Скофилд молчал. Новость об Энтони Блэкборне потрясла его. Спустя некоторое время он сказал:
- Ваши решили, что я замешан в убийстве Юревича.
- А ваши - что я в деле Блэкборна! "Магнум-4" для Юревича, "буран" для генерала.
- И нас обоих хотят ликвидировать.
- Это точно. Ибо из всех агентов спецслужб любой страны мира именно нам они не позволят жить. И этого не изменить, так как мы сами никогда не изменимся. Крупский был прав: мы ненадежны, нас используют, а затем убьют, потому что мы очень опасны.
- С чего это ты так решил? - спросил Скофилд.
- Они нас хорошо изучили. Они знают, что мы не допустим существования Матарезе, точно так же, как мы не могли мириться с существованием маньяков среди наших сотрудников. Мы уже мертвы, Скофилд.
- Говори за себя! - Брэй вдруг разозлился. - Меня вывели из игры, устранили. Со мной покончено. Но меня, черт возьми, не взять голыми руками, что бы ни случилось, не выноси приговор на мой счет, не тебе это делать!
- Это уже сделали другие. За нас обоих.
- Почему это ты так решил? - Скофилд вскочил, поставил чашку на пол. Рука потянулась к оружию.
- Да я просто верю человеку, который рассказал мне обо всем этом. Вот почему я здесь, вот почему я спас тебе жизнь и не убил тебя сам.
- И я должен быть удивлен, не так ли?
- Что?
- Все было распланировано, разыграно как по нотам. Даже то, что тебе было известно, когда человек из Праги появится на лестнице.
- Я убил того, кто собирался убить тебя!
- Пражанина?! Не велика жертва! Я ведь ходячая энциклопедия. У меня, конечно, нет доказательств, что мое правительство снюхалось с твоим, я могу только делать предположения на этот счет на основании того, о чем ты мне поведал. Может, я упускаю из виду что-то важное, может, великий Талейников временно идет на жертвы, лишь бы сдать меня Москве?
- Чтоб ты провалился, Скофилд! - зарычал человек из КГБ, вскочив со стула. - Лучше бы я дал тебе умереть... Слушай меня внимательно! Твои подозрения безосновательны. И КГБ хорошо известно это. Я никогда не сдам тебя им. Я лучше убью тебя сам!
Брэй уставился на русского. Искренность Талейникова была сейчас более чем очевидна.
- Да ладно! Я верю тебе, - согласился Скофилд. Его злость вдруг испарилась. - Но это ничего не меняет. И меня это уже не волнует. Я даже не уверен, что хочу по-прежнему тебя убить!.. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое. Бери ключи и садись в машину. Вали отсюда! Считай, что ты выбрался живым!
- Спасибо за великодушие. Но, боюсь, оно запоздало.
- Что? - Скофилд с удивлением смотрел на русского.
- Я не успел закончить свой рассказ. Дело в том, что одного из Матарезе удалось схватить. Его накачали химическими препаратами, и он кое-что порассказал. У них есть план, и на все про все им дано два месяца. Москву наводнят убийцы по найму, Вашингтон просто сгниет от подкупа и шантажа, начнутся политические убийства и воцарится хаос. И когда это произойдет, ни тебе, ни мне не жить. Они разведут нас по разным полюсам земли и прибьют...
- Подожди минутку, - прервал его Брэй. - Ты хочешь сказать, что у тебя есть свой человек в этой организации?
- Был, - поправил Талейников. - Под кожей у него была зашита ампула с цианистым калием, которую ему удалось раздавить.
- Но ведь то, что он говорил, наверняка записали на магнитофон. Где-то эта информация должна храниться?
- Да, его слушали, когда он говорил. Но никаких записей, тем более на магнитофон. И его слышал только один человек, заранее предупрежденный своим отцом о возможных последствиях коллективного слушания подобных признаний.
- Премьер?
- Да. Наш Председатель Совета Министров.
