Маша отвела глаза и принялась кружить по комнате, стягивая на обширном теле концы пестрой шали.
– Если они получат жемчужину, все равно его убьют! – прошептала она.
– Возможно, вы правы, но мы можем попытаться заставить их заплатить за свое преступление. Вот как мы, пожалуй, поступим...
– Господи, у вас уже есть план?
– Какой-никакой, а есть! Прежде всего, надо положить эту коробочку на место. Вытащив из нее содержимое, – прибавил Альдо, предупреждая какие бы то ни было возражения. – Затем вы уедете на такси, а то шофер, должно быть, уже изнывает от нетерпения. Вот, возьмите, чем ему заплатить, – он вытащил из бумажника несколько купюр и протянул их цыганке.
– А вы? Вы что – вернетесь пешком?
– Нет, не вернусь. Останусь ждать.
– Здесь?! Чтобы и вас похитили?!
– Вот уж чего мне совершенно не хочется! Я собираюсь попросить соседа меня приютить и думаю, что он не устоит перед крупной купюрой. А мне будет очень удобно следить за развитием событий...
– Но что вы сможете сделать один?
– А вы что предлагаете? Может быть, вы решились обратиться в полицию? – с едва заметной иронией спросил князь.
– Ни за что! Тем более что они там сроду не понимали по-русски! И вообще – тех, кто из России, по-каковски бы они ни говорили...
– Тогда делайте, как я сказал, то есть прежде всего – уезжайте отсюда! Пока перед домом будет стоять такси, никто сюда не сунется... Ах да, чуть не забыл! Я остановился в «Ритце», и мне хотелось бы знать ваш адрес.
Во время разговора Альдо успел сунуть «Регентшу» в карман смокинга, выбрать в золе несгоревшую щепку примерно того же размера и очертаний и заботливо обернуть ее ватой, не пожалев собственных рук, белоснежных манжет и черных брюк с безупречной складкой, которым данная операция причинила некоторый ущерб.
– Ну, теперь идите! – скомандовал он после того, как Маша сунула ему записку со своим адресом в тот же карман, где уже лежала жемчужина.
Она вышла молча, и только ступеньки заскрипели под ее тяжелыми шагами. Морозини тем временем как мог отряхнулся от пепла, вымыл руки под лестничным краном и вытер их полотенцем, которое подобрал с пола. Затем постучался.
Дверь тотчас распахнулась. Теодюль Мерме, в высшей степени заинтригованный происходящим в квартире соседа, должно быть, все это время простоял в прихожей; и, когда элегантный господин попросил приютить его на несколько часов, явно обрадовался возможности чем-то расцветить свое тусклое и однообразное существование. И поспешил показать нечаянному гостю тесное жилище, дышавшее чистотой и порядком, – полная противоположность царившему напротив хаосу. Все как положено: столовая в стиле Генриха II, доставленная прямиком от Дюфайеля, аспидистра в горшке, у окна вольтеровское кресло, украшенное связанным крючком подголовником, маленькая картинка на дереве, изображающая морское купание в Гранвиле, несколько пожелтевших фотографий в латунных рамках. В соседней с ней крохотной спальне – тоже, разумеется, от Дюфайеля! – большой зеркальный шкаф, ночной столик с лампой и неубранная постель, за состояние которой Теодюль Мерме извинился, прибавив, что у него после всего происшедшего недостало мужества снова в нее лечь.
– Я предпочёл сварить себе кофе, чтобы немного согреться, – пояснил он. – Выпьете чашечку?
– С удовольствием, но мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.
– Ни малейшего беспокойства. Мне приятно поговорить с таким человеком, как вы...
– Во мне нет ничего, особенного, – улыбнулся Альдо, пригубив горячий кофе, который неожиданно оказался вкусным.
– Вы прекрасно знаете, что это не так. И толстуха, которая приходила вместе с вами, тоже не такая, как все. Но ее я уже видел раньше: Вы-то хоть не русский? – внезапно забеспокоился он.
– Нет-нет, на этот счет можете не волноваться! Я венецианец...
– О, венецианец! Как Казанова!
Он явно получил кое-какое образование, и Морозини, не удержавшись, засмеялся:
– Не до такой степени: мать у меня была француженкой. Скажите, а вы хорошо знали вашего соседа?
– Совершенно не знал! Он появился здесь приблизительно месяц назад с толстой цыганкой, которая приходила с вами. Выглядел парень очень бледно, и поначалу она бывала здесь каждый день. Хозяйка тоже навещала нового жильца, но, по мере того как ему становилось лучше, он приучался жить один. Ни с кем не разговаривал... При встрече только здоровался – и все. Впрочем, я думаю, он довольно плохо говорил по-французски. Какое-то внимание он уделял Только малышу с первого этажа. Я несколько раз видел их вместе, и, похоже, они друг с другом ладили.
