– А немного позже вы были перенесены на седьмое небо и в кровать, – дополнил я. – Жизнь стала симфонией. А через несколько дней ваше совместное утро началось с того, что она поставила условия: или вы сделаете то, что ей надо, или вернетесь к прежнему положению. Вы мне уже говорили об этом. Итак, что она хотела?
«Мой брат – неудачник, он слабый и скверный человек, – сказала она мне, – будет катастрофой для всех, если он займет директорское кресло. Нужно во что бы то ни стало помешать ему». Когда я спросил ее, каким образом она собирается сделать это, она ответила, что первое, что я должен сделать, это предложить ее брату поработать со мной в лаборатории. Я должен был добиться его доверия и сделать так, чтобы он считал меня своим другом. Так как она не просила вредить Джонатану, то я согласился. Он пришел работать в лабораторию, и я постарался сделать все, чтобы войти к нему в доверие. Должен признаться, что у меня это плохо получилось, но я старался. Через несколько недель Максин небрежно предложила мне, чтобы я ввел Джонатана в курс дел относительно новой формулы, взяв его в ассистенты. Тогда он был все время возле меня… когда соизволял выходить на работу, то есть, не более двух дней в неделю!
– А потом?
– Потом она заявила мне, что, когда формула будет готова, я должен буду испортить ее. В определенный момент я должен был притвориться больным. Я должен был дать указание Джонатану, чтобы он передал формулу на фабрику и сам стал бы следить за приготовлением продукции. И, когда обнаружилась бы ошибка, я должен был свидетельствовать, что Джонатан переменил формулу. Она была уверена, что с моей поддержкой ей удастся уговорить душеприказчиков завещания согласиться считать Джонатана неспособным руководить предприятием отца. Она должна оставаться главой фабрики, а я, в таком случае, сохранил бы должность главного химика и ее любовника.
– Вы отказались?
– Разумеется! – жалобно воскликнул он. – О, я должен признаться, что мне трудно было решиться на это. Я считал, что ее брат действительно слабый и безвольный и что он это искусно скрывает. Но в моих глазах безволие – недостаточный повод, чтобы лишить его наследства.
– Держу пари, что Максин была в восторге от вашего решения, когда вы его объявили! – со смехом проговорил я.
Сталь даже задрожал при этом воспоминании.
– Она моментально изменилась. Я даже не мог вообразить, что такая прекрасная женщина может иметь такой ужасный характер. А ее язык! Любой извозчик покраснел бы, услышав ее!
– И она прогнала вас из дома?
– Из частной жизни, мистер Бойд, да, совершенно верно. Мне было не легко вернуться к прежнему существованию. Особенно трудно мне было на службе, но тем не менее, я счастлив, что нашел в себе силы отказаться от ее предложений.
– А что заставило вас изменить свое мнение и рассказать это мне? – с любопытством спросил я.
– Моя совесть не давала мне покоя. Я отлично понимал, что вы работаете на Максин и фатальным образом можете повлиять на достижение ею цели. И это будет концом моей долголетней службы в Доме Колдовства. А у меня нет ни малейшей возможности получить где-нибудь должность главного химика. Но я, безусловно, найду место ассистента, и мое жалованье будет достаточным.
– Раз она удержала вас, когда вы отказались выполнить ее желание, она, вероятно, ничего не станет предпринимать против вас, если останется. Разве не так?
Он печально покачал головой.
– Она может подумать, что я пойду и расскажу все Джонатану. Но теперь это уже не важно. Я совершенно уверен, что она сама отдала формулу Фремонту и ждет удобного момента, чтобы обвинить своего брата. И я также совершенно уверен, что у нее приготовлены фальшивые доказательства, которые она где-то прячет и которые вы должны найти. Таким образом, ее намерение будет осуществлено.
– Я очень благодарен вам за то, что вы рассказали мне все это, мистер Сталь, – проговорил я, медленно поднимаясь. – Это поможет мне осветить некоторые моменты, которые пока были не ясны.
– Это должно быть сделано, мистер Бойд, – проговорил он с фанатической простотой мученика.
– Тут вы совершенно правы. Если Максин удастся лишить своего брата наследства, ничего ей не помешает вышвырнуть и вас. Но если вам удастся предотвратить этот удар и таким образом помочь Джонатану, то вы станете, безусловно, самым доверенным человеком для него, когда он возьмется за руководство предприятия.
– Мистер Бойд! – простонал он. – Уверяю вас, я сказал чистую правду!
– Горе в том, – пробормотал я, как бы размышляя вслух, – что я не знаю, должен ли я верить словам человека, страдающего сексуальным недугом.