- Тогда, значит, он знает!
- Да, он знает. И все, что он может сделать, это попытаться защитить себя, что естественно в его положении. Но он будет держать это в глубокой тайне. Поскольку заговорить об этом означало бы признаться во всех грехах прошлого в нашей стране. Это давняя тайна. Кто осмелится засветить прошлые контракты и договоры на политические убийства? В нашей стране слишком много нераскрытых убийств. И вы недалеко ушли. Взять хотя бы вашего Кеннеди, Лютера Кинга, а возможно, и Рузвельта. И у вас, и у нас чужие пальцы на горле. Чужая рука на ядерной кнопке, если хочешь. Если наше общее прошлое разоблачить... А что бы ты сделал на месте премьера?
- Позаботился бы о собственной шкуре. О черт!..
- Вот видишь!
- Ну и что! Но меня это не волнует. Я не желаю участвовать во всем этом.
- К сожалению, ты уже не можешь выйти из игры. Равно как и я. Доказательства этому ты видел вчера на Небраска-авеню. Мы помечены "черной меткой", они охотятся за нами. Хотят убрать нас, только чужими руками. Это они стоят за спинами тех, кто отдал приказ о нашем уничтожении. Ты все еще сомневаешься?
- Хотел бы я... Разумеется, всегда легче убирать ненужных людей через подставных лиц, чужими руками. - Скофилд подошел к плите, чтобы налить еще кофе, и внезапно замер, ошеломленный. - Я не совсем понимаю действия и цели этой организации. Из того немногого, что известно о Матарезе, ясно, что они занимались бизнесом, связанным с контрактами на убийства. Для них главное - цена и секретность! Какого черта им еще надо?
- Я не знаю, - коротко ответил бывший агент КГБ. - Не знал этого и Крупский. Он уже умирал, и сознание его почти угасало, но последние слова его были о том, что возможный ответ на это нужно искать на Корсике.
- Почему Корсика?
- Ведь именно там все это и началось.
- Не началось, а "если началось"... Известно лишь, что Матарезе вышли именно с Корсики где-то в середине тридцатых годов. Контракты заключались, как правило, в крупных городах, таких, как Лондон, Берлин, Нью-Йорк, то есть центрах международной жизни и деятельности.
- Самый быстрый способ убедиться в этом - оказаться на Корсике. Надо ведь знать, кем были остальные? Куда они отправились с Корсики и где находятся теперь? Если хоть кто-то шепнул о них кому-нибудь в Вашингтоне, то слушок этот не мог обойти одну персону, которая мне известна. Человек этот не может не знать, если есть хоть что-то... Короче, я должен позвонить... Хочу, чтобы ничто не угрожало моей жизни.
- Кому это ты собираешься звонить? - полюбопытствовал Талейников.
- Роберту Уинтропу, - коротко ответил Брэй.
- Основатель отдела консульских операций. - Русский понимающе кивнул. - Человек, у которого кишка оказалась тонка, чтобы совладать со своим детищем?
- Отдел, о котором тебе известно, не имеет ничего общего с тем, что Уинтроп создал. Но по сей день Уинтроп остается единственным, кого президент принимает через двадцать минут после звонка и просьбы о встрече. Очень немногое из происходящего ускользает из поля зрения Роберта Уинтропа. Он или заранее знает, или находит способ узнать и обнаружить все. - Скофилд, задумавшись, смотрел на огонь. - Странно, что он не выступил в мою защиту, хотя именно он отвечает за все мои победы и поражения, так как фактически создал меня. Но я думаю, он все же выслушает меня.
* * *Ближайшая телефонная будка оказалась почти в трех километрах от дома вниз по грязной дороге. Было уже десять минут девятого, когда Брэй вошел в нее, щуря глаза от яркого солнечного света. В своем портфеле он обнаружил номер домашнего телефона Уинтропа, по которому не звонил уже несколько лет. Набирая цифры, Брэй надеялся, что телефон до сих пор не изменился.
