Илья до сих пор толком не понимал, как это произошло. Он набросал несколько композиций и показал их двум товарищам. С Мэтом и Крепостным они дружили еще со школы. В старших классах они даже организовали собственную группу. Матвей был ударником от бога, а Крепостной недурно играл на бас-гитаре. Какое-то время они активно репетировали, и вскоре у них стало получаться. Но начались выпускные экзамены, затем вступительные, и встречи плавно сошли на нет. Учась в разных институтах, друзья поддерживали отношения, но идея о создании собственной группы больше их не посещала. До того момента, как Илья не встретил Марину.
Наверное, метафизические метания юнца забавляли ее, но она никак этого не выражала. Наоборот, с предельной внимательностью выслушивала сомнения, задавала наводящие вопросы и деликатно подсказывала решения. Никогда и ни с кем прежде Илья не проявлял такой откровенности. Эта легкость окрыляла, заставляла поверить в невозможное. Когда он наигрывал Марине только что сочиненную мелодию, она цепенела от восторга. Подобная реакция здорово вдохновляла. Илья продолжал сочинять, чтобы снова увидеть собственное отражение в больших, широко распахнутых, влюбленных глазах.
Любил ли он сам? Было бы проще, существуй универсальное определение любви. Прежде он испытывал увлеченность, признательность и азарт, теперь – нежность, признательность и усталость. По большому счету они были совершенно разными людьми…
Пожалуй, стоило пройтись. Оставаться в четырех стенах наедине со своими мыслями – занятие на любителя. Тем более что провинциальные городки – настоящий подарок для мало-мальски известного артиста. Можно смело гулять по улицам без боязни быть узнанным. Даже если прохожему покажется знакомым твое лицо, вряд ли он придаст этому значение. В самом деле, каким ветром занесет звезду в глухомань? Звезды предпочитают мегаполисы.
Илья достал из сумки чистую футболку и направился в ванную, когда внезапно почувствовал на себе чей-то взгляд, словно кто-то уставился ему в затылок. Илья оглянулся. В комнате никого не было. Лишь на оконном стекле бликовало мягкое вечернее солнце.
Он долго стоял под душем, стараясь избавиться от неприятного ощущения присутствия посторонних глаз. Странно, почему он так разнервничался?! Обычно мыслил рационально. Допускал мистические явления, но скорее как гипотетическую вероятность, нежели объективную реальность. А сейчас и прецедента не имелось. Подумаешь, померещилось черт знает что. Зачем себя накручивать?
Вышел из номера, когда уже смеркалось. Пересек переулок, обогнул сквер и двинулся наугад по широкой, унылой улице. Редкие прохожие неторопливо шагали по тротуару, автомобили ехали тихо и словно бы заторможенно. И невысокие старые дома, и понурые от жары деревья, и немногочисленные горожане казались придавленными тяжелой, монотонной тишиной. Возникни у Ильи вдохновение, он бы описал этот городок в минорных, тревожных тонах.
Он слонялся бесцельно, поддавшись нахлынувшей апатии, и почти ни о чем не думал. Вряд ли он верил, что неожиданный побег поможет найти ответы. Но надеялся, что одиночество создаст благоприятный фон для попытки разобраться в самом себе.
Проходя мимо красивого, отреставрированного здания, Илья остановился. Из распахнутых настежь дверей доносились голоса и звуки танго. Вывеска на стене гласила: «Милонга Сентиментале».
В такой дыре танцуют аргентинское танго? Илья присвистнул от удивления. Надвинул козырек бейсболки пониже и неуверенно вошел внутрь. В небольшом зале с приглушенным светом танцевали несколько пар. За расставленными по периметру столиками сидели еще человек двадцать. Справа, в дальнем углу, располагалось что-то вроде барной стойки. Илья проследовал прямиком туда. Заказал пиво и стал наблюдать за танцорами.
Публика подобралась разношерстная, уровень владения танго – примерно одинаковый. Никто не пытался изображать страсть, все двигались чинно и плавно. Илья неодобрительно хмыкнул. Зачем учиться самому темпераментному танцу на Земле, чтобы потом гасить его однообразными, правильными до оскомины движениями?
Стоявшая за барной стойкой девушка то и дело бросала на Илью быстрые взгляды. Он убрал со стола руки и развернулся к залу, чтобы не смущать ее своим неподобающим видом. Он и правда не слишком вписывался в окружающую обстановку. Татуировки на предплечьях, сережка в ухе, расхлябанные джинсы… Он смотрелся гармонично на сцене с электрогитарой в руках перед беснующейся толпой, а никак не в этом одухотворенном, старомодном сообществе.
