Время от времени он тревожно озирался, но Олу, кажется, не узнал. И не удивительно, где ее узнать – в низко повязанной косынке, с рюкзаком за плечами, да еще в компании местного парня... К тому же Марат, скорее всего, считает, что ее уже нет в живых.
– Что случилось? – осведомился Реджи.
Ага, общаться не хочет, едва замечает ее присутствие, а чуть что – сразу обратил внимание!
Подавив праведное возмущение, Ола объяснила:
– Вон тот парень, Марат, тоже турист из наших, мы вместе доехали до Манары. Помнишь, я рассказывала?
Реджи поглядел, изучая и запоминая, потом отвернулся.
Кормежка закончилась, объявили посадку.
Туловище гигантского пустотелого червя делилось на сегменты – их, не мудрствуя, называли «вагонами» – и Реджи с Олой, посмотрев, куда направится Марат, сели в другой вагон.
Возможно, Марату повезет добраться до Равды раньше, чем заветная дверца закроется. Возможно, Ола тоже ухитрится благополучно вернуться домой. И если они когда-нибудь в будущем встретятся, оба сделают вид, что незнакомы, ни слова друг другу не скажут, поскорее разойдутся в разные стороны. Ола знала это с совершенной определенностью. Подлость, пусть даже имевшая место в «несуществующем» мире, не может быть аннулирована. В этом знании было что-то страшноватое, неприятно взрослое. И еще: Марат тем вечером пострадал сильнее, чем она. Как он унижался, лебезил – это надо было видеть! Она-то что – молча сопротивлялась, пока была в состоянии, потом пришел Реджи и всех перерезал. Главное, она не унижалась, поэтому ничего, если разобраться, не потеряла, а от Марата как будто откололся кусок – и это уже невосстановимо. Тоже взрослое знание, немного пугающее. Между прочим, взрослеть форсированными темпами – это в ее планы не входило, она отправилась в Магаранский вояж не за этим.
Вагон – продолговатая полутемная полость, вся в кожистых складках. Пассажиры сидят на тюфяках, багаж лежит в специальных ящиках. Сквозь щели в толстой шкуре – их довольно много – внутрь проникает дрожащий солнечный свет. Запах, как в зоопарке... Ладно, можно привыкнуть.
– Реджи, а как мы сойдем? – оторвавшись от невеселых взрослых мыслей, спросила Ола. – Как ты поймешь, где выходить, здесь же нет окон?
– Подобрал тебя на свою шею... – сквозь зубы вымолвил Реджи, не скрывая свирепой досады.
«Все равно не отстану, – с нарастающим ожесточением решила девушка. – Хамло. Чем тебя можно заинтересовать, на что поймать?..»
Через некоторое время он бросил:
– Выпей отвар.
И протянул стеклянный пузырек.
– Зачем?
– Лекарство.
– У меня уже ничего не болит.
– Ага, конечно... Это потому, что я нахожусь рядом и держу твой организм под контролем.
«Смотри-ка, на длинную фразу расщедрился!» – мрачно отметила Ола, глотая противное содержимое склянки.
Надо что-то предпринять, растормошить его. Даже когда он бессовестно издевался над Францем, это больше походило на нормальное человеческое общение, чем его поведение по отношению к ней.
Прошло еще около часа, и он предупредил:
– Подъезжаем. Готовься на выход.
Надевая рюкзак под удивленными взглядами других пассажиров – до станции-то еще далеко! – Ола пыталась предугадать дальнейшие действия Реджи. Не угадала. Он не стал ни рвать стоп-кран – интересно, есть у этой зверюги стоп-кран, спрятанный где-нибудь в складках шкуры? – ни предлагать мзду проводнику. Поезд сам замедлил ход, остановился, в боку раскрылась перепончатая диафрагма.
– Наружу!
Реджи подхватил ее за локоть, и они вместе шагнули в душистые травяные заросли. Диафрагма тотчас сомкнулась, зверопоезд пополз дальше, исчез за деревьями. Мутная зеленоватая вода в транспортной траншее плескалась, постепенно успокаиваясь, на ее поверхности играли солнечные блики. Ола жмурилась после вагонного полумрака.