Да, номер был тот же самый. Прозвучавший на том конце провода ровный голос вернул Скофилду множество воспоминаний об упущенных возможностях и былых удачах.
- Скофилд?! Где ты?
- Боюсь, что мне не следует говорить вам. Пожалуйста, постарайтесь правильно понять...
- Я понимаю, что ты попал в великую беду и ничем себе не поможешь, дав деру. Мне звонил Конгдон. Человек, убитый в отеле, был застрелен из оружия русского образца...
- Да, я знаю это. Русский, который убил его, спас мне жизнь. А убитого - послал Конгдон, а вместе с ним и еще парочку других. Некогда это был мой отряд "истребителей", ребята, которых я держал в Праге, Марселе и Амстердаме.
- Бог мой... - Человек на другом конце линии на мгновение замолчал, но Брэй не прервал его молчания. - Ты понимаешь, о чем говоришь? - последовал наконец вопрос Уинтропа.
- Да, сэр. Вы достаточно хорошо меня знаете, и вам известно, что я не говорю ни о чем, пока не имею полной уверенности. Я не ошибаюсь. Я разговаривал с человеком из Праги до того, как его убили.
- И он подтвердил это?
- Фактически да. Но косвенным образом. Однако шифровки такого рода, то есть те из них, что посылаются с подобными заданиями из Вашингтона, никогда не содержат прямых формулировок и указаний.
Опять возникла тишина на линии.
- Я не могу поверить в это, Брэй. Есть кое-что, о чем тебе неизвестно. Конгдон лично приходил ко мне примерно неделю назад. Его беспокоил тот факт, что от дел будет отстранен знающий и опытный специалист, который уйдет против собственной воли и будет предоставлен самому себе на длительный срок и, может быть, запьет... Он не очень-то дружелюбен, этот Конгдон, он даже вывел меня из себя. Но, в конце концов, ты же вышел из доверия... Я даже в шутку предположил, что они уберут тебя, и описал примерно такую ситуацию, о которой ты говоришь сейчас. Но совсем не потому, что считал, будто он способен на это. И он заверил, что ничего подобного они не имеют в виду. Вот почему я не могу поверить тебе. Он ведь знает, что мне непременно станет известно об этом. Значит, его заботил наиболее приемлемый для тебя вариант отставки. Он не мог пойти на такой шаг.
- Я не могу поверить в это, Брэй. Есть кое-что, о чем тебе неизвестно. Конгдон лично приходил ко мне примерно неделю назад. Его беспокоил тот факт, что от дел будет отстранен знающий и опытный специалист, который уйдет против собственной воли и будет предоставлен самому себе на длительный срок и, может быть, запьет... Он не очень-то дружелюбен, этот Конгдон, он даже вывел меня из себя. Но, в конце концов, ты же вышел из доверия... Я даже в шутку предположил, что они уберут тебя, и описал примерно такую ситуацию, о которой ты говоришь сейчас. Но совсем не потому, что считал, будто он способен на это. И он заверил, что ничего подобного они не имеют в виду. Вот почему я не могу поверить тебе. Он ведь знает, что мне непременно станет известно об этом. Значит, его заботил наиболее приемлемый для тебя вариант отставки. Он не мог пойти на такой шаг.
- Тогда это означает, что кто-то отдал ему такой приказ. А это как раз то, о чем нам следует поговорить. Те трое знали, где меня найти, и есть только один путь узнать это. Кто-то обратился за информацией в одно место - секретную явку агентов КГБ, и эту информацию в отделе консульских операций могли получить только из КГБ. Москва предоставила Конгдону эти сведения, и он повел дело.
- Ты полагаешь, Конгдон обращался к Советам? Но это невозможно. Если бы он и сделал это, то с чего бы им идти на сотрудничество? Зачем бы им засвечивать это место?