– Но есть же у него родители, у этого малыша?
– Только дед. Неплохой, в общем, человек. Вот только глухой как пень, но при этом болтливый как сорока. Кое-как перебивается на скудную пенсию. Мальчик выполняет всякие мелкие поручения. Ему, наверное, лет двенадцать...
– Вполне уже взрослый... А в школу ходит?
– Ходит время от времени, когда больше нечем заняться. Только не думайте, что он хулиган и бездельник! Конечно, уличный мальчишка, но неплохой. Его зовут Жанно. Вернее, Жан Лебре, как и его деда.
Скрежет тормозов прервал разговор на полуслове. Морозини бросился к окну, но опоздал: ему так и не удалось увидеть, кто вошел в дом. Пришлось направиться к двери и, осторожно ее приоткрыв, прислушаться.
Кто-то осторожно поднимался по лестнице, и ступеньки на этот раз скрипели куда тише: должно быть, эта особа весила намного меньше Маши... Впереди новоприбывшего двигался слабый луч света, похоже, у незваного гостя был при себе карманный фонарик. Вскоре в поле зрения Морозини появился темный силуэт. Щель в двери была узкой, но Альдо все же сумел разглядеть, что перед ним женщина.
Дверь в квартиру Петра продолжала болтаться на одной петле, и незнакомке не составило ни малейшего труда проникнуть в убогое жилье. Морозини со всевозможными предосторожностями приоткрыл дверь чуть пошире. Теодюль Мерме оказался заботливым хозяином: петли не заскрипели, и шестигранные терракотовые плитки на площадке тоже не выдали Альдо.
В свете фонарика обозначилась тоненькая женская фигурка в темном пальто на обезьяньем меху и шляпке с опущенными полями, почти полностью скрывавшей волосы. Увидев, что в комнате все перевернуто, женщина приглушенно вскрикнула и шагнула туда с опаской, но явно зная, куда ей направиться. То есть прямиком к камину.
Положив фонарик на пол, она подобрала валявшуюся рядом газету, расстелила ее, опустилась на колени, и, точно так же, как незадолго до нее делала Маша, принялась рыться в глубине очага, – правда, не снимая перчаток. Это продолжалось несколько минут, и Морозини, который из-за двери наблюдал за ней, затаил дыхание, боясь, как бы не выдать себя; со своего места он прекрасно все видел, поскольку фонарик лежал таким образом, что свет падал на затянутые в черную кожу руки незнакомки.
Женщина действовала методично, ощупывая один за другим кирпичи из огнеупорной глины. Наконец ей удалось отыскать то, что надо, она вывернула кирпич и достала из тайника железную коробочку. Поднялась с колен, перенесла фонарик на стол и собралась изучить свою находку, но теперь ее трясло от волнения: руки, минуту назад такие уверенные, дрожали.
При виде обгоревшей деревяшки незнакомка сердито вскрикнула, потом, кипя от ярости, разразилась потоком слов, непонятных для всякого, кто не владел русским языком. А именно так обстояло дело с ее единственным слушателем. После чего она, немного успокоившись, принялась размышлять, для чего ей пришлось сесть, и ее лицо оказалось наконец-то на свету. Морозини в своем укрытии разочарованно скривился: глядя на изящную фигуру незнакомки, он ожидал, что лицо будет ей соответствовать. Однако под серой фетровой шляпкой с опущенными полями скрывалась грубо слепленная физиономия с большим, тяжелым и довольно вульгарным носом. Падавшие из-под шляпки на щеки темные, прямо подрезанные волосы казались жесткими.
Этажом ниже кто-то пошевелился, и женщина, должно быть, решив, что она и без того слишком задержалась, встала и тотчас скрылась из виду, следуя за белым лучом фонарика. Она прошла мимо Морозини, едва не задев его, но так и не заметила, – слишком была потрясена и разочарована! – вышла за дверь и быстро спустилась по лестнице. Ступеньки скрипели так громко, что она не услышала чужих шагов у себя за спиной Морозини, махнув рукой ненадолго приютившему его Мерме, устремился за незнакомкой, решив выследить ее и узнать, куда она направится. Он рассудил, что раз ей известен тайник, в котором прятали жемчужину, она непременно должна быть как-то связана с похитителями Петра Васильева...
К несчастью, оказавшись на улице, женщина села в дожидавшуюся ее машину, которая тотчас отъехала, оставив Морозини в полной растерянности на тротуаре. Как можно пешком в полной темноте глухой безлунной ночи догнать человека, уехавшего в автомобиле? Князь уже начал выкладывать всю свою коллекцию ругательств, глядя на удаляющийся красный огонек, когда внезапно рядом с ним затормозило такси.