Я оставил его, вытирающим свои глаза. По какой-то странной ассоциации он напомнил мне невесту, покинутую на ступенях церкви.
8
Когда я навещал Урсулу Овен в последний раз, было немного меньше половины девятого, так что прежде, чем войти, я проболтался около ее дома минут десять.
Я почему-то подумал, что привычка была второй натурой Урсулы, ведь это часто бывает у молоденьких девушек.
Ровно в половину девятого я нажал кнопку ее звонка, а потом быстро отошел на три шага назад. Мне показалось, что прошло довольно много времени, прежде чем дверь, удерживаемая цепочкой, немного приоткрылась, и большие фиолетовые глаза, близоруко прищурившись, стали всматриваться в отверстие.
– Кто это?
Как и в первый раз, голос ее был низким и вибрирующим.
– Чарли, – ответил я простуженным баритоном.
– Дорогой! – лицо ее прояснилось. – Ты хотя бы позвонил, прежде чем придти. Я только что из душа.
Действительно, привычка была второй ее натурой, и на ней был тот же халатик, что и в первый раз. Она распахнула дверь, но я подождал, пока девушка повернулась ко мне спиной, чтобы войти в квартиру и предусмотрительно держался в трех шагах позади. Она бедром ударилась о низкий столик, и у нее вырвался крик боли. Через секунду Урсула сложилась пополам и стала шаркать по подносу на столике в поисках очков. Халатик сильно обтянул ее ягодицы, которые находились от меня на расстоянии вытянутой руки. Искушение было слишком велико; я слегка шлепнул по ним, и она издала радостный вопль:
– Ну, что ты, Чарли! Ведь ты еще даже не поцеловал меня!
Урсула повернулась ко мне с очками в руке и прелестной улыбкой на лице. Я даже не предполагал, что у нее может быть такая улыбка. Потом Урсула надела очки и лицо ее совершенно изменилось.
– Мистер Бойд?
– Если это вас не устраивает, почему бы вам не снять очки еще раз, чтобы устремиться со мной в постель, – предложил я ей. – Если вам нравится, вы даже можете называть меня Чарли.
Она инстинктивно отпрянула и снова налетела на низенький столик. В течение нескольких секунд ее руки бешено колотили воздух, потом она свалила столик и оказалась на ковре. Ноги ее поднялись вверх, судорожно брыкаясь. В результате этих манипуляций купальный халатик совершенно распахнулся и в течение нескольких, увы, слишком коротких секунд, я мог с интересом наблюдать забавный эротический спектакль. Наконец, ей удалось перевернуться на живот и встать. Потом с гневным рыданием она бросилась на кушетку, упала на нее и спрятала лицо в подушках. Ее плечи конвульсивно вздрагивали, и я, решив, что это надолго, сел в кресло и закурил. Однако за то время, пока я выкурил сигарету, плечи ее ни разу не шевельнулись, и лишь тяжелое дыхание подсказывало мне, что она еще жива.
– Вы немного меня интригуете, Урсула, – проговорил я кротким голосом. – Эти красивые фиолетовые глаза, эта женственность, исходящая от вас, которую я видел накануне вечером. Ваш голос был немного хриплым, немного вибрирующим, полным тысячи обещаний, конечно, не высказанных, и все это до того момента, пока я не представился. И вы так быстро изменили свой облик, что это заставило меня подумать, что вы ждали, ждали, но совсем другого человека. В прошлую нашу встречу, когда вы переоделись, я даже удивился, та ли это девушка, что была здесь несколько минут назад. Я вспомнил, как вы ударялись о предметы, когда бежали через салон. Значит, вы ждали, что это будет кто-то достаточно важный и нужный, кому вы, рискуя сломать шею, хотели показать ваши замечательные фиолетовые глаза без очков.
Девушка медленно выпрямилась, села, сняла очки и стала вытирать глаза носовым платком, который вынула из кармана халатика. Потом снова надела очки и посмотрела на меня с глубоко унылым видом.
– Неприятно то, что два человека придумывают одну историю и рассказывают ее одними и теми же словами, – продолжал я. – Я сегодня видел Фремонта, и, если бы закрыл глаза, то мог бы подумать, что слышу вас, за исключением, конечно, голоса. Слова были почти те же. Он даже посоветовал мне поговорить с вами, потому что вы можете мне рассказать про ухарские сцены, которые проходили в кабинете Максин Лорд, про ее гнусную привычку находить у людей их слабые стороны и про все остальное. Беда Фремонта заключается в том, что он слишком много приписывает себе.
Девушка медленно выпрямилась, села, сняла очки и стала вытирать глаза носовым платком, который вынула из кармана халатика. Потом снова надела очки и посмотрела на меня с глубоко унылым видом.