- Они охотятся за своим собственным человеком. Они очень хотят заполучить его, и лучше всего - мертвым. А этот человек как раз пытался связаться со мной, и мы обменялись посланиями.
- Талейников?
Теперь наступила очередь Скофилда помолчать. Затем он тихо ответил:
- Да, сэр.
- Прямой контакт?
- Да, сэр, именно так. Сначала я неправильно понял его шифровку. Но теперь у меня есть все доказательства...
- Ты... и Талейников? Это что-то чрезвычайное...
- Таковы обстоятельства, сэр. Помните ли вы организацию периода сороковых годов, которая была известна под названием Матарезе?
* * *Они условились о встрече в девять вечера в восточной части парка, примерно в километре к северу от выхода на Миссури-авеню. Там было одно достаточно просторное заасфальтированное место, где ставили машины и можно было припарковаться.
Уинтроп вознамерился отменить все деловые встречи, назначенные на этот день, и сосредоточиться на изучении информации, полученной от Брэя, удивительной - если не сказать больше - информации.
- Он созовет комиссию по расследованиям, если найдет нужным, - сообщил Скофилд Талейникову по пути назад.
- А он имеет такие полномочия?
- Президент имеет, - кратко ответил Брэй.
В течение всего дня мужчины говорили мало, чувствуя себя некомфортно в тесном соседстве друг с другом. Талейников все больше читал, снимая с полок то одну, то другую книгу, и поглядывал время от времени на Скофилда. Взгляд его отражал и прежнее недружелюбие, и неподдельное любопытство.
Брэй чувствовал на себе эти взгляды, но не позволял себе реагировать. Он слушал радио, в частности новости о происшествии в отеле на Небраска-авеню. Случившееся объясняли акцией наркомафии, особенно подчеркивая, что все трое учинивших беспорядки и стрельбу были иностранцами. В сообщениях прибегли к фигурам умолчания, Госдепартамент устранился от комментариев, цензура была неумолима и бдительна.
С каждым новым репортажем, отнюдь не проливавшим свет на случившееся в отеле, Скофилд чувствовал себя все более обманутым и загнанным в ловушку. Он понимал, что вовлечен во что-то, частью чего он никак не хотел стать. Он больше не был за бортом. Хотел бы он знать, где ему предстоит обретаться, куда закинет теперь его жизнь. Его неумолимо вовлекали в нечто под названием "загадка Матарезе".
Около четырех он вышел прогуляться в поля, пройтись по берегу реки. Когда он выходил, он не сомневался, что русский следит за ним и видит, как Брэй прихватил свой "Магнум-4". Русский действительно видел, но спокойно отложил свой "буран" на столик рядом с креслом, в котором оставался сидеть с книгой в руках.
В пять Талейников подвел итоги и предложил:
- Думаю, стоит прибыть на место встречи за час до девяти и определиться на местности. Я должен быть уверен в безопасности.
- Я доверяю Уинтропу, - кратко отрезал Брэй.
- Да и я верю. Но уверен ли ты в тех, с кем он свяжется?
- Он никому не скажет, что собирается повидаться с нами. Он хочет поговорить с тобой, и не накоротке. У него есть к тебе вопросы: имена, явки, должности, военные звания...
- Я постараюсь дать ему ответы относительно всего, что касается Матарезе. Но ни в чем другом я не собираюсь раскрываться.
- Браво!..
- Как бы там ни было, я все еще считаю, что...
- Мы выходим через пятнадцать минут! - прервал его Скофилд. - Надо пообедать по пути к месту встречи. Перекусим порознь, каждый в своем месте.
В 7.35 Брэй въехал на стоянку у южного входа в парк. И он, и человек из КГБ успели сделать к моменту назначенной встречи по четыре рейда в разных направлениях, обследуя тропки, аллеи, кусты, изучая деревья, беседки, уступы и площадки скалистой местности. Ночь выдалась люто холодная, желающих прогуливаться по такой погоде они не обнаружили. Оба сошлись в маленьком овражке. Талейников заговорил первым:
- Ничего подозрительного в моем секторе обзора. Скофилд взглянул на светящийся циферблат.