К несчастью, оказавшись на улице, женщина села в дожидавшуюся ее машину, которая тотчас отъехала, оставив Морозини в полной растерянности на тротуаре. Как можно пешком в полной темноте глухой безлунной ночи догнать человека, уехавшего в автомобиле? Князь уже начал выкладывать всю свою коллекцию ругательств, глядя на удаляющийся красный огонек, когда внезапно рядом с ним затормозило такси.
– Я уже заждался, – проворчал полковник Карлов, распахнув дверцу. – Влезайте поскорее, не то мы ее потеряем!
Альдо не заставил себя уговаривать и буквально вскочил в машину.
– Сам бог послал мне вас, полковник! – воскликнул он, со вздохом облегчения откинувшись на подушки.
– Никакой не бог, всего лишь толстуха Маша, а когда речь заходит о ней, тут уж скорее не бога надо поминать. Эта женщина – настоящая чертовка, но когда-то могла из меня веревки вить! И должен признаться, что ни годы, ни лишние килограммы ничего не изменили! В жизни бы не поверил...
– И как же вы объясняете этот феномен?
– Все дело в ее голосе! Думаю, перед его чарами я всегда буду бессилен...
Глава II В КОТОРОЙ НАЧИНАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ...
Отставной полковник, конечно, был уже не первой молодости, но машину тем не менее вел решительно, быстро и с великолепным пренебрежением к опасности. Бросившись в погоню, он поминутно совершал настоящие подвиги: в числе прочих – выделывал головокружительные виражи и так накренял при этом машину, что колеса с другой стороны отрывались от асфальта. Бешеная гонка оказалась не напрасной: не прошло и десяти минут, как такси уже двигалось вдоль Сены поблизости от Сент-Уана на некотором расстоянии от преследуемого, не теряя его из виду, но и не попадаясь ему на глаза.
Внезапно водитель затормозил столь резко, что Морозини, которого демонстрация скоростной езды в большой восторг, прямо скажем, не приводила, скатился с сиденья на пол и, упав на колени, едва не ткнулся носом в стекло, отделявшее его от шофера.
– Что это вы вдруг остановились? – разозлился он.
– Здесь находятся мастерские завода Ситроена, заброшенные из-за наводнения. Туда-то они и пошли, – уверенно заявил Карлов.
– Вы что – видите в темноте, как кошка? – восхитился Морозини, который и сам на зрение пожаловаться не мог.
– Нет, просто живу здесь поблизости и знаю эти места как свои пять пальцев. Машину они, наверное, поставили во дворе. – А мы что будем делать? – Я, само собой, пойду туда... А вы не могли бы подъехать поближе?
Полковник-таксист насмешливо взглянул на него поверх очков.
– Мне тоже в свое время случалось надевать лаковые туфли к вечернему костюму, и я знаю, что для ходьбы это не самая удобная обувь, но вы, наверное, уже заметили, что мотор у моей машины самую малость шумный? Так что придется вам смириться со своей участью, и, клянусь святым Георгием, вы это переживете! А я тем временем вручную подтолкну свое такси, чтобы вам меньше пришлось идти в случае внезапного возвращения. Здесь дорога идет под уклон, и у меня должно получиться, – прибавил он, выбираясь со своего места и распрямляя довольно-таки внушительную фигуру.
– Что поделаешь! – ответил Альдо, тоже выходя из машины и проверяя, на месте ли револьвер: как знать, ему в любую минуту может потребоваться оружие.
– Не волнуйтесь, когда вы оттуда выйдете, я буду уже совсем рядом! – заверил князя Карлов, принимаясь, как и обещал, подталкивать такси.
– Да я и не волнуюсь.....
Занимался хмурый, насморочный день, в тусклом свете вырисовывались очертания когда-то нарядного, но теперь обезображенного индустриализацией парижского предместья. Прелестный замок, так любовно построенный и убранный Людовиком XVIII для одной из фавориток, – последней представительницы этой корпорации, если и не вообще, то во Франции уж точно, – почти лишился своего парка, жестоко порубленного компанией Томсон-Хаустон, со времен войны занимавшейся Производством трансформаторов и приборов высокого напряжения. Что же касается самого замка, во время все той же войны превращенного в госпиталь, теперь там была ремесленная школа для мальчиков. Словом, картина выглядела довольно уныло, но Морозини бросил на нее лишь беглый взгляд, оценивая степень опасности, которая могла исходить от нагромождения жилых зданий и мастерских.