– Неприятно то, что два человека придумывают одну историю и рассказывают ее одними и теми же словами, – продолжал я. – Я сегодня видел Фремонта, и, если бы закрыл глаза, то мог бы подумать, что слышу вас, за исключением, конечно, голоса. Слова были почти те же. Он даже посоветовал мне поговорить с вами, потому что вы можете мне рассказать про ухарские сцены, которые проходили в кабинете Максин Лорд, про ее гнусную привычку находить у людей их слабые стороны и про все остальное. Беда Фремонта заключается в том, что он слишком много приписывает себе.
– Я не могу понять, о чем вы говорите, – прошептала Урсула.
– Когда Максин порвала с Фремонтом, он, вероятно, возненавидел ее до глубины души и изо всех сил начал мстить ей. И тут ему пришла в голову мысль украсть формулу. Удар бы намного потерял в силе, если бы кражу обнаружили до того, как духи были запущены в производство. Фремонту было необходимо, чтобы факт кражи своевременно не был обнаружен. У него были три варианта: Сталь, который довел формулу до конца, Джонатан и вы. И вот тогда он без сомнения выбрал вас.
– Я вас прошу! Я вас умоляю, не говорите об этом!
Фиолетовые глаза утопали в слезах.
– У меня нет выхода, – холодно возразил я. – Фремонт видел превосходную секретаршу, носящую очки и бронированный каркас, лишающий ее малейшего подобия женщины, скрывающей все округлости. Он, безусловно, знал, будучи хорошо знаком с Максин, и о том, как длинны вечера у одинокой девушки, и о том, что вы относитесь к разряду тех девиц, которые высыхают, преданные своему служебному долгу, словно рожденные для того, чтобы оставаться девами и умереть в одиночестве. Но Фремонт поближе заглянул в ваши фиолетовые глаза и догадался, что под броней скрывается женщина нежная и уязвимая, которая только и ждет, чтобы ее обнаружили.
Мне казалось, что я повторяю уже давно слышанные ею слова, но это был единственный способ задеть за живое и уязвить Урсулу, и я продолжал:
– Тогда, совершенно неожиданно, вы заимели преданного воздыхателя. Мужчину, что ни на есть самого сладкоречивого, сумевшего разглядеть нежную женщину за бронированным фасадом. И я представляю себе, как вы каждый день забавлялись, встречая Максин в конторе и думая про себя: «Если бы она только знала!» А потом, так как дела у вас шли отлично, Фремонт заговорил о женитьбе. Ну, конечно, вы не чувствовали никакой привязанности к Максин, которая насмехалась над вами, и она получила бы то, что заслужила, если бы вы скопировали формулу и отдали ее Фремонту.
– Нет! – закричала Урсула. – Нет! Это неправда! Во всяком случае, в отношении формулы! Согласна, Чарли и я, мы собираемся пожениться, он меня любит. Но ведь это не преступление! Я только держу это в секрете, потому что продолжаю работать на Максин, но мы…
– Значит, он сходит по вас с ума, – жестко перебил я ее. – А сколько раз, в точности, вы видели его с тех пор, как отдали формулу? У вас было время до моего появления подумать над этим.
– Я не знаю… не могу вам сказать в точности. Прежде всего, я никогда не давала ему формулу! Вы пытаетесь подловить меня в ловушку для того…
Ее взгляд затравленного зверька проник в мое сердце. Она сняла очки, глаза ее затуманились, и поток слез резко увеличился.
– Ни одного разу, – прошептала она. – Даже, когда вы вошли в дело, он не пришел повидать меня. Лишь позвонил из своей конторы и сказал мне, что если вы обнаружите правду, то я заплачу за это самой дорогой ценой. Ведь я украла формулу. По его голосу я поняла, что он напуган. А потом я стала убеждать себя, что это мне показалось. – Урсула медленно вытерла глаза и печально улыбнулась. – Никто не решится сразу отказаться от своей мечты, не так ли?
– Напишите мне обо всем этом, Урсула, – твердо проговорил я.
– Все? – воскликнула она, надев очки, и посмотрела на меня с ошеломленным видом. – О Чарли и обо мне?
Я утвердительно кивнул головой.
– Только то, что он попросил вас осторожно снять копию с формулы. Дату и время, когда вы смогли осуществить это, и час и место, когда вы отдали ее ему. Это все, что я хочу от вас.
Девушка встала и неуверенной походкой направилась к своему секретеру. Я успел выкурить еще одну сигарету, до того как она подошла ко мне и протянула подписанные показания.
– Вы, без сомнения, найдете мой вопрос глупым, – проговорила она тихим голосом, – но что же теперь будет?