- Сейчас восемь тридцать. Я подойду к машине, как только она подъедет. А ты жди там, поодаль. Я подам тебе сигнал, когда приблизиться.
- Интересно, как ты это сделаешь? Расстояние ведь немалое.
- Спички... я зажгу спичку.
- Это вам свойственно...
- Что?!
- Ничего! Не важно...
Без двух минут девять лимузин Уинтропа въехал в парк и остановился в двадцати метрах от машины Брэя. Завидев водителя, Скофилд в первый момент насторожился, но почти в тот же миг узнал старого шофера по имени Стенли, проработавшего у Уинтропа около двадцати лет. У этого человека было загадочное прошлое, он прошел как морской офицер через несколько трибуналов, но Уинтроп никогда не упоминал об этом, не придавал значения слухам и неизменно называл своего водителя "мой друг Стенли".
Брэй подошел к лимузину. Стенли распахнул дверцу и мгновенно оказался на тротуаре, держа в левой руке карманный фонарик. Правая рука в кармане пальто означала, что он в любую секунду готов выстрелить.
Луч фонаря высветил лицо Скофилда, и ему пришлось зажмуриться. Справившись с ослеплением, он громко сказал:
- Привет, Стенли!
- Прошло столько времени, мистер Скофилд. Я рад видеть вас.
- Спасибо, и я рад видеть вас, Стенли.
- Посол ждет вас в машине. Можете садиться.
- Отлично. Кстати, через пару минут я собираюсь зажечь спичку. Это послужит сигналом тому, кто должен присоединиться к нам. Он там поодаль и подойдет по одной из тропинок.
- Да, я понял. Шеф предупредил, что вас будет двое.
- Послушайте, Стенли, - Брэй помялся, - если вы все еще курите эти ваши тонкие сигары, то повремените секунду-другую, не прикуривайте, а? Я тем временем успею перекинуться с мистером Уинтропом парой слов и зажечь свою сигнальную спичку.
- Ну и память у вас, черт подери. А я как раз собирался закурить...
Брэй проворно сел на заднее сиденье и оказался лицом к лицу с человеком, который был в ответе за всю его жизнь. Уинтроп постарел, очень постарел, но глаза его, по-прежнему живые, светились умом.
Они пожали друг другу руки, Уинтроп чуть задержал ладонь Скофилда в своей.
- Я часто думал о тебе, - мягко заговорил бывший посол и разведчик, внимательно рассматривая лицо Брэя, покрытое свежими ссадинами и синяками. - Меня охватывают сложные чувства, - продолжал он, - но, видимо, мне не следует говорить тебе об этом?..
- Нет, сэр, не стоит.
- Многое изменилось, верно, Брэй? Наши идеалы, наши возможности сделать так много и для многих... Мы были крестоносцами поначалу... - Старик сжал руку Скофилда и улыбнулся. - Ты помнишь? У тебя был грандиозный план в отношении Ленд-Лиза, была своя прекрасная концепция экономической дипломатии. Я всегда говорил, что люди не собираются платить просто так, тем более переплачивать зря...
- Мои идеи стоило отвергнуть...
- Может быть, и так. Мы бы приперли Советы к стенке. Я помню, как ты говорил: "Если от нас ждут действий как от капиталистического правительства, то нам не следует поступать иначе. Американцы оплатили половину затрат Советской Армии. Надо получить по векселям, получить и привлечь людей".
- Я был наивный теоретик, студент, помешанный на геополитике.
- В такой наивности всегда содержится истина. И представь себе, я до сих пор вижу перед собой того студента и слышу его слова. Я все время вспоминаю о нем...
- У нас нет времени, сэр, - прервал старика Скофилд. - Талейников ждет. На всякий случай мы проверили местность. Кругом ни души.