С оружием наготове и со всеми обычными в таких случаях предосторожностями он пробрался через захламленный двор и вошел в просторную полуразрушенную мастерскую, где почти все окна были выбиты, а немногие уцелевшие стекла почернели от пыли. Смотреть тут было не на что, кроме притаившейся в темном углу зловещей композиции: жаровни с еще красневшими углями, к которой прислонены были щипцы и какие-то длинные железные прутья. Рядом виднелись пятна крови.. Альдо почувствовал себя так, словно мгновенно перенесся в самое что ни на есть мрачное Средневековье, хотя на стене над орудиями пытки красовался обрывок рекламного плаката!.. Правда, никаких следов жертвы он не обнаружил, – похоже, все каким-то таинственным образом отсюда улетучились.
Морозини долго осматривал мастерскую и двор, в особенности двор, где следы шин, местами появляясь, тут же и пропадали, – их сменяли разнообразные отпечатки подошв. Среди больших и широких – следы женских туфелек на тонком каблуке. Складывалось впечатление, что люди, объединив усилия, приподняли машину и отнесли ее в какое-то надежное укрытие. Правда, предположение даже самому Альдо показалось совершенно бредовым... И все же, все же...
Тем более что в глубине двора Альдо углядел металлическую штору, насквозь проржавевшую, но с заботливо смазанным механизмом. Опять начались сомнения: во-первых, штора была опущена, а во-вторых, в одиночку ее было не сдвинуть. Но все же на всякий случай князь решил попросить полковника Карлова ему помочь. Сложение у таксиста было медвежье, и его пассажир с легкостью представлял себе, как этот русский офицер гнет руками подковы...
Морозини отправился на поиски полковника, но далеко ходить не пришлось: такси стояло почти у самых ворот разрушенного завода. Водитель тоже оказался неподалеку: он сидел на берегу Сены рядом с маленьким мальчиком, и оба смотрели на бегущую у самых ног речную воду. Князь приблизился к ним. Услышав его шаги, мальчик поднял на него горестные голубые глаза, из которых все еще ползли по круглым щекам слезы. На вид ему было лет десять, и, со своими веснушками и растрепанными светлыми волосами, выбивающимися из-под кепки, он очень напоминал одного из монмартрских сорванцов с рисунков Пульбо – в длинных штанах, грубых ботинках, с обмотанным вокруг шеи вязаным шарфом, вот только его одежда, хоть и поношенная, выглядела добротной и чистой. Мальчик обратился к незнакомцу таким тоном, словно хорошо знал его и воспринимал его присутствие здесь как нечто вполне естественное:
– Вот на этом самом месте они бросили его в воду, привязав к ногам здоровенный камень! Он прямо сразу пошел к дну...
И парнишка снова разревелся в три ручья, а Карлов проворчал:
– Незачем дальше и искать вашего приятеля, сударь. Малыш был здесь. Все произошло у него на глазах...
– Погодите-погодите! Вот именно это мне и хотелось бы узнать: что ваш малыш делал в таком месте в такой час? Скажи-ка мне, – продолжал он, присаживаясь на корточки, чтоб оказаться на одном уровне с ребенком, – тебя случайно не Жанно Лебре зовут?
– Да, так... А кто вам это сказал?
– Мой мизинчик. Осталось только узнать, как ты здесь оказался.
– Прицепился к их тачке! Я слышал, как они подъехали, как поднялись в квартиру к Петру. Тогда я по-быстрому оделся и хотел пойти поглядеть, что там делается, но услышал, как они уже спускаются вниз. Потом я увидел, как они вытащили из дома Петра. И тогда я решил проследить за ними и выяснить, куда они его повели.
– Наверное, не так-то легко это было?
– Да уж. Я прицепился к запасному колесу, а они катились довольно быстро, но зато они не могли меня увидеть, потому что шторка на заднем стекле была задернута. Машина подъехала сюда, остановилась перед мастерской, и тогда я соскочил на землю. Потом они повели Петра внутрь, и больше я ничего не видел. Но я все слышал, – в голосе мальчика зазвучал непередаваемый ужас, он снова расплакался и принялся утираться рукавом. – Вот гады! Знали бы вы, что они с ним делали! А потом стало тихо, я больше ничего не слышал, и тогда из мастерской вышла какая-то тетка, которой я раньше не видел, она села в машину и уехала, а я остался и спрятался во-он там, за большим бидоном из-под бензина. И уже оттуда видел, как вышли те двое. Они несли тело. Я сразу понял, что это Петр и что он умер. Потом они стали привязывать камень... А я все сидел здесь, думал, вдруг камень отвяжется, но больше я ничего.. ничего больше не видел!
Жанно разрыдался пуще прежнего. Морозини погладил его по голове, стараясь успокоить. Потом повернулся к таксисту: