Филипп дал сигнал к походу. Но угроза еще не исчезла. Отступление Гу-Анда могло закончиться какой-нибудь западней.
Двигались медленно. Несколько раз колонна останавливалась.
– Воины все еще там, – сказал Дик.
После часового пути началась тревога. Воины держали свои стрелы наготове, и было такое чувство, что враги перебросились назад; скоро в этом явилась уверенность. Гура-Занка были окружены.
Дело принимало плохой оборот. Сильный страх сдавил сердце Филиппа из-за Мюриэль. Тем не менее продолжали идти, но медленно, с бесконечными предосторожностями, окруженные кольцом разведчиков.
Вдруг поднялись дикие крики.
– Атака! – воскликнул Дик Найтингейл, готовясь стрелять.
Крики смолкли. Атмосфера грозы объяла людей… Вдали затрубила труба.
Тогда поднялись неистовые клики. Разведчики стали подниматься с земли вкруг всей колонны.
– Что такое? – воскликнул Филипп. Варцмао испускал победные клики.
– Это труба Гура-Занка! – сказал Курам. – Мы спасены.
Филипп побледнел и обратил к Мюриэль взгляд, в котором сверкала радость освобождения. Уже виднелись Гу-Анда, выбегающие из прикрытий и стремглав мчащиеся прочь. Гура-Занка пускали им стрелы вдогонку. Показался авангард Голубого Орла.
Мюриэль громко вскрикнула и протянула руки: с запада шли Айронкестль с сэром Джорджем и великаном Гютри.
Глава VII Смерть и жизнь
В час, когда удлиняются тени: Majoresque cadunt altis de montibus umbrae [7] – Гура-Занка собрались на священной просеке для ночного пира. Костры были уже готовы. Два десятка Коренастых и столько же Гу-Анда еще вымачивались в озере, чтоб их тела стали более нежными и более вкусными.
Это был день высочайшего торжества. Меньше чем в месяц Гура-Занка победили Сыновей Красного Носорога, Черного Льва и тысячелетних врагов Коренастых, властителей пещер и подземелий.
Голубой Орел подошел к лагерю бледнолицых вождей. И здесь горели костры, зажженные для ночи, полной ловушек. Голубой Орел, полюбовавшись на громадный рост Гютри, обратился к Айронкестлю и, подкрепляя свои слова жестами, дружески заговорил:
– Эта ночь будет самой славной ночью Гура-Занка с тех пор, как Заума овладел лесом… Двадцать Коренастых и двадцать Гу-Анда отдадут свою силу и свое мужество Гура-Занка. Уамма был бы рад разделить тело побежденных с великими Вождями-Призраками. Ибо он их друг. И он хорошо знает, что они властвуют над смертью. Не хотят ли вождь Мудрости, вождь Великан и вожди, бьющие дальше, чем долетает голос Звучного Рога, принять участие в празднестве?
Гертон понял его слова и отвечал голосом и жестами:
– Наши кланы не едят человечьего мяса, и нам запрещено смотреть, как его едят.
Голубой Орел выказал безграничное удивление. Он сказал:
– Как это может быть? Что же делаете вы с пленными? Ваша жизнь, должно быть, печальна.
Он понял, что от этого у них такие бесцветные лица. Но так как силу следует уважать, и так как он был полон благодарности, воинственный вождь чернокожих удальцов ограничился тем, что сказал, быть может с тайной иронией:
– Уамма пришлет своим друзьям антилоп и вепрей.
В тени зелени, в дрожащих отблесках реки Филипп созерцал ясную грацию Мюриэль. Дочь англов, с сотканными из лучей солнца и луны волосами, напоминала светловолосых богинь, нимф или же ундин, выплывающих из таинственных озер севера. На ней сосредоточивались пылкие желания мужчины и те священные представления, которые делали из скромной первобытной самки волшебное существо.
Взоры их встретились. Он пролепетал:
– Мюриэль, вы уже знаете, быть может… Без вас моя жизнь превратится в темную ночь.
– Я ничтожное маленькое созданье, – прошептала она, – и обязана вам жизнью…
– Так если бы, – с тревогой подхватил он, – я не оказался там…
– О нет, Филипп, что вы спасли мне жизнь – это вовсе не необходимое условие…
Дух творения пронесся над пространством: река, казалось, течет из того сказочного сада, где протекали первые реки, и деревья только что родились на земле, возникшей из вод.
Чьи-то шаги зашуршали в траве. Гертон Айронкестль появился на берегу и заметил их волнение. Положив руку на плечо Филиппа, он сказал:
– Ты можешь на нее положиться, сын мой! У нее чистое сердце, в ее душе живет постоянство, и она боится Предвечного!..
