенате.
Мердок долго молчит, выражения глаз его я не вижу, но знаю, что он понял и подсчитывает свои возможности.
— Сейчас вы напишете под мою диктовку заявление в сенатскую избирательную комиссию, — продолжаю я. — Вы признаетесь, что лично проверили обвинения сенатора Стила и убедились в их правдивости. Как честного политического деятеля вас глубоко возмутило сотрудничество ассоциации реставраторов с шайкой грабителей и убийц. Ассоциация скомпрометирована, и вы ее распускаете, одновременно требуя изъятия из всех избирательных списков ее кандидатов, в том числе и вашей кандидатуры.
— Что же вы оставляете мне? — спрашивает Мердок.
— Не так уж мало. Во-первых, достоинство и незапачканную репутацию, во-вторых, возможность играть дальше и, вероятно, не только проигрывать. У вас еще остаются все ваши игорные дома и ночные клубы, организация букмекеров на городском ипподроме и контрольный пакет акций страховой компании «Эврика». А самое главное — у вас в руках газета, которая, оставаясь в оппозиции, может поддерживать и другие движения, если не «джентльменов» — они, пожалуй, слишком аристократичны для вас, — то, скажем, католиков или евангелистов. Ведь и с их помощью можно добиться сенатского кресла.