– Как ты устроил, чтобы поезд остановился?
– Приказал ему остановиться. Идем.
Это путешествие по Лесу стоило того, что ей пришлось тут перетерпеть. Еще как стоило! Она была... счастлива? Ола не привыкла думать о жизни в таких категориях, но слово было самое подходящее. Среди этих буйных трав, лиан, древесных стволов, выпирающих из земли старых корней, окрашенных мягкой прозеленью теней и столбов горячего медового света ей было так хорошо, как никогда раньше. Вот именно ради всего этого она и отправилась на Долгую Землю! Теперь можно со спокойной совестью вернуться домой.
Реджи скользил рядом с непринужденной кошачьей грацией. Или, скорее, с леопардовой – крупноват он для кошки. Еще в вагоне, прежде чем надеть свой рюкзак, он извлек оттуда и приладил за спиной пару коротких узких мечей в лакированных ножнах, так что рукоятки торчали над плечами. Впрочем, оружие ему до сих пор так и не понадобилось. Один раз из норы, прикрытой стелющейся разлапистой листвой, высунулась заросшая бурой шерстью оскаленная морда внушительных размеров, за которой угадывалось в смрадной темноте подобравшееся мускулистое туловище, но Реджи только посмотрел на зверя – и тот втянул голову обратно.
На ночлег остановились на прогалине с мягкой травой. Развели небольшой костер.
Небо прямо-таки роскошное – сумеречно-сиреневое, с золотистыми облаками на западе. Сплошная масса деревьев окутана прохладным вечерним маревом, скрадывающим очертания, и стрекочут на разные лады невидимые насекомые. Наверху темными пятнышками маячат медузники – один, другой, а вон еще парочка – но людей они словно не замечают. А напротив сидит вполне себе привлекательный парень, который, хоть убей, все попытки Олы завязать флирт игнорирует с ледяным безразличием, ноль градусов по Кельвину.
Пытаясь добиться какой ни на есть ответной реакции, она начала рассказывать обо всем вперемешку. О своей квартирке на двадцать четвертом этаже, малогабаритной, зато нашпигованной всевозможной умной автоматикой. О колоссальных автомобильных пробках, из-за которых, если не хочешь опоздать на важное мероприятие, надо выходить из дому пораньше и бежать до места бодрым аллюром («поэтому не удивляйся, что я в ходьбе такая выносливая»). О постоянной борьбе с компьютерными вирусами – отовсюду лезут, никакого от них спасу. О том, как во время несанкционированной акции ее стукнули дубинкой по голове и потом сутки продержали в переполненной душегубке («а раньше у меня волосы были не хуже твоих, не думай!»). О других публичных акциях, за которые, наоборот, недурно платили, хотя и меньше обещанного, но тут уж ничего не поделаешь, клиентура такая, одно слово – политики.
Глядела она мимо Реджи, на Лес, но в какой-то из моментов перевела взгляд на озаренное оранжевым пламенем лицо собеседника – и обнаружила, что тот внимательно слушает. Наконец-то... Глаза у него стали хищные, рысьи. Такими же глазами он смотрел на Франца из Санитарной Службы, а теперь – на нее! Ола даже осеклась от этой разительной перемены.
– Расскажи о своей работе, – скорее потребовал, чем попросил Реджи, когда пауза затянулась.
Болтать о ДСП с непосвященными – это строго-настрого запрещено, за это как минимум выгонят из бюро и больше ни в одну такую организацию не возьмут, не говоря о прочих непредсказуемых неприятностях... Но ведь никто не узнает, последний портал скоро закроется, и для обитателей Земли эта соседняя реальность бесследно исчезнет. А кроме того, ни на что другое Реджи не ловится!
И она взахлеб рассказывала, а Реджи с жадным интересом слушал.