Часть третья
Глава I Царство растений
– Какой странный мир! – воскликнул Гютри.
Экспедиция медленно двигалась по саванне, травы которой были голубого и фиолетового цвета. Высокие и густые, эти травы при проходе каравана издавали сладкозвучный шум, смутно напоминавший звук скрипок. Временами попадались кущи пальм с индигового цвета листвой или финиковых – с листвой, как аметист. Желтые испарения закрывали солнце, гармонируя с цветом листвы и трав.
– Мы вступили в царство растений, – повторял Гертон, жадно вглядывавшийся в эту фантастическую равнину.
Он приказал не давать животным пастись здесь. Но этот приказ был излишен: верблюды, козы, а еще более ослы принюхивались к голубым злакам и фиолетовому клеверу с недоверием. Горилла проявляла неистовое беспокойство, круглые глаза обезьяны смотрели вокруг не отрываясь.
– Животные подохнут от голода! – ворчал сэр Джордж.
– Еще не так скоро! – ответил Гертон, указывая на корм, которым снабдили верблюдов и ослов.
– Да, вы предусмотрительны, – заметил Гютри, – но этого запаса хватит самое большее на вечернюю и утреннюю кормежку.
– Но это животные пустыни: раз их накормишь, и они в состоянии терпеть несколько дней.
Гютри беззаботно пожал плечами. Подул медленный и тихий ветерок. По всей равнине зазвенели слабые голоса: тонкие звуки скрипок, наивных арф, короткозвучных мандолин сливались в какую-то чарующую, смутную симфонию.
– Можно подумать, что мы на концерте Трильби! – заметила Мюриэль.
– Домовых! – прибавил Маранж.
Когда они приближались к фиговым и пальмовым островкам, звуки делались громче, как приглушенный орган.
Желтый туман, сгущаясь на западе, казалось, продолжал аметистовую и сапфировую равнину – топазовой. Там-сям мелькала голая полоска земли красного цвета с металлическим отливом, на которой не росли даже лишаи.
Пролетали громадные мухи, самые крупные из которых были величиной с синиц. Их рыжеватые рои неслись за караваном и вились над животными, жужжа, как жуки. Многие садились на ослов и бегали по ним с фантастической быстротой, но скоро было замечено, что они безвредны. Маленькие птички, едва больше жужелицы, выпархивали из кустов и резко чирикали, покачиваясь на стебельках. Мухи преследовали их. Они были не столь ловки, но все-таки иногда овладевали пичужками и скрывались с своей добычей в чаще высоких трав.
– Это ужасно! – воскликнула Мюриэль, увидавшая, как одна муха схватила пичужку.
Гютри захохотал:
– Настал их черед! Сколько времени птицы глотают мух! А для нас это лучше, чем если бы они были ядовиты.
Равнина все тянулась, блистающая и страшная.
– Мы долго можем терпеть голод и жажду? – спросил сэр Джордж.
– С востока на запад протекает река, – ответил Гертон, – и мы должны встретить ее… Мы дойдем до нее этой ночью или завтра. К тому же в наших мехах воды больше чем наполовину.
Среди дня караван остановился на одной из этих каменистых красных полосок, где растительность отсутствовала.
– Здесь мы можем быть уверены в том, что не нарушим ни одного из таинственных законов – заметил Гертон в то время, как черные приготовляли завтрак.
Благодаря закрывавшей солнце туче, можно было расположиться вне палатки. Нависала тревога. Эта земля казалась страннее всего, что они могли вообразить.
– Дядя Гертон, – сказал Гютри, когда подали завтрак, – что же с нами будет, если окоту нельзя есть растения? У меня такое ощущение, что мы подвергаемся большей опасности, чем с Коренастыми.
Но проглотив большой кусок копченого мяса, он стал смеяться, так как ничто не могло лишить его доли радости.
– Успокойся! – ответил Гертон. – Мы найдем зеленые растения или растения частично красные и зеленые… И наш скот сможет их есть. Если б все растения или части растений были запретными, «табу», как же бы жили здесь животные?
– Но пока наши верблюды, ослы и козы не могут сорвать ни одного стебелька с этого громадного пастбища.
– О! – воскликнула Мюриэль, указывая на странное существо, видимо, наблюдавшее за собеседниками. Это была жаба величиной с кошку. Глаза цвета золотистого аквамарина были устремлены на путешественников. Тело ее было покрыто волосами. Но больше, чем размерами и волосатостью ее, путешественники были поражены ее третьим глазом, помещавшимся на маковке и вращающимся во всех направлениях…
– Вот чудо-то! – воскликнул Филипп.