А между тем (фанаты об этом не узнают никогда) Илья довольно хорошо танцевал танго. Марина буквально силой приволокла его на пробный урок, а потом сто раз пожалела. В новый опыт Илья нырнул с присущей ему страстностью, и Марина не успевала за его скоростью, терялась. Уже в первый год обучения, будучи лишь поверхностно знаком с основами, он пытался экспериментировать. Получалось неидеально, неровно, но партнерши оставались довольны. Жена продержалась несколько месяцев и бросила занятия.
Илья уже давно не танцевал танго. Увлечение прошло, появились другие интересы. Имидж тоже требовал определенных ограничений. Поклонники не умеют да и не хотят видеть в своем кумире разностороннюю личность. Жизнеспособный идол должен быть одноцветным, монолитным, удобным для обожания.
Илья машинально крутил кожаный ремешок на запястье и изучал сидящих девушек. Каждая жаждала быть приглашенной. Одна демонстрировала это явно: ловила мужские взгляды, улыбалась, качала ножкой. Другая вела себя сдержанней: следила за парами и нетерпеливо кусала губы. Третья стыдилась необходимости ждать, когда ее выберут, и делала вид, что не слишком рвется на танцпол: копалась в сумочке, посылала sms, подливала минералку в полный бокал. Последние привлекали Илью сильнее остальных. Такие гордячки обычно оказываются не просто отзывчивыми, но готовыми на смелые эксперименты.
Диджей включил «Либертанго» Астора Пьяцоллы. Великолепная мелодия, одна из лучших у этого композитора.
Илья встретился взглядом с симпатичной молодой женщиной, сидевшей в нескольких метрах от него. Он двинулся к ней, чтобы пригласить на танец, но внезапно передумал и направился к выходу из зала. Девушка разочарованно повела плечом, но Илья этого уже не увидел.
На улице посвежело. Илья вставил в уши наушники, выбрал трек и нажал на «play». Он рассчитывал немного пройтись, а затем спокойно вернуться в гостиницу, завершив еще один бессмысленный день.
Он загулялся до полуночи, плутая среди безликих пустынных переулков. Было темно. Лишь в редких окнах горел свет. Начал накрапывать дождь. Илья шел неторопливо, наслаждаясь пасмурным вечером. Ему нравилось темное время суток. Ночь пахнет по-особенному. Иногда после концерта он садился в машину и гнал в неизвестном направлении. В открытые окна врывался ветер, мигающие огни проносились мимо. И чем заметнее стрелка спидометра отклонялась вправо, тем спокойнее билось сердце. Тревоги и заботы оставались где-то позади, голова становилась легкой, пустой.
Впереди маячила автобусная остановка. Илья собирался поймать такси, но вздрогнул от неожиданности, когда рядом затормозил автомобиль. Он обернулся и ничего не увидел. Совсем ничего. Только почувствовал – сначала резкий больничный запах, а затем падение.
Похоже, ему снился кошмар. Он просыпался, делал попытку встать с кровати, чтобы добраться до холодильника и достать минералку, но тело не слушалось. Неужели заболел? Но с чего вдруг? Мышцы налились тяжестью, было трудно просто протянуть руку, чтобы взять телефон и посмотреть время. Тело будто онемело; кончики пальцев покалывало. Илья с трудом разлепил веки, надеясь по картине за окном определить время суток. Резкая головная боль заставила его закрыть глаза. Он провалился в дремоту.
Он то просыпался, то вновь впадал в странное забытье. Ночь длилась бесконечно. В какой-то момент Илья почувствовал себя лучше и смог разомкнуть веки. В помещении было темно, смутно угадывались стены и дверь. Что-то в окружающей обстановке показалось ему странным. Он не удивился. Вероятно, непривычное состояние являлось признаком зарождающейся болезни. Ангина, что ли?
Голова по-прежнему раскалывалась. Илья пошарил рукой на тумбочке, где оставлял мобильный, но телефон не обнаружил. Он приподнялся, чтобы посмотреть в окно. Окна не было.
Илья бесшумно рассмеялся. Похоже, у него жар и галлюцинации. Он уткнулся лицом в подушку и какое-то время лежал не двигаясь. Затем решительно поднялся, нащупал стену и стал продвигаться вперед. Добравшись до двери ванной, включил свет и зажмурился. Снял одежду, залез под душ, повернул вентиль холодной воды и сразу же почувствовал, что окончательно проснулся.