– Мы не мелкая лавочка, мы получаем заказы со всей Восточноевропейской Конфедерации. Когда парламентские выборы, вообще не передохнешь... Ну, знаешь, там есть, за что биться! Власть у депутатов, конечно, с ограничениями, не то, что президентская, но все равно влияние громадное. Сколько им бизнес за всякие решения отстегивает... Понимаешь, они одновременно и марионетки, и хозяева.
– Затраченных усилий стоит только верховная власть, – негромко произнес Реджи, слегка искривив рот в своей фирменной презрительной усмешке.
– Не скажи, если ты попал в парламент – во-первых, ты до конца жизни обеспечен очень даже нехило, пенсия будет офигенная, всякие льготы, еще взяток нахапаешь... Это вроде как самый главный выигрыш в лотерею, и мы им этот выигрыш на блюдечке преподносим. Разные там закулисные интриги, скрытые рычаги тоже имеют значение, но фокус в том, что свои рычаги есть у каждого, кто не придурок, а баллотируется всерьез, и они между собой как бы на равных, а мы для наших клиентов создаем перевес. Еще многое зависит от личного фактора, от имиджа, а то среди кандидатов иногда попадаются такие кадры, которые даже вытягивать бесполезно. Конечно, лучше работать с теми, у кого хорошие шансы.
– Если бы я пришел к вам, как клиент, как бы ты оценила мои шансы?
Ого, ничего себе вопросик!
– Ну, харизма у тебя однозначно есть, это большой плюс, а над имиджем надо основательно поработать. Запомни: что бы ты ни делал – это все туфта, главное – что и как ты говоришь, как себя преподносишь. У тебя, извини, манеры не очень-то... Выражение лица недружелюбное, это отпугнет избирателей. Тебе надо научиться улыбаться – по-настоящему, приветливо и фотогенично, а не угрожающе ухмыляться, как ты умеешь. Еще ты некультурно ешь, чавкаешь во время еды, как зверь, для будущего политика это минус. И когда общаешься с людьми, надо говорить «спасибо» и «пожалуйста», выражать симпатию к электорату – хотя бы во время предвыборной гонки, а потом, когда тебя уже выбрали, можно опять на это забить. Короче, научись пользоваться своей харизмой, стань приятным собеседником, грамотным лидером – и вперед! – Ола улыбнулась собственной шутке.
Ого, ничего себе вопросик!
– Ну, харизма у тебя однозначно есть, это большой плюс, а над имиджем надо основательно поработать. Запомни: что бы ты ни делал – это все туфта, главное – что и как ты говоришь, как себя преподносишь. У тебя, извини, манеры не очень-то... Выражение лица недружелюбное, это отпугнет избирателей. Тебе надо научиться улыбаться – по-настоящему, приветливо и фотогенично, а не угрожающе ухмыляться, как ты умеешь. Еще ты некультурно ешь, чавкаешь во время еды, как зверь, для будущего политика это минус. И когда общаешься с людьми, надо говорить «спасибо» и «пожалуйста», выражать симпатию к электорату – хотя бы во время предвыборной гонки, а потом, когда тебя уже выбрали, можно опять на это забить. Короче, научись пользоваться своей харизмой, стань приятным собеседником, грамотным лидером – и вперед! – Ола улыбнулась собственной шутке.
Реджи как завороженный смотрел на огонь, в его зрачках плясали оранжевые отблески.
С утра заросли были окутаны нежнейшим перламутровым маревом, и небо стало белесое, словно его сплошь затянуло тополиным пухом. Ола не могла решить, какой Лес нравится ей больше – сегодняшний или такой, как вчера. И наверняка у него еще много других обликов... По выступающим из тумана ветвям ползала всякая причудливая мелюзга: увидеть что-нибудь в этом роде на экране компа было бы очень даже любопытно, а вживую – оторопь берет.
Ола поглубже надвинула капюшон старой брезентовой куртки, которую дала ей Текуса, а то вдруг что-нибудь упадет с ветки – да и за шиворот. Они довольно-таки крупные, по пять, по десять сантиметров, и напоминают скорее население кораллового рифа, чем обыкновенных насекомых. Или это не насекомые? Интерес боролся с отвращением, она больше смотрела по сторонам, чем на впереди идущего спутника, и прозевала тот момент, когда он остановился. Налетела с разгону, заставив его сделать еще один шаг вперед, и только тогда обнаружила, что их тут уже трое.
На пригорке, поросшем трехлепестковыми белыми цветами, стояла женщина, похожая на Реджи, как родная сестра. Тот же тип внешности, но в более удачном варианте: если Реджи, при всем его мрачноватом шарме, красавцем не назовешь, то ее узкое продолговатое лицо показалось Олимпии невероятно изысканным, как на старинной картине из тех, что хранятся в музеях и в частных коллекциях. Прямые светлые волосы завидной длины – тоже точь-в-точь как у него. Свободная черная рубашка навыпуск, штаны заправлены в поношенные полусапожки. На макушке повязана черная шелковая косынка, на такой манер, как у мультяшной ведьмы. Никакого оружия... разве что в рукавах или на поясе под рубашкой.
– Вал, я не спрашиваю, где ты столько времени болтался и почему опять ушел, не предупредив. Меня интересует только одно: почему перед тем, как пуститься во все тяжкие, ты не расчесал Рыжика?
– Он убежал, – буркнул Реджи, который на самом деле оказался Валом.
– Мог бы поймать! – обвиняющим тоном возразила незнакомка. – Мне пришлось битый час распутывать колтуны. Его надо вычесывать каждый день.
– Я не один, – извернулся Вал. – Со мной девушка, ее зовут Олимпия.
– О... – Женщина словно только теперь заметила Олу. – Здравствуйте, приятно познакомиться, Изабелла, – и снова обратилась к собеседнику: – Ты применил чары, отводящие взгляд? Провел даже меня!
Парень сдержанно ухмыльнулся. Видно было, что похвала этой Изабеллы ему небезразлична.
– Она с Изначальной.
– Еще один сюрприз... – Светловолосая шагнула вперед, взяла Олу за руку, ее лицо озарила теплая улыбка. – Я очень рада, что у Вала наконец-то появилась девушка, давно пора...
– Ма, это не то, что ты подумала, – угрюмо процедил Реджи-Вал.
«Ма? – изумилась про себя Ола. – Ей же двадцать пять, не больше! Хотя если она С...»
– Жаль, – вздохнула Изабелла. – Ну что ж, идемте...
Бревенчатый дом на холме посреди затуманенного Леса, вокруг – кольцо сараев и частокол с вырезанными из дерева масками то ли демонов, то ли зверей.
Внутри странновато, но симпатично. Ни плесени на стенах, ни паутины по углам, как можно было ожидать, поглядев снаружи на старую потемневшую постройку. Невообразимая смесь предметов из разных жизней. На полу растрепанные травяные циновки, зато занавески на окнах из потускневшей серебряной парчи. Мебель простая, грубо сколоченная, а перед громадным зеркалом в лакированной черной раме – и как его только притащили сюда через Лес! – разложены на столике первоклассные косметические принадлежности из дорогих наборов, шпильки и гребни, украшенные драгоценными камнями, целое столпотворение изящных флакончиков с туалетной водой. С допотопными сундуками соседствует распотрошенный ноутбук: кто-то удовлетворял свою природную любознательность. Множество книг, и лежат они как попало, на полках, на сундуках, стопками на полу.
На стенах развешано холодное оружие – кинжалы, кривые сабли, мечи с замысловатыми гардами. Впечатляет, а все равно пушка надежней... Потом Ола вспомнила, как пистолеты тех уродов дружно дали осечку: наверное, Вал применил тогда какие-то колдовские чары. Все-таки не факт, что пушка лучше клинка – по крайней мере, в этом сумасшедшем измерении.
«Мне же надо домой, надо поскорей мчаться к порталу, а я здесь время теряю!» – Эта мысль, как внезапный визг тормозов за спиной, заставила ее разом напрячься и запаниковать.
– У тебя есть время, – взглянув на нее, мягко сказала Изабелла. – Еще несколько дней. Равдийский портал закроется не сегодня и не завтра. Можешь мне поверить, иногда я предчувствую будущее.
В доме находился кто-то еще, по меньшей мере, один человек. Колыхнулась межкомнатная штора из потрепанного вишневого бархата, и Ола увидела, что вовсе это не человек: существо с гибким и стройным девичьим телом, но покрытое с ног до головы гладкой шерстью пепельного цвета, с когтистыми пальцами, заостренными эльфийскими ушками и монголоидным разрезом глаз. На ней были шаровары из темной материи и зашнурованная на груди безрукавка, расшитая черным, изумрудным, винно-красным бисером, а на когтях – лак самого ходового розового оттенка, последнее поражало больше всего.
Эвендри-кьян-Ракевшеди чинно поздоровалась, назвав Олу по имени.
«Ага, кто бы теперь сомневался, что ворота на Манаре разнес Реджи, или Вал, или как его там еще... Стоп, они же мысли читают и знают, что я знаю! Но ведь я и сама в этой истории по уши...»
Обед – просто объедение. И опять эта смесь стилей: простецкие глиняные миски и аристократическое столовое серебро сногсшибательной работы. Осталось, наверное, с тех времен, когда Изабелла была придворной дамой в Танхале. Пришли два кота, Рыжик и Уголек: один – оранжевый потомок персов, шерсть волочится по полу, другой – типичный ведьмин кот, гладкий, угольно-черный, похож на пантеру в миниатюре. К хозяйке и к Эвендри они самозабвенно ластились, по отношению к Валу проявляли сдержанность, гостью изучали, сохраняя дистанцию.
– Тебе нравятся кошки? – спросила Ола у Эвендри.
– Кошки красивые, – улыбнулась кесу.
Изабелла и Вал беседовали вполголоса, обмениваясь непонятными для непосвященных обрывками фраз. Ола насторожилась, уловив, что речь зашла о ней.
– Что ты об этом думаешь? – с набитым ртом поинтересовался Вал.
– Ужас что такое, – сокрушенно отозвалась Изабелла. – Но потенциал есть. Ты хорошо сделал, что захватил ее с собой.
«Хм, ужас – это обо мне? – дипломатично глядя в миску, подумала Ола. – С чего бы?»
Потом начались уговоры.
На Долгой Земле есть Лес с коренным населением – сородичами Эвендри, и есть острова, где живут потомки земных колонистов. По словам Изабеллы, жизненно важно, чтобы между ними не было четкой границы – линии фронта. Надо поддерживать баланс, а для этого нужны люди, которые любят Лес и не смотрят на него, как на враждебную силу. Таких немного даже среди колдунов, хотя колдуны, способные на внутренний контакт с Лесом, находятся в более выигрышном положении, чем их коллеги, лишенные этого качества. Встречаются такие и среди обыкновенных людей – они становятся сборщиками ценных трав, следопытами караванов на службе у Трансматериковой компании, погонщиками зверопоездов, а то и художниками, рисующими лесные пейзажи. Разное социальное положение, разные характеры, несхожие взгляды на жизнь и моральные принципы – но все вместе они образуют ту прослойку, благодаря которой нет войны между Лесом и людьми. Ола тоже принадлежит к их числу, хотя и родилась на Земле Изначальной, вдобавок она прирожденная колдунья. Неужели ей не хочется остаться здесь?
– Что будет, если я откажусь? – осведомилась Ола, ожидая, понятное дело, более или менее жесткого ультиматума.
– Ничего. Будешь жалеть об этом у себя на Изначальной, жалеть и тосковать. Портал закроется, и вернуться сюда ты сможешь через четверть века, не раньше. Подумай хотя бы до завтра.
Вот и все, и никаких угроз... Отсутствие давления иногда обескураживает почище любого прессинга.