– Почему? – возразил Гертон. – Разве не имеется такого глаза, правда, в зародыше и скрытого, у большей части земноводных? По всей вероятности, этот атрофированный глаз функционировал у предков наших земноводных.
Жаба сделала прыжок, какой сделал бы заяц, и исчезла в расселине камня.
– Очевидно, под землей вода, – заметил сэр Джордж, – чем и объясняется процветание фиолетовых и голубых трав…
С писком пролетали мимо маленькие птички. Одна из них села неподалеку от Мюриэль. Загипнотизированная видом людей, она не слышала, каж подлетела гигантская муха, внезапно бросившаяся на нее, готовясь ее проглотить.
– О, нет, нет! – в ужасе воскликнула молодая девушка.
Она вспугнула насекомое. Но птичка, раненная в месте соединения крыла, откуда брызнули капельки крови, слабо попискивала, Мюриэль осторожно взяла ее в руки.
В своем крошечном тельце пичужка вмещала красоту заката, золотистый блеск берилловых облаков, пурпур, сверкание аметиста и топаза. Ни у одной ванессы не могло быть крыльев нежнее оттенком, а красная головка, усеянная малахитовыми точками, казалась созданной из какого-то неведомого, драгоценного вещества.
– Какие вышивальщики, акварелисты или ювелиры смогли бы на таком крошечном пространстве создать такой шедевр!..
– А жестокая природа допускает, чтоб этот шедевр поглощали мухи!.. – сказал Филипп.
Весь этот день караван двигался на юго-запад. Бесконечная равнина со своими голубыми и фиолетовыми травами, со странной музыкой, которую издавали растения, когда в них пробегал ветерок, все тянулась под золотистыми и янтарными облаками.
– Страшное однообразие! – объявил Гютри. – Мне опротивел голубой и фиолетовый цвет. Меня от него тошнит.
– Утомительные цвета! – поддакнул сэр Джордж. – Нам нужно было бы иметь желтые или оранжевые очки.
– А ведь у меня есть, а я о них забыл! – сказал Гертон. – Забыл с самого начала пути. Но это извинительно, когда у всех нас такое великолепное зрение. Ни одного близорукого, ни одного дальнозоркого.
– Ни одного с гиперметропией, ни одного астигматика, – пошутил Сидней.
Приближался вечер. Снова раскинули палатки на островке красной земли.
– На этом глаз отдыхает! – сказал Филипп.
– Да, но река? – спросил сэр Джордж. – Конца этой равнины не видать. Завтра вечером наши меха будут пусты.
– И животным мы не сможем дать пить больше одного раза, и то в полпорции! – поддакнул Гютри.
– Бог милостив! – ответил Гертон. – Наверное под почвой есть вода, – и он указал на двух колоссальных жаб, юркнувших в расселину почвы.
– Добро! Строго говоря, шакал может еще здесь пролезть, но не человек! – сказал Филипп.
– В особенности не я! – зубоскалил гигант.
Это были люди с крепкими жилами и неунывающими душами. Несмотря на угрожающую местность, они наслаждались ужином. Черные были задумчивы: тайный страх мутил их воображение.
Филипп и Мюриэль уединились на краю лагеря. В янтарном тумане всходила сказочная луна, похожая на медную, позолоченную медаль. Филиппа опьяняло присутствие его гибкой подруги. В ее бледном лице проглядывали цвета лилии, перламутра; сапфировые глаза с отблесками нефрита мерцали задумчиво и кротко. А волосы блестели, как спелые колосья.
– Мы будем счастливы сознанием, что перенесли испытания и видели эти странные земли! – сказала она. – Будущее не так страшно, как то время, когда вы преследовали тех чудовищ.
– Как бы я хотел скорее видеть вас среди людей нашей расы!.. Мне необходимо, чтобы вы были в безопасности, Мюриэль.
– Кто знает! – задумчиво ответила она. – Безопасности не существует. Эта дикая земля, быть может, избавила нас от более серьезных испытаний. Мы – жалкие, беззащитные существа, Филипп. Один неверный шаг может сгубить человека, спасшегося от львов. Бог всюду и всюду Он управляет нашей судьбой.
– Уж не мусульманка ли вы? – спросил он с легкой насмешкой.
– Нет, я верю в активность: она нам заповедана… Но все-таки нас охраняет Всемогущий.
И она запела невыразимо трогательно:
С душой, насыщенной любовью, он забыл все смутные опасности и вкушал сладость волшебных минут во всей их полноте.
Глава II Вода, твоярщая жизнь
– Животных мучит жажда! – сказал Гютри. – Меня тоже.