Я старательно вложил ее показания в бумажник и встал.
– Пока не знаю, – ответил я, – но как только узнаю, сразу скажу вам.
– С другой стороны, я даже счастлива, что все так произошло. – Урсула сильно и резко прикусила нижнюю губу, даже появилась кровь. – Чарли упадет с облаков, когда вы покажете ему эти бумаги.
– Без сомнения.
– И еще… У меня к вам одна просьба. Когда вы увидите мисс Лорд, не сможете ли вы сказать ей, что я завтра не выйду на работу? – Урсула сделала героическое усилие, чтобы улыбнуться, но у нее ничего не вышло. – Я просто останусь здесь и буду ждать… дрожа.
– Как воровка, вы не слишком счастливы, Урсула, – заметил я, – но, в сущности, все к лучшему.
Я повернулся к ней спиной и, не торопясь, чтобы дать ей возможность опомниться и начать уговаривать меня или предлагать сделку, направился к выходу, но девушка не произнесла ни слова. Я подумал, что это действительно очень редкое явление.
Когда я вышел на улицу, холодный ветер прервал мой сентиментальные мысли. Такси отвезло меня на шестидесятую улицу, где жили умные люди в стенах, обтянутых бархатом и в компании огромных египетских кошек. Но на мои многочисленные звонки никто не ответил.
Я уже собирался уходить, когда около дома остановилось такси и из него вышла Максин Лорд. Она расплатилась с водителем и пошла по тротуару, разыскивая ключ в своей сумочке.
– Что такое Дом Колдовства без своей колдуньи? – громко спросил я.
– Как так… Вы? – по той манере, как она это произнесла, создалось впечатление, что я труп, который она только что охладила. – Вы, может быть, находите свою шутку остроумной, Бойд?
– Я отлично понимаю слова, но их смысл ускользает от меня, – ответил я.
Максин открыла дверь, включила свет и направилась в вестибюль. Я без промедления проследовал за ней, чтобы она не успела хлопнуть дверью перед моим носом.
Мисс Лорд резко повернулась и очутилась перед моим носом с лицом, искаженным от гнева. На ней была казачья папаха и лисья накидка, опускающаяся до самых черных бот. Добавить ей только хлыст в руки, и она обратила бы в бегство целую банду львов.
– Что все это означает? – проворчала она.
– А что означает «все это»? – возразил я таким же тоном.
– Ваша контора была не веселее могилы, когда я в нее приехала. Мне потребовалось десять минут, чтобы разбудить сторожа, этого несчастного малого, и за это время я чуть не умерла от холода на тротуаре, а он, вероятно, принял меня за сумасшедшую или за уличную девку, которая ошиблась адресом!
– У вас, безусловно, была очень веская причина, чтобы устремиться в мою контору поздно ночью, – спокойно сказал я, – и мне бы очень хотелось узнать ее.
– Это по меньшей мере безрассудно, не иметь памяти… – она принялась прожигать меня взглядом, потом ее губы раздвинулись в усмешке. – Или вы – совершенный идиот, Бойд. Значит, вы абсолютно не помните, что позвонили мне по телефону примерно час назад и сказали, что хотите меня немедленно видеть, что это вопрос жизни и смерти, и что я должна немедленно явиться в вашу контору?
– И все это сказал я? – по выражению лица Максин я понял, что она не шутит. – И каким вам показался мой голос?
– Таким же отвратительным, как и вы сами! И ваш насморк, который заставил вас хрипеть как ворону! Что такое? – ее глаза округлились. – Что… это были не вы?
– Я никогда не хриплю, как ворона, – уверил я Максин. – Даже когда у меня насморк.
– Тогда почему кто-то проделал это и уверил меня, что это вы?
– Просто из зависти, – радостно ответил я. – Кто-то хотел походить на меня. Но ведь по-настоящему, невозможно стать таким Дэнни Бойдом: классический профиль, мускулистое тело, ум почти гениальный, отличный характер. Но вы в течение нескольких секунд верили этому голосу?!
– А! Замолчите! – проворчала она. – Я не люблю ваших шуточек. Но должна существовать причина такого звонка!
– И еще какая! Может быть, вы узнаете ее, а может и нет. Время покажет, как прошептала девушка своему любовнику в то время, когда ее папа стоял на страже с ружьем.
– Бывают моменты, Бойд, когда я с удовольствием бы задушила вас, – она сняла шапку и небрежно бросила в соседнее кресло. На Максин осталось платье-джерси с розовыми полосами, сделанное словно специально для того, чтобы у смотрящего закружилась голова. – Кстати, что вы хотите от меня получить?