Вернулся в комнату, уговаривая себя не паниковать. Всему есть логическое объяснение. Очевидно, что он не спал. Так же очевидно, что это не гостиничный номер. Свет из открытой двери ванной рассеивал сумрак комнаты. Помещение напоминало благоустроенный подвал без окон. Гладкие серые стены, ламинатный пол. Из мебели – узкая кровать с металлическим изголовьем, стол и стул. В дальнем углу – витая лестница наверх, тоже металлическая.
Илья медленно поднялся по ступеням и замер перед массивной деревянной дверью. Подергал за ручку – заперто. Толкнул плечом, но дверь даже не дрогнула.
– Эй! – позвал он и снова покрутил ручку. – Есть кто живой?
Никто не ответил.
Бессмыслица какая-то. Илья похлопал по карманам джинсов – ни мобильного, ни бумажника. Забрали даже ключи и наушники.
«Ну, хорошо. – Илья попробовал включить логику: – Если меня хотели просто ограбить, то зачем приволокли в это место?»
Он спустился по лестнице, сел на кровать и открутил события назад. На милонге он выпил лишь одну бутылку пива. Ни с кем не флиртовал, не танцевал, не общался. Спокойно вышел из здания, побродил по улицам. Никто его не узнавал, не останавливал, не просил автограф. Воспоминания обрывались на том месте, когда сквозь игравшую в наушниках музыку он различил движение за спиной. Последнее, что запомнил – омерзительный запах лекарств.
Его что, усыпили эфиром, как в старом добром кино?
Серьезно?!
В голове проносились десятки вариантов, рациональных и не очень рациональных причин. Порой возникали совсем уж абсурдные гипотезы. Например, Илья мог не заметить, как напился до поросячьего состояния, подцепил дамочку и провел ночь у нее дома. Внезапно появился ее муж, и она спрятала любовника в подвале, а утром вместе с благоверным ушла на работу. В таком случае вернется в обед или вечером и выпустит горе-любовника на волю.
Наиболее вероятной была иная версия: кто-то все-таки признал в нем лидера известной группы и решил похитить с целью выкупа. Хотя на спонтанное похищение это не очень-то походило. Усыпляющее средство, подготовленный подвал – в ванной нет зеркала, бритвы или иного гипотетически опасного предмета. Скорее всего за Ильей уже давно следили, выжидая удобный момент. В таком случае его внезапный побег из Москвы сработал им на руку. В данной версии непонятно только одно: почему похитители не выбрали более обеспеченную жертву? Илья нормально зарабатывал, но богачом не являлся.
Окончательно измучившись поиском ответов, он решил занять выжидающую позицию. Тем более ничего другого не оставалось. Виновник этого бреда рано или поздно объявится и поведает о своих намерениях. А пока неопределенность снова подмигивала Илье. Он громко рассмеялся.
Глава 3
– В детстве, на тренировке, когда мы качали пресс, тренер говорил: «Делаем до предела. После того как почувствуете, что больше не можете, – делаете еще столько же. А после того, как не сможете реально, – делаете еще несколько раз», – Вика усмехнулась и поднесла мобильный к другому уху. – Иногда мне кажется, что я больше не могу ждать. А потом проходит еще один день, и еще один, и еще. А я до сих пор функционирую и даже не сошла с ума… – Она помолчала. – Знаешь, Сема, давай позже поговорим. Сейчас я не самая коммуникабельная.
Она положила трубку прежде, чем друг на другом конце провода успел отреагировать.
Это было отвратительное, тягостное лето. Больше всего на свете Вика не любила ждать. Лето проходило под знаком ожидания. А началось все в конце весны. Она листала какой-то журнал, задержалась взглядом на красочной картинке… Впрочем, нет. Началось все гораздо раньше.
Вика никогда не отличалась спонтанностью. Даже свою будущую профессию она спланировала в детстве. Ей нравилось играть в библиотекаря, брать книги с полки и выдавать воображаемым школьникам. Любимым развлечением с пяти лет было бродить между стеллажей в книжном магазине. Маленькая Вика выбирала приглянувшийся томик и деловито листала страницу за страницей, делая вид, что погружена в чтение. Продавцы узнавали странного ребенка в лицо и вовсю потешались. Они абсолютно точно знали, что ребенок читать не умел.
В семь лет, едва научившись составлять слоги, Вика издала первую книгу. Книга была размером с ладошку, склеена из клетчатых листочков бумаги, напечатана фломастером, оформлена в дизайнерских традициях советского книгоиздания. Не так давно, ковыряясь в родительском гараже, девушка отыскала свою первую опубликованную книжку. Один уголок был немилосердно отъеден мышами, но в целом фолиант сохранился. Раньше все делали на века.
Словом, практически с младенчества Вика Волина знала, что станет писателем.
И стала.
Гениальностью она не отличалась, но писала неплохо. Тиражи раскупались, в прессе появлялись пристойные отзывы, и даже поклонники присылали письма, в которых благодарили за творчество. Все шло по плану. Пока в один не самый прекрасный день Вика не осознала, что больше не может писать.
Волина не верила в музу и вдохновение. Бывали моменты, когда писалось легче, бывали – когда тяжелее. Обычный рабочий процесс, лишенный неуловимых иллюзорных вибраций, байками о которых так грешат творческие люди. Нужно заставлять себя работать вне зависимости от погоды, желания или настроения. Нет в писательском труде никакого волшебства и возвышенных субстанций. Сплошная логика и математика. Выделить центральные линии, добавить интригу, правильно скомпоновать составные части – и вот тебе нормальный, добротный роман.
Так Вика считала ровно до того момента, пока не открыла документ Word и не смогла напечатать ни единого слова. Первый раз она не придала этому значения. На второй заволновалась. На третий запаниковала. День за днем она сидела перед ноутбуком не в состоянии выдавить ни строчки. В голове роились сотни идей, но ни одна не воплощалась в словесную форму. Волина выбегала на улицу, пытаясь уловить в воздухе новый сюжет, который бы заставил ее пальцы лихорадочно порхать по клавиатуре. Тщетно.
На фантазию Вика не жаловалась. Проблема была в другом. Ей требовался замысел, способный взорвать мозг, стереть все желания, кроме одного-единственного – поскорее зафиксировать мысль на бумаге. Но такого замысла не возникало.
Издатели звонили с завидной регулярностью, интересовались, как идет процесс создания очередного романа. Сначала Вика врала, что все под контролем, она пишет и скоро пришлет рукопись. Затем говорила, что пребывает в краткосрочном творческом кризисе. А потом перестала отвечать на звонки.
За последние пять лет она опубликовала девять книг. Каждое утро последних пяти лет ей было что сказать. Каждый день последних пяти лет наполнял ее восторгом, а каждый вечер – удовлетворением от удачно выполненной работы. Внезапно привычный график рухнул ко всем чертям. И чем отчаяннее Вика пыталась восстановить его, тем призрачнее он становился. Из жизни ушло нечто важное, придававшее смысл существованию. И Вика была бессильна что-либо изменить.
Она продолжала ходить на работу. Ненавязчивая должность офис-менеджера позволяла не ждать гонорара от продаж книг, а иметь небольшой, но стабильный доход. Но когда к обеду срочные дела были решены, а писать книгу не получалось, становилось невыносимо скучно. Вика подпирала кулаком подбородок и смотрела в окно, чувствуя себя бездарной актриской, отыгравшей в массовке и непонятно зачем задержавшейся на съемочной площадке.
Вечерние сумерки опускались на город, извещая о конце рабочего дня. Вика возвращалась домой, наливала чай и снова глядела в окно. Прохожие спешили куда-то. О, как она завидовала им! Ведь у каждого из них была какая-то цель. Пусть ничтожная, но все-таки цель. Выгулять собаку, приготовить ужин, не пропустить сериал, позвонить приятелю, поделиться сплетнями, успеть на спектакль, заскочить в магазин…
Тысячи горящих окон кричали о своей востребованности в ночную пустоту. В ее окне было темно. Она не включала свет, чтобы не видеть в зеркале одинокого отражения. Раньше Вику не пугало одиночество. Любимое занятие спасало от ненужной рефлексии. Мужчины появлялись и исчезали – а творчество оставалось. А теперь… Вика сидела в четырех стенах с желтыми, почти бесцветными обоями (сколько раз собиралась поклеить новые!) и чувствовала себя такой же бесцветной, покрытой тонким слоем пыли…
Викой завладела беспросветная, утомительная депрессия. Впервые в жизни присущее ей здравомыслие молчало и не подсказывало решение. До недавнего времени Волина знала, чего хочет и как этого добиться. Так что же изменилось сейчас? Ведь она так же полна сил и жаждет творить. Неужели она ошибалась, полагая, что вдохновение – это выдумка ленивых и бездарных? Легко ссылаться на отсутствие музы, когда не хочешь работать или не наделен талантом. Неужели все эти годы пресловутая муза незримо присутствовала рядом? В таком случае, почему она исчезла и где ее искать?