Воды больше не было. Путешественники разделили между собой последние глотки и продолжали идти все по той же безграничной равнине среди фиолетовых злаков, голубых деревьев и ярко-красных полос земли.
Пустыня не выпускала их, как свою добычу, и солнце, одолев облака, бросало жгучие лучи, иссушавшие кровь в жилах людей. И всетаки нужно было идти. Колоссальные мухи аккомпанировали своим жужжанием музыке трав, становящейся зловещей. Она все более и более походила на перезвон дальних колоколов. А когда дул ветер, слышался как бы звон набата.
– Я думал, что река ближе, – признался Гертон.
– Так вы думаете, что в самом деле есть река? – спросил сэр Джордж.
– Да, я уверен в этом. Мне описывали ее. Сэр Джордж посмотрел в подзорную трубу.
– Ничего! – сказал он.
Деревьев больше не было. Росли одни травы, густые и крепкие.
– Вода под землей, может быть, там только и следует ее искать? – заметил Филипп.
– Мы потеряли бы слишком много времени, – отвечал Айронкестль. – Прошу потерпеть еще несколько часов.
– Хорошо, дядя Гертон. Но скажите, сколько дней можно выдержать без питья? – спросил Гютри.
– Разное время: верблюды выдерживают три, четыре, пять дней, даже, говорят, больше. Люди –два-три дня… Смотря по темпераменту и состоянию атмосферы.
– А сейчас страшная сушь! У меня кожа становится жесткой! – ворчал Гютри. – Боюсь, что я из тех, кто всех меньше может устоять…
Ужас и уныние объяли караван. Солнце на закате приняло цвет чистого золота, затем выросло и стало оранжевым. День склонялся к вечеру.
Животные подвигались с трудом, козы жалобно блеяли. Черных охватывала боязнь и недоверие, предвестники мятежа, глухо нараставшего. Та глубокая вера, которую внедрили в них победы белых, улетучивалась в этом странном мире. В особенности их тревожило отсутствие воды, и не потому, что это было страшное зло, но и потому, что в этом сказывалось для них бессилие господина.
Гертон позвал Курама.
– Что говорят люди? – спросил он.
– Они боятся, господин… Это страна Смерти. Трава здесь враг животных.
– Скажи им, Курам, что бояться нечего. Мы знаем, куда идем.
Глаза Курама, несколько походившие на глаза буйвола, склонились долу.
– Мы еще далеко пойдем? – спросил он дрожащим голосом.
– Все изменится, когда мы достигнем реки.
Фаталистическая душа приняла слова господина, и Курам отправился говорить с черными.
Солнце готово было закатиться, когда караван достиг островка красной земли. Пока готовились к стоянке, несколько раз видели выскакивающих гигантских жаб, сейчас же прятавшихся в расселине земли.
– Этим тварям нужна вода! – заметила Мюриэль.
– Значит, под землей вода! – вывел заключение сэр Джордж.
– Поищем! – предложил Гютри. – Моя жажда становится невыносимой.
Козы жалобно блеяли. Ослы нетерпеливо обнюхивали землю.
Филипп, сэр Джордж и. Сидней осмотрели трещины. Они были узкие, и в них не было следов влаги.
– Нужно начать рыть, – произнес Филипп.
– Что мы и сделаем, – объявил Гютри. – Поищем места, где земля рыхлая.
Скоро они нашли такое место. Гютри пошел за землечерпалкой. Через час была вырыта глубокая яма. Очень скоро обнаружилось присутствие влаги в земле, но количество этой влаги не возрастало, а скоро она начала даже иссякать.
– Очень странно! – воскликнул Филипп. – Очевидно, влага эта просачивается откуда-то. Присутствие поблизости водной поверхности вполне вероятно.
– Поблизости… – ворчал Гютри. – Если эта поверхность хотя бы в ста метрах, она недоступна для наших слабых сил…
Попытались сделать несколько горизонтальных раскопок, но они не дали никаких результатов.
– Печальная будет ночь! – заключил Сидней. – Мы добились только того, что увеличили нашу жажду.
Путешественники спали плохо и поднялись до зари. Над ними нависла одна из тех угроз, которых не в силах одолеть никакая доблесть. В каждой их жилке таилась гибель. Как громадная пиявка, атмосфера капля по капле высасывала из них кровь. Мать жизни – вода – покидала их и терялась в пространстве.
– Не будем медлить! – стонал Гютри, – ночью и ранним утром легче идти.
– Желательно, чтоб двое из нас пошли на разведку! – подал мысль сэр Джордж.
– Я уже думал об этом! – поддакнул Гертон.